тавь сильную охрану. Верните грекам мечи, пусть снова  несут
свою службу. Тавмаст, мой верный слуга, проследи, чтобы все мои  долги  были
полностью выплачены. Брат мой Ирод, позаботься, чтобы с моей  дорогой  женой
Кипридой и дочерьми Друзиллой и Мариам не случилось никакой беды, а  главное
- постарайся не допустить еврейский народ  до  какого-нибудь  безрассудства.
Приветствуй от моего имени евреев Александрии и попроси их простить меня  за
то, что я возбудил в них такие возвышенные надежды, а затем так  глубоко  их
разочаровал. А теперь идите, да будет с вами Бог. Я больше не могу говорить.
   Десятки тысяч евреев, надев власяницы, пали ниц на землю  вокруг  дворца,
хотя стояла ужасная жара. Ирод Агриппа увидел их из  окна  верхней  комнаты,
где была его постель, и разразился рыданиями.
   - Бедные евреи,- сказал он.- Вы ждали тысячу лет, и теперь  вам  придется
ждать еще тысячу, а может быть, и две тысячи лет, пока наступит  день  вашей
славы. Рассвет оказался ложным. Я обманулся сам и обманул вас.
   Он велел принести бумагу и, пока еще был в силах  держать  перо,  написал
мне письмо. Оно лежит сейчас передо мной вместе с остальными, которые  я  от
него получал, и я не могу без слез  сравнивать  его  почерк  -  все  прежние
написаны решительно и четко, строка идет  под  строкой  ровно,  как  ступени
лестницы, а это нацарапано вкривь и вкось, каждая буква искажена, перекошена
терзавшей его болью, как  в  признаниях  преступников  после  того,  как  их
вздернули на дыбу или хлестали плетью-девятихвосткой. Письмо было короткое:
   "Мое последнее письмо: я умираю. В моем теле кишат черви.  Прости  твоего
стариннейшего друга Разбойника, который любил тебя от  всего  сердца  и  при
этом замыслил отобрать у тебя Восток. Почему я это сделал? Потому что  Иафет
и Сим могут жить, как братья, но каждый должен быть хозяином в  своем  доме.
Запад остался бы в твоих руках от Родоса до Британии. Ты  смог  бы  избавить
Рим от всех богов и обычаев Востока: тогда и только тогда к вам вернулись бы
те свободы былых времен, которые ты так высоко ценишь. Я потерпел неудачу. Я
играл в слишком опасную игру. Мартышечка, ты  глупец,  но  я  завидую  твоей
глупости, это разумная глупость. И вот теперь,  лежа  на  смертном  одре,  я
прошу тебя: не вымещай свой гнев на моей семье. Сын мой Агриппа невинен,  он
ничего не знает о моих честолюбивых планах, так же как и дочери. Киприда изо
всех сил старалась отговорить меня. Лучшая линия поведения сейчас для тебя -
сделать вид, будто ты ничего не подозреваешь. Обращайся со своими восточными
союзниками так, словно они  по-прежнему  тебе  верны.  Что  они  без  Ирода?
Гадюки, но с вырванным жалом. Мне они доверяли, но Парфии нет. Что  до  моих
владений, сделай их вновь римскими провинциями, какими они были при Тиберии.
Не оскорбляй  моей  чести,  возвращая  их  Антипе.  Назначать  Агриппу  моим
преемником было бы опасно, но ради меня сделай что-нибудь в знак уважения  к
нему, ведь он мой сын. Не присоединяй моих земель к Сирии под  начало  моего
врага Марса. Правь ими сам, Мартышечка. Поставь  там  губернатором  Феликса.
Феликс - никто, он не совершит там  ничего  особенно  умного,  но  и  ничего
особенно глупого. Надо кончать, перо падает из пальцев. Меня терзает ужасная
боль. Не  горюй  обо  мне.  Я  прожил  прекрасную  жизнь  и  жалею  лишь  об
единственном своем безрассудстве - о том, что недооценил  гордости,  мощи  и
зависти вечно сущего Бога Израиля,  что  осмелился  Ему  противостоять,  как
какой-то глупый философствующий грек из Гадары. Прощай, Тиберий Клавдий, мой
друг; я люблю тебя так искренно, что ты и  представить  себе  не  можешь.  В
последний раз прощай, Мартышечка, друг моего детства, и  никому  не  верь  -
никто возле тебя не заслуживает твоего доверия.
   Твой умирающий друг Ирод Агриппа по прозванию Разбойник"
   Перед самой смертью Ирод вновь призвал к себе Хелка и Тавмаста  и  своего
брата Ирода Поллиона и сказал им:
   - Исполните мою последнюю волю. Пойдите в тюрьму к Силе  и  скажите  ему,
что я умираю. Скажите, что меня поразила Иродова немочь. Напомните ему о той
клятве, которую я опрометчиво дал в Александрии в доме алабарха  Александра.
Расскажите о том, как я корчусь от мук. И попросите простить  меня,  если  я
причинил ему зло. Скажите, что он может прийти повидать меня и вновь  пожать
мне руку в знак дружбы.  Затем  поступите  с  ним,  как  сочтете  нужным,  в
зависимости от его ответа.
   Они пошли в тюрьму и застали Силу в его темнице с дощечкой для письма  на
коленях. Увидев их, Сила кинул ее лицевой стороной на пол. Тавмаст сказал:
   - Сила, если эта дощечка полна упреков к твоему царю  и  господину  Ироду
Агриппе, хорошо, что ты бросил ее на пол. Когда  мы  скажем  тебе,  в  каком
состоянии наш царь, ты не удержишься от слез. Ты пожалеешь,  что  когда-либо
даже единым словом упрекал и порочил его на людях, так как не умеешь держать
язык за зубами. Он умирает, умирает в мучениях. Он болен  Иродовой  немочью,
на которую опрометчиво обрек сам себя в Александрии,  призвав  на  себя  эту
кару, если когда-нибудь оскорбит Всевышнего.
   - Я знаю,- сказал Сила,- я был с ним,  когда  он  давал  клятву  и  потом
предупреждал его...
   - Помолчи, пока мы не передадим всего,  что  велел  царь.  Царь  говорит:
"Расскажите Силе о том, как я корчусь от мук, и попросите его простить меня,
если я причинил ему зло. Он может, если хочет, покинуть тюрьму  и  прийти  с
вами во дворец. Я буду рад еще раз пожать его  руку  в  знак  нашей  дружбы,
прежде чем умру".
   Сила сказал хмуро:
   - Вы - евреи, а я - всего лишь презренный самаритянин, так  что,  видимо,
ваше посещение для меня честь. Но я вот что скажу вам о нас, самаритянах: мы
ценим свободную речь и честные поступки превыше того  мнения,  хорошего  или
плохого, которое наши соседи евреи соблаговолят иметь о нас.  Что  до  моего
бывшего друга и господина царя Ирода Агриппы, если он страдает от мук, пусть
винит самого себя за то, что не слушал моих советов...
   Хелк обернулся к царю Ироду Поллиону:
   - Смерть?
   Сила спокойно продолжал:
   - Три раза я спасал ему жизнь, но на этот раз я ничего не могу  для  него
сделать. Его судьба в руках Всевышнего. А что до его дружбы, как вы назовете
друга, который...
   Хелк выхватил дротик у солдата, стоявшего у дверей на страже, и вонзил  в
живот Силе. Тот и не пытался увернуться.
   Он умер в тот самый миг, когда, измученный пятью днями непрерывной  боли,
к несказанному горю и ужасу всего еврейского народа, умер на  руках  Киприды
сам царь Ирод Агриппа.
   К этому времени то, что произошло с Иродом, ни для кого не  было  тайной.
Казалось, проклятие распространилось на всех евреев и  они  лишились  всякой
силы духа. Греки ликовали. Полки,  которым  по  приказу  Ирода  Хелк  вернул
оружие, вели себя самым бесстыдным и мерзким образом. Они напали на дворец и
схватили Киприду и ее дочерей, намереваясь провести их в шутовской процессии
по улицам Кесарии. Киприда выдернула из рук солдата меч  и  убила  себя,  но
девочки были вынуждены надеть вышитые платья  и  сопровождать  греков,  мало
того - присоединиться к гимнам, в которых те благодарили богов за смерть  их
отца. А потом девочек отвели в полковые бордели  и  там,  на  крышах  домов,
подвергли самому грубому и непотребному насилию. И не только в Кесарии, но и
в греческом городе Самарии на площадях устраивали  пиры,  и  греки,  украсив
головы гирляндами и умастив тела  благовониями,  пили  и  ели  до  отвала  и
провозглашали тосты, совершая возлияния Перевозчику. Евреи даже не  пытались
поднять на них руку или возвысить голос в знак протеста. Нельзя идти  против
закона и оказывать помощь тому, кого проклял Бог.  Они  считали,  что  Божье
проклятие поражает не только самого человека, но и его детей. Дочерям  Ирода
было всего шесть и десять лет, когда над ними так надругались.
   ГЛАВА XXIV
   Сегодня ровно десять лет со дня смерти Ирода, и  я  расскажу,  как  можно
короче, о том, что  произошло  на  Востоке  за  эти  годы;  хотя  Восток  не
представляет теперь особого интереса для моих читателей, добросовестность не
позволяет мне оставить ниши в этом повествовании.  Марс,  услышав  о  смерти
Ирода, тут же приехал в Кесарию и восстановил там порядок, так же  как  и  в
Самарии. Он назначил во владения Ирода временного губернатора, некоего Фада,
римского всадника, который вел коммерческие дела в Палестине и сам был женат
на еврейке.  Я  утвердил  это  назначение,  и  Фад  принялся  действовать  с
надлежащей  твердостью.  Оружие,  розданное  в  свое  время   евреям,   было
возвращено Хелку не все; гилеадцы приберегли его, чтобы пускать в ход против
восточных соседей, арабов из Раббот Амона; много оружия осталось  у  жителей
Иудеи и Галилеи, где появились разбойничьи банды, приносящие стране  немалый
вред. Однако Фад  с  помощью  Хелка  и  царя  Ирода  Поллиона,  стремившихся
доказать  свою  верность,  арестовал   вожаков   гилеадцев,   разоружил   их
приверженцев, а затем выловил одну за другой все бандитские шайки.
   Союзные цари Понта, Коммагены, Малой Армении и Итурии последовали  совету
Ирода, переданному через брата, и  вернулись  под  эгиду  Рима,  извинившись
перед Варданом за то, что не пришли во главе своих армий на встречу с ним  у
границ Армении. Однако Вардан продолжал двигаться на запад: он твердо  решил
захватить  Армению   обратно.   Марс   послал   ему   из   Антохии   строгое
предупреждение, где говорилось, что война с Арменией повлечет за собой войну
с  Римом.  После  чего  царь  Адиабены  сказал  Вардану,   что   не   станет
присоединяться к походу, так как его дети находятся в Иерусалиме  и  римляне
схватят их в качестве заложников. Вардан объявил ему войну и уже  готов  был
вторгнуться на его территорию, когда услышал, что Готарз собрал новую  армию
и возобновил свои претензии на парфянскую империю. Вардан повернул назад,  и
на этот раз бой между братьями на берегах реки Харинды, неподалеку от южного
побережья Каспийского моря, шел до победного  конца.  Готврз  был  разбит  и
спасся бегством в страну даханцев, лежащую в четырехстах  милях  к  востоку.
Вардан преследовал его по  пятам,  но,  разбив  даханцев,  его  победоносная
армия, как он ни настаивал, отказалась идти дальше, поскольку  он  вышел  за
пределы  империи.  Вардан  вернулся  на  следующий  год  и  уже  был   готов
вторгнуться в Адиабену, как был  убит  парфянской  знатью:  его  заманили  в
засаду, когда он был на охоте. Я вздохнул  с  облегчением,  узнав,  что  его
убрали с пути. Вардан был человек очень способный и на редкость энергичный.
   Тем временем истек срок службы Марса, и я был очень рад его возвращению в
Рим - я ценил его советы. В Сирию на его место я послал Кассия  Лонгина.  Он
был известным юристом - я часто консультировался с ним по  сложным  правовым
вопросам - и бывшим деверем  моей  племянницы  Друзиллы.  Когда  известие  о
смерти Вардана достигло Рима, Марс не выразил  удивления:  похоже,  он  имел
касательство к заговору. Он посоветовал мне  послать  в  Парфию  в  качестве
претендента на трон Мегердата, сына прежнего парфянского царя,- он уже много
лет жил заложником в Риме. Марс сказал, что  может  гарантировать  поддержку
Мегердата теми, кто убил Вардана. Однако в Парфии во главе  даханской  армии
вновь появился Готарз, и убийцы Вардана были  вынуждены  присягнуть  ему  на
верность, поэтому Мегердату пришлось остаться в Риме до  тех  пор,  пока  не
представится более удобный случай отправить его на Восток. Марс считал,  что
ждать этого придется недолго: Готарз был  жестокий,  капризный  и  трусливый
человек, вряд ли знать Парфии долго будет ему верна. Марс оказался прав.  Не
прошло и двух лет, как ко мне прибыло секретное посольство от именитых людей
Парфянской империи, включая царя Адиабены, с просьбой прислать им Мегердата.
Я согласился на это, дав о нем  наилучший  отзыв.  В  присутствии  послов  я
предостерегал его против деспотизма, убеждал смотреть на себя просто как  на
главного судью своего народа, а  на  народ  -  как  на  своих  сограждан;  к
сожалению, справедливость  и  милосердие  никогда  еще  не  были  в  ходу  у
парфянских царей. Я отправил его в Антиохию, и Кассий Лонгин проводил его до
Евфрата и посоветовал немедленно идти дальше в Парфию: он получит трон, если
будет действовать решительно и быстро. Однако царь Осроены, мнимый  союзник,
а на самом деле тайный приверженец Готарза, намеренно задержал Мегердата при
своем  дворе,  устраивая  роскошные   представления   и   охоты,   а   затем
порекомендовал Мегердату идти через Армению кружным путем, а не отваживаться
на прямой бросок через  Месопотамию.  Мегердат  последовал  этому  коварному
совету,  что  дало  Готарзу  время  подготовиться  к  его   приходу,   ведь,
продвигаясь с армией по покрытому снегом  Армянскому  высокогорью,  Мегердат
потерял несколько месяцев. Пройдя Армению, он спустился по Тигру и  захватил
Ниневию  и  еще  несколько  важных  городов.  Царь  Адиабены   приветствовал
Мегердата, когда он подошел к  его  границам,  но  тут  же  оценил  его  как
"тряпку" и решил оставить его, как только представится возможность. Поэтому,
когда армии Готарза и Мегердата встретились в бою, цари Осроены  и  Адиабены
неожиданно бросили его одного. Он храбро сражался и чуть не победил, так как
Готарз был настолько труслив, что его генералам  пришлось  приковать  его  к
дереву, чтобы он не сбежал с поля боя. В конце концов Мегердат  все  же  был
взят в плен, и доблестный Готарз любезно отправил его обратно  к  Кассию,  в
насмешку отрезав ему уши. Вскоре Готарз умер. Последующие события  в  Парфии
вряд ли заинтересуют моих читателей больше, чем они заинтересовали  меня,  а
это значит: нисколько.
   Митридат какое-то время удерживал трон Армении, но  в  конце  концов  был
убит племянником, сыном своего брата, царя Грузии. Это  довольно  любопытная
история. Царь Грузии управлял страной в течение сорока лет, и  его  старшему
сыну надоело ждать, когда он умрет и освободит трон. Зная  характер  сына  и
опасаясь за собственную жизнь, царь посоветовал ему захватить трон  Армении,
более крупного и богатого царства, чем Грузия. Сын  согласился.  Тогда  отец
сделал вид, будто они поссорились, и сын  спасся  бегством  в  Армению,  под
защиту Митридата, который оказал ему сердечный прием и  отдал  свою  дочь  в
жены. Тот немедленно начал происки против своего благодетеля. Он вернулся  в
Грузию, притворившись, будто помирился с отцом, который затем завязал  ссору
с Митридатом и приказал сыну выступить с войском для захвата страны. Римский
полковник, бывший  политическим  советником  Митридата,  предложил  устроить
встречу Митридата и его зятя, и Митридат согласился на это, но  в  ту  самую
минуту, когда договор о ненападении должны были скрепить  печатью,  на  него
вероломно напали грузинские солдаты и задушили его одеялами. Услышав об этом
чудовищном преступлении, губернатор  Сирии  созвал  офицеров  своего  штаба,
чтобы решить, не следует ли отомстить за Митридата,  послав  в  Грузию,  где
править стал теперь  его  зять,  карательную  экспедицию,  но,  по-видимому,
большинство сошлось  во  мнении,  что  чем  более  предательски  ведут  себя
правители восточных стран, граничащих с Римской империей, чем  больше  крови
там льется, тем лучше для нас  -  безопасность  Рима  зиждется  на  взаимном
недоверии наших соседей - и нам не  следует  ничего  делать.  Однако,  желая
показать, что он не одобряет это убийство, губернатор отправил  царю  Грузии
официальное письмо, приказывая ему отвести  из  Армении  войска  и  отозвать
сына. Когда парфяне услышали об этом письме, они сочли, что им  представился
подходящий случай отвоевать обратно Армению. Они вторглись в  страну,  новый
царь спасся бегством, но затем им пришлось прервать экспедицию, так как зима
была на редкость суровой и они потеряли  много  людей  из-за  обморожения  и
болезней, и царь вернулся и... Но к чему продолжать? Все рассказы о  Востоке
похожи один на другой  -  бессмысленное,  безостановочное  движение  взад  и
вперед, из стороны в сторону, редко когда - так редко, что и в расчет  брать
нельзя - там появляется человек, который укажет  цель  и  направление  этому
процессу. Ирод Агриппа был одним из таких людей, но он умер прежде, чем смог
дать бесспорное доказательство своего гения.
   Что до упований иудеев на Мессию,  они  было  вновь  вспыхнули  во  время
губернаторства Фада благодаря некоему Теуду, магу  из  Гилеада,  у  которого
появилось много приверженцев; он велел им следовать за собой к Иордану,  где
он, подобно пророку Елисею, прикажет водам расступиться, и они  пройдут,  не
замочив ног, на другой берег, чтобы овладеть Иерусалимом. Фад отправил через
реку эскадрон кавалерии,  который  атаковал  исступленную  толпу.  Теуд  был
схвачен и обезглавлен. (Больше претендентов на  этот  титул  не  появлялось,
хотя, надо признать, секта последователей  Иешуа,  сына  Иосифа,  или  иначе
Иисуса, о которой писал мне Ирод, судя по всему сильно возросла даже  здесь,
в Риме; ко мне поступил донос на жену Авла Плавтия, где ее обвиняли  в  том,
что она участвовала в вечере братства; но Авл был в Британии, и я ради  него
замял это дело.) Задача Фада в Палестине еще затруднялась тем, что в  стране
случился сильный неурожай, а казна Ирода была почти пуста  (и  неудивительно
при том, как он тратил деньги):  купить  зерно  в  Египте  и  тем  облегчить
бедственное положение было не на что. Однако Фад организовал комитет  помощи
среди евреев, и они сумели изыскать средства, чтобы как-то пережить зиму, но
на следующее лето опять был недород,  и  если  бы  не  мать  царя  Адиабены,
отдавшая все свое богатство до последней монеты на покупку зерна  в  Египте,
сотни тысяч евреев умерли бы от голода. Евреи рассматривали этот  голод  как
месть Бога всему народу за грех Ирода Агриппы. Во втором недороде была  вина
не столько погоды, сколько еврейских крестьян: они так пали  духом,  что  не
стали  сеять  зерно,  которым  их  снабдил  преемник  Фада   (сын   алабарха
Александра, тот самый,  что  изменил  иудаизму),  а  съедали  его  или  даже
оставляли  прорастать  в  мешках.  Евреи  удивительный   народ.   Во   время
губернаторства некоего Кумана,  которое  последовало  затем,  в  Иудее  были
большие  беспорядки.  Боюсь,  что  назначение  Кумана  на  Восток  оказалось
ошибкой. Его правление началось с трагедии: опираясь на  римский  прецедент,
он разместил батальон регулярной пехоты в  галереях  храма  для  поддержания
порядка во время великого еврейского праздника  Пасхи,  и  один  из  солдат,
имевший зуб против евреев, спустил штаны во время  самой  сокровенной  части
службы и выставил на обозрение молящихся  свои  половые  органы,  крикнув  с
издевкой: "Эй, евреи, гляньте сюда. Неплохая  картинка,  стоит  посмотреть!"
Это вызвало всеобщее  возмущение;  евреи  обвинили  Кумана  в  том,  что  он
приказал солдату устроить эту провокационную и крайне  глупую  демонстрацию.
Естественно, Куман рассердился и велел толпе успокоиться  и,  как  положено,
продолжать свой праздник, но крики становились все более угрожающими.  Куман
решил, что  в  создавшихся  обстоятельствах  одного  батальона  мало.  Чтобы
внушить толпе страх, он вызвал весь гарнизон, что,  по  моему  мнению,  было
большой ошибкой. Улицы Иерусалима  очень  узкие  и  кривые,  к  тому  же  их
переполняли толпы паломников, как  обычно  собравшихся  со  всего  света  на
праздник Пасхи. Раздался вопль: "Идут солдаты!  Спасайтесь!"  Люди  кинулись
врассыпную. Если кто-нибудь спотыкался и падал, его  топтали  ногами,  и  на
перекрестках, где сталкивались два потока, напор сзади был  так  велик,  что
тысячи людей были раздавлены насмерть. Солдаты даже не вынули мечи из ножен,
а из-за паники погибло не менее двадцати тысяч евреев. Бедствие  было  таким
огромным, что последний день праздника не стали  отмечать.  А  затем,  ког