подлинный,
               Не носатый, не уродливый,

               А что зубы подчистую  - тю-тю,
               Так, верно, спьяну обломал об кутью!
               Не стесняйся, было-сплыло,
               Кинь под лавку сапожки,
               Прямо с жару, прямо с пылу,
               Ставь на стол "сучок" и пиво,
               Печь лучиной разожги!
               Ты жги, жги, жги, говори,
                                      поворачивайся!..
               Баритон:

               Что ж... за этот, за бренный,
               За покой на душе.
               Гость с шофером по первой,
               Я вторую уже,

               Сладок угорь балтийский,                                               (113)
               Слаще закуси нет!
               "Николай Мирликийский"
               Запеленут в пакет.

               Что ж... хихикайте, падлы,
               Что нашли дурака!
               Свесив сальные патлы,
               Гость завел "Ермака".

               Пой, лягавый, не жалко,
               Я и сам поддержу,
               Я подвою, как шавка,
               Подскулю, подвизжу.

               Что ж - попили, поели,
               Я постелю стелю,
               Гость ворочает еле
               Языком во хмелю,

               И гогочет, как кочет,
               Хоть святых выноси,
               И беседовать хочет
               О спасенье Руси.

               Мне б с тобой не в беседу,
               Мне б тебя на рога!
               Мне бы зубы, да нету!
               Знаешь слово "цынга"?

               Вертухаево семя!
               Не дразни - согрешу!
               Ты заткнись про спасенье,
               Спи, я лампу гашу!

               А наутро я гостей разбужу,
               Их, похмельных, провожу к гаражу...
               Заезжайте, гости милые, наведывайтесь...




               ПЕСНЯ-БАЛЛАДА  ПРО  ГЕНЕРАЛЬСКУЮ  ДОЧЬ
                              "Он был титулярный советник,
                               Она генеральская дочь..."

               Постелилась я, и в печь - уголек...
               Накрошила огурцов и мясца,
               А он явился, ноги вынул, и лег -
               У мадам его - месяца.

               А он и рад тому, сучок, он и рад,
               Скушал водочки, и в сон наповал!..
               А там - в России - где-то есть Ленинград,
               А в Ленинграде том - Обводный канал.

               А там маменька жила с папонькой,
               Называли меня "лапонькой",
               Не считали меня лишнею,
               Да им дали обоим высшую!

               Ой, Караганда, ты, Караганда!
               Ты угольком даешь на-гора года!
               Дала двадцать лет, дала тридцать лет,
               А что с чужим живу, так своего-то нет!


               А он, сучок, из гулевых шоферов,
               Он барыга, и калымщик, и жмот,
               Он на торговской дает, будь здоров, -
               Где за рупь, а где какую прижмет!

               Подвозил он меня раз в "Гастроном",
               Даже слова не сказал, как полез,
               Я бы в крик, да на стекле ветровом
               Он картиночку приклеил, подлец!

               А на картиночке - площадь с садиком,
               А перед ней камень с "Медным Всадником ",
               А тридцать лет назад я с мамой в том саду...
               Ой, не хочу про то, а то я выть пойду!

               ОЙ, Караганда, ты, Караганда!
               Ты мать и мачеха, для кого когда,
               А для меня была так завсегда нежна,
               Что я самой себе стала не нужна!
               Кара-ган-да...

               Он проснулся, закурил "Беломор",
               Взял пинжак, где у него кошелек,
               И прошлепал босиком в колидор,
               А вернулся - и обратно залег.

               Он сопит, а я сижу у огня,
               Режу меленько на водку лучок,
               А ведь все-тки он жалеет меня,
               Все-тки ходит, все-тки дышит, сучок!

               А и спи, проспись ты, мое золотце,
               А слезы - что ж, от слез - хлеб не солится,
               А что мадам его крутит мордою,
               Так мне плевать на то, я не гордая...

               Ой, Караганда, ты Караганда!
               Если тут горда, так и на кой годна!
               Хлеб насущный наш дай нам, Боже, днесь,
               А что в России есть, так то не хуже здесь!
               Кара-ган-да!

               Что-то сон нейдет, был, да вышел весь,
               А завтра делать дел - прорву адскую!
               Завтра с базы нам сельдь должны завесть,
               Говорили, что ленинградскую.

               Я себе возьму и кой-кому раздам,
               Надо ж к празднику подзаправиться!
               А пяток сельдей я пошлю мадам,
               Пусть покушает, позабавится!

               Пусть покушает она, дура жалкая,
               Пусть не думает она, что я жадная,
               Это, знать, с лучка глазам колется,
               Голова на низ чтой-то клонится...

               Ой, Караганда, ты, Караганда!
               Ты угольком даешь на-гора года,
               А на картиночке - площадь с садиком,
               А перед ней камень...
               Ка-ра-ган-да!..




                "ЭРИКА"  БЕРЕТ  ЧЕТЫРЕ  КОПИИ


                 ЛЕТЯТ  УТКИ
                           Посвящается Л.Пинскому

               С севера, с острова Жестева
               Птицы летят,
               Шестеро, шестеро, шестеро
               Серых утят,
               Шестеро, шестеро к югу летят...

               Хватит хмуриться, хватит злобиться,
               Ворошить вороха былого,
               Но когда по ночам бессонница,
               Мне на память приходит снова -

               Мутный за тайгу
               Ползет закат,
               Строем на снегу
               Пятьсот зэка.

               Ветер мокрый хлестал мочалкою,
               То накатывал, то откатывал,
               И стоял вертухай с овчаркою
               И такую им речь откалывал:

               "Ворон, растудыть, не выклюет
               Глаз, растудыть, ворону,
               Но ежели кто закосит, -

               То мордой в снег,
               И прошу, растудыть, запомнить,
               Что каждый шаг в сторону
               Будет, растудыть, рассматриваться
               Как, растудыть, побег!.."

               Вьюга полярная спятила -
               Бьет наугад!
               А пятеро, пятеро, пятеро
               Дальше летят,
               Пятеро, пятеро к югу летят...

               Ну, а может, и впрямь бессовестно
               Повторяться из слова в слово?!
               Но когда по ночам бессонница,
               Мне на память приходит снова -

               Не косят, не корчатся
               В снегах зэка,
               Разговор про творчество
               Идет в ЦК.

               Репортеры сверкали линзами,
               Кремом бритвенным сверкала харя,
               Говорил вертухай прилизанный,
               Непохожий на вертухая:

               "Ворон, извиняюсь, не выклюет
               Глаз, извиняюсь, ворону,
               Но все ли сердцем усвоили
               Чему учит нас Имярек?!

               И прошу, извиняюсь, запомнить,
               Что каждый шаг в сторону
               Будет, извиняюсь, рассматриваться
               Как, извиняюсь, побег!"

               Грянул прицельно с надветренной
               В сердце заряд,
               А четверо, четверо, четверо
               Дальше летят!..

               И если долетит хоть один, значит, стоило,
                               значит, надо было лететь!..






                 ГУСАРСКАЯ  ПЕСНЯ

               По рисунку палешанина
               Кто-то выткал на ковре
               Александра Полежаева
               В черной бурке на коне.

                          Тезка мой и зависть тайная,
                          Сердце горем горячи!
                          Зависть тайная, "летальная" -
                          Как сказали бы врачи.
               Славно, братцы, славно, братцы, славно, братцы-егеря!
               Славно, братцы-егеря, рать любимая царя!
               Ах, кивера да ментики, ах, соколы-орлы,
               Кому вы в сердце метили ле-пажевы стволы?
               Не мне ль вы в сердце метили ле-пажевы стволы!

               А беда явилась за полночь,
               Но не пулею в висок,
               Просто в путь, в ночную заволочь,
               Важно тронулся возок.

                          И не спеть, не выпить водочки,
                          Не держать в руке бокал!
                          Едут трое, сам в середочке,
                          Два жандарма по бокам.
                                                                                                (121)
               Славно, братцы, славно, братцы, славно, братцы-егеря!
               Славно, братцы-егеря, рать любимая царя!
               Ах, кивера да ментики, пора бы выйти в знать,
               Но этой арифметики поэтам не узнать,
               Ни прошлым, и ни будущим поэтам не узнать.

               Где ж друзья, твои ровесники?
               Некому тебя спасать!
               Началось все дело с песенки,
               А потом - пошла писать!

                           И по мукам, как по лезвию...
                           Размышляй теперь о том,
                           То ли броситься в поэзию,
                           То ли сразу - в желтый дом...

               Славно, братцы, славно, братцы, славно, братцы-егеря!
               Славно, братцы-егеря, рать любимая царя!
               Ах, кивера да ментики, возвышенная речь!
               А все-таки наветики страшнее, чем картечь!
               Доносы и наветики страшнее, чем картечь!

               По рисунку палешанина
               Кто-то выткал на ковре
               Александра Полежаева
               В черной бурке на коне.
                            Но оставь, художник, вымысел,
                            Нас в герои не крои,
                            Нам не знамя жребий вывесил,
                            Носовой платок в крови...

               Славно, братцы, славно, братцы, славно, братцы-егеря!
               Славно, братцы-егеря, рать любимая царя!
               Ах, кивера да ментики, нерукотворный стяг!
               И дело тут не в метрике, столетие - пустяк!
               Столетие, столетие, столетие - пустяк...





               ПАМЯТИ  Б.Л.ПАСТЕРНАКА
                  "... правление Литературного Фонда СССР изве-
                  щает о смерти писателя, члена Литфонда, Бори-
                  са   Леонидовича  Пастернака,   последовавшей
                  30 мая сего года, на 71-ом году жизни,  после
                  тяжелой и продолжительной болезни, и выражает
                  соболезнование семье покойного".
                    Единственное, появившееся в газетах, вернее,
                    в одной - "Литературной газете", - сообще-
                    ние о смерти Б.Л.Пастернака.

               Разобрали венки на веники,
               На полчасика погрустнели,
               Как гордимся мы, современники,
               Что он умер в своей постели!

               И терзали Шопена лабухи,
               И торжественно шло прощанье...
               Он не мылил петли в Елабуге,
               И с ума не сходил в Сучане!

               Даже киевские "письменники"
               На поминки его поспели!..
               Как гордимся мы, современники,
               Что он умер в своей постели!

               И не то чтобы с чем-то за-сорок,
               Ровно семьдесят - возраст смертный,
               И не просто какой-то пасынок,
               Член Литфонда - усопший сметный!

               Ах, осыпались лапы елочьи,
               Отзвенели его метели...
               До чего ж мы гордимся, сволочи,
               Что он умер в своей постели!
                    "Мело, мело, по всей земле, во все пределы
                    Свеча горела на столе, свеча горела..."

               Нет, никакая не свеча,
               Горела люстра!
               Очки на морде палача
               Сверкали шустро!

               А зал зевал, а зал скучал -
               Мели, Емеля!
               Ведь не в тюрьму, и не в Сучан,
               Не к "высшей мере"!

               И не к терновому венцу
               Колесованьем,
               А как поленом по лицу,
               Голосованьем!

               И кто-то, спьяну, вопрошал:
               "За что? Кого там?"
               И кто-то жрал, и кто-то ржал
               Над анекдотом...

               Мы не забудем этот смех,
               И эту скуку!
               Мы поименно вспомним всех,
               Кто поднял руку!
                   "Гул затих. Я вышел на подмостки.
                    Прислонясь к дверному косяку..."

               Вот и смолкли клевета и споры,
               Словно взят у вечности отгул...
               А над гробом встали мародеры,
               И несут почетный караул...   Ка-ра-ул!




                       СНОВА  АВГУСТ

                 Посвящается памяти А.А.Ахматовой.
                     Анна Андреевна очень боялась и не любила
               месяц  август  и  считала  этот  месяц  для  себя
               несчастливым, и   имела  к  этому  все  основания,
               поскольку в августе был  расстрелян  Гумилев,  на
               станции  Бернгардовка, в августе был арестован ее
               сын Лев, в августе вышло известное постановление
               о журнале "Звезда" и "Ленинград" и т.д.
                 "Кресты" - ленинградская тюрьма
                 Пряжка - район в Ленинграде.


                           "... а так как мне бумаги не хватило,
                           я на твоем пишу черновике..."
                             Анна Ахматова "Поэма без героя"

               В той злой тишине, в той неверной,
               В тени разведенных мостов,
               Ходила она по Шпалерной,
               Моталась она у "Крестов".

               Ей в тягость? Да нет, ей не в тягость -
               Привычно, как росчерк пера,
               Вот если бы только не август,
               Не чертова эта пора!

               Таким же неверно-нелепым
               Был давний тот август, когда
               Над черным бернгардовским небом
               Стрельнула, как птица, беда.

               И разве не в августе снова,
               В еще не отмененный год,
               Осудят мычанием слово

               Но это потом, а покуда
               Которую ночь  - над Невой,
               Уже не надеясь на чудо,
               А только бы знать, что живой!

               И в сумерки вписана четко,
               Как вписана в нашу судьбу,
               По-царски небрежная челка,
               Прилипшая к мокрому лбу.

               О, шелест финских сосен,
               Награды за труды,
               Но вновь приходит осень -
               Пора твоей беды!

               И август, и как будто
               Все тоже, как тогда,
               И врет мордастый Будда,
               Что горе - не беда!

               Но вьется, вьется челка
               Колечками на лбу,
               Уходит в ночь девчонка
               Пытать твою судьбу.

               По улице бессветной,
               Под окрик патрулей,
               Идет она бессмертной
               Походкою твоей,

               На праздник и на плаху
               Идет она, как ты!
               По Пряжке, через Прагу -
               Искать свои "Кресты"!

               И пусть судачат глупые соседи,
               Пусть кто-то обругает не со зла,
               Она домой вернется на рассвете
               И никому ни слова - где была...

               Но с мокрых пальцев облизнет чернила,
               И скажет, примостившись в уголке:
               "Прости, но мне бумаги не хватило,
               Я на твоем пишу черновике..."




                  НА  СОПКАХ  МАНЧЖУРИИ
                         Памяти М.М.Зощенко

               В матершинном субботнем загуле шалманчика
               Обезьянка спала на плече у шарманщика,
               А когда просыпалась, глаза ее жуткие
               Выражали почти человечью отчаянность,
               А шарманка дудела про сопки манчжурские,
               А Тамарка-буфетчица очень печалилась...
                      Спит Гаолян,
                      Сопки покрыты мглой...

               Были и у Томки трали-вали,
               И не Томкой - Томочкою звали,
               Целовались с миленьким в осоке,
               И не пивом пахло, а апрелем,
               Может быть, и впрямь на той высотке
               Сгинул он, порубан и пострелян...
                      Вот из-за туч блеснула луна,
                      Могилы хранят покой...

               А последний шарманщик - обломок империи,
               Все пылил перед Томкой павлиньими перьями,
               Он выламывал, шкура, замашки буржуйские -
               То, мол, теплое пиво, то мясо прохладное,
               А шарманка дудела про сопки манчжурские,
               И спала на плече обезьянка прокатная...
                       Тихо вокруг,
                       Ветер туман унес...

               И делясь тоской, как барышами,
               Подпевали шлюхи с алкашами,
               А шарманщик ел, зараза, хаши,
               Алкашам подмигивал прелестно -
               Дескать, деньги ваши - будут наши,
               Дескать, вам приятно - мне полезно!
                        На сопках Манчжурии воины спят,
                        И русских не слышно слез...

               А часов этак в десять, а может, и ранее,
               Непонятный чудак появился в шалмании,
               Был похож он на вдруг постаревшего мальчика.
               За рассказ, напечатанный неким журнальчиком,
               Толстомордый подонок с глазами обманщика
               Объявил чудака всенародно обманщиком...
                        Пусть Гаолян
                        Нам навевает сны...

               Сел чудак за стол и вжался в угол,
               И легонько пальцами постукал,
               И сказал, что отдохнет немного,
               Помолчав, добавил напряженно, -
               "Если есть "Боржом", то ради Бога,
               Дайте мне бутылочку "Боржома"..."
                        Спите, герои русской земли,
                        Отчизны родной сыны...

               Обезьянка проснулась, тихонько зацокала,
               Загляделась на гостя, присевшего около,
               А Тамарка-буфетчица - сука рублевая,
               Покачала смущенно прическою пегою,
               И сказала:"Пардон, но у нас не столовая,
               Только вы обождите, я за угол сбегаю..."
                        Спит Гаолян,
                        Сопки покрыты мглой...

               А чудак глядел на обезьянку,
               Пальцами выстукивал морзянку,
               Словно бы он звал ее на помощь,
               Удивляясь своему бездомью,
               Словно бы он спрашивал - запомнишь? -
               И она кивала - да, запомню, -
                        Вот из-за туч блеснула луна,
                        Могилы хранят покой...

               Отодвинул шарманщик шарманку ботинкою,
               Прибежала Тамарка с боржомной бутылкой -
               И сама налила чудаку полстаканчика,