, десять коз, десять собак и десять котов и заставлял их хорошенько проголодаться, давая им ограниченное количество пищи, достаточное, чтобы только поддерживать их существование, а затем начал понемногу подмешивать им в еду некоторое количество этого органического вещества, которое я привез с собой из пустыни. 
В течение нескольких первых дней эксперимента все без исключения животные отказывались есть эту смесь, но когда я начал готовить ее другим способом, всего через неделю овцы и козы начали питаться ею с большой охотой. 
Тогда я все внимание сосредоточил именно на этих животных и через два дня полностью убедился в том, что овцы и козы даже стали предпочитать приготовленные мной смеси всем другим видам пищи. Я соединял 7,5 части этого грунта, 2 части бараньего фарша и 0,5 части обыкновенной соли. Вначале все животные, включая коз и овец, игнорировали эту смесь, но потеряв от 0,5 до 2,5% от общей массы тела и начав ее есть, они не только перестали терять в весе, но даже поправились на 1-3 фунта. Благодаря этому эксперименту я установил, что этот вид грунта, содержащий органические вещества, вполне может быть использован в качестве корма для животных при условии, что он смешан с некоторым количеством мяса. Таким образом, я могу предложить следующее: чтобы решить проблему, связанную с обеспечением нашей экспедиции продуктами питания во время пути, необходимо закупить несколько сотен овец и коз и постепенно, по мере необходимости, использовать их в пищу как для себя, так и для оставшихся животных, готовя им вышеупомянутую смесь. Не следует опасаться того, что мы столкнемся в пути с нехваткой соответствующего грунта, так как все данные, собранные мной, свидетельствуют о том, что залежи распространяются повсеместно. 
Теперь что касается воды. Для того, чтобы обеспечить себя достаточным запасом влаги, мы должны раздобыть большое количество овечьих или козьих мочевых пузырей или желудков - вдвое большим, чем количество животных, которых мы возьмем с собой, - и, обработав их соответствующим образом, использовать в качестве бурдюков, наполнив водой и навьючив по две штуки на каждую овцу и козу. Я провел соответствующие эксперименты и убедился, что овца может нести такое количество воды без всякого ущерба для себя. Расчеты показали, что нам вполне хватит этого количества воды как для собственных нужд, так и для того, чтобы поить в пути животных, принимая во внимание то, что мы будем очень экономно расходовать ее в течение первых двух-трех дней. Затем мы сможем воспользоваться бурдюками с водой, снимаемыми с животных, которые пошли нам в пищу, и таким образом не будем испытывать в ней большого недостатка". 
Когда Карпенко закончил, слово взял Сары-оглы. Я встретился и подружился с ним пять лет тому назад. Перс по происхождению, уроженец восточной части этой страны, он получил образование во Франции. Возможно, придет время, когда я посвящу ему отдельную книгу, так как этот выдающийся человек оказал огромное влияние на мою жизнь. 
Сары-оглы сказал примерно следующее: "Заслушав доклад горного инженера Карпенко, я должен сказать "пасс" относительно первой части моего сообщения, признавая, что ничего лучше предложить нельзя. Однако что касается второй его части, в которой я пытался решить серьезную задачу: как передвигаться по пустыне во время песчаных бурь, - я хотел бы представить вам свои соображения и результаты проведенных экспериментов. Выводы, к которым я пришел, дополняют, по моему мнению, сказанное инженером Карпенко. 
Тот, кто пытается пересечь пустыню, часто попадает в бурю, во время которой почти невозможно передвигаться ни людям, ни животным, так как в воздух поднимается огромная масса песка, в мгновение ока образуя высокую гору там, где только что была впадина. Я подверг сомнению аксиому, что всякое передвижение по пустыне во время песчаной бури невозможно. Мне пришло в голову, что песок, обладая немалым удельным весом, не может подниматься очень высоко, и существует предел, выше которого не поднимется ни одна песчинка. Развивая эту идею дальше, я решил установить эту гипотетическую величину. 
С этой целью я приобрел здесь высокую складную лестницу и, взяв двух верблюдов и проводника, отправился в пустыню. В конце первого дня я остановился на ночлег, как вдруг поднялся сильный ветер, который через час превратился в настоящую бурю, так что невозможно было устоять на месте и даже дышать из-за поднявшегося в воздух песка. 
С большим трудом я начал составлять складную лестницу, которую захватил с собой, и затем установил ее вертикально, использовав верблюдов как опору, чтобы вскарабкаться наверх. Представьте себе мое удивление, когда на высоте всего в двадцать пять футов я не обнаружил ни одной песчинки. 
Моя лестница была шестидесяти футов длиной, я не успел преодолеть и трети, когда воздух прояснился. Вверху было чудесное звездное небо и сияла луна, такое я нечасто видел даже дома в восточной Персии. А ниже происходило что-то невообразимое, я чувствовал себя так, будто стоял на берегу океана во время шторма. 
Пока я стоял там наверху и любовался, буря начала стихать, и через полчаса я смог спуститься. И хотя ветер теперь был не очень силен, мой спутник все еще шел, держась, как принято в таких случаях, на гребне дюн, повернувшись спиной к ветру и ведя за собой одного верблюда. Второй, как я узнал, вырвался на свободу и сбежал в неизвестном направлении. 
Когда стало совсем тихо, мы отправились на поиски второго животного и очень скоро нашли его, заметив копыта, торчащие из песка недалеко от того места, где была укреплена лестница. Выкапывать верблюда не имело никакого смысла, так как он был мертв и погребен под большой массой песка. Поэтому мы сразу же отправились в обратный путь, подкрепляясь на ходу, чтобы не терять зря времени, и к вечеру достигли нашего поселка. На следующий день я заказал несколько пар ходулей разных размеров в нескольких местах, чтобы избежать ненужных вопросов, и, захватив с собой одного верблюда, навьюченного провизией, снова отправился в пустыню. Там я начал учиться ходить на этих ходулях, сначала на низких, затем на тех, что повыше. Чтобы облегчить движение по песку, я укрепил внизу что-то наподобие металлических подошв, которые я тоже, в целях предосторожности, заказал в разных местах. В то время как я учился передвигаться на ходулях, в пустыне прошли две бури. Одна из них была не особенно сильной. Но даже в течение этой песчаной бури перемещаться и ориентироваться на местности с помощью обычных средств было совершенно невозможно. Но взбираясь на ходули во время всех песчаных бурь, я двигался в любом желаемом направлении с такой легкостью, словно я ходил по своей комнате. Сперва было очень трудно шагать не спотыкаясь по дюнам, и особенно во время песчаной бури. Но, к счастью, оказалось, что поверхность насыщенного песком нижнего слоя воздуха имеет неровности, полностью соответствующие неровностям песчаного грунта, так что ходьба на ходулях значительно облегчается тем фактом, что вы по контуру насыщенного песком слоя атмосферы можете ясно видеть, где кончается одна дюна и начинается другая. 
"В любом случае, - заключил доктор Сары-оглы, - можно считать установленным, что насыщенный песком нижний слой воздуха имеет определенно очень небольшую толщину и что контуры его поверхности всегда соответствуют контурам самой пустыни. И я думаю, мы должны использовать это открытие в нашем предстоящем путешествии". 
Третьим выступающим был Елов, филолог, который сделал свое сообщение в характерной для него экспрессивной манере: "Если вы позволите мне, господа, я скажу то же самое, что и наш уважаемый эскулап, относительно первой части выступления инженера Карпенко, а именно "я пасс". Я признаю также, что не придумал ничего более интересного, чем уже услышанное нами, и что все мои идеи - просто детский лепет в сравнении с их открытиями. 
Однако, в то время как я слушал предыдущих выступающих, у меня появилось несколько мыслей, которые могли бы оказаться небесполезными при подготовке к нашей экспедиции и которыми я хотел бы поделиться с присутствующими. 
Как нам уже сообщил доктор, при обучении необходимы ходули разной длины, но в экспедицию мы должны взять с собой только те, длина которых не менее двадцати футов. Даже если мы последуем совету Карпенко, нам придется гнать с собой большую отару овец и коз. Так вот я подумал, что в хорошую погоду, когда ходули становятся обузой, мы можем, вместо того чтобы тащить их на себе, использовать овец и коз. Как вы знаете, стадо овец в соответствии с врожденным инстинктом следует за первой овцой, которая является их вожаком. Если к ней привязать первую пару ходуль, и остальные овцы выстроятся вслед за ней в длинную цепочку. Нам остается сделать так, чтобы овцы не только тащили ходули, но также несли и нас самих. Между параллельно расположенными ходулями длиной в двадцать футов можно легко разместить семь рядов овец по три в ряд, то есть всего двадцать одну овцу. Для такого количества овец вес одного взрослого человека сущий пустяк. Следует только запрячь овец таким образом, чтобы в центре осталось пустое место длиной в 5,5 и шириной в 3 фута, где можно укрепить удобные носилки. Тогда каждый из нас, вместо того чтобы изнемогать под тяжестью ходуль, сможет возлежать как Мухтар-паша в своем гареме или восседать подобно этим богатым бездельникам, раскатывающим в своих автомобилях по аллеям Булонского леса. Пересекая пустыню с таким комфортом, мы даже сможем, не теряя времени, учить языки, которые понадобятся нам в наших будущих экспедициях". 
После двух первых выступлений и сообщения, сделанного Еловым, стало ясно, что в дальнейших докладах нет особой необходимости. Мы были поражены всем услышанным. Нам даже пришло в голову, что трудности, связанные с переходом через пустыню Гоби, значительно преувеличены и что невозможность такого предприятия намеренно внушается путешественникам. 
Приняв все эти предложения единогласно и без обсуждения, мы решили скрыть от местных жителей наше намерение отправиться в пустыню - царство голода, опасностей и смерти. Пусть считают профессора Скридлова отважным русским купцом, который прибыл в этот регион, преследуя свои коммерческие цели. Он, якобы, должен закупить здесь овец для отправки в Россию, где они стоят довольно дорого, в то время как здесь их можно купить намного дешевле; а также собирается экспортировать особо прочную древесину, применяемую в России для изготовления ткацких станков. Деревьев с такой прочной древесиной в России не было, и станки, где применялись детали, изготовленные из более мягких пород деревьев, быстро изнашивались из-за сильного трения. Поэтому отважный купец решился на это рискованное предприятие. 
Обсудив все это, мы ощутили прилив сил и говорили о предстоящей экспедиции так, словно речь шла о прогулке по пляс де ля Конкорд в Париже. На следующий день мы отправились на берег реки вблизи того места, где она исчезает под незримой толщей песка и где мы разбили лагерь, установив палатки, привезенные нами из России. И хотя наш лагерь располагался недалеко от поселка, ни одному из его жителей не приходила в голову мысль поселиться здесь, в раскаленном аду. Некоторые из нас, выдавая себя за свиту и служащих эксцентричного русского купца Иванова, начали закупку "особо прочной древесины" в виде длинных тонких стволов, а также покупали коз и овец и вскоре имели целое стадо. Затем мы начали усердно учиться передвигаться на ходулях, сначала на коротких, потом на все более длинных. 
Ровно через двенадцать дней, одним чудесным утром наш необычный кортеж отправился в путь, сопровождаемый блеянием коз и овец, лаем собак, ржаньем лошадей и ревом ослов. Он растянулся в длинную процессию, похожую на те, которые сопровождали передвижение особ королевской крови. Далеко по окрестностям разносились наши веселые песни, раскачивались на ходу вытянувшиеся в одну линию импровизированные носилки. И конечно, как всегда остроумные замечания Елова вызывали дружные взрывы хохота. 
Пережив в пути две ужасные песчаные бури, уже через несколько дней мы оказались в самом сердце пустыни. При этом мы совершенно не измучились и даже, как в шутку предлагал Елов, учили в дороге иностранные языки. Это место было главной целью нашей экспедиции. 
Все происходило так, как мы планировали, за исключением происшествия с Соловьевым. Передвигаясь, как правило, по ночам, мы руководствовались указаниями одного из участников нашей экспедиции, опытного астронома Даштамирова, который умел ориентироваться по звездам. 
Однажды на рассвете мы сделали привал, чтобы подкрепиться самим и покормить наших овец. 
Было еще совсем рано. Солнце только начинало появляться из-за горизонта. Мы с удовольствием завтракали свежеприготовленной бараниной с рисом, когда на горизонте внезапно появилось стадо верблюдов. Мы сразу догадались, что это были дикие животные. Соловьев - страстный охотник и отличный стрелок - немедленно схватился за винтовку и побежал в ту сторону, где виднелись силуэты верблюдов, а мы, посмеиваясь над этой слабостью нашего друга, продолжали отдавать должное вкусному горячему блюду, прекрасно приготовленному в этих экстраординарных условиях. Я называю их экстраординарными, потому что, находясь в сердце пустыни, окруженные со всех сторон раскаленными песками, путешественники, как правило, не имеют возможности развести огонь, так как на протяжении сотен миль можно не найти даже деревца саксаула. Мы же разводили огонь не менее двух раз в день, готовя себе кофе или чай, и не простой чай, а исключительно тибетский, раскладывая небольшой костер из костей забитых овец. Этим комфортом мы обязаны Погосяну, который подал идею делать специальные "седла" для овец, несших бурдюки с водой, из деревянных планок. И каждый раз, когда мы забивали себе на обед очередную овцу, ее деревянное "седло" обеспечивало нас дровами для костра. 
Прошло полтора часа с тех пор, как Соловьев отправился охотиться на диких верблюдов. Мы уже собирались продолжать наше путешествие, а он все не появлялся. Прождав еще полчаса, все забеспокоились. Нам была известна пунктуальность Соловьева, который никогда не опаздывал. Предположив, что могло случиться какое-нибудь несчастье, все мы, захватив свои ружья, отправились на поиски нашего товарища. Вскоре мы заметили стадо верблюдов и направились к нему. Но когда мы подошли поближе, животные, очевидно, почувствовав наше присутствие, двинулись в южном направлении. Мы решили пойти за ними. Прошло уже четыре часа с тех пор, как исчез Соловьев. Внезапно мы заметили человека, лежавшего на песке в сотне шагов от нас. Подбежав, мы узнали нашего друга, который был уже мертв. Верблюд прокусил ему шею почти насквозь. Это было трагедией для всех нас, любивших этого необыкновенного человека. 
Сделав носилки из наших винтовок, мы отнесли Соловьева в лагерь, где в тот же день под руководством Скридлова, исполнявшего обязанности священника, с большой торжественностью совершили обряд похорон. Оставив одинокую могилу в самом сердце пустыни, мы немедленно покинули это проклятое место. 
И хотя было затрачено много усилий на то, чтобы отыскать легендарный город, покоящийся среди песков, мы отказались от наших планов и решили покинуть пустыню как можно скорее. Повернув на восток, мы через четыре дня пути достигли Кернанского оазиса, где кончалась пустыня, и продолжали двигаться дальше, но уже без нашего товарища Соловьева. 
Мир твоей душе, мой самый близкий и преданный друг! 






Часть VII
ЕКИМ-БЕЙ

Я хочу посвятить эту главу воспоминаниям еще об одном моем друге, которого я считаю выдающимся человеком и чья биография, особенно в последние годы, то ли по воле судьбы, то ли в соответствии с законами развития личности, почти в точности повторяла мою собственную. В настоящее время он, с точки зрения обычных людей, находится в добром здравии. Но я считаю, что это относится только к его физическому состоянию. Почему-то принято думать, что люди, принадлежащие к разным национальностям, в наше время, отличающееся обилием межэтнических конфликтов, должны инстинктивно чувствовать друг к другу вражду и даже ненависть. Но несмотря на то, что мы с Еким-беем были воспитаны на различных семейных традициях и исповедовали разные религиозные убеждения, мы с самой первой нашей встречи, произошедшей при необычных обстоятельствах, почувствовали друг к другу симпатию, которая с течением времени переросла в настоящую дружбу И позднее, испытав на себе все превратности судьбы, мы как два дерева, выросшие из одного корня, всю жизнь относились друг к другу по-братски. 
В этой главе я хочу рассказать вам о моей первой встрече с Еким-беем, человеком, которого уважали все, кто был с ним знаком, считая его мудрецом и настоящим волшебником. Я также остановлюсь на некоторых важных событиях, которые происходили во время наших странствий по малоисследованным районам Азии и Африки. 
В настоящее время, удостоенный за свои заслуги всевозможных наград, он, тем не менее, доживает свои оставшиеся годы в небольшом, никому не известном городке Египта, будучи Великим турецким пашой. Следует сказать, что он выбрал такое тихое уединенное место, несмотря на то что имеет возможность жить там, где пожелает, пользуясь всем современным комфортом, - главным образом для того, чтобы избежать назойливого праздного любопытства тех, кому больше нечем себя занять. Увы, это свойство присуще большинству наших современников. 
Когда я впервые встретился с Еким-беем, мы оба были еще совсем молоды, он учился в военном колледже в Германии и как обычно приехал провести летние месяцы со своим отцом в Константинополе. Прежде чем описать обстоятельства, сопутствовавшие нашему знакомству, я должен сказать, что в период, предшествующий моему появлению в Эчмиадзине и моей встрече с Погосяном, чему была ранее посвящена глава, я рыскал повсюду, как молодая гончая собака, в поисках ответов на вопросы, которые меня волновали. Тогда я, по отзывам моих знакомых, производил впечатление полупомешанного, и в таком состоянии отправился в Константинополь, привлеченный слухами о невероятных чудесах, которые творили дервиши. 
По прибытии в Константинополь я остановился в районе, который назывался Пера, и сразу же отправился по монастырям, где жили дервиши. Проводя почти все время в обществе этих людей, не занимаясь ничем другим и ломая голову над всей этой несусветной чепухой, я вдруг понял, что, если так будет продолжаться и дальше, остатки здравого рассудка вскоре совершенно меня покинут. 
Осознав все это, я провел два дня в полном одиночестве, пытаясь прийти в себя и освободиться от охватившего меня наваждения, но назойливые мысли донимали меня, как мухи испанского мула. 
Обеспокоенный этим, я однажды стоял на большом мосту, соединяющем Пера и Стамбул и, облокотясь на парапет, размышлял над смыслом всех тех фокусов, которыми дервиши удивляют праздных зрителей. В это время под мостом проплывали пароходы, непрерывно сновали маленькие лодки. 
На берегу Галаты сразу за мостом была пристань, где останавливались пароходы, курсирующие между Константинополем и противоположным берегом Босфора. Возле прибывающих и отходящих пароходов я увидел плавающих мальчишек, которые ныряли за монетами, что бросали им скучающие пассажиры. Это заинтересовало меня, и я подошел поближе, чтобы лучше все рассмотреть. Очень ловко и без всякой суеты эти подростки подхватывали брошенные им с пароходов монеты, не упуская ни одной. Я наблюдал за ними долгое время, любуясь ловкостью и проворством этих мальчиков разного возраста (им было примерно от восьми до восемнадцати лет), и внезапно мне в голову пришла мысль: "А чем я хуже их? Почему мне не заняться тем же ремеслом?" И на следующий день я отправился на берег и стал учиться нырять возле здания Военно-морского министерства. 
Один грек, часто приходивший сюда купаться, заметил мои потуги и добровольно вызвался стать моим учителем, чтобы помочь овладеть этим, как он выражался, "высоким искусством". После "урока" мы отправлялись в кофейню, и, думаю, не нужно вдаваться в детали и уточнять, кто из нас платил за выпитый кофе. 
Сперва было очень трудно, потому что соленая морская вода раздража