представлял небесную, а бек - светскую власть.
     Двойное царствование у хазар иногда сравнивают - скорее всего, ошибочно
- с диархией в Спарте, а также с внешне тождественным ей  двойным правлением
у  различных  тюркских  племен.  Два спартанских  царя  происходили  из двух
главных родов и обладали одинаковой властью; что же  касается кочевых племен
с двумя  вождями*, то нет указаний  на  разделение их функций,  как у хазар.
Правильнее сравнить хазарский вариант с системой правления, существовавшей в
Японии со средних веков до  1867  г.:  светская власть  была сосредоточена в
руках сегуна, а микадо являлся объектом поклонения как воплощение божества.

     * Алфолди  предполагал,  что они  возглавляли  два крыла орды; об  этом
писал и Данлоп (37; 159).

     Кассель  (26;  52) предложил  занятную аналогию:  он  сравнил хазарскую
систему  управления  с шахматами.  На шахматной доске  двойное  царствование
олицетворяется королем (каган) и ферзем (бек). Король  находится в изоляции,
охраняемый слугами, имеет мало власти  и может  совершать только одношаговые
ходы.  Ферзь,  в  противоположность  ему,  выступает  самой   могущественной
фигурой,  доминирующей на доске. Тем не менее утрата ферзя не означает конец
игры,   тогда  как  падение  короля  символизирует  окончательный   разгром,
завершение партии.
     Таким образом, двойное царствование отражает резкое разграничение между
священным  и  мирским  в  хазарской  психологии.  Божественные черты  кагана
явственно проступают в следующем отрывке из Ибн Хаукаля*:
     "Хаканство  является исключительною принадлежностью известных  семей. У
хакана власть среди хазар только номинальная, и  его  только величают, когда
входят к нему.  Приходят к  нему  только по необходимости.  При входе к нему
входящий  падает перед ним ничком  на землю, поклоняется  ему  и  становится
вдали, пока  хакан не разрешит ему  приблизиться. Когда постигает их тяжелое
событие или война, то они  выводят  хакана, и не взглянет на него ни один из
тюрков или  других соседних  с  ними кяфиров (неверных) без того,  чтобы  не
поклонился  и не удалился. И никто  не воюет с ним из-за великого почтения к
нему. Когда он умрет, и его похоронят, то не проедет ни один мимо могилы его
без того,  чтобы не спешиться перед нею и не поклониться праху его; и путник
сядет верхом не прежде, чем скроется из виду его могила.

     * Ибн Хаукаль, арабский путешественник, географ и историк, написал свою
"Книгу путей и  стран" примерно в  977  г.  Цитируемый  ниже  отрывок  почти
дословно  повторяет  текст Истахри, написанный  на сорок лет раньше,  однако
более понятен,  поэтому  я  остановил  выбор  на переводе  из  Ибн  Хаукаля,
выполненном Оусли в 1800 г.

     Повиновение их своему царю  доходит до того, что, когда иной раз бывает
необходимо убиение одного  из них, а он бывает наиболее уважаем из них перед
царем и занимает весьма значительное место при нем,  и в то же время царь не
желает  его  открытой казни, то приказывает  ему самому убить  себя,  а  тот
удаляется в свой дом и кончает с собой.
     Я уже упоминал, что хаканство  есть  принадлежность известных семей, не
имеющих владений  и  богатств,  но иногда  бывают  среди них богатые.  Когда
достается кому-нибудь хаканство, то ему присягают,  не  обращая  внимания на
его имущественное положение. Мне сообщил человек, которому я доверяю, что он
видел на  одном из их рынков юношу, продававшего хлеб;  и они говорили,  что
если  хакан их  погибнет, то  никого нет более достойного хаканства, чем он,
разве только, что он мусульманин, а назначаются на хаканство только иудеи.
     У хазар трон под золотым навесом изготовляется только для хакана; шатры
хакана, когда разобьют их в случае необходимости в дороге, выше шатров царя,
а жилище его в городах выше царского жилища. (58; 189-90) [45].
     Отрывок  о достойном  юноше-хлеботорговце,  или чем бы он ни  торговал,
больше похож на  сказку о Гарун-аль-Рашиде. Если он был наследником золотого
трона,   предназначенного   для  одних   иудеев,  то   почему   рос   бедным
мусульманином? Если попытаться  извлечь из этой истории хоть какой-то смысл,
то  придется заключить,  что кагана  выбирали  в зависимости  от  достоинств
кандидата, но только среди членов "императорского" или "знатного" рода. Так,
кстати, полагают и Артамонов, и Зеки Валиди.  Артамонов считает, что у хазар
и других тюрков  правили выходцы из тюркютской династии,  некогда царившие в
угасшей тюркской империи (см. выше, раздел 3). Зеки Валиди предполагает, что
"императорская  раса"  или  "знатный род",  к  которому должен  принадлежать
каган, - это династия Ашина, упоминающаяся в китайских источниках, - подобие
аристократов  пустыни,  происхождением  от   которых  традиционно  гордились
тюркские  и  монгольские правители.  Это  предположение  вызывает доверие  и
помогает   как-то  примирить  противоречивые  ценности,  провозглашаемые   в
рассматриваемом отрывке: благородный юноша без гроша за  душой - и  величие,
окружающее  золотой  трон. Перед  нами  наложение  двух  традиций,  подобное
оптической  интерференции двух волновых  картин на экране: аскетизма племени
кочевников пустыни и блеска царского двора, процветающего благодаря торговле
и  ремеслам   подданных  и  стремящегося  затмить  соперников  в  Багдаде  и
Константинополе.  Ведь  у  истоков  религий,  исповедуемых  в  обеих  пышных
столицах, тоже стояли некогда пророки, вышедшие из пустыни.
     Все это не объясняет  поразительного разделения божественной и светской
властей, уникального для этого периода и региона. Как писал Бьюри (21; 405),
"мы  не  знаем,  когда  реальное  правление  кагана  сменилось  божественным
бездействием и зачем ему было возвышение до положения, похожего на положение
японского   императора,   когда  для   процветания  государства  важно   его
существование, но не правление".
     Вариант ответа  на  этот вопрос  был недавно предложен Артамоновым.  Он
предположил,  что  провозглашение  иудаизма  государственной  религией  было
результатом   переворота,  превратившего  кагана,  представителя   языческой
династии, чьей преданности закону Моисея  нельзя  было полностью доверять, в
подставное лицо. Гипотеза ничем не хуже  других - и так же, как другие, мало
подкрепленная фактами. Тем  не менее вполне вероятно, что  эти два события -
переход  в иудаизм  и  начало двоецарствия  - были каким-то образом  связаны
между собой*.


     * До перехода в иудаизм каган еще играл активную  роль -  взять хотя бы
историю с Юстинианом. Ситуацию  затемняет то  обстоятельство,  что  арабские
историки  часто  говорят   о   "кагане",   определенно  подразумевая  "бека"
(поскольку  "каганом" у многих племен именовался правитель), а  бека именуют
по-разному. как явствует из таблицы (по Минорски, [84; 451]):

     Константин Багрянородный: хакан, бек
     Ибн Русте: хазар хакан, айша
     Масуди: хакан, Малик
     Истахри: Малик Хазар, хакан хазар**
     Ибн Хаукаль: хакан хазар, Малик Хазар или бек
     Гардези: хазар хакан, Абшад

     ** Возможна неверная последовательность правителей.

        "II"

        "ОБРАЩЕНИЕ"

        "I"

     Религия евреев, - пишет  Бьюри, - оказала глубокое влияние на исламское
вероисповедание   и   послужила  фундаментом   для  христианства;   известны
разрозненные случаи  новообращения; но переход хазар  в веру Иеговы в чистом
виде уникален в истории" (21; 401).
     Каковы  же мотивы  этого уникального события? Влезть в шкуру хазарского
принца нелегко - тем более, что он не снимал кольчугу. Если же  рассуждать в
терминах силовой политики,  которая во все века подчиняется  одним и тем  же
правилам, то напрашивается одна поразительная аналогия.
     В начале VIII века мир был строго разделен между  двумя сверхдержавами,
олицетворявшими  христианство  и ислам.  Их идеологические доктрины находили
выражение  в   силовой  политике,  осуществлявшейся  классическими  методами
пропаганды,  силового  давления  и   военных  захватов.   Хазарская  империя
представляла собой "третью силу", доказавшую свое равенство  двум другим и в
роли  противника,  и  в  роли союзника. Но  сохранить  независимость Хазария
могла,  лишь избежав принятия  христианства или ислама, в  противном случае,
она оказалась бы подчинена власти византийского императора, либо багдадского
халифа.
     Обе  силы упорно старались обратить хазар в  христианство или в  ислам,
однако старания  эти приводили лишь  к обмену дипломатическими любезностями,
династическим бракам и  ненадежным военным  союзам,  основанным  на взаимных
интересах. Полагаясь  на свое военное могущество, хазарское царство, имея  в
тылу  вассальные  племена,  решительно  отстаивало свое  положение  "третьей
силы", возглавляющей независимые степные народы.
     В  то же самое  время близкие  связи  с  Византией и Халифатом доказали
хазарам, что их архаический шаманизм  -  не  только устаревшее варварство по
сравнению с великими монотеистическими религиями, но и препятствие на пути к
наделению  вождей духовной и юридической властью, каковой обладали правители
двух мировых теократических держав, - халиф и император. Однако обращение  в
одну  из этих  религий означало бы подчинение, конец  независимости и потому
было неприемлемо. Разве  не  логичнее в этой ситуации было  перейти в третью
веру,  не связанную  с другими двумя,  но в то же  время послужившую  той  и
другой древней основой?
     Однако логика таких умозаключений призрачна, ибо  они  делаются  задним
числом.  В  действительности   обращение  в  иудаизм  требовало  гениального
провидения.  Тем  не  менее и  арабские,  и еврейские  источники,  по-своему
детализируя историю обращения, выстраивают  логику, схожую с вышеизложенной.
Снова процитируем Бьюри:
     "Не  вызывает  сомнений,  что  к принятию  иудаизма  правителя склонили
политические соображения.  При  переходе  в  магометанство  он  попал  бы  в
духовную зависимость от халифов, пытавшихся навязать хазарам свою религию, а
в  христианстве  заключалась  опасность  превратиться в  церковного  вассала
Византийской империи. Иудаизм же был  авторитетной религией, священные книги
которой  почитались  и христианами,  и магометанами;  он  возвышал  его  над
невежественными  варварами  и  одновременно  гарантировал  от  вмешательства
халифа и императора.  Однако, приняв обрезание, он не  перенял  нетерпимости
иудейского культа.  Простому  народу  было  позволено и  дальше пребывать  в
язычестве, поклоняясь прежним идолам" (21; 406).
     Обращение хазарского  двора  имело, несомненно, политические мотивы, но
было  бы  ошибкой воображать, что эти  люди слепо, в  один присест перешли к
исповеданию религии с неведомыми догматами.  Напротив, перед  обращением они
как  минимум  столетие  знакомились с  евреями  и  их религиозной  практикой
благодаря многочисленным беглецам, спасавшимся от религиозного преследования
в Византии и, хоть и  в меньшей степени, в  завоеванной арабами  Малой Азии.
Известно, что  среди  варваров Севера  Хазария  выделялась  как относительно
цивилизованная страна, еще не склонившаяся ни к одной  из противоборствующих
религий,   превратившаяся   потому  в  естественное   убежище   для  евреев,
спасающихся  от византийского ига, насильственного обращения в другую веру и
других притеснений. Преследования в различных видах начались при Юстиниане I
(527-565  гг.)  и приняли особенно свирепые формы в VII веке при  Ираклии, в
VIII веке при Льве III, в  IX веке  при Василии  и  Льве  IV и в Х веке  при
Романе. Например, Лев III, правивший два  десятилетия  непосредственно после
обращения  хазар в  иудаизм,  "попытался одним ударом покончить с непорядком
[терпимым отношением к  евреям], повелев всем своим подданным-иудеям принять
крещение"   (109;   61).   Несмотря   на   неудовлетворительное   исполнение
императорского повеления, оно привело к  бегству  из Византии  значительного
количества евреев. Согласно ал-Масуди, ситуация с вероисповеданием в Хазарии
выглядела  так:  "Жители столицы -  мусульмане, христиане, иудеи и язычники.
Иудеями  являются: царь,  его  окружение  и  хазары его  рода*.  Царь принял
иудейство во  время  правления халифа Харун ал-Рашида  (786-814). Ряд евреев
примкнул к нему из других  мусульманских стран и  из  Византийской  империи.
Причина в том, что император, правящий ныне, т.е. в 332 год Хиджры (943 г.),
и  носящий имя Роман обращал евреев своей страны в христианство  силой и  не
любил их [...]  и большое число евреев бежало из Рума  в страну хазар" [46].
Царь  хазар стал иудеем еще  в  правление халифа Харун ал-Рашида**, и к нему
сошлись евреи из всех земель ислама и из  страны греков [Византии]. Нынешний
же,  в год  Хиджры 332  [943-944], царь  греков силой обратил  евреев своего
царства  в  христианство...  И  многие  евреи  бежали  из  страны  греков  в
Хазарию..."

     * Видимо, правящее племя "белых хазар", см. выше, глава I, 3.
     ** Примерно между  786  и 809 гг.; принято считать, впрочем, что Масуди
пользовался просто  привычным временным ориентиром,  а обращение имело место
примерно в 740 г.

     Две последние фразы из процитированных касаются событий,  происходивших
спустя  двести  лет  после  обращения  хазар,  и  демонстрируют  постоянство
возникновения  волн репрессий на протяжении  веков.  Но  евреи были не менее
настойчивы.  Многих  подвергли  пыткам,  те  же,  у  кого  не  хватило   сил
сопротивляться,  позднее вернулись к  своей вере,  "как псы к  своей рвоте",
если прибегнуть к "изящной" формулировке одного христианского хрониста (109;
84).  Не   менее  живописно  описал   еврейский   автор  (109;   88)   метод
насильственного крещения, примененный  при  императоре  Василии  к еврейской
общине в Ории, на юге Италии:
     "Как  их  принуждали? Любого,  кто отказывался принять их  ложную веру,
клали  под  деревянный  пресс  оливковой  давильни  и  сдавливали  наподобие
оливок".
     В  другом  еврейском  источнике (который рассматривал "Видение Даниила"
как  древнее  пророчество [109;  201])  так  говорится о преследованиях  при
императоре  Романе  ("греческом  царе"  из  свидетельства  Масуди): "А потом
появится царь,  который  будет  преследовать их, не  уничтожая, а  милостиво
вытесняя из страны".
     Единственная милость, проявленная Историей и к беглецам, и  к тем,  кто
был  доведен вытеснением до отъезда, заключалась в существовании Хазарии - и
до, и после ее  обращения. До обращения она служила убежищем для беглецов, а
после  превратилась   в   подобие   национального   гнезда.   Беглецы   были
представителями более высокой  культуры и стали, несомненно, важным фактором
формирования космополитизма и терпимости, так поражавших арабских хронистов,
упоминавшихся выше. Их  влияние и,  наверное, их миссионерский  пыл* первыми
должны  были  ощутить  придворные  и  знать.  Видимо,  евреи умело  сочетали
теологическую  аргументацию, мессианские пророчества и  разумные соображения
по   поводу  преимуществ,   которые  получили   бы  хазары  от  перехода   в
"нейтральное" вероисповедание.

     * В ту эпоху обращение неверующих силой или убеждением было насущнейшей
заботой. О том, что этим занимались и евреи, говорит такой  факт: начиная  с
правления Юстиниана византийские законы  грозили суровыми карами за  попытки
обращения  христиан  в  иудаизм,  а   евреев,  "досаждавших"  новообращенным
христианам, ждала казнь через сожжение на костре. (109; 25).

     Изгнанники   принесли   с   собой  византийское  искусство  и  ремесла,
прогрессивные  методы  земледелия  и  торговли,  а также  еврейскую  азбуку.
Неизвестно, какой письменностью пользовались хазары раньше, но  в "Фихристе"
Ибн  Надима  (94;   4О3.  37;  119),  попытке   универсальной  библиографии,
составленной  примерно  в   987   г.,  говорится,  что  в  то  время  хазары
пользовались еврейским  алфавитом [47].  Древнееврейский язык служил двоякой
цели: был языком науки (как средневековая латынь  на Западе) и письменностью
для  различных   языков   Хазарии  (подобно   латинскому  алфавиту,  которым
воспользовались  в  Западной  Европе  формировавшиеся   языки).  Из  Хазарии
еврейская  письменность  распространилась,  видимо, на  прилегающие  страны.
Отсюда  сообщения Коулсона о "надписях на несемитском языке  (или, возможно,
на двух разных несемитских языках),  найденных на двух  могильных  камнях из
Фанагории и Партенита в Крыму и до сих пор не расшифрованных (94; 4O3. 28)*.
(Крым, как  мы  уже  видели,  оказывался  время  от  времени  под  хазарским
владычеством,  однако там издавна существовала еврейская  община, и  надписи
могли  быть сделаны даже раньше обращения хазар)  [48].  Некоторые еврейские
буквы ("шин"  и "цадей") попали в  кириллицу (94;  4О3) (12; III;  210 прим.
47);  найдены  также польские монеты,  относящиеся  к XII и  XIII  векам,  с
надписями  по-польски еврейскими буквами  (например, "Лешек кроль Польски"),
рядом  с монетами  с надписями латинскими буквами. Поляк А. Н.  пишет:  "Эти
монеты окончательно доказывают факт  распространения  еврейской письменности
из  Хазарии  в соседние славянские страны.  Хождение  таких  монет не  имело
отношения к  религии.  Их чеканили потому, что многие  в Польше  были  более
привычны к таким  буквам, нежели к латинским, не связывая  их  специально  с
евреями" (94).

     * Эти надписи относятся к другой категории, нежели  подделки Фирковича,
известные среди историков (см. Приложение III).

     Итак,  вызванное,  несомненно,  чисто  практическими   соображениями  и
задуманное как хитрый политический маневр обращение привело к последствиям в
культуре, какие  вряд ли  предвидели его инициаторы.  Началом стал еврейский
алфавит;   три  века  спустя   закат  хазарского   государства  был  отмечен
неоднократными всплесками мессианского сионизма  и появлением псевдо-мессий,
вроде  Давида  Эль-Рои,  героя  романа  Дизраэли,  возглавивших донкихотские
походы с целью отвоевать Иерусалим (см. гл. IV).
     Вынужденный переход кагана в ислам после понесенного от арабов в 737 г.
поражения  оказался  пустой  формальностью, не  произведшей, видимо, на  его
окружение никакого  впечатления. Напротив, добровольное обращение  в иудаизм
привело к глубоким и долговременным последствиям.

        "2"

     Обстоятельства  обращения затемнены  легендарными известиями,  однако в
главном арабские и еврейские источники сходятся [49].
     Рассказ  ал-Масуди  о  роли  евреев  в  Хазарии,  цитировавшийся  выше,
заканчивается отсылкой к его более раннему сочинению, в котором он описывает
эти обстоятельства. Сочинение это утрачено; однако существуют два фрагмента,
опирающиеся  на  него.  В  первом, принадлежащем  перу  Димашки  (1327  г.),
повторяется, что во времена Харун ал-Рашида император Византии изгнал иудеев
из своего государства, и те направились  в страну хазар, "где  нашли умных и
благочестивых  людей,  объявили  им свою  веру,  а те признали  ее  наиболее
правильной, присоединились к ней" (80; 6) [50].
     Второй, гораздо более подробный рассказ содержится в сочинении ал-Бакри
"Книга царств и дорог" (XI в.):
     "Причина  обращения в иудаизм царя хазар,  прежде  язычника, такова. Он
принял христианство (см. ниже, гл.  IV, 11). Потом он признал его ложность и
обсуждал эту  тему, сильно его беспокоившую, с одним  из своих приближенных.
Тот сказал ему:  "О,  царь, люди  Священного Писания делятся  на три группы.
Созови их и вели привести их доказательства, а затем последуй за тем, у кого
правда".
     И  послал он к христианам, за епископом. При царе  был иудей, опытный в
спорах, и он затеял диспут. Он спросил епископа: "Что скажешь о Моисее, сыне
Амрана, и о Торе,  данной ему  свыше?" Епископ отвечал:  "Моисей - пророк, в
Торе истина". Тогда  иудей обратился к царю: "Вот он  и  признал правдивость
моей веры. Теперь спроси  его, во что верит он сам". Царь спросил, и епископ
ответил:  "Я  г