Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
ягодки глянцево блестели в солнечных лучах. Веточки походили на хвойные. Словно
кто-то наломал их с елей и разбросал по всему лесу.
Где-то неподалеку чисто и долго куковала невидимая кукушка.
- Хорошо как, - сказала, не оборачиваясь, Анастасия. - У вас места такие
же славные?
- У нас... - Иван подумал. - Леса у нас обширные, грибов много, ягоды
разной. Речка тихая течет...
- Грибов да ягод и у нас достаточно, - сказала Анастасия. - Иной раз
высыпет грибов, хоть косой коси.
Была она не особо высока - Ивану до плеча не доставала. И ведь что странно
- со стороны Мягкову она казалась рослой, а вот рядом очутилась, куда вся ее
рослость делась? Шла об руку девчушка, платком наглухо повязанная, только
нежное личико с большими серыми глазами и курносым носиком выглядывало. Сарафан
на Анастасии голубой, сорочка льняная с вышивками - белая. Сердце Мягкова таяло
от нежности и любви, потому и был он малость косноязычен.
Они подошли к прозрачному стремительному ручью, чьи струи с журчанием и
легкой пеною неслись меж лобастых коричневых валунов. В прозрачной воде
мелькали серебристые бока и темно-синие спинки форелей.
Через ручей перекинулся мостик из круглых ошкуренных жердин. На серединке
мостка Анастасия ахнула испуганно, качнулась, но кто бы ей упасть дал - морскою
уверенной рукой Иван подхватил женщину сзади, губами почувствовал ткань ее
белого платка. Анастасия на секунду прижалась мягкой спиной к мускулистой груди
аманта, улыбнулась лукаво, прикрыв глаза, и, отстранившись, с легкостию
перебежала мостки. Обернулась, показала Ивану язык и бросилась бежать по
тропинке, петляющей меж невысоких елей с нежной голубоватой хвоей. Ивана и
уговаривать не пришлось - бросился догонять, придерживая рукой треуголку.
Догнал, обнял, уткнулся носом в русые волосы, выбившиеся из-под платка.
Анастасия молчала. Мягков забрал ее личико в ладони, приподнял немного и
наклонился, касаясь мягких податливых губ.
- Ах, Иван, - сказала Анастасия, не сопротивляясь.
- Что, Настенька? - Иван пытался поймать ее взгляд, и никак ему это не
удавалось.
- Не будет добра. - Анастасия освободилась, опустила голову. - Ничего у
нас с тобой хорошего не будет. Уйдешь на войну, а я здесь останусь. Кто я тебе?
Не жена, не невеста...
- Что ж ты, Настенька, безглазая совсем? - Иван снова привлек девушку к
себе. - Люблю я тебя! Очень сильно люблю!
- Не смейся. - Анастасия освободилась. - Ты кто? Графский сынок. А я? Баба
простая. Тебе даже жениться на мне нельзя, никто не позволит.
- Настя! - Иван обнял женщину, ощутил, как дрожит под его пальцами ее
сильное тело. - Ну, что ты, глупая?!
- Ничего у нас не получится, Ванечка, - вздохнула Анастасия. - Люди на
воде тонут, а вас под воду при жизни несет...
Иван отстранился, строго глянул на женщину. Вот тебе и государственный
секрет! Даже женщины знают. Откуда?
- С чего ты это взяла? - притворно небрежничая, спросил он.
- Ох, Ваня, да ваши секреты в Архангельске да Хол-могорах токмо собаки с
аглицкими мастеровыми и не знают, - вздохнула Анастасия.
Иван приподнял ее, посадил на округлый, прогретый солнцем валун и принялся
целовать. Делал он это нежно и обстоятельно, как только может влюбленный
впервые мальчишка. А кто он, если по совести? Мальчишкой был девятнадцатилетний
Иван Мягков, влюбленным по уши мальчишкой.
Анастасия, прикрыв серые свои глаза, гладила мягкие волосы Ивана, и только
Богу сейчас было известно, о чем могла думать поморская вдова, о любви
молоденького .мичмана, которому, вполне вероятно, суждено сложить живот свой во
славу государя и Отчизны в первом же бою.
3. СМОТРИНЫ ГОСУДАРЕВЫ
Государь Петр Алексеевич стоял на берегу, нервно постукивая прутиком по
кожаному голенищу ботфорта.
Корнелий Крейс сунулся к нему одутловатым лицом, торопливо зашептал что-то
на ухо по-немецки. Курила Артамонов присел в сторонке на лобастый камень в
шапке оленьего моха. Сбоку камня темнели какие-то сморщенные грибки. С
Беломорья веяло свежим ветром.
Петр внимательно слушал наперсника и друга, нетерпеливо кивая. Потом
обернулся, глазами ища Курилу.
- Волнуешься? - спросил.
Курила встал, неторопливо и без подобострастности подошел к государю.
Государь был высок, но и Курила ростом ему не уступал, а статью, пожалуй, и
превосходил даже.
- Немного есть, Петр Алексеевич, - сказал он. - Не каждый день государю на
внимание свои труды представляешь.
Петр поднял подзорную трубу, поднес к глазу, оглядел залив. На оловянно
поблескивающих волнах покачивалась одинокая шкуна. Еще несколько часов назад
Петр вместе с адмиралом Крейсом облазили все закоулочки шкуны и убедились в
отсутствии минных зарядов в оной. На ней же и в залив испытательный прибыли, а
до берега добрались на заранее приготовленном ялике.
- Что-то не видно твоей подводки. - Редкие усы Петра вздернулись в
насмешливой улыбке.
- Кабы видна была, государь, - сумрачно молвил Курила, - толку было бы от
моей работы.
Петр остро глянул на корабельного мастера.
- Посмотрим, посмотрим, - хмыкнул он и что-то сказал по-немецки, оборотясь
к Крейсу.
Адмирал сидел на корточках, раздвинув в стороны острые колени, и с великим
любопытством палочкой шевелил морскую звезду. Услышав царя, Корнелий Крейс
поднял голову.
- Так есть, мин херц Питер, - подтвердил он. - Дорога к звездам всегда
лежит через тернии.
Петр снова прильнул к трубе. Видно было, что царя одолевает нетерпение.
- Дуришь ты голову, плотник, - дернул он щекой. - Отвлекаешь от дела
занятых людей. Ты мне вот что скажи почему подводкою судно названо? Диковинно
название больно.
- Сие проистекает из сущности оного судна, - начал неторопливо объяснять
Курила. - Во-первых, судно движется под водой, а во-вторых, призвано оно
подводить заряды под вражеские корабли... А "Садко" мы ее назвали, потому
как...
Внезапно на море раздался оглушительный взрыв, что заставил корабельного
мастера замолчать. Над шкуною встал фонтан бурлящей воды. Петр жадно смотрел в
подзорную трубу. Крейс поднялся и тоже торопливо прильнул к окуляру своей
трубы. Шкуна, разломленная взрывом надвое, быстро тонула. Скрылись в
поднявшемся водовороте корпуса, мелькнули зачехленные мачты, потом на месте
затонувшего судна вздулся небольшой водяной бугорок и сразу же сгладился. Там,
где совсем недавно стояло на якоре судно, катились медленные и ленивые волны.
Государь отнял трубу от слезящегося глаза.
- Ты что-нибудь видел, Корнелий? - спросил он.
- Нит-шего, кроме утонутия судна, - флегматично отозвался Крейс, продолжая
наблюдение.
На волне медленно плеснулась, приходя в себя, оглушенная взрывом рыбина.
- Ну, - сказал Петр Алексеевич. - Где же твоя подводка, Курила?
Секретное судно он уже видел и все его излазил с природным своим
любопытством. Даже погрузиться в морские воды великое желание изъявил, но
Курила тому с твердостью воспротивился: "Не дело, государь, тебе в пекло самому
лезть, для того у тебя и подданные существуют".
Курилу Артамонова поддержал адмирал: "Государь у отечества один, -
назидательно сказал он. - Не стоит рисковать будущностью российской ради
удовлетворения мимолетного любопытства. Будь мудрым, Питер!"
Теперь государь желал увидеть судно, пустившее ко дну рыбацкую шкуну, но
более - сделавших это людей.
Он вновь прильнул к подзорной трубе. Однако глядел он вдаль, а потому не
заметил блеснувшего в двадцати саженях от берега стеклышка и не подозревал, что
его самого сейчас разглядывают командующие ею мичмана. Оставляя за собою
расходящиеся усы волн, труба двинулась к берегу, медленно приближаясь к месту,
где стоял государь со своими спутниками.
С шумом разошлась вода. Петр с растерянностью оторвался от подзорной трубы
и увидел, что в пяти саженях от него, медленно расталкивая воду, появился
выпуклый верх подводки с горбом бочонка.
- О mei Gott! - потрясение выдохнул Корнелий Крейс. -
Doerwetterocheimal!
Поднялась откидная крышка на бочонке, и на скользкую мокрую поверхность
подводки, огороженную низкими леерами, выбрался, салютуя государю, Иван Мягков.
За ним показался Яков Раилов, следом - голый по пояс волосатый Григорий
Суровикин.
- Виват! - вскричал он с радостным нахальством. - Виктория, государь!
Полная виктория!
Петр Алексеевич захохотал.
Подводка меж тем приблизилась к берегу, и стало видно, что нос ее обит
железами. Уткнувшись носом в песок, судно замерло. Коротко прогремели барабаны,
опуская грузы на дно.
- Всех на берег! - с хищным нетерпением велел государь и ликующе глянул на
спутников.
На берегу выстроилась команда "Садко". Первым в маленькой шеренге стоял
мичман Иван Мягков, следом - мичман Яков Раилов, за ними выставил грудь с
какой-то казачьей наградою уже успевший облачиться Григорий Суровикин, а за ним
- все шестеро гребцов: три Гаврилы, два Николая и Григорий. Петр, не делая
различий, каждого обнял, каждого прижал к груди и крепко расцеловал.
- Орлы! Орлы! - восклицал он, переходя от одного подводника к другому.
Обернувшись к своему спутнику, сказал:
- Мичманов жалую лейтенантами и пятьюстами целковыми каждого, казачка -
тремястами рублями и медалью, остальных жалую каждого полусотней рублей.
Повернулся к невозмутимо высившемуся Куриле, сгреб его в объятия, царски
поцеловал в губы и, насмешливо дернув за бороду, сказал:
- А ты, Курила Фадеевич, проси чего хочешь. Желаешь, дворянством тебя
оделю?
* Глава четвертая *
1. ПРИБЫТИЕ В СЕВЕРНЫЙ ПАРАДИЗ
Санкт-Петербург встретил экипаж "Садко" хмурым ненастьем.
Строящийся город частию стоял на материке и час-тию на островах,
образованных Невой при слиянии с Финским заливом Варяжского моря. Три главных
устья реки делили город на четыре главные части, из коих две лежали на островах
и две на материке. Малая Невка простирала течение прямо на север, чуть ниже
река вновь делилась на два рукава, именованных Большой и Малой Невой. Земля,
объятая Малой Невкой и Малой Невою, получила название Санкт-Петербургской
стороны, земля между Малой и Большой Невою - Васильевский остров, за Малой
Невкой земли получили название Выборгской стороны, а за Большой Невою -
Московской части, или Адмиралтейской стороны. Из Большой Невы ниже Малой Невки
истекала река, названная Фонтанкою, которая, описав полукруг, опять же в Неву
вливалась. Подобным же образом с Санкт-Петербургской стороны окружала город
небольшая речка Карповка, протекая из Малой Невки в Малую Неву.
На северном берегу Невы лежал небольшой остров, отделенный глубокими
протоками. На сем острове государь Петр Алексеевич в мае 1703 года изволил
заложить первое основание города Санкт-Петербурга, построив земляную
шестиугольную крепость. Заложена она была-в день Исаакия Далматского - день
рождения государя. Его величество изволил своими руками положить первый камень
в основание второго фланка бастиона, названного именем Меншикова. Хотя крепость
покамест еще была земляной, однако ж бастионы и куртины, фланцы и ор-лионы,
кавалиеры и дополнительные постройки в виде кронверка, равелинов и контрогардов
исполнены были весьма искусно и с надлежащим старанием.
Земли в устье Невы были болотистые, необитаемые и бесплодные. Но хотя сии
места и казались неудобными к обитанию, положение их ввиду обилия чистых вод и
способности к коммерции и к заведению флота уже довольно сильны были, чтобы
возбудить в государе великое желание к построению города. Ничто не могло
отвратить бодрый дух Петра Алексеевича от столь полезного мероприятия,
направленного к соделанию пользы для подданных. Надеялся государь, и не без
оснований, что с развитием коммерции войдет мало-помалу в его государство
дотоле едва видимый вкус в науках и художествах.
Имея твердое намерение воздвигнуть в устье реки Невы град, государь Петр
Алексеевич принял все потребные меры, чтобы в оном месте укрепиться. Уже в 1705
году земляная крепость начала застраиваться каменным зданием. Внутри оной все
были деревянные строения и построенная в 1703 году соборная церковь Петра и
Павла, посвященная Новгородским митрополитом Иовом.
Еще не заложены были все задуманные бастионы, но из земляной крепости вело
несколько ворот - к Васильевскому острову, на Большую Неву, Кронверкские.
Крепость сию строил архитектор Трезин, он же строил и кронверк, который пока
еще вел к завершению.
Комендантом крепости был полковник Рен. Государь Петр Алексеевич жил в
деревянном дворце, построенном два года назад. Оный дворец состоял из небольших
брусчатых хоромцев, в длину не более десяти, а в ширину трех саженей. Снаружи
дворец был раскрашен под кирпич, а внутри оббит холстом. По сторонам были
светелки, а посередине между ними - сени.
Из дворца государя открывался вид на начатое строительство Адмиралтейства,
огороженное земляным валом и палисадником. Неподалеку от государевой обители
видны были мазанки торговых рядов. Совсем рядом стоял Посольский дом.
Поскольку главная часть города была на Петербургской стороне, то и
обыватели первые дома свои начали уже строить тамо же. Впрочем, некоторое
обывательское строительство начато уже было и на Адмиралтейской стороне, и на
Васильевском острове, где выделялись роскошью хоромы светлейшего князя
Меншикова, стоявшие на взморье.
Город только начинал строиться, поэтому преобладало население мужеска
пола, однако ж порой и в солдатских казармах слышался задиристый и
подбадривающий женский смех. Да и по улицам уже двигались экипажи с гербами, а
из экипажей нет-нет и выглядывали прелестные дамы с мушками над кокетливыми -
бантиком - губками.
В питейных заведениях подавали не только медовуху и горькие водки, но и
гишпанские и италианские вина, голландский ром и немецкие шнапсы, привозимые
предприимчивыми иностранными купцами.
В гавани стояло небольшое и быстроходное судно под государевым флагом со
славным именем "Посланник". Команда на нем собрана была из преданных государю
людей, и капитаном сего судна был капитан Бреннеманн, которого государю Петру
Алексеевичу представил и за коего лично ручался царский наперсник и любимец
Франц Лефорт. Именно на "Посланника" под покровом ночи была тайно загружена
секретная подводка, после чего выход на берег экипажу был категорически
воспрещен. Привыкшая к тайным поручениям и связанными с ними лишениями команда
не роптала, более того, моряки с "Посланника" преисполнились гордостию за свою
миссию и превосходством над экипажами иных кораблей.
В Европе шла наследственная война. Австрия, Англия и Голландия выступали
противу Франции. Полагали, что и Карл, вторгаясь со своим двадцатидвухтысячным
войском в Шлезию и Саксонию, действовал в соответствии с тайным союзом,
заключенным с Францией. Петр повелел, чтобы его министр в Вене предложил цесарю
выгодную дружбу, о чем одновременно объявлено было польскому, английскому и
датскому посланникам.
В Европе шли прииски подходящих кандидатур для найма в российскую армию.
Министру своему Шафирову государь предписывал от своего имени спросить, не
нужно ли России вступить в союз противу Франции. Государь лукавил, указ о том
уже был подготовлен и мог быть объявлен в любой момент.
К тому времени вопросы тайной войны приняли особое значение. В лето 1706
года под стражу за измену был взят племянник князя Кропоткина, чуть позже и сам
князь. Государь, имея виды на князя, повелел его не пытать. Тяжело болен был
граф Федор Алексеевич Головин, ведавший Посольским приказом, жить ему
оставалось менее месяца, с его болезнью многие тайные связи в Европе были, к
великому огорчению Петра, пресечены. Сам государь пребывал в Киеве, как того
требовали интересы Отечества.
Григорий Суровикин сидел в крепости на гауптвахте за самовольное
оставление судна и драку, учиненную в оное самовольное время в питейном
заведении купца Боборыкина, что располагалось неподалеку от строящегося
Адмиралтейства.
Казак пел грустные песни и баллады, лестью и выгодой подкупал своих
стражей и несколько раз в камере, где содержался арестованный, смеялись девки и
слышались хлопки стреляющей в потолки финь-шампани. Вот и сейчас, идя темными
коридорами, Иван Мягков слышал хрипловатый голос Григория:
Ах, плавала лебедушка по морюшку, плавала белая по синему.
Ах да плававши, она, лебедушка, воскликнула песню лебединую последнюю...
Послышался плеск женских ручек, хвалебные восклицания и поцелуи. Иван
неодобрительно глянул на смущенного начальника караула, толкнул с силою дверь.
Голый по пояс Суровикин сидел на топчане. Рядом с казаком сидело женское
создание лет тридцати, полное жеманства и заметно опьяневшее. Девица все
поправляла платье, стараясь прикрыть обнаженное плечо, которое под действием ее
старательности оголялось еще больше.
Григорий посмотрел на вошедших.
- Забавляешься, соколик? - спросил Мягков. Начальник караула зло оглядывал
смущенных часовых, и губы его шевелились: "Ужо вам, подлецам! Дайте только
наедине остаться".
Девица ахнула, одергивая подол скомканного платья. Суровикин привстал,
нацедил себе в кружку из штофа, глотнул, вытер губы и с ленивой небрежностью
повернулся к отцу командиру.
- Вставай, Григорий, - хмуро сказал Иван. - Хватит гужеваться. Время
пришло отечеству с верностию и усердием послужить.
2. ПЕРВОЕ БОЕВОЕ ЗАДАНИЕ
Рыхлые мрачные тучи низко повисли над свинцовыми водами Северного моря.
Позади остались неприветливые шведские земли и скалистое неуютное побережье
Норвегии, пройден был уже пролив Скагеррак, "Посланник" шел под парусами мимо
голландских плодородных земель, приближаясь к конечному пункту своего
путешествия - Английскому каналу. Корабль покачивало на изрядной боковой волне,
но капитан Бреннеманн не зря был отрекомендован Лефортом вниманию государя,
умело и искусно вел капитан судно через штормящее море, даром что немец, а не
искусный в кораблевождении голландец или англичанин.
Иван Мягков, лежа на незастланной постели в отведенной каюте, предавался
мечтаниям.
Не о славе, не о доблестях мечтал молодой флотский офицер, обласканный
вниманием государя. О любви мечталось ему. Вспоминал Иван Анастасию,
оставленную в далеком поморском поселении. Беспокоился Иван об оставленной
возлюбленной.
- Верь мне, Настенька, я вернусь, - сказал Иван. - Ванечка. - Женщина
заплакала. - Ничего хорошего не будет. Не позволят тебе быть со мной, сам ведь
ты это знаешь. Сам все лучше моего понимаешь!
Иван обнял любимую, погладил гибкую спину, задумчиво и тоскливо глядя в
потолок. Права была Настасья - никогда ему не позволят отец с матерью связаться
с безродною девкою. Плевать Ивану было, что осудят его в обществе, он бы и без
общества этого прекрасно прожил, только вот не позволят!
- Брошусь в ноги государю, - хрипло сказал он и сам себе не поверил. Нет,
не в то не поверил, что бросится, в то не поверил, что государь его поймет.
Хоть и говорят про него, что вот уже год сам Петр Алексеевич живет с
лифляндской девкою Катериной, урожденной Скавронской, находившейся в услужении
у светлейшего князя Меншикова. Но ведь что позволено Юпитеру, никогда не
дозволится быку.
- Ох, Ванечка! - Слезы ожгли грудь. - На беду мы с тобою встретились...
Люб ты мне, ждать тебя буду, только не будет нам счастья!
Иван сел, склонился, натягивая ботфорты. Хотелось куда-то бежать, делать
что-то. Но некуда бежать было, а что сделать можно, Иван не знал. С
Востроухов