ждествляет всякий альтруизм с коллективизмом и всякий индивидуализм с эгоизмом. Дело здесь не только в словах: ведь вместо четырех возможностей Платон различает только две. Это внесло огромную неразбериху в рассуждения по этическим проблемам, что ощущается даже сегодня.
    Отождествление индивидуализма с эгоизмом вооружает Платона мощным средством как для защиты коллективизма, так и для нападок на индивидуализм. Защищая коллективизм, он может воззвать к нашему гуманистическому чувству
    
140
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПРОГРАММА ПЛАТОНА
отказа от себялюбия. Нападая, он может заклеймить всех индивидуалистов себялюбцами, которые способны быть преданными только самим себе. Хотя эти платоновские нападки направлены против индивидуализма в нашем смысле, т. е. против прав человека, они поражают совсем иную цель, а именно - эгоизм. Однако и Платон, и большинство его последователей постоянно пренебрегают этим различием.
    Почему Платон пытался нападать на индивидуализм? Я думаю, он хорошо знал, что делал, когда ополчился против индивидуализма, так как этот подход, вероятно, даже в большей степени, чем эгалитаризм, был оплотом защитников нового гуманистического кредо. В действительности, освобождение личности было великой духовной революцией, приведшей к разрушению родового строя и возникновению демократии. Сверхъестественная социологическая интуиция Платона проявляется в том, как безошибочно он распознает врага, где бы тот ни встретился.
    Индивидуализм в Древней Греции был составной частью старой интуитивной идеи справедливости. И эта справедливость, в отличие от платоновской, означала не здоровье и гармонию в государстве, а определенный способ отношения к личности. Это подчеркнул Аристотель, говоря, что "справедливость есть нечто имеющее отношение к личности"30. Этот элемент индивидуализма подчеркивали представители поколения Перикла. Сам Перикл ясно показал, что законы должны гарантировать равную справедливость "в частных делах всем". Однако он не ограничился этим утверждением: "Мы... не раздражаемся на тех, кто делает что-либо в свое удовольствие". (Сравните с замечанием Платона31 о том, что государство не дает "им возможность уклоняться куда кто хочет".) Перикл настаивает на том, чтобы индивидуализм связывали с альтруизмом: "Мы... повинуемся... законам, а из них в особенности тем, которые существуют на пользу обижаемым". Кульминация речи Перикла - это описание молодых афинян, которые смогут, когда вырастут, "приспособиться к занятиям самым многообразным и... добиться для себя независимого состояния".
    Этот объединенный с альтруизмом индивидуализм стал основой нашей западной цивилизации. Это - ядро христианства ("возлюби ближнего своего", - сказано в Священном Писании, а не "возлюби род свой"), а также всех этических учений, получивших развитие в нашей цивилизации и ускорявших ее прогресс. Это также и основное практическое учение Канта ("всегда относись к другому человеку как к цели, а не как к простому средству достижения своих целей").

ГЛАВА 6. ТОТАЛИТАРИСТСКАЯ СПРАВЕДЛИВОСТЬ	141
Ни одна другая мысль не оказала такого мощного влияния на нравственное развитие человечества.
   Платон не ошибся, увидев в этом учении врага кастового общества. Недаром именно его он ненавидел больше других современных ему "подрывных" учений. Чтобы это стало еще яснее,  я процитирую два фрагмента  из  "Законов"32.  Их поистине исключительная враждебность по отношению к личности, как мне кажется, явно недооценивается. Первый из них приобрел известность благодаря ссылке на "Государство", в которой обсуждается предложение, чтобы "общими были жены, дети, все имущество". Платон называет здесь такое государственное устройство "наилучшим". В наилучшем государстве, говорит он, "все общее. Существует ли в наше время где-либо и будет ли когда, чтобы общими были жены, дети, все имущество и чтобы вся собственность, именуемая частной, всеми средствами была повсюду устранена из жизни? Чтобы измышлялись по мере возможности средства так или иначе сделать общим то, что от природы является частным, - глаза, уши, руки, - так, чтобы казалось, будто все сообща видят, слышат и действуют, все восхваляют или порицают одно и то же? По одним и тем же причинам все будут радоваться и огорчаться, а законы по мере сил как можно более объединят государство". Более того,  Платон утверждает, что "выше этого, в смысле добродетели, лучше и правильнее никто никогда не сможет установить предела". Он описывает это государство как "божественное", как "модель", "образец" или "подлинник" государства, т. е. как его форму или идею. Таким образом, здесь использован тот же подход,  что и в "Государстве", но теперь он применен к ситуации,  когда Платон потерял надежду воплотить свой политический идеал во всем блеске.
   Второй фрагмент, тоже из "Законов", еще более, если только это возможно, откровенен. Отметим, что хотя в нем говорится прежде всего о военных походах и военной дисциплине, однако нет сомнения, что тех же самых военных принципов следует, по Платону, придерживаться "с самых ранних лет, и не только в военное, но и в мирное время". Платон утверждает, подобно другим милитаристам, которые симпатизируют тоталитаризму и восхищаются Спартой, что все главные требования военной дисциплины должны господствовать и в мирное время, определяя всю жизнь граждан: не только зрелые граждане (каждый из которых солдат) и дети, но даже животные должны всю жизнь оставаться в состоянии постоянной и полной боевой готовности33. "Самое главное здесь следующее, - пишет он, - никто никогда не должен
   
142
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПРОГРАММА ПЛАТОНА
оставаться без начальника - ни мужчины, ни женщины. Ни в серьезных занятиях, ни в играх никто не должен приучать себя действовать по собственному усмотрению: нет, всегда - и на войне и в мирное время - надо жить с постоянной оглядкой на начальника и следовать его указаниям. Даже в самых незначительных мелочах надо ими руководствоваться, например по первому его приказанию останавливаться на месте, идти вперед, приступать к упражнениям, умываться, питаться34... Словом, пусть человеческая душа приобретет навык совершенно не уметь делать что-либо отдельно от других людей и даже не понимать, как это возможно. Пусть жизнь всех людей всегда будет возможно более сплоченной и общей. Ибо нет и никогда не будет ничего лучшего, более полезного и искусного в деле достижения удачи и победы на войне. Упражняться в этом надо с самых ранних лет, и не только в военное, но и в мирное время. Надо начальствовать над другими и самому быть у них под началом. А безначалие должно быть изъято из жизни всех людей и даже животных, подвластных людям".
    Сильно сказано. Никто никогда не выражал более честно свою враждебность по отношению к личности. Эта ненависть глубоко укоренена в фундаментальном дуализме философии Платона. Личность и ее свободу он ненавидит так же сильно, как смену отдельных впечатлений, разнообразие меняющегося мира чувственных вещей. В сфере политики личность для Платона - сам сатана.
    Изложенную по сути своей антигуманистическую и антихристианскую установку Платона постоянно идеализируют. Ее считали гуманной, отвергающей себялюбие, альтруистической и христианской. Например, Э. Ингленд35 первый из этих двух фрагментов из "Законов" называет "страстным обличением себялюбия". Примерно то же говорит Э. Баркер, касаясь теории справедливости Платона. Он утверждает, что целью Платона была "замена себялюбия и гражданского разлада гармонией" и что "в учении Платона, таким образом, возрождается былая гармония интересов государства и личности - причем возрождается на новом, более высоком уровне, будучи возвышена до сознательного чувства гармонии". Нетрудно объяснить эти и многие другие утверждения, если вспомнить, что Платон отождествлял индивидуализм и эгоизм: поэтому все платоники полагают, что антииндивидуализм - это то же самое, что и бескорыстие. Такое отождествление - бесспорное достижение антигуманистической пропаганды, надолго (вплоть до наших дней) запутавшее рассуждения на этические темы. Мы должны понять, что те,

_____ГЛАВА 6. ТОТАЛИТАРИСТСКАЯ СПРАВЕДЛИВОСТЬ	143
кого обманывает это отождествление и соответствующие громкие слова, кто превозносит Платона как учителя нравственности и заявляет, что его этика ближе всех к христианству в дохристианском мире, - все они открывают дорогу тоталитаризму и глубоко нехристианскому, тоталитарному истолкованию христианства. А это очень опасно: ведь уже случалось, что в христианстве господствовали тоталитаристские идеи, существовала инквизиция, и она может вернуться, сменив обличье.
   Следовало бы назвать еще несколько причин, заставляющих простодушных людей убеждать себя в гуманности намерений Платона. Одна из них состоит в том, что Платон, расчищая почву для своих коллективистских теорий, обычно начинает с максимы или пословицы (имеющей, по-видимому, пифагорейское происхождение): "у друзей все общее"36. Без сомнения, это - возвышенное, превосходное и лишенное себялюбия изречение. Можно ли заподозрить, что рассуждение, начинающееся с такого похвального утверждения, приведет  к совершенно  антигуманному  заключению?  Другая важная  причина состоит в  том,  что в диалогах  Платона содержится немало подлинно гуманистических изречений - особенно в диалогах, предшествовавших "Государству", т. е. в тех, в которых еще заметно влияние Сократа. Напомню учение Сократа, изложенное в "Горгии", где утверждается, что лучше страдать от несправедливости, чем причинять ее. Очевидно, что это учение отмечено не только альтруизмом, но  и  индивидуализмом:   ведь  в  коллективистской  теории справедливости, например, той, что изложена в "Государстве", несправедливость - это действие, направленное против государства, а не против отдельного человека, и хотя человек может совершить несправедливость, от нее пострадает только коллектив. Однако в "Горгии" нет ничего подобного. Здесь предлагается совершенно обычная теория справедливости, причем "Сократ" (вероятно, наделенный многими чертами настоящего Сократа) приводит такие примеры несправедливости, как пощечина, нанесение ран или убийство. Слова Сократа о том, что лучше страдать от таких действий, чем их совершать, действительно очень близки христианскому учению,   а  его  теория  справедливости  соответствует духу Перикла. (В главе 10 мы попытаемся это объяснить.)
   В "Государстве" же развивается новое учение о справедливости, которое не только несовместимо с индивидуализмом, но совершенно ему враждебно. Однако читатель может легко поверить, что Платон все еще привержен учению, предложенному в "Горгии", так как в "Государстве" Платон часто
    
144
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПРОГРАММА ПЛАТОНА

ГЛАВА 6. ТОТАЛИТАРИСТСКАЯ СПРАВЕДЛИВОСТЬ	145

 

намекает на эту теорию, говоря, что лучше страдать от несправедливости, чем ее совершать, несмотря на бессмысленность этого изречения с точки зрения развиваемой им коллективистской теории справедливости. Более того, в "Государстве" оппоненты "Сократа" выступают за противоположную теорию, т. е. за то, что причинять несправедливость - благое и приятное занятие, а страдать от нее - дурно. Такой цинизм, конечно же, вызовет у гуманистов неприязнь, и когда Платон устами Сократа говорит о своих целях: "Я боюсь, что будет нечестиво, присутствуя при поношении справедливости, уклоняться от помощи ей"37, то доверчивый читатель убеждается в хороших намерениях Платона и готов следовать за ним повсюду.
    Заверения Платона приобретают еще большую силу потому, что за ними, оттеняя их, следуют циничные и себялюбивые речи Фрасимаха, изображенного в виде мерзкого политического авантюриста38. При этом читателя вынуждают отождествить индивидуализм и подход Фрасимаха и придти к выводу о том, что борющийся с этой позицией Платон выступает против всех бытовавших в то время подрывных и нигилистических взглядов.
    Не следует, однако, в страхе отшатываться от индивидуалистического пугала в образе Фрасимаха (кстати, его портрет во многом напоминает современные попытки приписать коллективистам отталкивающие черты "большевика") с тем, чтобы впасть в другую форму варварства - более реальную и более опасную в силу ее меньшей очевидности. Ведь Платон заменяет учение Фрасимаха о том, что право на стороне сильного, не менее варварским учением о том, что право на стороне всего, что повышает устойчивость и силу государства.
    Подведем итоги. Платона, в силу его радикального коллективизма, совсем не интересует проблема, которую обычно называют проблемой справедливости, т. е. беспристрастная оценка несогласующихся требований отдельных лиц. Не занимает его и то, как индивидуальные требования привести в соответствие с требованиями государства. Действительно, все индивидуальное у него занимает подчиненное положение: "Я установлю законы, приняв в расчет все то, что наиболее полезно всему государству и всему роду в целом, - говорит Платон. - Этой цели я справедливо подчиню интересы каждого отдельного гражданина"39. Платона заботит только коллективное целое как таковое, для которого справедливость есть не что иное, как здоровье, единство и стабильность коллектива.

VI
   Итак, теперь нам ясно, что гуманистическая этика требует эгалитаристского и индивидуалистского понимания справедливости, однако до сих пор мы еще не описали гуманистический взгляд на государство как таковое. Мы выяснили также, что платоновская теория государства тоталитарна, однако все еще не объяснили, как эта теория применяется к этике личности. В этом разделе я попытаюсь решить обе задачи, начав со второй.
    Прежде всего я проанализирую третий довод Платона, сформулированный при "открытии" справедливости, - довод, о котором до сих пор было сказано лишь вскользь. Вот этот довод40:
   "Ну, а согласишься ли ты со мной вот в чем, - говорит Сократ, - если плотник попробует выполнять работу сапожника, а сапожник - плотника,... считаешь ли ты, что государство потерпит большой ущерб?" - "Не очень большой". - "Но право, когда ремесленник или кто-либо другой, делец по своим природным задаткам... попытается перейти в сословие воинов, или когда кто-нибудь из воинов постарается проникнуть в число членов совета или в стражи, будучи этого недостоин,... тогда... такая замена и вмешательство не в свое дело - гибель для государства". - "Полнейшая гибель". - "Значит, вмешательство этих трех сословий в чужие дела и переход из одного сословия в другое - величайший вред для государства и с полным правом может считаться высшим преступлением". - "Совершенно верно". - "А высшее преступление против своего же государства не назовешь ли ты несправедливостью?" - "Конечно". - "Значит, вот это и есть несправедливость. И давай скажем еще раз: в противоположность ей справедливостью будет - и сделает справедливым государство - преданность своему делу у всех сословий - дельцов, помощников и стражей, причем каждое из них будет выполнять то, что ему свойственно".
   В этом аргументе мы обнаруживаем (а) социологическое допущение о том, что любое ослабление жесткой кастовой системы неизбежно приведет к падению государства, (b) постоянные повторения довода, сводящегося к тому, что все, вредное для государства, несправедливо, и (с) вывод о том, что противоположное справедливо. Согласимся с социологическим допущением (а), потому что сдерживание социальных перемен - платоновский идеал и потому что, говоря "вред", он подразумевает все, что ведет к переменам. Вполне
   
147
146
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПРОГРАММА ПЛАТОНА

ГЛАВА 6. ТОТАЛИТАРИСТСКАЯ СПРАВЕДЛИВОСТЬ

 

вероятно, что социальные перемены могут быть задержаны только в жесткой кастовой системе. Согласимся и с выводом (с) о том, что несправедливому противостоит справедливое. Теперь посмотрим на (b) - этот пункт наиболее интересен в рассматриваемом платоновском аргументе. Едва взглянув на платоновское доказательство, мы поймем, что над всем ходом его мысли господствуют вопросы: Вредит ли это государству? Сильно вредит или не очень? Он постоянно повторяет, что все, что угрожает нанести вред государству, порочно с точки зрения морали и поэтому несправедливо.
    Таким образом, для Платона существует лишь один окончательный критерий - интерес государства. Все, что ему содействует - благо, добродетель и справедливость. Все, что ему угрожает - зло, порок и несправедливость. Служащие ему действия нравственны, ставящие его под угрозу - безнравственны. Другими словами, моральный кодекс Платона строго утилитаристский. Это - кодекс коллективист-ского и политического утилитаризма. Критерий нравствен-ности - интерес государства. Нравственность есть не что иное, как политическая гигиена.
   Это коллективистская, родовая, тоталитаристская теория морали: "Благо - это то, что в интересах моей группы, или моего рода, или моего государства". Легко понять, что означает такая нравственность в применении к международным отношениям, а именно - то, что государство никогда не ошибается в своих действиях до тех пор, пока оно сильно, что государство, дабы упрочить себя, имеет право применять насилие не только к своим гражданам, но и нападать на другие государства при условии, что это его не ослабит. (Гегель сделал этот вывод, ясно увидев аморальность государства, приводящую к защите морального нигилизма в международных отношениях.)
    С точки зрения тоталитаристской этики и коллективной пользы платоновская теория справедливости безупречна. Оставаться на своем месте - действительно добродетель. Эта гражданская добродетель полностью соответствует дисциплине как воинской добродетели. А эта добродетель, в свою очередь, играет точно такую же роль, какую играет "справедливость" в платоновской системе добродетелей. Ведь винтики огромного механизма государства "добродетельны" в двух случаях. Во-первых, они должны годиться для выполнения своей задачи, т. е. быть соответствующего размера, формы, прочности и т. д. Во-вторых, каждый из них должен находиться и удерживаться на своем собственном месте. Первая добродетель, т. е. соответствие определенной задаче,

приводит к разделению винтиков в зависимости от выполняемых ими функций. Добродетель винтиков, т. е. их пригодность, требует, чтобы одни ("по природе своей") были велики, другие должны быть прочными, третьи - гладкими. При этом все они должны быть на своем месте. Эта общая всем добродетель одновременно является добродетелью целого - согласованностью, гармонией. Такую всеобщую добродетель Платон называет "справедливостью". С точки зрения тоталитаристской морали всеобщая добродетель Платона непротиворечива и хорошо обоснована. Если личность - не что иное, как винтик, то этика - не что иное, как исследование того, как из винтиков составить целое.
   Замечу, что я не сомневаюсь в искренности платоновской приверженности тоталитаризму. Он не признавал компромисса, требуя неоспоримого господства одного класса над остальными, но при этом его идеалом была не максимальная эксплуатация рабочего класса верхами, а устойчивость целого. Однако необходимость ограничить эксплуатацию Платон объясняет чисто утилитаристски, а именно - интересом стабильности правящего класса. Он доказывает, что если стражи захотят слишком многого, они не получат в конечном счете ничего: "Если страж ... не удовольствуется такой умеренной, надежной и, как мы утверждаем, наилучшей жизнью, но проникнется безрассудным и ребяческим мнением о счастье, которое будет толкать его на то, чтобы присвоить себе силой все достояние государства, он поймет тогда: Гесиод действительно был мудрецом, говоря, что в каком-то смысле "половина больше целого""41. Следует, однако, осознать, что даже эта тенденция ограничить эксплуатацию классовых привилегий - весьма распространенный элемент тоталитаризма, который не просто аморален, а является моралью закрытого общества - группы или рода. Это не индивидуальное, а коллективное себялюбие.
    Если принять, что третий довод Платона является честным и непротиворечивым, то возникает вопрос, зачем ему понадобилось "длинное предисловие" и два предыдущих аргумента? Зачем это беспокойство? (Разумеется, платоники ответят, что это беспокойство - плод моего воображения. Не исключено. Однако вряд ли