у правительству, именно комиссару
внутренних дел Чичерину, протестуя во имя человечности против
убийств, совершавшихся не в бою, а расстрелов около кирпичных
стен.
  Сенатор Уолкотт: Бойня, убийства?
  М-р Хантингтон: Да. Вот ответ на письмо.
  
  Republique Russe Federative des Soviets Commissariat du Peuple
pour Les Affaires etrangeres Le 11 Septembre, 1918, Moscow

  М-ру Аллену Уорделлу
Главнокомандующему Красного Креста

  Милостивый Государь, только потому что представляемая
вами организация на является политической, я нахожу возможным не
откинуть немедленно ваше неуместное вмешательство в дела другого
государства, но ответить в дружественном духе, соответствующем
духу вашей организации. "..." Вы говорите о казни 500 человек в
Петрограде как об особенном случае актов подобного характера. Это
единственная цифра, которую вы приводите. Из этих 500, 200 были
казнены по решению местных организаций, которым они были
известны как активные и опасные контрреволюционеры, а 300 были
намечены уже давно как принадлежавшие к авангарду
контрреволюционного движения. "..." Только естественно, что "..."
когда происходит ужасная и страстная битва одного мира с другим,
когда наши враги со смертоносным оружием скрываются за каждым
углом, "..." казни о которых вы говорите, казни подлинных и
смертельных врагов, незначительны по сравнению с ужасами,
которые эти враги готовят для нас, по сравнению с ужасами
системы, с которой мы боремся не на жизнь а на смерть.
  Ваш, Г. Чичерин

  Сенатор Оверман: Видели ли вы сами эти жестокости?
  М-р Хантингтон: Я видел множество арестов. Я был в
тюрьмах. Я сам никогда не был арестован. Я не присутствовал на
расстрелах. Я знал людей, которых уводили расстреливать. Очень
немного людей присутствует при расстрелах. Есть достаточно
сведений, что они обычно производятся ночью в подвалах, как
говорят, с глушителями Максима. Мои друзья были в тюрьмах и
видели как людей каждый день уводят расстреливать. Они никогда не
возвращались. Я видел депортации целых поездов людей, набитых в
вагоны, взятых из дома.
  Сенатор Оверман: Дети и женщины тоже?
  М-р Хантингтон: Мужчины, женщины и дети. [дальше
рассказывает о терроре]
Майор Хьюмс: Доктор, вы дали нам некоторое понятие о
соотношении сил и базы различных партий в России, из которого
следует, что нынешнее правительство представляет менее 10
процентов населения. Если это правда, как они удерживаются у
власти?
  М-р Хантингтон: Во-первых, у них есть пулеметы. У них
оружие.
  Майор Хьюмс: Как они используют пулеметы? Где они их
взяли, и как они их используют, для чего?
  М-р Хантингтон: Пулемет - это оружие для использования
преимущественно в городах, на дорогах и в крестьянских деревнях,
если происходит крестьянское восстание; и также для получения
зерна; и у них не только пулеметы, но и транспорт. И еще немецкие
офицеры - они победили не раз благодаря немецким офицерам. У них
печать, потому что в течении уже нескольких месяцев в России нет
свободы печати. Они не позволяют выходить так называемым
буржуазным газетам.
  Майор Хьюмс: Позволяют ли они газеты других социалистов
или групп, иных чем их собственная?
  М-р Хантингтон: Нет, таких нет. В советской России
выходят только органы так называемого советского правительства.
  Имея печать, оружие, имея железные дороги, хотя
железнодорожники, особенно высших классов, водители локомотивов,
кондукторы, машинисты и начальники станций не за них, они могут
контролировать страну очень хорошо. У них есть, конечно, телеграф.
  Майор Хьюмс: Заложники используются в их управлении?
  М-р Хантингтон: Они берут заложников, чтобы
контролировать тех, кого они хотят использовать. "..." Отец
молодой девушки, бывшей моим секретарем, англичанин, который
жил в России много лет, гулял одним вечером в саду у храма Христа
Спасителя, куря сигару. Он был арестован со всеми находившимися в
саду. Об этом узнали случайно. Девушка пошла в Кремль "..." где ей
сказали, что отец уже расстрелян. Ей было сказано, что только
представителю Красного Креста будет позволено узнать что-либо о
нем "..." Представитель Красного Креста пошел по моей просьбе
узнать об этом несчастном человеке, против которого не было
выдвинуто никакого обвинения, он встретился с помощником
Петерса, который принял его очень тепло и сказал: "Я сделаю все что
могу, я сделаю себе об этом заметку, но просто не знаю что я могу
сделать. Мне приходится приговаривать к смерти столько человек
каждый день, что к вечеру я сильно устаю." "..." Петропавловская
крепость в Петрограде была наполнена заложниками подобного рода.
  Майор Хьюмс: Каково отношение нынешнего правительства
к церкви?
  М-р Хантингтон: На практике крайне враждебное "..." хотя
бы потому уже, что вожди движения, разумеется, резко враждебны к
православному христианству.
  Сенатор Уолкотт: Одобряют ли они какую-либо религию?
  М-р Хантингтон: Не вожди этого движения. Вожди, я
должен сказать, на примерно две трети - русские евреи, и примерно
на одну шестую или более - других национальностей, как латыши
или армяне. Потом грузины. И оставшееся число - славяне. "..." Но
лучшие из евреев "..." не одобряют этого всего и никогда не одобряли,
и они боятся последствий для своего народа.
  Майор Хьюмс: Что стало с церковной собственностью в
России?
  М-р Хантингтон: Теоретически собственность
национализируется. Практически, где они считали, что она им
нужна, они ее захватили, что в глазах верующих было, конечно,
поруганием. В Иркутске теологическая семинария была захвачена, и
им было мало обычных помещений, они осквернили часовню. В Кремле
был древний монастырь, очень почитаемый русскими, древняя
цитадель, и оттуда монахи были изгнаны. Священников часто
арестовывали. Иногда казнили. Преследования постоянны.
  Из показаний д-ра Джорджа А. Симонса, пастора методистской
церкви в Нью-Йорке.
  С осени 1907 по 6 октября 1918 года Симонс находился в
России в качестве настоятеля методистской церкви в Петрограде.
  
  М-р Симонс: Керенский проводил много времени в поездках по
фронтам, стараясь поднять дух русских солдат, и он, в общем,
считался хорошим оратором, и я не сомневаюсь, что он смог бы
поддержать своих людей дольше, чем они иначе продержались бы, но
нам сообщили, что появились сотни агитаторов, приехавшие по
стопам Бронштейна-Троцкого; люди, приехавшие из Нижней
Восточной Части Нью-Йорка (lower East Side). Я к своему удивлению
обнаружил десятки этих людей, разгуливавших по Невскому
Проспекту. Некоторые из них, узнав, что я - американский пастор в
Петрограде, подходили ко мне, обрадованные что кто-то может
говорить по-английски, и их ломаный английский выдавал, что они не
настоящие американцы. Многие из этих людей обращались ко мне, и
нас поражал сильный еврейский [Yiddish] элемент во всем этом с
самого начала, и скоро стало очевидно, что больше половины
агитаторов так называемого большевистского движения были
евреями [Yiddish].
  Сенатор Нельсон: Евреями? [Hebrews?]
М-р Симонс: Они были евреями [Hebrews], евреями-
отступниками [apostate Jews]. Я не хочу ничего сказать против евреев
как таковых. Я не сочувствую антисемитскому движению, никогда не
сочувствовал и не буду. Я против него. Я питаю отвращение к
погромам любого вида. Но я твердо убежден, что это явление -
еврейское [this thing is Yiddish], и что одна из его баз - на Восточной
Стороне Нью-Йорка.
  Сенатор Нельсон: Троцкий приехал из Нью-Йорка тем
летом, так?
  М-р Симонс: Да.
  Сенатор Нельсон: Вы думаете, он привез этих людей с собой?
  М-р Симонс: Я не могу сказать, что он привез их с собой. Я
полагаю, многие из них приехали вслед за ним, но он ответственен за
их приезд.
  Сенатор Оверман: Известно ли вам, снабжали ли их немцы
деньгами?
  М-р Симонс: Широко считалось, что Ленин и Троцкий
финансировались немецким императорским правительством. Позднее
были опубликованы документы, показывающие, что вожди
большевистского движения финансировались немцами. М-р Николай
А. Зорин, мой личный друг, вице-президент общества по укреплению
дружественных связей между Россией и Америкой, опубликовал
исследование, показывающее, что за этим всем стояло немецкое
правительство. У него были определенные документы. "..." Я
полагаю, их содержание должно быть известно Государственному
Департаменту, ибо я передал копии нашему посольству и нашему
консульству.
  Сенатор Оверман: Вот было бы мило, если большевистское
движение началось в этой стране [США], финансируемое немцами.
  М-р Симонс: Я не думаю, что большевистское движение в
России имело бы успех, если б не поддержка, полученная им со
стороны определенных элементов из Нью-Йорка, с так называемой
Восточной Стороны.
  Майор Хьюмс: [задает вопрос о прежней деятельности
Ленина]
М-р Симонс: Я не уделял внимания этой фазе карьеры Ленина.
  Я знаю только, что он получил привилегию со стороны немецкого
императорского правительства на срочный проезд через Германию, и
что они старались как можно скорее доставить его в Россию. Я хочу
добавить, что перед началом войны - то есть перед тем, как Россия
вступила в войну - мы были извещены, и это факт, что сотни
тысяч рублей были переведены на счета некоторых трудовых лидеров
в С.-Петербурге, как затем стало известно, для организации
забастовок на фабриках. Большое количество заводов в Петрограде,
Москве и других центрах России контролировалось британским и
немецким капиталом. Было очевидно, что Германия пытается
ослабить Россию экономически, бросив ее в спазмы ужасной
забастовки. Я разговаривал с людьми, занимавшими высокое
положение в Петрограде в государственной жизни, и они сказали, что
у них есть доказательства. Дело потом всплыло в русской печати и,
конечно, вызвало сильные анти-немецкие чувства.{1} Но та
забастовка не оказалась успешной, потому что прежний режим имел
столько силы, и он смог погасить ее.
  ------ 1) ###ref Agursky, Бразоль
Я замечал все время, что в России очень силен немецкий
элемент. Я передал нашему послу, губернатору Фрэнсису, копию так
называемой Немецкой Годовой Книги, которая была запрещена, а
также немецкую ежедневную газету, старейшую, как они
провозглашают, которая была запрещена после вступления в войну. А
когда большевики пришли к власти, все это появилось снова. Не
только печатались немецкие газеты, не только все немецкое и про-
немецкое поддерживалось, но нам стало известно, что перед началом
или после начала большевистской революции в октябре 1918 года, в
Смольном, месте нахождения так называемого большевистского
правительства, было несколько немецких офицеров. "..." Одна из
старейших учителей Смольного Института пришла по
необходимости в здание, где большевики теперь держат свое оружие
и откуда ведут деятельность по агитации пролетариата. Эта дама,
в возрасте более 50 лет, преподававшая в институте, я полагаю,
свыше 20 лет, и посещавшая нашу церковь около 10 лет и связанная с
некоторыми из наиболее выдающихся русских. Она пришла ко мне и
сказала: "У меня была возможность, как у преподавателя Смольного
Института, посетить некоторые комнаты в здании, занятом сейчас
так называемым большевистским правительством. Я видела
собственными глазами немецких офицеров, сидевших у длинного
стола, вокруг которого сидели руководители большевиков. Я слышала,
как разговаривали на немецком. Поскольку они доверяли мне, я имела
разрешение проходить через некоторые комнаты, чтобы взять вещи
для наших учителей и учеников, и несколько раз я видела немецкие
документы на столе, с немецким штампом." Однажды она сказала
мне, что в Смольном ее поражает, что по-немецки говорят больше,
чем по-русски. Может быть, она слышала идиш, потому что идиш
близок к немецкому. Мне это кажется странным, но когда вы
говорите с типичным человеком с нижней Восточной Стороны, он
будет говорить не по-немецки и не по-русски, но на идиш. Может
быть она слышала идиш и приняла его за немецкий; так или иначе,
вот ее свидетельство.{1}
  ------ 1) Если свидетельство достоверно, то оно может
относиться либо к разговаривавшим на идиш, либо к настоящим
немецким офицерам. Последнее, как будет видно из дальнейших
показаний, не представляется невозможным.
  Сенатор Нельсон: Идиш отличается от иврита?
  М-р Симонс: Это немецкий. У него смешанный состав.
  Сенатор Нельсон: Это смесь еврейского и немецкого, не так
ли?
  М-р Симонс: Есть некоторые славянские слова, некоторые
русские, и некоторые польские. В нем могут быть слова английские.
  Идиш, на котором говорят на Восточной Стороне Нью-Йорка,
содержит довольно много из английского языка, а тот, на котором
говорят в Петрограде, Москве, Варшаве и Одессе, содержит довольно
много из русского.
  Сенатор Оверман: Этот институт был гнездом, началом
этого правительства, не так ли? Там оно началось?
  М-р Симонс: Да.
  Сенатор Уолкотт: Вы сделали одно заявление, которое мне
очень интересно, потому что оно может быть значительным. Вы
сказали, что по вашему мнению, если бы не эти элементы,
приехавшие с Восточной Стороны Нью-Йорка, большевистское
движение потерпело бы провал. Для меня это очень интересно,
потому что если так, то это очень значительно. "..." Ввиду
исключительной значимости этого, могли бы вы рассказать нам в
деталях, что приводит вас к убеждению, что присутствие этих
людей с Восточной Стороны внесло вклад в успех большевистского
движения?
  М-р Симонс: Позднейшая поразительная информация,
переданная мне одним человеком - но эти сведения должны
проверить компетентные органы - утверждает, что в декабре 1918
года в так называемой северной коммуне Петрограда - так они
называют эту часть советского режима, находящуюся под
управлением м-ра Апфельбаума [Зиновьева] - из 338 членов
[правительства] только 16 были настоящими русскими, остальные
евреи, за исключением быть может одного человека, негра из
Америки, называющего себя профессор Гордон; и 265 членов
правительства этой северной коммуны, которое заседает в Смольном
Институте, прибыли из нижней Восточной Стороны Нью-Йорка -
265 из них. Если это правда, а они собираются проверить это для
меня - некоторые русские, которые были в Нью-Йорке и исследовали
факты - я думаю, что это то, что вы имеете в виду. "..."
Вернувшись сюда [в США] я обнаружил, что некоторые
большевистские пропагандисты почти все евреи - евреи-
отступники. Я был в так называемом Народном Доме, по адресу 7
Восточная 15-я улица, Нью-Йорк, который называет себя также
Рэндовской Школой Социальный Исследований [Rand School of the
Social Sciences]. Я посетил ее по меньшей мере шесть раз за последние
12 недель или около того, покупая их литературу. Это наиболее
подстрекательская литература, которую я видел против нашего
правительства, и 19 из каждых 20 человек, которых я там встретил,
были евреи. "..."
Сенатор Уолкотт: Вы сказали, что вы встретили многих из
этих жителей Восточной Стороны Нью-Йорка в Петрограде?
  М-р Симонс: Я встретил заметное их количество [a number
of them] на Невском Проспекте в Петрограде. Я говорил с ними, и
некоторые приходили ко мне.
  Сенатор Уолкотт: Когда это было?
  М-р Симонс: Где-то в июне и июле. У меня все это записано,
но багаж сейчас находится в посольстве...
  Сенатор Уолкотт: Приблизительно.
  М-р Симонс: Я бы сказал, незадолго до того как они
предприняли свою первую попытку, в июле 1917-го, устранить
Керенского. Но тогда у него оказалось достаточно сил удержаться.
  Сенатор Уолкотт: Можете ли вы сказать, было появление
этих агитаторов из Нью-Йорка там неожиданным? Появились ли
они все сразу, стаей, или они были вокруг все время, но просто стали
проявлять себя?
  М-р Симонс: На меня произвело впечатление, сенатор, что
вскоре после великой революции зимы 1917 года появились десятки
евреев, стоящих на скамейках, ящиках и всем, что попадется, и
говорящих пока рот не пересохнет. Я часто замечал моей сестре: "К
чему это все идет? Все это выглядит так по-еврейски." До того
евреев было очень мало, потому что было, как вы знаете, ограничение
на проживание евреев в Петрограде, но после революции они там
просто роились. Большинство агитаторов было евреями. Я не хочу
быть несправедливым к ним, но я обычно могу отличить еврея, когда
я его вижу.
  Сенатор Оверман: Вы имеете в виду, что они - евреи-
отступники?
  М-р Симонс: Евреи-отступники, да.
  Сенатор Уолкотт: Вы имеете в виду крещенных евреев?
  М-р Симонс: Нет, сэр.
  Сенатор Уолкотт: Что вы подразумеваете под термином
"отступник"?
  М-р Симонс: Еврей-отступник - это еврей, который
оставил веру своих отцов и предков.
  Сенатор Уолкотт: Но не принял никакой другой?
  М-р Симонс: Не принял никакой другой, кроме
большевистской веры или анархистской веры, что бы это ни было.
  Сенатор Оверман: Были ли какие-либо из людей, которых вы
встречали, позднее продвинуты по службе [в советском аппарате]
Троцким или его людьми в кабинете?
  М-р Симонс: За несколько недель перед тем как я покинул
Петроград, я близко познакомился с одним членом советского
правительства, министром почты и телеграфа. Его звали Сергиус
Зорин и я пытался узнать от него, что со мной будет, если я
останусь. [Советское правительство издало указ, по которому все
иностранные граждане в возрасте от 16 или 18 до 45 лет, не
покинувшие страну, должны считаться военнопленными. Консул
Пуле издал распоряжение, что все американские граждане должны
немедленно покинуть Россию. Симонсу было 44 с половиной, и он
отправился узнавать у властей, что с ним будет, если он не сможет
уехать.] Президент северной коммунны не пожелал меня принять.
  Они сказали мне, что он не принимает никого, сильно охраняется и
никогда не спит дважды в той же самой комнате.
  Сенатор Нельсон: Как его зовут?
  М-р Симонс: Апфельбаум. Это его настоящее имя, но его
русский псевдоним, как и у многих из них - Зиновьев. "..." Его второй
и третий секретари - они там все были евреи - отослали меня
довольно туманным образом к любому другому комиссару, которого я
смогу увидеть. Были угрозы убить не только Ленина и Троцкого, но и
Апфельбаума. "..." [Тогда] я отправился к комиссару почты и
телеграфа, Сергиусу Зорину. Я узнал, что он прибыл из Нью-Йорка, где
он провел 8 лет.
  Сенатор Нельсон: Каково было его настоящее имя?
  М-р Симонс: Я никогда его не спрашивал, но когда я
обратился к нему "..." он сказал мне, что пока американские войска не
ведут боевых действий на русской территории, американцы
пребывающие в России не будут считаться военнопленными.
  Сенатор Нельсон: Он разговаривал с вами по-английски, этот
человек?
  М-р Симонс: Он разговаривал по-английски. Его английский
был довольно хорош.
  Сенатор Нельсон: Он был в этой стране [США]?
  М-р Симонс: Он был в этой стране.
  Сенатор Нельсон: На Восточной Стороне?
  М-р Симонс: Полагаю, так.
  Сенатор Уолкотт: Как пишется его имя?
  М-р Симонс: Сергиус Зорин, комиссар почты и телеграфа.
  "..." Зорин сказал мне, что ждет-не-дождется вестей от своего
брата, некоего Александра Гумберга, служащего, как он сказал,
секретарем полковника Раймонда Робинса.
  Сенатор Оверман: Вы знали человека, о котором вы говорили
  - негра из Соединенных Штатов по имени Гордон?
  М-р Симонс: Я знал его. Он приходил ко мне, чтобы
жениться на так называемой русской даме, которая была эстонкой.
  Он жил с ней очень недолго.
  Сенатор Оверман: Откуда он прибыл? Вам это известно?
  М-р Симонс: Он прибыл из Америки. Он был боксер [борец], и
рекомендовался как профессор физической культуры, бокса, и так
далее, и некоторое время он был привратником в американском
посольстве в Петрограде.
  Сенатор Оверман: Он был с большевиками?
  М-р Симонс: Это последнее, что мы о нем слышали.
  Сенатор Нельсон: Вы считаете, что Троцкий и Ленин были
под немецким контролем и готовы делать, что пожелают немцы?
  М-р Симонс: Я пришел к мнению, что большинство из
состоящих на большевистской службе, из тех, кто настоящие,
убежденные большевики - некоторые из них не таковы -
большинство из них открыто настроено