ни на сидевшую подле него цыганку.
   По лицу Балинта Терека было видно, что он изумлен и  не  наглядится  на
вольный мир. Измаил-бей шел веселый, без умолку болтал.
   Они обошли лежавшую на дороге собаку и спустились к морю.
   Солдат в желтом тюрбане стоял навытяжку, отдавая честь.
   Вдруг бей обернулся. Сабля его сверкнула. Он подал какой-то знак, потом
сунул саблю в ножны, ястребом налетел на солдата в желтом тюрбане и свалил
его на землю. Тотчас из-за кустов и домишек выскочило с полсотни солдат.
   Сперва они связали  солдата  в  желтом  тюрбане,  потом  цыгана.  Затем
вскочили на фелюгу и сбили с ног молодого грека. Связали всех, кто  только
был на судне.
   Во время этой шумной облавы прибежала Черхан и с пронзительными воплями
стала молить, чтобы отпустили Шаркези. Тогда схватили и девушку и скрутили
ей руки.


   Как раз в ту минуту, когда  солнце  спустилось  за  христианскую  часть
города, Гергей остановился у колонны Константина. Товарищи его, задыхаясь,
бежали вслед за ним, запыленные, бледные, шатаясь от усталости.
   Гергей отер лоб и, взглянув на Янчи, сказал:
   - Вот видишь, верно говорится: "Тише едешь - дальше будешь".
   И они смешались с уличной толпой.


   ...В середине  июля  Вели-бей  со  своими  силяхтарами  и  пятьюдесятью
подкопщиками прибыл в Мохач.
   Когда бы турецкие войска ни шли в Буду или в  Задунайщину,  они  всегда
останавливались на Мохачском поле.  Место  это  полюбилось  туркам  -  они
называли его "Счастливое поле". Сам  Сулейман  тоже  делал  здесь  большой
привал и каждый раз приказывал разбить для него шатер на том холме, где он
стоял в знаменательный день битвы.
   Утомленное войско пришло на Мохачское поле, и на исходе дня  шатер  для
Вели-бея был уже поставлен.
   Прежде всего бей выкупался в Дунае, затем  приказал  зарезать  на  ужин
каплуна и, когда солнце закатилось, сел перед своим шатром. С тех пор  как
он покинул Еди-кулу, толщины у него заметно поубавилось.
   На поле еще белело неисчислимое множество  конских  костей.  За  ужином
солдаты ели, поставив деревянное блюдо на конский череп. Все были веселы.
   Бея окружили пятнадцать офицеров.  Они  отдавали  ему  дневной  рапорт.
Закончив доклад, каждый ага усаживался перед беем  на  циновке.  В  Мохаче
обычно весь офицерский состав ужинал вместе, и даже недруги  забывали  тут
свои распри.
   В тот вечер к бею прибыла конная почта. Она везла султану  сообщение  о
том, что Вышеград уже в руках турок. Вышеградом овладели без боя -  просто
разрушили водопровод крепости и взяли ее измором. Гарнизон  ожидал  помощи
от  Фердинанда,  но  в  таких  делах  этот   венгерский   король-чужеземец
предпочитал полагаться на бога: авось да убережет господь его крепости!  И
вот Амаде сдал ключи от крепости, поставив только одно условие: чтобы  ему
позволили вывести из нее войско. Будайский паша поклялся, что не тронет ни
одного человека. Но, видно, клятву он  дал  за  себя  одного.  Как  только
венгры сложили оружие на крепостном плацу и, безоружные, вышли за  ворота,
турки бросились на них и всех изрубили.
   - Ну что ж, раз Вышеград взят,  мы  передохнем  здесь  денечка  два,  -
заявил обрадованный Вели-бей. -  Нынче  выспимся,  завтра  повеселимся,  а
послезавтра двинемся на крепость Ноград.
   После Вышеграда было намечено взять Ноград.
   Турецкие гонцы продолжали свой путь к Константинополю. Солдаты Вели-бея
завалились спать.
   На следующий день в обед бей дал своим офицерам приказ:
   - Вечером вы все ужинаете у меня. Есть вино, и отменное! Итальянцы  нам
споют.
   Бей был веселый человек. Любил  и  поесть  и  выпить.  Кстати  сказать,
стоило любому турку вступить на венгерскую землю - он-всегда забывал,  что
пророк Мохамед запрещает пить.
   - Какой-то солдат желает сделать тебе тайное донесение. Угодно ли  тебе
выслушать его? - спросил один ага.
   - Пусть подойдет, - весело ответил бей.
   Вперед выступил низкорослый силяхтар с лисьими глазками. Одежда на  нем
была, как и на всех, рваная. Тюрбан едва ли  больше  носового  платка.  Он
усердно кланялся Вели-бею.
   - Дозволь твоему верному слуге донести тебе об итальянцах.
   - Слушаю, - ответил бей.
   - Эти итальянцы уже давно подозрительны мне, праху  твоих  ног.  Первое
подозрение возникло у меня, когда я увидел,  что  один  из  них  бумажками
чистит сабли своих товарищей.
   - Осел! - махнул рукой бей. - Ты же знаешь, что они гяуры. Мы подбираем
всякую бумажку, думая, что на какой-нибудь из них окажется имя аллаха,  но
эти свиньи не знают аллаха, они темные люди и глупее зверей.
   Силяхтар не уходил.
   - Второе подозрение возникло у меня возле  Софии.  Вспомни,  милостивый
бей, как мы встретили обоз с воинской добычей. Одна телега, опрокинувшись,
лежала на обочине дороги.
   - Помню.
   - Клетка с цыплятами разбилась, и цыплята разбежались. Какая-то старуха
звала их: "Полати, полати!" Ни куры, ни цыплята  не  послушались.  Старуха
была гречанка. Тогда ей захотел помочь один турок и закричал:  "Гак,  гак,
гак!" Куры хоть бы что! Тут один из итальянцев - знаешь, тот,  с  девичьим
лицом, - взял  у  турка  корзинку  с  пшеницей  и  стал  звать:  "Пи-пипи!
Пите-пите-пите-питикем!" И все цыплята и  куры  сбежались  к  нему.  А  он
подхватил одну курицу и давай ее целовать.
   - Ну и что же тут такого?
   - А то, господин мой, что куры и цыплята понимали по-венгерски. А  тот,
кто скликал их, тоже, стало быть, понимает.
   - Гм... А может, и по-итальянски так  зовут  цыплят  -  "пи-пи-пи"?  Ты
знаешь итальянский язык?
   - Итальянский? Нет.
   - Тогда молчи, верблюд!
   Силяхтар ответил на это смиренным поклоном и спокойно продолжал:
   - А  что  было,  когда  наш  силяхтар  Кереледже  менял  жеребца  возле
Белграда? Он менялся с каким-то крестьянином и  доплатил  за  коня  десять
асперов [мелкая серебряная монета]. Но жеребец был такой дикий, что никого
не подпускал к себе.  Тогда  самый  плечистый  из  итальянцев,  как  барс,
вскочил на него и гонял до тех пор, пока не объездил. Жеребец чуть  с  ног
не свалился. Откуда же, спрашивается, умеет  так  ездить  верхом  бродячий
итальянский певец?
   Бей пожал плечами.
   - А может, он в детстве конюхом был?
   - Позволь, господин, сказать еще слово.
   - Говори.
   - Вечером пришел к нам ага. Ох, какой ага! Такого великана я в жизни не
видал.
   - Мэндэ-ага?
   - Да. Проходил он мимо итальянцев  да  вдруг  остановился  перед  самым
стройным  из  них  и  сказал:  "Ба,  да  это  ты,  Борнемисса!"  Итальянец
вздрогнул: "Я не Борнемисса". - "Ей-богу, это ты, - говорит ага, -  Гергей
Борнемисса. Ты что ж, не узнаешь меня? А то красивое  кольцо  у  тебя  еще
сохранилось? Совет, который ты мне дал, помог: видишь, я уже  ага.  Только
зовусь теперь не Хайваном, а Мэндой, и пуля меня не берет".
   - И что ж ответил итальянец?
   - Итальянец ответил: "Не понимаю, о чем ты говоришь.  Но  я  знаю,  что
есть человек, очень похожий на меня. А откуда ты знаешь,  как  зовут  того
венгра?" - "Я узнал это в Буде, - ответил ага, -  когда  схватили  Балинта
Терека. Гергей Борнемисса был в его свите. Уж больно  он  похож  на  тебя.
Жаль, что ты не он. Десяток золотых потерял ты на этом".
   - Эх ты, слон! Видишь же, что он не венгр?
   - А все-таки он венгр! - торжествующе ответил  силяхтар.  -  Вечером  я
убедился в этом. Да и  не  только  он,  а  все  они  венгры.  Когда  стали
разводить огонь и варить ужин, один из них вытянул с корнем  куст  бузины,
чтобы приготовить место для костра. Вместе с корнями  вывалился  из  земли
череп. Все они стали рассматривать его  и  гадать,  чей  он  -  турка  или
венгра? А я, твой верный слуга, лежал рядом с ними, притворившись, будто я
сплю. Я ведь понимаю по-венгерски.
   Бей фыркнул, точно конь.
   - Так что ж, они по-венгерски говорили? О чем они говорили, собака?
   - Молодой, стройный сказал: "Это был наверняка венгр, турки всех  своих
похоронили". Тогда второй взял в руки череп и сказал: "Кем бы ты  ни  был,
но ты пал за родину, а потому свят для меня!" И он поцеловал череп.  Потом
они снова закопали его в землю.
   Бей хлопнул по рукояти сабли.
   - Негодные псы, гяуры! Но почему ты сразу об этом не доложил, бегемот?
   - Ты уже спал, господин.
   - В кандалы коварных лазутчиков! Ведите их сюда!
   Силяхтар умчался, сияя от радости. Бей угрюмо ждал, глядя с холма,  как
бегают между шатрами силяхтары.
   Прошло два часа. Наконец силяхтар вернулся. Со лба его струился пот.
   - Господин мой, итальянцы...
   - Ну, где они?
   - Сбежали, собаки, сбежали!




ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. БЕДСТВИЯ ЭГЕРА


1

   Если в небесах есть книга, в которую  записывают  историю  венгров,  то
следующие восемь лет должны быть записаны так.
   1545. Турки взяли Буду,  Эстергом,  Фейервар,  Сегед,  Ноград,  Хатван,
Веспрем, Печ - почти вся страна в руках турок.
   1546. Турки поделили Венгрию на пятнадцать санджаков  [административная
единица в старой  Турции].  Уцелели  только  Верхняя  Венгрия  и  один-два
комитата на границе с Австрией.
   1547. Венгров обирают не только турки, но и австрийцы.
   1548. По всей стране распространяется  вероучение  Лютера  и  Кальвина.
Венгры враждуют не только с турками и австрийцами, но и меж собой.
   1549. Турки забирают под видом дани все, даже детей.
   1550. Войска румын и турок двинулись  в  наступление  на  Эрдей.  Монах
Дердь за несколько дней выставил  ополчение  в  пятьдесят  тысяч  человек.
Румын разбили. Турки убрались вон.
   1551. Королева Изабелла покинула Эрдей. Монах Дердь убит из-за угла.


   Наступил 1552 год.
   Сизым налетом покрывались  шопронские  сливы  и  поспевали  подсолнухи.
Однажды в солнечный ветреный день Эва  Борнемисса  вышла  после  обеда  на
веранду своего дома и стала разбирать мужнино платье.  Она  искала  одежду
какому-то юноше, уезжавшему на чужбину.
   С тех пор как мы расстались  с  Эвой,  она  немножко  пополнела,  стала
женщиной. Лицо, правда, еще сохранило девичью белизну и бархатистость,  но
в милых кошачьих глазках не было  уже  прежней  плутовской  улыбки.  Черты
выражали кротость и спокойный ум.
   - Вот вам, Миклош, даже два наряда, - сказала она школяру, разложив  на
столе поношенный костюм из узорчатого шелка вишневого  цвета  и  будничный
полотняный костюм. -  Этот  вам  еще  широковат.  Но,  может  быть,  через
несколько месяцев будет как раз впору.
   -  Благодарю,  благодарю  вас,  ваша  милость!  -  пролепетал   Миклош,
зардевшийся от радости.
   - Правда, шелк кое-где посекся, - сказала Эва, разглядывая одежду. - Но
вы ведь передохнете у нас, а до вечера я все успею подштопать. - Потом она
подняла серый полотняный костюм. - Вот этот будет вам как раз  впору.  Муж
ездил в нем в Буду, когда турок занял ее и мы  с  королевой  переезжали  в
Липпу.
   - Благодарю вас! - радостно сказал школяр. -  В  нем  я  и  поеду.  Его
никакая пыль не возьмет!
   Женщина обшарила карманы - все были пусты. Однако  в  кармане  поддевки
она нащупала что-то твердое.
   Карман был дырявый. Эва сунула в  него  палец  и  нашла  за  подкладкой
сложенный в несколько раз тоненький листик пергамента. Посмотрела на  него
Эва, развернула, разгладила. Какой-то чертеж вроде пятиугольника,  повсюду
линии и точки.
   - Миклош, скажите, что это такое? Черепаха, что ли?
   Юноша  положил  бумажку  себе  на  ладонь,  потом  повернул   и   долго
рассматривал.
   - Нет, это не черепаха, - сказал он, замотав головой, - хотя и похоже.
   Из комнаты выбежал шестилетний черноглазый мальчуган. На поясе  у  него
висела в  ножнах  из  вытертого  красного  бархата  превосходная  сабля  с
позолоченной рукояткой.
   - Мама, - защебетал ребенок, - ты обещала купить мне и  трубу!  Золотую
трубу!
   - Янчика, не мешай мне сейчас, - отстранила его мать. - Ступай,  милый,
в сад к Луце.
   - А купишь потом золотую трубу?
   - Куплю, куплю.
   Ребенок сел верхом на саблю и, топоча, помчался во  двор,  а  оттуда  в
сад.
   - Так вот, - сказал школяр, внимательно разглядывая бумагу, - это  план
крепости, притом Эгерской.
   - Эгерской крепости?
   -  Да.  Извольте  поглядеть:  черепаха  обведена  двойной  линией.  Это
крепостная стена. А  голова  черепахи  и  четыре  лапки  -  пять  башенных
выступов. Четырехугольники, начертанные тонкими линиями, - здания.
   - А что это за серп возле черепахи?
   - Наружные укрепления. В них нет зданий, как бывает обычно  в  наружных
дворах крепости, - только две башни, с двумя вышками.
   - А вот эти два черных крючка, которыми прикреплена  середина  серпа  к
черепахе?
   - Это Темные ворота.
   - Почему "Темные"?
   - Потому что они под землей.
   - А что это возле ворот?
   - Конюшня.
   - Такая большая конюшня?
   - Большая и нужна, ваша милость. Тут же, наверно, и каретный  сарай,  и
жилье для конюхов. Должно быть, и ключник здесь живет.
   - А вот эти точки возле ворот?
   - Тут была церковь, которую построил еще король Иштван Святой. Половину
ее, увы, снесли не так давно: десять лет назад!
   - Как жаль!
   - Конечно, жаль. Но на месте разрушенной части строения провели большой
ров и построили наружные  укрепления.  Это  было  необходимо.  Ибо  эта  и
восточная сторона крепости были уязвимее всего.
   - Но откуда вы это знаете, Миклош?
   - Как же мне не знать! Я два года учился в эгерской школе, и там все об
этом говорили. Тогда и построили Темные ворота.
   - Поглядите, и на западной стороне, возле речки, тоже есть ворота.
   - Есть ворота и здесь, с юга. В крепости трое ворот.
   - А вот эти разные красные черточки - это что такое?
   Школяр разглядывал, разбирал значки. Покачал головой.
   - Это подземные ходы.
   - Столько подземных ходов?
   - Их много, только иные из них уже стали непроходимы.
   - А четырехугольники в виде комнат?
   - Это подземные залы. Здесь водохранилище. Тут кладбище.
   - Кладбище? Среди подземных ходов?
   - Должно быть, так. Видите, под этим подземным ходом написано:  "Дорога
мертвецов".
   Женщина содрогнулась.
   - Странно, что здесь хоронили мертвецов...
   - Только во время холеры, - ответил школяр. - Теперь я припоминаю,  что
слышал об этом.
   - Ах, Миклош, как жаль, что вы не пришли к нам двумя неделями раньше!
   - А почему, ваша милость?
   - Тогда бы я раньше дала вам одежду и бумажку нашла бы раньше.  А  ведь
мой муж, бедняга, как раз поехал в Эгерскую крепость.
   - Я слышал, что турки повернули туда.
   - Потому-то муж и отправился в Эгер. Только зачем он согласился взять с
собой и моего отца? Подумайте только, семидесятилетний старик!  И  рука  и
ноги у него деревянные, а поехал вместе с мужем.
   - Воевать?
   - Да, и воевать тоже. А еще потому поехал, что  в  крепости  живет  его
старый друг - отец Балинт. Год назад они из-за чего-то поссорились.  Тогда
еще и мать, бедняжка, была жива. Отец Балинт перебрался в  Эгер,  к  Добо.
Вот мой батюшка и отправился мириться с ним. Они очень любят друг друга.
   Эва открыла зеленый крашеный сундук,  расписанный  цветами,  и  достала
оттуда книжечку - свой молитвенник. Она вложила в него чертеж  крепости  и
выглянула в сад, где возле служанки, поливавшей цветы, бегал ее сынишка.
   - Кто-нибудь да приедет из Эгера, - сказала она  в  раздумье.  -  Здесь
живет старший брат Гашпара Пете. Он близок к королю и послал  в  крепость,
где служит Гашпар, целый воз пороху и ядер. Если к нему  придет  гонец  из
Эгера, я пошлю мужу чертеж.
   Она взяла иголку с ниткой и положила на колени  шелковый  костюм.  Пока
они беседовали, во двор  вошел  мужчина  в  темно-синем  ментике.  Прикрыв
калитку, он попрощался с кем-то.
   - Не утруждайте себя, - сказал он, - здесь я уж и сам найду дорогу.
   Эва встала. Голос ей был незнаком, человек тоже.
   На веранду вели три ступеньки. Дойдя до них, незнакомец поднял  голову.
Это был одноглазый, смуглый, дородный мужчина. Усы у него были подкручены,
в руке он держал палку вроде той, с которой ходят деревенские старосты.
   - Добрый день! - приветствовал он Эву. - Говорят, что здесь  живет  его
благородие лейтенант Гергей Борнемисса?
   - Да, живет, - ответила Эва, - только его нет дома.
   - Так он уже в самом деле уехал?
   - Уехал в Эгер.
   - Ах, какая жалость! -  Незнакомец  покачал  головой.  -  Хотелось  мне
потолковать с ним... Но, может быть, его супруга...
   - Я его супруга. Милости прошу.
   Незнакомец поднялся по лестнице, снял шляпу  и  поклонился  с  глубоким
почтением.
   - Меня зовут Тамаш Балог, - сказал он, - я дворянин из Ревфалу.
   По манерам незнакомца видно было, что он не крестьянин.
   Эва любезно пододвинула ему стул и представила школяра:
   - Школяр Миклош Рез. Едет в школу на чужбину. Старший брат его служит в
войсках короля и знаком с моим  мужем.  Вот  Миклош  и  заехал  к  нам  на
попутной телеге, чтобы передохнуть.
   - Здравствуй, братец, - небрежно бросил  одноглазый  и,  сев  на  стул,
начал рассказывать. - Я приехал на конскую ярмарку, - сказал  он,  хлопнув
себя по колену, - и были у меня разные дела к вашему супругу. Да и  деньги
я ему привез.
   - Деньги? - удивилась Эва.
   - Говорили, он нуждается в деньгах. Едет в  Эгер  и  продает  кое-какие
серебряные и золотые вещички.
   - Да ведь у нас почти и нет ничего.
   - Я очень люблю перстни.
   И он показал свою левую руку: на ней сверкали перстни  один  прекраснее
другого. Может быть, и на правой руке пальцы  были  унизаны  кольцами,  но
правую обтягивала замшевая перчатка, и поэтому не было ничего видно.
   Незнакомец продолжал:
   - Говорят, у него есть одно великолепное кольцо.
   - Есть, - ответила Эва, улыбнувшись.
   - С полумесяцем?
   - И со звездами.
   - Полумесяц топазовый?
   - А звезды алмазные. Но откуда вы все это знаете?
   - Нельзя ли мне взглянуть на кольцо? - Голос гостя задрожал.
   - Нет, - ответила Эва. - Муж всегда носит его в кармане.  Это  какое-то
счастливое кольцо, оно принадлежало турку.
   Янчика бренчал в саду своей саблей. Он одним махом очутился на лестнице
и, увидев незнакомца, взглянул на него с ребяческим удивлением.
   - Поздоровайся с дядей, как положено, - сказала мать с улыбкой.
   - Это чей мальчик? Сын господина лейтенанта? - спросил незнакомец. - Но
к чему я спрашиваю! Вылитый отец!
   Он привлек к себе ребенка, поцеловал его.
   Какое-то неприятное чувство шевельнулось у Эвы, но через мгновение  она
уже забыла о нем.
   - А когда же мы купим трубу? - приставал к матери мальчик.
   - Разрешите мне купить ему трубу, - с готовностью предложил  школяр.  -
Мне все равно придется завернуть на ярмарку.  Я  отведу  Янчи  и  к  моему
вознице, покажу ему жеребеночка.
   - Пусть будет по-вашему, - согласилась мать. - Вот  вам  динар,  купите
ему трубу. Но хорошенько смотрите за ним, Миклош! А ты, Янчика... ты  ведь
знаешь, что сказал отец. - Она обернулась  к  Тамашу  Балогу  и,  печально
улыбнувшись, добавила: - Он наказал нам беречь ребенка как зеницу ока.
   Янчика, прыгая от радости, отправился со школяром на ярмарку.
   Мать крикнула им вдогонку:
   - Миклош, гуляйте возле церкви! Мы сейчас тоже пойдем туда.
   Она еще вчера собиралась на ярмарку, хотела приобрести кое-какие мелочи
у приезжих венских купцов.
   Господин Тамаш Балог рассеянно вертел в руке шляпу, понуро глядя в сад.
   - Какие вести из Солнока? - спросила Эва; глаза ее были полны  тревоги.
- Ведь правда, туркам его не взять?
   - Я тоже так думаю, - небрежно ответил Тамаш Балог.
   - Муж сказал мне на прощанье, что нынче турки вряд ли попадут под Эгер.
Солнок очень укрепили в прошлом году. Он сильнее Эгера.
   - Гораздо сильнее.
   - Но пусть Эгер не так укреплен, зато его будет  защищать  вся  Верхняя
Венгрия.
   Господин Тамаш Балог кисло улыбнулся.
   - Скажите, а есть у вас какой-нибудь портрет вашего супруга,  господина
лейтенанта?
   - Конечно, есть, - ответила Эва. -  В  прошлом  году  написал  немецкий
художник.
   - Не будете ли вы так любезны, ваша милость, показать  мне  портрет?  Я