ь    добродетель    --
нестроптивость,     мужество,    честность,    самоограничение,
самодостаточность, верность и прочие.  Вот  почему  всякий  раз
надо  себе  говорить:  это  идет  от  бога,  а  это по жребию и
вплетено в общую такнь, а это так получается или случай, а  это
-- единоплеменника,  родственника  и  сотоварища,  не ведающего
только, чтб тут ему по природе. А я вот ведаю и потому отнесусь
к нему и преданно, и справедливо по естественному закону  нашей
общности.  Вместе  с  тем  в  вещах  средних ищу должную оценку
каждой.
     12. Если будешь, действуя в настоящем, следовать за прямым
разумом  с  рвением,  силой   и   благожелательностью,   и   не
привходящее   что-нибудь,  а  собственного  гения  сохранишь  в
устойчивой чистоте, как будто бы надо  уже  вернуть  его;  если
увяжешь   это,   ничего   не   ожидая   и  ничего  не  избегая,
довольствуясь  в   настоящем   деятельностью   по   природе   и
правдивостью   времен   героических   в  том,  что  говоришь  и
произносишь, --  поведешь  благую  жизнь.  И  нет  никого,  кто
помешал бы этому.
     13.  Как  у  врача!  всегда  под рукой орудия и железки на
случай неожиданного  вмешательства,  так  пусть  у  тебя  будут
наготове  основоположения  для  распознания  дел божественных и
человеческих и для того,  чтобы  даже  и  самое  малое  делать,
памятуя  о  взаимной  связи  того  и  другого. Ведь не сделаешь
ничего человеческого хорошо, не соотнеся это с божественным,  и
наоборот.
     14.  Не  заблуждайся  доле;  не  будешь  ты  читать  своих
заметок, деяний древних римлян и эллинов, выписок из писателей,
которые ты откладывал себе на  старость.  Поспешай-ка  лучше  к
своему  назначению  и,  оставив  пустые надежды, самому себе --
если есть тебе дело до самого себя -- помогай, как можешь.
     15. Они же не знают, сколь  различное  значит  "воровать",
"сеять",  "прицениваться",  "не  беспокоиться",  "смотреть, что
делаешь", что делается не глазами, а неким иным зрением.
     16. Тело, душа, ум; телу -- ощущения, душе -- устремления,
уму --  основоположения.  Впитывать  представления  --  это   и
скотское, дергаться устремлениями, -- и звериное, и двуполое, и
Фаларидово,  и  Нероново.  Руководствоваться  умом, когда нечто
представилось как надлежащее, -- это и для тех, кто в богов  не
верует,  бросает  родину  или  берется  действовать,  разве что
заперев двери. Так вот если остальное  --  общее  с  теми,  кто
назван   выше,  то  свойством  собственно  достойного  человека
остается любить и принимать судьбу и то, что  ему  отмерено,  а
гения,  поселившегося  у  него  внутри, не марать и не оглушать
надоедливыми представлениями, а беречь  его  милостивым,  мирно
следующим  богу,  ничего  не  произносящим  против  правды и не
делающим против справедливости. И если даже не  верят  ему  все
люди,  что  он живет просто, почтительно и благоспокойно, он ни
на кого из них не досадует и не сворачивает с дороги, ведущей к
назначению его  жизни,  куда  надо  прийти  чистым,  спокойным,
легким, приладившимся неприневоленно к своей судьбе.

     ЧЕТВЕРТАЯ КНИГА

     1.   Главенствующее   внутри,  когда  оно  в  сообразии  с
природой, поворачивается к происходящему так,  что  ему  всегда
легко  перестроиться  на  то,  что  возможно  и  дается ему. Не
склонно  оно  к   какому-нибудь   определенному   веществу,   и
устремляясь к тому, что само же себе с оговоркойпоставило, само
себе делает вещество из того, что выводят ему навстречу, -- так
огонь  одолевает  то, что в него подбрасывают; малый светильник
от этого угас бы, а яркий огонь скоро усвояет себе то, что  ему
подносят, берет себе на потребу и отсюда-то набирает силу.
     2. Не делай ничего наугад, а только по правилам искусства.
     3.  Ищут  себе  уединения в глуши, у берега моря, в горах.
Вот и ты об этом тоскуешь. Только как  уж  по-обывательски  все
это,  когда  можно  пожелать  только  и сей же час уединиться в
себе. А нигде человек не уединяется тише и покойнее, чем у себя
в душе, особенно если внутри у него то, на что чуть взглянув он
сразу  же  обретает  совершеннейшую  благоустроенность  --  под
благоустроенностью    я    разумею    не    что    иное,    как
благоупорядоченность.  Вот  и  давай   себе   постоянно   такое
уединение  и  обновляй себя. И пусть кратким и основополагающим
будет то, что, едва выйдя навстречу, всю ее  омоет  и  отпустит
тебя уже не сетующим на то, к чему ты возвращаешься. Правда, на
что  ты  сетуешь  --  на  порочность  людей?  Так  повтори себе
суждение о том, что существа разумные рождены одно для другого,
что  часть  справедливости  --  сносить  и  что   против   воли
проступки;  и  то  вспомни,  сколько уж их, кто жили во вражде,
подозрениях, ненависти и драке, потом протянули ноги и сгорели,
-- и перестань наконец. Или ты сетуешь на то, что уделено  тебе
из  целого? Так обнови в уме разделительное: либо промысл, либо
атомы; а также все то, откуда доказано было,  что  мир  подобен
городу.  Или  вновь затронет тебя телесное? Но ты же понял, что
мысль не смешивается с  гладкими  или  шероховатыми  движениями
дыхания,  если  она  однажды  обрела  себя и узнала присущую ей
власть и прочее, что ты слушал о наслаждении и боли,  с  чем  и
сам  согласился.  Или издергает тебя тщеславие? Но ты же видел,
как быстро забывается все, как зияет  вечность,  бесконечная  в
обе   стороны,   как   пуст   этот   звон,  как  переменчиво  и
непредсказуемо то, что мнится зависящим от нас, также и  узость
места,  которым  все  это  ограничено.  Ведь  и вся-то земля --
точка, а уж какой закоулок это  вот  селенье,  и  опять  же  --
сколько  их, кто восхваляет и каковы. Вот и помни на будущее об
уединении в этой твоей ограде: прежде  всего  не  дергайся,  не
напрягайся  --  будь  свободен  и  смотри  на вещи как мужчина,
человек, гражданин, как существо смертное. И  пусть  прямо  под
рукой  будет  у  тебя двойственное, на что можно быстро бросить
взгляд. Одно -- что вещи души не касаются и стоят недвижно  вне
ее, а досаждает только внутреннее признание. И второе: все, что
ни  видишь, скоро подвергнется превращению и больше не будет --
постоянно помышляй, скольких  превращений  ты  и  сам  уже  был
свидетель. Мир -- изменение, жизнь -- признание.
     4. Если духовное у нас общее, то и разум, которым мы умны,
у нас  общий.  А  раз  так, то и тот разум общий, который велит
делать что-либо или не делать; а раз так, то и закон общий; раз
так, мы граждане; раз так, причастны некоей  государственности;
раз  так,  мир  есть как бы город. Ибо какой, скажи, иной общей
государственности причастен весь человеческий род? Это  оттуда,
из  этого общего города идет само духовное, разумное и законное
начало -- откуда же еще?  Что  во  мне  землисто  --  от  земли
какой-нибудь   уделено  мне,  влажное  --  от  другого  начала,
душевное -- из некоего источника, а горячее и  огненное  --  из
собственного источника (ведь ничто не происходит из ничего, как
и не уходит в ничто); так и духовное идет же откуда-то.
     5.  Смерть  --  такое  же, как рождение, таинство природы,
соединение из тех же первооснов в те же. ! И нет в  ней  ничего
ни  для  кого  постыдного:  нет  в  ней  для духовного существа
непоследовательности, нет и противоречия с его строением.
     6. Так оно и должно со всей необходимостью  происходить  у
этих  людей; кто не желает этого -- не желает, чтобы смоковница
давала свой сок. И вообще помни, что так мало пройдет  времени,
а уж и ты, и он умрете, а немного еще -- и даже имени вашего не
останется.
     7.  Сними  признание  --  снимается  "обидели меня"; снято
"обидели" -- снята обида.
     8. Что не делает человека хуже самого себя, то и жизнь его
не делает хуже и не вредит ему ни внешне, ни внутренне.
     9. Природа того, что  приносит  пользу,  вынуждена  делать
это.
     10. Что происходит, по справедливости происходит: проследи
тщательно  --  увидишь.  Я  не  о сообразности только говорю, а
именно о справедливости, как если бы некто воздавал всякому  по
достоинству.  Так  следи  же  за этим, как уже начал, что бы ни
делал, делай так, как достойный человек, в том смысле, в  каком
и мыслится достоинство. Сохраняй это в любой деятельности.
     11.  Не  то  признавай,  как судит твой обидчик или как он
хочет, чтобы ты сам судил, а смотри, как оно на деле.
     12. Две готовности надо всегда иметь. Одна: делать  только
то,  что поручает тебе смысл власти и закона на пользу людей. И
еще: перестраиваться, если явится кто-нибудь,  чтобы  поправить
или   переубедить   в   каком-нибудь   мнении.   Только   чтобы
переубеждение   шло   от   некой   достоверности,    будь    то
справедливость  или  общая  польза  или  что-нибудь такое, а не
оттого, что поманила сладость или там слава.
     13. Разум есть у тебя? Есть. Зачем же без него обходишься?
Или чего еще желаешь, когда он делает свое дело?
     14. Как часть в  целом  ты  возник  и  в  породившем  тебя
исчезнешь.   Вернее,   превратившись,   будешь   принят  в  его
осеменяющий разум.
     15. Много комочков ладана на  одном  алтаре.  Один  раньше
упал, другой позже -- вполне безразлично.
     16. Десяти дней не пройдет, и ты богом покажешься тем, для
кого ты   сейчас   зверь!   и  обезьяна,  --  сверни  только  к
основоположениям и к почитанию разума.
     17.  Жить  не  рассчитывая   на   тысячи   лет.   Нависает
неизбежность. Покуда жив, покуда можно -- стань хорош.
     18.  Сколько  досуга выгадывает тот, кто смотрит не на то,
что сказал, сделал или подумал ближний, а  единственно  на  то,
что  сам  же делает, чтобы оно было справедливо и праведно; и в
достойном человеке не высматривает он темноту нрава,  а  спешит
прямо и без оглядки своим путем.
     19.  Кого  слава  у  потомков волнует, тот не представляет
себе, что всякий, кто его поминает, и сам-то очень скоро умрет,
а следом тот, кто  его  сменит,  и  так  пока  не  погаснет,  в
волнующихся  и  угасающих, всякая память о нем. Ну предположим,
бессмертны были бы воспоминающие и память  бессмертна  --  тебе
что  с  того? Не говорю уж мертвому -- что проку тебе живому от
похвал? или другой у тебя расчет? Ибо некстати ты пренебрегаешь
тем, что сейчас дарует природа, которая получает у  тебя  некий
иной смысл.
     20.  Впрочем, все сколько-нибудь прекрасное прекрасно само
по себе и в себе завершено, не включая в себя похвалу: от хвалы
оно не становится ни хуже, ни лучше. Это я отношу и к тому, что
принято называть  прекрасным,  будь  то  создания  природы  или
искусства,  ибо  воистину  прекрасное  нуждается  ли  в чем? Не
более,  чем  закон,  не  более,  чем  истина,  не  более,   чем
преданность  и  скромность.  Что  из  этого  украсит хвала, что
испортит брань? Изумруд хуже станет, когда не похвалили его?  А
золото  как? слоновая кость, багряница, лира, клинок, цветочек,
деревце?
     21. Если ввек пребывают души, как вмещает их воздух? --  А
как  земля  вмещает тела всех погребенных от века? Подобно тому
как тут превращение и распад  дают  место  другим  мертвым  для
некоего продленного пребывания, так и перешедшие в воздух души,
некоторое   время   сохраняясь,   превращаются,   изливаются  и
воспламеняются, воспринимаемые в осеменяющий  разум  целого,  и
дают  таким  образом  место  вновь  подселяемым.  Вот что можно
отвечать  относительно  предположения,  что   души   пребывают.
Достаточно  представить  себе  не  только множество погребаемых
тел, но и бесчисленных животных, изо дня в день поедаемых  нами
и  другими  животными  --  сколько  их истребляется и некоторым
образом  погребено  в  телах  поедающих,  и  все  же  благодаря
переходу  в  кровь и преобразованиям в воздушное и огненное, то
же место приемлет их. Что значит  здесь  расследование  истины?
Разделение на вещественность и причинность.
     22.   Не   сбиваться:   во   всяком   устремлении   являть
справедливость, во всяком представлении --  беречь  способность
постигать.
     23.  Все  мне пригодно, мир, что угодно тебе; ничто мне не
рано и не поздно, что вовремя тебе, все мне плод, что  приносят
твои,  природа,  сроки.  Все  от  тебя, все в тебе, все к тебе.
Сказал поэт: "Милый Кекропов град", ты ли не скажешь: "О, милый
Зевеса град"?
     24. "Мало твори, коль благоспокойства желаешь". А не лучше
ли необходимое  делать  --   столько,   сколько   решит   разум
общественного  по  природе существа и так, как он решит? Потому
как тут и будет благо-спокойствие не от прекрасного только,  но
еще и малого делания. Ведь в большей части того, что мы говорим
и  делаем,  необходимости  нет,  так что если отрезать все это,
станешь  много  свободнее  и  невозмутимее.  Вот  отчего   надо
напоминать  себе всякий раз: "Да точно ли это необходимо?" И не
только действия надо урезать, когда они  не  необходимы,  но  и
представления   --  тогда  не  последуют  за  ними  и  действия
сопутствующие.
     25. Испробуй, не подойдет ли тебе также и жизнь достойного
человека, довольного тем, что он получает  в  удел  от  целого,
довольствующегося     справедливостью     своего    деяния    и
благожелательностью своего душевного склада.
     26. Видел то? ну а теперь это? Не смущай ты себя  --  будь
проще. Кто-то дурно себя повел? -- Ему же дурно. Что-то хорошее
тебе случилось? -- Изначально определено и увязано было мировым
целым  все,  что  с тобой случается. Вообще: жизнь коротка, так
поживись настоящим с благоразумием  и  справедливостью.  Трезво
веселись.
     27.  Либо  стройный  миропорядок,  либо груда, мешанина, и
все-таки миропорядок. Может ли это быть, что в тебе есть  некий
порядок, а в мировом целом одна беспорядочность? И это при том,
что все так и разлито, и различено и единострастно?
     28.   Темный   нрав,   женский  нрав,  жесткий,  звериное,
скотское,   ребячливое,   дурашливое,   показное,    шутовское,
торгашеское, тиранское.
     29.  Если чужой миру тот, кто не знает, что в нем есть, не
менее чужой, кто не ведает, что в  нем  происходит.  Изгнанник,
кто   бежит   гражданского   разумения;  слепец,  кто  близорук
умственным оком; нищ, кто нуждается в чем-то, у кого  при  себе
не  все,  что  нужно для жизни; нарыв на мире, кто отрывается и
отделяет себя от всеобщей природы, сетуя  на  происходящее,  --
ведь  все  это она приносит, которая и тебя выносила. Отщепенец
города тот, кто отщепляет свою душу от других  разумных,  между
тем как она едина.
     30.  Один без хитона философствует, другой без книги. Тот,
полуголый, так говорит: "У меня хлеба нет, а я  верен  разуму".
-- "А у меня познавательной нет пищи, и я верен".
     31.  Люби  скромное  дело,  которому  научился,  и  в  нем
успокойся. А остаток пройди, от всей души препоручив богам  все
твое, из людей же никого не ставя ни господином себе, ни рабом.
     32.  Помысли  себе,  скажем,  времена  Веспасиана; все это
увидишь:  женятся,  растят  детей,  болеют,   умирают,   воюют,
празднуют,  занимаются  торговлей и земледелием, подлещиваются,
высокомерничают,   подозревают,    злоумышляют,    мечтают    о
чьей-нибудь    смерти,   ворчат   на   настоящее,   влюбляются,
накапливают, жаждут консульства, верховной власти. И вот  нигде
уже  нет этой жизни. Тогда переходи ко временам Траяна -- снова
все то же, и снова мертва и эта жизнь. Точно так же взгляни  на
другой  какой-нибудь  отрезок  времен  в  жизни целых народов и
посмотри, сколько тех, кто напрягался, а там упал и распался на
первостихии. Особенно стоит возвращаться к тем, о ком знал  ты,
что   они   дергаются   попусту,   пренебрегая  собственным  же
устроением   вместо   того,   чтобы   за   него   уцепиться   и
довольствоваться   им.  А  столь  необходимо  это  припоминание
оттого, что озабоченность тем или иным делом имеет свою цену  и
меру.  Ты  тогда  не  оплошаешь,  когда не примешься за малое с
большей, чем надобно, силой.
     33. Когда-то привычные слова, ныне ученая редкость. Так же
имена прославленных когда-то людей ныне --  вроде  как  забытые
слова:  Камилл,  Цезон,  Волез,  Дентат;  а  там, понемножку, и
Сципион с Катоном, зат'-м и Август, потом Адриан, Антонин.  Все
переходчиво,  все  быстро  становт ; я баснословием, а вскоре и
совершенное забвение все погребает. И это я говорю о тех,  кто,
некоторым  образом,  великолепно  просиял,  потому  что  кто не
таков, тот, чуть испустив дух, уже "незнаем, неведом". Да и что
вообще вечно-памятно? Вздор все это.  Так  что  же  тогда  есть
такого, ради чего стоит усердствовать? Единственно справедливое
сознание,  деяние  общественное  и  разум, никогда не способный
ошибаться, и душевный склад, принимающий все  происходящее  как
необходимое,  как  знакомое,  как  проистекающее из того самого
начала и источника.
     34. Добровольно вручай себя пряхе  Клото  и  не  мешай  ей
впрясть тебя в какую ей будет угодно пряжу.
     35. Все на день, и кто помнит, и кого.
     36.  Созерцай непрестанно, как все становящееся становится
в превращениях, и привыкай сознавать, что природа целого ничего
не любит так, как превращать сущее, производя молодое, подобное
старому. Ибо некоторым образом все сущее есть семя будущего, ты
же думаешь, семя -- то, что падает в землю или в лоно --  очень
уж по-обывательски это.
     37.  Умрешь  вот,  так  и  не  сделавшись  ни  цельным, ни
безмятежным, ни чуждым подозрений, будто может  прийти  к  тебе
вред извне; так и не сделавшись ко всем мягок, не положив себе,
что разум единственно в том, чтобы поступать справедливо.
     38.  Разгляди  их  ведущее,  хотя бы и разумных, -- за чем
гонятся, чего избегают.
     39. В чужом ведущем твоей беды нет, как нет ее, конечно, и
в том или ином развороте или изменении  внешнего.  Но  где  же?
Там,  где  происходит  признание  беды.  Так вот: пусть не идет
оттуда признание, и все у тебя хорошо. И  если  даже  это  твое
тело  режут  и  жгут,  если  оно гноится, гниет, пусть та доля,
которая ведает признанием этого, будет покойна, то  есть  пусть
так  рассудит,  что  это  ни  добро,  ни  беда, раз может такое
случиться и с хорошим человеком, и  с  дурным.  Ибо  что  равно
случается  и с тем, кто живет по природе, то уже ни по природе,
ни против природы.
     40. Как о едином существе!  помышлять  всегда  о  мире,  о
едином  по  естеству и с единой душой, и о том, как все, что ни
есть в нем, передается в единое чувствование, и как оно  единым
устремлением  делает  все разом, и как все сопричинно тому, что
становится, и как здесь все увязано и сметано.
     41. Ты --  душонка,  на  себе  труп  таскающая,  говаривал
Эпиктет.
     42. Нет беды тому, что в превращение ввергается, равно как
и блага тому, что из превращения рождается.
     43.  Вечность  -- как бы река из становлении, их 'властный
поток. Только показалось что-то  и  уж  пронеслось;  струя  это
подносит, а то унесла.
     44.  Что  ни  случается  -- привычно, знакомо, как роза по
весне или плоды летом. Таковы и  болезнь,  и  смерть,  клевета,
коварство  и  сколько  еще  такого,  что  радует  или  огорчает
глупцов.
     45. Вновь  наступающее  всегда  расположено  следовать  за
предшествующим.  Это ведь не перечисление какое-то отрывочное и
всего лишь принудительное,  а  осмысленное  соприкосновение.  И
подобно   тому,   как   ладно  расставлено  все  сущее,  так  и
становящееся являет  не  простую  последовательность,  а  некую
восхитительную расположенность.
     46.  Всегда помнить гераклитово: смерть земли стать водою,
смерть воды  стать  воздухом,  воздуха  --  огнем,  и  обратно.
Вспоминать  и о том, кто забывает, как ведет эта дорога. А еще,
что люди особенно ссорятся с  тем,  с  кем  более  всего  имеют
общение,  --  с  разумом,  который управляет целым; и с чем они
каждый день встречаются, то кажется им особенно странным. И что
не надо действовать и говорить как во сне -- ведь нам  и  тогда
кажется,  будто  мы  действуем  и говорим. И что не надо этого:
"дети  своих  родителей",  а  попросту  сказать: