прощание, -  только  вы  можете.  Среди
всех, кого я знаю. Сам не могу тоже. Значит, вам решать. Опять, видите ли,
выбор. Да или нет. И поймите одно. Что  бы  вы  ни  решили,  во  Вселенной
осуществятся  оба  варианта.  Только  второй,  тот,  что   вы   отбросите,
произойдет не с вами. По большому-то счету, для мироздания, это все равно.
А по счету малому? Для вас лично?
     Сергей лежал, закрыв глаза, и сам не знал, спит ли уже,  мысли  текли
медленно, но четкости не  теряли.  Вошла  мать,  пощупала  лоб,  холодный,
естественно, вздохнула, вышла.
     - Я смогу оказаться в том мире, где Таня уехала со мной?
     - Нет, потому что такое решение зависело от  нее  -  не  от  вас.  Вы
можете оказаться в любом из миллиардов  миров,  появившихся  в  результате
ваших личных решений.  За  шестнадцать  лет  их  тоже  накопилось  великое
множество. Вы решали -  перейти  улицу  на  красный  свет  или  подождать.
Полежать в субботу  подольше  или  встать.  Поцеловать  Таню  сегодня  или
подождать более удобного случая.
     - Что могло измениться в мире, если я решил поспать подольше?
     - Мало ли? Вдруг, встав пораньше, вы вышли бы погулять, познакомились
с кем-то, с кем так и не познакомились в нашей реальности, и этот "кто-то"
стал вашим другом, и характер ваш изменился, и... В общем, понимаете,  что
я хочу сказать?
     - Понимаю... А если... Ну, если в том мире мне не понравится, я смогу
вернуться?
     - Конечно. Я бы сделал это сам,  ученый  должен  сам  проверять  свои
идеи. Но я не могу. Не тот физиологический  тип.  Не  получится.  Пока  не
получается. В дальнейшем, я уверен, что... А пока - нет. Вы -  именно  тот
человек. Я это по телефону сразу понял. Вы - просто  идеальный  реципиент.
Но - решать вам.
     - Могу я подумать?
     - Сережа, для того человеку даны мозги, чтобы думать.
     Мысли текли все медленнее,  наверно,  Сергей  уже  спал,  потому  что
увидел вдруг, что в комнату входит Таня,  садится  на  кровать  и  молчит,
только смотрит, и он не знает, в каком мире находится - в своем или уже  в
том,  где  он  когда-то  сделал  иной  выбор.  Надо  бы  расспросить  Арье
подробнее, как в одной и той же Вселенной  могут  быть  миллиарды...  нет,
бесконечное число... они что, прямо друг в друге, как матрешки? Танечка...
Не беспокойся, я прямо с утра позвоню Арье и...


     На кухне было натоплено и душно, Арье сказал, что его знобит, но это,
видно, просто от волнения, он был, в общем, уверен, что Сергей придет, тем
более, что ночью - во сне - услышал его ответ, но все же волновался, и кто
бы не волновался, и сам Сергей тоже наверняка волнуется. Вам  не  холодно,
Сережа? Нет? Ну, давайте начнем...
     - Если даже все так, - сказал Сергей,  устраиваясь  поудобнее,  чтобы
руки лежали на столе, спина расслаблена, - если все так, как вы  говорите,
то в том мире есть другой я, и что - нас  станет  двое?  А  в  этом  -  ни
одного?
     - Конечно, нет, Сережа,  о  чем  вы  говорите?  Законы  сохранения  в
пределах каждого отдельного мира никто еще не отменил.  Вы  будете  сидеть
здесь, на стуле, речь идет о мысли, о разуме. Понимаете?
     - Мне будет только казаться?
     - Нет. Решения принимает не это вот тело, а ваш разум, мысль. Мысль -
это и есть вы. Там вы будете собой. Вот и все.
     - Не понимаю, - пробормотал Сергей, и иголочка страха  кольнула  его.
Может, он напрасно... Но руки не поднять... Голова как  свинцом...  Почему
так вдруг темно...


     Что-то взвизгнуло над самым ухом, и Сергей невольно  отшатнулся.  Фу,
как испугала. Это была соседская Наташка, вздорная девчонка,  учившаяся  в
параллельном классе. Была у нее такая привычка  -  проходя  мимо,  визжать
вместо приветствия. Сергей махнул рукой и вбежал в под®езд - в руках  была
авоська с тремя пакетами молока, недельной нормой,  и  нужно  было  срочно
поставить молоко в холодильник, иначе прокиснет. Дома  было  тихо,  предки
еще не вернулись, и Сергей с удовольствием расположился перед телевизором,
включать, правда, не стал - вечером отец  начнет  проверять  по  счетчику,
рассвирепеет, как неделю назад. Бог с ним. Взял в руки книгу - "Основание"
Азимова. Любопытное чтиво, хотя и старье.
     Не читалось. Какая-то  мысль,  которую  он  никак  не  мог  ухватить,
плавала в глубине сознания. Танька? Нет, не о Таньке - чего о ней  думать?
Неделю назад еще стоило, а сегодня-то? Или все же о  Таньке?  Может  быть,
напрасно поссорились? Жалко девчонку. Любит. То есть, говорит, что  любит.
Господи, ну, любит, он тоже... Собственно, он первым и...
     Стоп.
     Мысль всплыла, и Сергей застыл, пораженный ее  внезапной  ясностью  и
чужеродностью.
     Кто-то второй в нем, затаившийся и следящий из  глубины,  проговорил,
четко произнося слова, так, будто они раздавались из  радиоприемника:  "Ты
что, разлюбил? Ты?"
     А что такого? Сергей вспомнил, как больше  года  назад  он  поцеловал
Таню - поцелуй пришелся куда-то между  глазом  и  ухом,  Таня  увернулась,
убежала, и он до поздней ночи переживал это свое  поражение,  обернувшееся
победой, потому что на другой день Таня смотрела на него как-то задумчиво,
а во время урока литературы прислала записку "В два на границе".  Границей
они называли забор, отгораживавший  стройку  какого-то  завода,  давнюю  и
всеми  забытую.  И  он  пошел,  и  по  дороге  готовил  себя   к   чему-то
необыкновенному, а оказалось все очень просто - Танька положила  на  землю
портфель, сказала "А ну-ка, давай я тебя научу", и... Может, тогда  это  и
произошло? Может, он  именно  и  хотел  -  сопротивления,  преград,  чтобы
мучиться (о, любовь...), а для Таньки это было приключение, судя по всему,
не первое, и обыденность поцелуев погасила в нем это еще не  разгоревшееся
пламя?
     А Танька-то втюрилась, да... Удивительно, до  чего  девицы  влюбчивы.
Ничего, перебесится.  Так,  Азимова  -  в  сторону.  Все  это  глупости  -
Галактика, цивилизации... Отец при всей его тупости в  одном  прав:  нужно
делать дело. В прошлом году  (как-то  это  совпало  с  началом  истории  с
Танькой) отец бросил свою  работу  в  "ящике",  хотя  платили  изрядно,  и
занялся крутым бизнесом. А ведь одно  время  они  с  матерью  (Сергей  сам
слышал) собирались мотать в Израиль. Отец настаивал,  вот  что  смешно,  а
мать говорила, что в Израиль едут сейчас только придурки.  Саддам  Хусейн,
непотопляемый иракский кормчий, ее, видите ли, пугает. Инфляция, и  работы
нет никакой - судя по телевизионным передачам. И ведь  могли  бы  поехать,
Сергей думал, что предки решатся, надоело все это до чертиков, класс  этот
и ребята тупые какие-то, и даже Танька, готовая на все, лишь бы  он  повел
ее в кабак, "Уют" этот, дыру поганую.
     Дело. Сергей бросил книгу через всю комнату, но до полки не добросил.
Черт с ней. Открыл школьный ранец, выудил из потайного отделения конверт с
зелеными, пересчитал. Сто. Хороший навар. Завтра потрясет  еще  этого,  из
параллельного класса. Хмырь такой, Сашкой зовут, отец у него фирмач, а сам
травкой балуется. Если отцу заложить, тот  ему...  Отлично,  на  сотню  не
потянет, но пятьдесят как миленький...
     Надо продумать план. Как подойти, что сказать. Не спугнуть  в  первую
же минуту, а то накостыляет, не подумав. Значит, так...
     Кольнуло что-то слева в груди. Туман какой-то перед глазами.  Почему?
Почему он такой? Вопрос прозвучал как из радиоприемника, чужой  вопрос,  и
Сергей даже испугался на мгновение. Расслабился. Какой  есть.  Нормальный.
Жить нужно уметь, в России - тем более, а особенно, если ты еще  и  еврей,
пусть и с русской фамилией. Уметь жить. Он будет уметь. Цель такая.
     Кольнуло опять. И - туман перед глазами. И  дышать  трудно...  Что...
Падаю... Да подойдите кто-нибудь...


     - Вот выпей, - Арье держал перед ним чашку, из нее поднимался пар, но
пахло не чаем, а какими-то пряностями, Сергей отпил глоток, и боль  стекла
из сердца по сосудам, растворилась, пропала. Он допил жидкость  медленными
глотками, поставил чашку на  стол  и  только  после  этого  разрешил  себе
глубоко вздохнуть. Нет, нигде не болело.
     - Вернулся, - сказал Арье. Не спросил, просто констатировал  факт.  -
Все хорошо, видишь? Ты сумел.
     - Я... - Сергей вспомнил  все,  ни  одно  из  прожитых  мгновений  не
стерлось из памяти, - Арье, я сошел с ума? Я не мог так...
     - Как - так? Погоди, помолчи, подумай, вспомни. Я пойму. Да... Ты пей
пока. Пей и думай. Не нервничай. Это был ты,  конечно.  И  не  ты,  потому
что...
     Арье ходил по кухне из угла в угол, бормотал  что-то,  поглядывал  на
Сергея, касался пальцами его плеча, будто хотел убедиться, что  Сергей  на
самом деле здесь, не ушел, да и не уходил никуда.
     - Вот проблема, которую я пока не решил, - сказал он, наконец, сел за
стол, поглядел Сергею в глаза. -  Не  знаешь  ведь  заранее,  в  какой  из
бесконечных миров попадешь. Ты хотел остаться в Питере и быть с Таней. Это
и получил. Я говорил тебе, не подумав, что это невозможно, потому  что  не
было у тебя такого выбора - ехать или не ехать. Но альтернатива  возникла,
видимо, значительно раньше, судя по тому, какой  у  тебя  там  характер...
Что-то ты сделал задолго до того дня, когда решил признаться Тане в любви.
Что? Я ведь не психоаналитик, я могу понимать мысли, но для того, чтобы  я
их понял, ты должен думать, а ты думаешь о другом.
     - Ничего я не думаю, - мрачно сказал Сергей. - Ну,  допустим,  в  том
мире я...
     Он замолчал. Он вспомнил. Или это взгляд Арье заставил его вспомнить?


     Приближалось Рождество. В Санкт-Петербурге,  северной,  так  сказать,
Пальмире, это  событие  праздновалось  удивительно  красочно  -  несколько
местных  промышленников,  сколотивших  свои  капиталы,  говорят,  еще   на
конверсии во время первой Госдумы,  выделяли  от  щедрот  своих  несколько
миллионов не  облагаемых  налогом  рублей,  и  на  улицах  (на  Невском  -
особенно) возникали лотки,  где  почти  за  бесценок  продавались  елочные
украшения, новогодние подарки,  там  же  Сергей  однажды,  возвращаясь  из
школы, отхватил банку черной икры. Его, правда, едва не придавили, но дело
стоило того.
     В тот день Сергей ехал в Таврический - решили с ребятами собраться  и
махнуть на каток. Ну да, точно, он  был  тогда  в  седьмом,  Таня  еще  не
возникла   на   горизонте,   а   про   Израиль   он    знал,    что    это
государство-агрессор, и туда удирают из России нехорошие евреи, в то время
как хорошие остаются, чтобы помогать русскому народу  вылезть  из  дерьма,
куда его евреи же и посадили.
     Он сошел с троллейбуса на Суворовском и перешел дорогу. Вот  здесь  к
нему и подвалили двое - лет по семнадцати, крутые парни, явно  из  местной
тусовки, заприметили чужака, решили поразмяться.
     - Что, - мирно сказал один, - а налог платить?
     - Какой еще налог? - удивился Сергей.
     - Ты где живешь? Здешних мы всех знаем.  А  кто  из  другого  района,
должен платить таможенную пошлину. Во  всех  демократических  государствах
положено. А у нас демократия.
     - Где - у вас? - Сергей просто тянул время, искал способ  отвязаться.
Собственно, способов было два. Первый - попытаться прорваться к саду,  там
наверняка уже есть кто-нибудь из своих, продержатся. Второй -  сбежать.  В
обоих случаях велика вероятность, что догонят, дадут и еще добавят.  Но  в
первом случае хотя бы гордость останется, так сказать, незапятнанной.
     - У нас - это  в  России,  -  терпение  местных  таможенников  начало
иссякать, - там же, где у тебя.
     Конечно, они решили, что он русский. А если  бы  поняли,  что  еврей?
Тогда сразу побили бы, или, наоборот, отпустили, наподдав под  зад,  чтобы
быстрее долетел до своего Израиля?
     - Ребята, - начал Сергей, - у меня и денег-то...
     Таможенники приблизились. Решать нужно было быстро: вперед или назад.
К черту. Не люблю драться. В секцию бы ходил, мог бы  сейчас  какой-нибудь
приемчик... Но ведь никогда прежде не  били.  Может,  обойдется?  Господи,
сидел бы лучше дома, читал книжку... Нет,  потащился.  Ну  так  что  же  -
вперед или назад?
     Бить будут ногами.
     И Сергей попятился. Потом повернулся  и  побежал,  затылком  чувствуя
дыхание преследователей.  От  остановки  отваливал  троллейбус,  и  Сергей
вскочил на подножку, плечами раздвинув  начавшие  уже  закрываться  двери.
Прижался носом к стеклу.
     Никого.
     Они  что  -  поленились  догонять?  Или  решили,  что  денег  у  него
действительно нет?
     Он ехал домой, чувствуя себя побитым, все болело, и эта  воображаемая
боль отдавалась в душе стыдом и страхом.
     Потом, вечером, звонили ребята, спрашивали, почему не  пришел,  и  он
соврал что-то, а маме врать не хотел, она сразу поняла:  сын  не  в  себе.
Рассказал. Мама долго молчала, потом сказала "Нет, это  разве  страна?"  И
когда он уже лежал в своей комнате, мама с отцом  шептались  на  кухне,  и
Сергей знал - говорят о жизни. О мафии, о  преступности,  о  том,  что  по
вечерам на улицу лучше вообще не высовываться. Ну, и о ценах, конечно.


     - Так-так, - протянул Арье. - Ты полагаешь, что тот случай...
     - Я мог прорваться. Хотя бы попытаться. Я ведь думал  тогда  -  нужно
записаться в  секцию.  Каратэ  или  кун-фу.  Да  просто  бокс...  А  потом
вернуться и дать этим... И вообще всем. Быть силой, а не... Но я  решил  -
не для меня это.
     - Я понял. Ты мог прорваться, и тогда твой характер закалился  бы  на
тренировках. Ты мог не сказать ничего матери, и тогда родители  не  начали
бы думать об от®езде. Наверно, ты прав. Но видишь как... Ты стал  сильным,
родители остались в Питере, но тебе-другому уже не нужна была Таня. И если
бы пришлось заново выбирать - сила или любовь...
     - Арье... Но если есть такой мир, в котором я остался, то должен быть
и такой, в котором мы с Таней...
     - Да. Я думал сначала... Да, такой мир может быть.  То  решение,  тот
выбор повлек за собой множество других. В  том  числе  -  когда  появилась
Таня. Да. Наверняка.
     - Давайте попробуем еще, Арье!
     - Давай сначала сделаем выбор попроще - тебе налить чаю?.. А ты готов
попробовать еще, Сергей? Событие, о котором ты рассказал, произошло больше
двух лет назад. С тех пор ты  даже  и  в  нашем  мире  совершил  множество
поступков, когда нужно было решать - да или нет. А в том мире? Точнее -  в
тех мирах? Ты представляешь  себе,  сколько  кругов  разошлось  по  судьбе
Сергея Воскобойникова - сколько следов от того камня?.. Миллион? Миллиард?
Может, только в одном из  миров  ты  полюбил  Таню?  Попасть  туда  -  как
выиграть миллион в Тото. Ты выигрывал в Тото? Вот видишь... Нет, Сергей, я
не отговариваю тебя. Я только хочу, чтобы ты принял это решение не сейчас.
Теперь ты понимаешь, что это такое - принимать  решение.  Приходи  завтра,
хорошо?


     Родители вернулись поздно, и Сергей весь вечер провел  у  телевизора.
Переключал с канала на канал, но думал о другом. Ему казалось, что он  так
же, как по телевизионным каналам, скачет  из  мира  в  мир,  ищет  тот,  в
котором  одно  из  его  решений  (какое?   когда?   почему?)   привело   к
единственной, так необходимой ему сейчас, цели. Ему казалось, что он готов
хоть  миллион  раз  пересекать  эту  тонкую,  непонятно  какими   законами
об®яснимую, грань - как он когда-то читал в "Двух капитанах":  бороться  и
искать, найти и не сдаваться.
     Он ждал ночи, чтобы лечь спать, и  чтобы  во  сне  быстрее  дождаться
утра, чтобы родители ушли в поисках клиентов, и  чтобы  он  потом,  пройдя
мимо школы (какая школа?), отправился к Арье.
     И лишь в тишине и темноте, заторможенно  глядя  закрытыми  глазами  в
проявляющиеся зыбкие картины первого сна, он подумал неожиданно: не мое.
     И сон пришел именно об этой мысли - как иллюстрация. Прыгая из мира в
мир, из одного себя в другого, из одного сегодня в иное  -  похожее  и  не
очень, - он оказывается там, куда стремился. В мире, где он  и  Таня,  где
есть любовь и счастье, где... Вот именно. Где осуществился  выбор,  им  не
сделанный. Он мог когда-то  поступить  иначе.  Сделав  выбор,  меняешь  не
только мир вокруг, меняешь прежде всего себя.  Пусть  на  неощутимый  атом
несбывшейся надежды. И мир,  распавшись  на  две  альтернативы,  уносит  в
разные стороны разных уже людей. А там иные соблазны, иные  решения,  иной
опыт... Иной ты.
     Он не понял себя в мире, где отказался от Тани. Он не поймет себя и в
том мире, где они вместе.
     А знать просто чтобы знать - зачем? Чтобы кроме  ностальгии,  которая
есть сейчас, возникла еще одна - ностальгия о том, что случилось не с ним?
     С Сергеем Ипполитовичем Воскобойниковым. И все же - не с ним.
     Сон был суматошный, Сергей бежал куда-то, преследовал кого-то и  знал
при этом, что бежит от себя, и преследует себя, и знал,  что  не  догонит,
потому что нет в этом смысла.
     Может, он плакал? Подушка утром была  влажной.  Впрочем,  в  квартире
такая сырость...


     - Может, ты и прав, - сказал  Арье.  -  Собственно,  Сережа,  я  даже
уверен был, что  ты  решишь  именно  так.  Только  помни,  что  теперь  во
Вселенной есть и такой мир, где ты решил иначе.
     - Я помню, - Сергей  сидел  на  краешке  стула,  готовый  вскочить  и
убежать, разговор почему-то был ему тягостен,  будто  оборвалась  какая-то
нить, и между ним и Арье не было теперь такого понимания, как вчера.  -  А
вы, Арье? Вам же нужен кто-то, чтобы продолжать работу. Испытатель.
     Арье усмехнулся.
     - Только не думай, Сережа, что ты в чем-то предаешь меня. Этот  выбор
пусть тебя не волнует. Мне не нужен испытатель. Я, видишь ли, теоретик.  Я
был уверен, что мои теории правильны, а теперь - спасибо тебе  -  я  знаю,
что это не теории. Пробьюсь. А может, не стоит пробиваться? Нет, не говори
ничего. Это мой выбор. Вселенной все равно - в ней будут существовать  оба
варианта. Но я-то буду жить в одном... Заходи как-нибудь, хорошо? Я спрошу
"тебе чаю или кофе". И ты сделаешь выбор...


     Вчера я посетил Институт Штейнберга. Институт Арье Штейнберга - это в
Герцлии, на повороте в сторону Гуш-Катиф. В холле есть портрет, Арье похож
немного  на  Герцля,  немного  на  моего  дядю  Иосифа.  Портрета   Сергея
Воскобойникова нет нигде. А ведь  первым  человеком,  на  себе  испытавшим
метод альтернатив, был именно это шестнадцатилетний мальчик. Вы знаете его
как израильского консула в Санкт-Петербурге. Да, это  именно  он.  И  жену
его, с которой он не расстается  ни  на  миг,  зовут  Таней.  Очень  милая
женщина, недавно в "Маарив" было опубликовано интервью с ней. Ее спросили,
бывала ли она  в  Институте  Штейнберга  и  пробовала  ли  поглядеть  свои
альтернативные жизни. Помните, что она ответила? "Нет, не была и хочу. Что
сделано, то сделано, а то, что отошло от меня - уже не я. И не нужно мне."
     Может быть, она права.
     Впрочем, это ведь не та Таня. Очень распространенное имя...