це поля,
как и предполагал Остап, пришел Выдержанный.
     У Кервуда  был  нахохленный  вид.  Он  c  серьезной  миной
посмотрел на финишную прямую.
     Остап  хлопнул  его  по  плечу,  как старого приятеля, и c
азартом прокричал:
     -- Ну что я  вам  говорил!  Сами  видите,  Быстрый  пришел
последним, а Выдержанный первым.
     Джон сконфуженно улыбнулся.
     -- У  нас в Англии предпочитают ставить не в тотализаторе,
а у букмекеров.
     -- У независимых или у тех, которые работают  в  отделении
ставок? -- спросил Остап, нарочито бравируя знанием дела.
     -- Конечно  же,  у  независимых,  но они должны вас хорошо
знать.
     -- Прояснили.
     -- В тотализаторе идет слепая игра и выигрыши в нем бывают
такие маленькие, что до конца скачек нельзя понять, какой будет
сумма выплаты. Если, например, тотализатор  выплачивает  два  к
одному,  то  у  букмекеров,  как правило, только стартовый курс
составляет четыре к одному.
     -- Это что, самореклама? -- c улыбкой спросил Остап.
     Джон развел руками и тот час же улыбнулся:
     -- Я всегда плачу по очень выгодному курсу.
     -- Это  точно.  Нет  смысла  ставить  мало  --  ничего  не
выиграешь.  Кстати,  это  правда,  что  в  Великобритании очень
уважают человека маленького и все лорды,  пэры,  и  даже  члены
королевской фамилии говорят: "Маленький человек всегда прав"?
     -- Вполне возможно, -- весело сказал Джон. -- Но я человек
не маленький. Пять лет назад у меня был превосходный стиплер.
     -- Стиплер?
     -- Лошадь  для стипль-чеза. -- Джон вздохнул. -- Ах, какая
это была скаковая лошадь!
     -- Куда же она делась?
     -- Пришлось продать. Финансовые трудности...
     -- Вы когда-нибудь ставили на лошадь сто тысяч?
     -- Сто тысяч фунтов? -- переспросил Кервуд. -- Вы  шутите!
Даже  на рождественских скачках в "Кемптон-парке", это ипподром
в местечке Кэмптон близ Лондона, никто не делает таких ставок.
     -- То же мне миллионеры!
     -- Я не миллионер, но у меня в  Девоншире  есть  роскошная
конюшня  c  сорока боксами. Мечта любого любителя лошадей! Она,
конечно, хуже тех больших конюшен в Суссексе, которые  известны
отличными  результатами  в  тренировке  лошадей  для  барьерных
скачек, но  не  уступает  конюшням  в  Ньюмаркете  со  средними
достижениями. К тому же, я член "Жокей-клуба".
     -- А скаковые лошади у вас есть?
     -- Пока только боксы...
     -- Это  правда,  что  в вашей стране первоклассный фаворит
стоит около миллиона фунтов.
     Джон задумался.
     -- Может стоить и больше. Смотря какая лошадь.
     -- А русские рысаки?
     -- Да что вы! Это одни из самых дорогих лошадей.  До  трех
миллионов на аукционе за орловского рысака могут дать. До вашей
революции их продавали только за золото.
     -- А что же сейчас?
     -- Сейчас, извините, полный бардак...
     Остап задумался. Потом взглянул исподлобья на иностранца:
     -- Хотите  стать, как говорят в России, толстосумом? Иначе
говоря, разбогатеть и переселиться из вашего георгианского дома
в Хампстед? Так, по-моему,  называется  фешенебельный  район  в
северной части Лондона?
     Джон кивнул.
     -- По  глазам  вижу, что очень хотите, -- продолжал Остап.
-- Плох тот англичанин, который не метит в  Ротшильды.  Или  вы
придерживаетесь мнения, что c ростом богатства растут и заботы?
Нет?   Вы   только   представьте:   ваши  сорок  боксов  заняты
первоклассными фаворитами, которые c триумфом участвуют во всех
соревнованиях по скаковому спорту.
     -- И что же?
     -- Могу  вам  подарить  три  комбинации  по  части  конных
скачек.
     -- Комбинации? Это что, как в шахматах?
     -- Что-то вроде того... Комбинация номер один простенькая.
Так сказать,  грошевая.  Вы  представляетесь тренером. Находите
себе богатенького любителя скачек. Втираетесь к нему в доверие.
И, наконец,  покупаете  ему  отличную  лошадь.  При  этом  счет
выставляете  на сумму в два или даже в три раза большую, чем вы
сами должны уплатить.
     -- Любопытно, -- c дрожью в голосе  выговорил  Кервуд.  По
выражению  его  запоминающегося лица было видно, что в голове у
него гнались друг за другом разного рода мыслишки.
     Остап закурил и спокойно продолжил:
     -- Комбинация  номер   два   связана   непосредственно   c
профессией  букмекера.  Итак,  вы  букмекер.  Репутация  у  вас
превосходная. Если не  превосходная,  то  это  можно  устроить.
Например,  поместить о вас в прессе несколько рекламных статей.
Далее  вы  находите  себе  хорошего  тренера,   покупаете   его
обещаниями.  Как в первой комбинации, подыскиваете богатенького
любителя скачек. Этому любителю вы предлагаете свои услуги.  Он
c удовольствием соглашается (репутация-то у вас превосходная!).
Знакомите  его  c  тренером.  Тренер  советует  купить такую-то
лошадь.  Богатей  покупает.  Далее,  по  вашему  совету,   этот
любитель  ставит  на  победу  рублей  так пятьсот, или, если по
вашему, фунтов сто пятьдесят. Он  ставит.  Но  лошадь  приходит
второй.  Победы  нет.  Вы,  как  честный и порядочный букмекер,
выплачиваете богатею небольшую сумму. На следующих  скачках  вы
советуете  своему богачу сделать большую ставку, подкрепляя ваш
совет  словами  тренера,  который  доказывает,  что  лошадь   в
превосходной   форме   и  этот  забег  она  должна  обязательно
выиграть. Итак, вы предлагаете ему хороший курс,  и  он  ставит
пятьдесят  тысяч.  Но  лошадь  приходит  четвертой. Ваш богач в
истерике. Но вы доказываете, опять же не  без  помощи  тренера,
что  на  следующих  скачках  все  будет  о`кей.  Кроме  того вы
распространяете слух об этой лошадке, и  на  следующих  скачках
она  стартует как фаворит. В этом вам помогают пятьдесят тысяч.
Улавливаете?
     -- Да-да. Продолжайте.
     -- Ваш богатей соглашается и ставит на нее, скажем, три  к
одному. Тренер подготавливает лошадь и выбирает выгодный заезд.
Фаворит приходит первым! Ваш богатей рад до ушей и, как говорят
в  Турции,  целует вам пятки. Естественно! Он получил назад все
свои деньги, да еще к тому же  отхватил  неплохой  куш.  Но  вы
начеку.  По  вашему  совету  и  по рекомендации тренера богатей
покупает еще  одну  лошадь.  Здесь  вы  можете  воспользоваться
промежуточной  комбинацией  номер один, благодаря которой в ваш
карман оседает тысяч сто. Новая лошадь еще  лучше  прежней.  Вы
распространяете  о  ней  слухи  (деньги  у вас есть и вы c ними
обращаетесь к  какому-нибудь  спортивному  журналисту),  и  она
становится суперфаворитом. Вы подливаете масла в огонь, говоря,
что  нужно  действовать  сейчас,  пока нет конкуренции. Богатея
охватывает ажиотаж и он ставит полмиллиона.  Но  тут  случается
непредвиденный  казус:  в  самом  начале дистанции суперфаворит
начинает  хромать  --  у   него   отваливается   подкова.   Это
подстраивает   тренер   или   жокей,   который  хоть  и  всегда
автоматически получает процент от назначенной  призовой  суммы,
но  получить  свой куш от любых темных делишек тоже не прочь. У
богатея -- лихорадка. Проходит неделя. Суперфаворит  продолжает
участвовать  в скачках и всегда приходит первым. Вы заявляетесь
к богатею. Показываете результаты.  Об®ясняете,  что  последнее
фиаско  --  это чистая случайность. Клиент успокаивается. Но вы
начеку. Теперь вы ему советуете не делать  больших  ставок.  Вы
его  подготавливаете  к  тому,  чтобы он сам, без вашей помощи,
сделал нужную ставку. Он ставит  по  куску  и  всегда  получает
выигрыш.  Он доволен своей лошадью и постепенно входит во вкус.
И в какой-то день ставит на своего суперфаворита миллион. Вы  к
тренеру.   C  лошадью  опять  происходит  обидное  злоключение,
например, разрывается пряжка на стременном ремне.
     -- Эффектно.
     -- Причем комбинацией номер  два  можно  варьировать.  Кто
сказал,  что вы сами, как букмекер, не можете делать ставки? Вы
сговариваетесь  c  тренером,  тренер  --  c  жокеем  и  другими
наездниками.  Лошадь  приходит  первой, происходит дележ денег.
Все довольны. И так далее, до тех пор пока богатый любитель  не
отказывается  от  ваших  услуг.  Тогда  вы  находите  другого и
прокручиваете все сначала... Но существует еще комбинация номер
три.
     Кервуд вновь изменился в лице.
     -- Вы покупаете лошадь, -- c задором продолжал  Остап,  --
похожую как две капли воды на суперфаворита и выставляете ее на
скачках  только  в  том  случае,  когда  ваш  богатей ставит на
суперфаворита большую сумму.
     -- Дальше можете не продолжать. Мне все ясно.
     -- Ловко, не правда ли?
     -- Приглашаю вас через месяц в Лондон. В середине июня  на
ипподроме "Аскот" близ Виндзора будут проводится четырехдневные
королевские  скачки.  Весь  аристократический  Лондон соберется
там. Приедете? Это не то что ваши, московские скачки.  Вот  моя
визитка. Я вас жду.
     -- Хотите комбинацию номер четыре?
     -- Я c удовольствием выслушаю ее в Лондоне.
     -- У  меня  сейчас  дела  в Москве. Не знаю, как долго они
будут тянуться. И потом... у меня были совсем другие  планы,  в
которые, правда, входила заграничная поездка...
     -- Вот видите...
     -- ...в Рио-де-Жанейро.
     -- И что вы забыли в этом убогом месте?
     -- Это почему же убогом?
     -- Я там был год назад. Там как раз пальба началась...
     -- Революция?
     -- А бог его знает, еле ноги унес.
     Остап печально покачал головой.
     -- Интересно,  господин  Бендер,  что  вас  держит  в этой
стране? -- Джон хитро улыбнулся.
     -- Четыреста первый способ, -- медленно ответил Остап.
     -- Способ? Бросьте! В Совке можно только быть  энтузиастом
и получать почетные грамоты.
     -- И что вы предлагаете?
     -- Мне  глупо  вам что-либо предлагать. Но уверен в одном,
что в Англии, например, вы бы могли ворочать  делами  не  хуже,
чем этот франт Ставиский.
     -- Ваш мир слишком сложен для моего восприятия. В меня так
в®елась система, что нужен, по крайней мере год, чтобы войти во
вкус.
     -- И   это   говорит   мне  человек  --  автор  гениальных
комбинаций? В один прекрасный день  ваше  имя  окружит  светлый
ореол славы.
     -- Вы  мне льстите, дорогой мистер Кервуд. По этой части я
пессимист: сколько раз мне доставалась от бублика одна дырка.
     Джон по-прежнему лукаво улыбался.
     -- Жду вас в Лондоне, господин Бендер.
      -- Хорошо, буду. Как только завершу кое-какие дела.
     -- Желаю вам удачи.
     -- И вам того же.
     Они пожали друг другу руки.
     Остап  еще  долго  смотрел  на  спускавшегося  c   трибуны
английского букмекера, затем отвел взгляд, закурил и зажмурился
от удовольствия.
     Был  ранний легкомысленный вечер. Тонкие прозрачные облака
лениво плыли по небу. Вдали таился бесконечно красивый закат.
     Остап  решил  немного  пройтись.  В  голове  прокручивался
разговор  c  иностранцем.  Конечно,  этот  молодой буржуй может
пригодиться, когда он, Остап, покинет  Страну  Советов,  страну
рабов, где властвует страх.
     Этот  сытый  лондонский франт не может понять, что, если у
них в Англии дворянское происхождение -- почет,  то  здесь  оно
часто является смертным приговором. Ему незнаком леденящий душу
ужас,  страх перед возможным арестом, когда ночью, заслышав шум
на лестничной площадке, человек дрожит, думая,  что  пришли  за
ним,  а  не  за  соседом. В их Европе не знают, что крестьяне в
этой стране мрут от голода не потому, что нет хлеба,  а  потому
что  начался  "великий перелом". Что в этой стране нельзя иметь
друзей, так как твой друг может оказаться сторонником  Троцкого
или  родственником  белогвардейского  офицера,  что уже само по
себе вроде как преступление.
     Ничего  этого,  да  и  много  другого  не  узнал   молодой
букмекер,  побывав  в  России.  Но  надо заметить, что и Бендер
многого не знал. В мечтах о близкой заграничной жизни он  дошел
до  Тверской  заставы,  здесь  сел в пролетку и, когда ночь уже
уложила в постели весь  город,  а  куранты  на  Спасской  башне
проникновенно  исполнили "Вы жертвою пали", подкатил к любимому
"Метрополю".

        Глава XX     ПЕРВОМАЙ
     По  указанию  отрывного  календаря  "Светоч"  первомайское
солнце взошло в Москве в 5 часов 42 минуты.
     Еще  была  оцеплена двумя рядами газовых фонарных огоньков
Берсеневская набережная, а у  Большого  Каменного  моста  сияли
высоко  подвешенные электрические лампы. В белом дыму c мостика
у Александровского  вокзала  маневрировали  паравозы.  Начинали
поблескивать  зеленые  кафли  на  шатровых  кремлевских башнях.
Проснулись задремавшие было орлы и парой своих  клювов  очищали
золотые  перышки. Солнце, солнце, радостное первомайское солнце
выкатило  на  небо,  осветило  Красную  площадь  и  все  другие
площади,  улицы, переулки и закоулки сумасшедшего организма под
названием "Москва".
     В  этот  день  солнце   было   по-особенному   междунардно
солидарно.  В этот великий день столица не проснется волнами: в
седьмом часу утра не возникнет рабочая волна, к восьми часам не
покатится  по  улицам  говорливый  вал  домохозяек  и  прыщавых
шкрабовцев,  к  девяти  часам не будут двигаться в свои конторы
ответработники; на  рынках,  вокзалах,  в  банках,  акционерных
обществах и тому подобных "-ах" все будет тихо и спокойно.
     И,  хотя накануне в распределители госучреждений поступили
мыло и спички, папиросы и башмаки, колбасы и молоко, в них тоже
будет тихо и спокойно.
     Нет, не будет сегодня места трудовому подвигу.  Не  станут
грязнить  воздух высокие трубы паровых станций! Не слышны крики
паровых гудков. Какой смысл призывать рабочих "Красной  звезды"
и  "Большевички",  "Гознака"  и "Металлиста"? Сегодня Первомай!
Сегодня День международной солидарности трудящихся! И  даже  на
фабрике  "Ява" и заводе "Серп и молот" не будет сегодня кипучей
работы.
     Свежевымытые вагоны трамвая побежали по  пока  еще  пустым
улицам.  У  газетных  экспедиций  суетятся горластые разносчики
московской печатной продукции: они стремятся как  можно  скорее
получить  свою  порцию  прибыльных  "Известий" и первыми занять
посты на Лубянке, Арбате, Мясницкой.
     Не видно в Третьяковском проезде китайцев, которые в сухие
рабочие будни продают здесь средство для  склеивания  посуды  и
ничем не примечательные женские сумочки.
     Грустят извозчики в синих жупанах: закрыт центр.
     Все  выше,  выше  и  выше поднимается первомайское солнце.
Просыпаются окраины, но на Чистопрудном бульваре еще  ни  души.
Спит московский центр.
     Еще пуста трибуна мавзолея.
     Но  растет  первомайский день. Солнце ломится во все окна,
будит столицу. Просыпается  центр.  Просыпается  правительство.
Надевает  очки всесоюзный староста Калинин, начинает посасывать
трубку  кремлевский  горец,  принимает  холодный   душ   нарком
Внешторга  Микоян, пьет кофе Рудольф Менжинский, разными делами
занимаются члены Политбюро: гоняют чаи, трескают гречку.
     Нарядные  школьники   в   красных   пионерских   галстуках
стекаются к школьным площадям.
     Вот  уже  и  звучат позывные Коминтерна. Радостный женский
альт поздравляет Страну Советов c праздником. К  девятому  часу
во  всех направлениях начинают двигаться совслужащие. В руках у
них нет брезентовых портфелей -- сегодня портфели им не  нужны.
Вместо   них   служащие   держат   в  руках  цветы,  скрученные
транспаранты, флажки и  другие  атрибуты  совпраздников.  Яркие
людские  ручьи  из  рабочих, служащих, лиц свободных профессий,
толстых и не очень толстых комсомольских активистов текут,  как
вулканическая  лава,  к  общим местам сбора. Спешат люди труда.
Сотрясают мостовые  грузовики  "бюссинги",  которые  еще  вчера
вывозили  плоды  Союза безбожников. Но сегодня Первомай! Кузова
"бюссингов" украшены  красным  ситцем  и  они  набиты  румяными
детскими личиками.
     Но еще пуста трибуна мавзолея.
     Раздается бой курантов. Раз, два, три...
     Десять часов утра.
     -- Да    здравствует   Международный   день   солидарности
трудящихся! -- орет репродуктор.
     -- Ура! -- отвечает толпа.
     И  пошли  колонны  трактористов  и  агрономов,  работников
Главакадемснаба,  лучших  дитятей рабфака и рабочих c бумажными
флажками.
     -- Даешь пятилетний план в три года!
     -- Даешь! Даешь! Даешь!
     Сотни красных бантиков и алых косынок огибают Исторический
музей и выступают стремительным маршем на Красную площадь.
     -- Советской женщине слава!
     -- Ура! Ура! Ура!
     Огромные  толпы  со   знаменами   вывалили   из   Большого
Кисельного переулка на Большую Лубянку.
     Суетятся организаторы.
     Цепью вдоль улиц рассыпались краснощекие милиционеры.
     -- Да здравствует мировая революция!
     Захохотали толстые заграничные цыплята в белых костюмах.
     -- Слава труду!
     Замахали рабочие бумажными цветами.
     -- Грамотный, обучи неграмотного!
     -- Даешь!
     Слышна дробь барабана: это идут советские дети.
     А  вот  и лихая краснознаменная буденовская конница легким
аллюром пошла c Манежной площади.
     -- У-p-p-а!
     Конница под радостные крики горделиво топочет. Кавалеристы
в шлемах буденовках улыбаются: они в добром здравии и  безмерно
счастливы.  Придерживая  сабли,  они сворачивают на Ильинку. За
кавалеристами,  словно  пленные  танцмейстеры,  браво  козыряя,
соблюдая  строй,  походным  маршем "Левой! Левой! Раз-два-три!"
чеканят шаг чекисты в фуражках c голубым околышем.
     -- Слава товарищу Сталину!
     -- Сла-а-а-ва! -- гремит толпа.
     Защелкали фотоаппаратами корреспонденты.
     Забили оркестры:
     Смелее, бодрее, под огненным стягом,
     C наукой, борьбою, трудом,
     Пока не ударит всемирный штормяга --
     Последняя схватка c врагом.
      -- Слово   для   праздничного   доклада   предоставляется
товарищу Сталину.
     Тихо, тихо, безмерно тихо на Красной площади.
     C трибуны мавзолея звучит голос русского царя.
     -- Товарищи!   Мы  празднуем  Первомай,  совершив  великий
перелом  на  всех  фронтах   социалистического   строительства,
осуществив     решительное     наступление     социализма    на
капиталистические  элементы  города  и   деревни.   Характерная
особенность  этого  наступления состоит в том, что оно уже дало
нам ряд решающих успехов в основных  областях  социалистической
реконструкции нашего народного хозяйства. Из этого следует, что
партия  сумела  целесообразно  использовать наше отступление на
первых стадиях новой экономической  политики  для  того,  чтобы
потом,  на  последующих  ее  стадиях,  организовать  перелом  и
повести успешное наступление на капиталистические элементы. Что
мы  имеем  теперь?  Социалистическую  промышленность,  развитую
систему  совхозов  и  колхозов,  умирающую  "новую" буржуазию в
городе, умирающее кулачество в деревне. Мы идем на  всех  парах
по  пути индустриализации! Мы становимся страной металлической,
страной автомобилизации, страной тракторизации. И когда посадим
CCCP на автомобиль, а мужика на  трактор,  --  пусть  попробуют
догнать нас почтенные капиталисты, кичащиеся "цивилизацией". Мы
еще  посмотрим,  какие  из  стран  можно  будет  "определить" в
отсталые и какие в  передовые.  Товарищи!  Со  знаменем  Ленина
добились    мы    решающих   успехов   в   борьбе   за   победу
социалистического строительства. C этим же  знанием  победим  в
пролетарской  революции  во  всем  мире.  Выше темпы! Нет таких
крепостей, которых мы, большевики, не взяли бы! Да  здравствует
Международный  день  солидарности  трудящихся!  Да  здравствует
ленинизм! Ура, товарищи!
     Сталин протягивает руки к первомайскому солнцу.
     Орет толпа:
     -- Ура-а-а-а-а-а! Ура-а-а-а-а-а!
     УРА КУЛЬТПОХОДУ И
     ВСЕСОЮЗНОМУ СУББОТНИКУ!
     "НЕТ" -- ТРУДНОСТЯМ В ПРОМЫШЛЕННОСТИ!
     "ДА" -- ТРУДОВЫМ ПОДВИГАМ!
     Пока еще ждут своей очереди манифестанты растянувшиеся  по
Гоголевскому,  Никитскому, Тверскому и Страстному бульварам. Но
вот от Триумфальных ворот уже повалила толпа трудящихся фабрики
"Шерсть и сукно", по Тверской задвигался "Прол