собирается жениться на девице низкого сословия, которую любил еще в бытность
свою подмастерьем у ткача. Услыхав о его намерении,  тетушка  наша  изменила
свое поведение и стала чопорной  и  сдержанной,  а  когда  гости  разошлись,
объявила, задрав нос, что Браун - человек довольно учтивый, если принять  во
внимание низкое его происхождение,  но  что  фортуна,  позаботившись  о  его
благополучии, оказалась неспособной изменить  понятия  его,  которые  так  и
остались низменными и плебейскими.
     Спустя день после сего приключения мы  свернули  на  несколько  миль  с
прямой  дороги,   чтобы   осмотреть   Друмланриг,   резиденцию   Куинсберри,
великолепный дворец, возникший, как бы по волшебству, среди  дикой  пустыни.
Это поистине роскошное здание, окруженное садами и парком, и оно тем сильнее
поражает воображение, что находится в пустынной  местности,  -  в  одном  из
самых диких уголков во всей Шотландии. Однако край этот отличается от других
областей горной Шотландии, ибо горы здесь  покрыты  не  вереском,  а  нежной
зеленой муравой и служат пастбищем, на котором  пасутся  бесчисленные  стада
овец. Но руно в этой области, называемой Нисдейл, нельзя  сравнить  с  руном
Голуэя, которое, говорят, не уступает шерсти овец,  разводимых  на  равнинах
Солсбери.
     Переночевав в замке Друмланриг по приглашению самого герцога, одного из
прекраснейших людей на свете, мы поехали дальше в  Дамфрис,  очень  красивый
торговый город  близ  английской  границы,  где  нашли  в  изобилии  хорошие
съестные  припасы  и  превосходное  вино  за  весьма   умеренную   цену,   и
расположились здесь со всеми удобствами, не хуже, чем в  любой  части  южной
Британии. Если б суждено мне было остаться до конца  жизни  в  Шотландии,  я
избрал бы Дамфрис.
     Здесь осведомились мы о капитане Лисмахаго и, не получив о нем  никаких
вестей, отправились через залив Солуэй в Карлейль. Должно вам  сказать,  что
солуэйские пески, по которым путники проезжают во время отлива,  чрезвычайно
опасны, ибо в иных местах пески эти зыбучие, а в  прилив  вода  заливает  их
столь стремительно, что нередко путешественники бывают  настигнуты  морем  и
погибают.
     Пробираясь с проводником по этим предательским зыбучим пескам, заметили
мы утонувшую лошадь, которую Хамфри Клинкер после осмотра  признал  за  того
самого коня, на котором ехал мистер Лисмахаго,  когда  расстался  с  нами  у
Фелтонского моста в Нортумберленде. Это заключение,  казалось,  возвещавшее,
что наш приятель лейтенант разделил участь своей лошади, огорчило всех  нас,
а особливо  тетушку  Табиту,  которая,  проливая  горькие  слезы,  попросила
Клинкера вырвать из хвоста погибшей лошади два-три волоса, дабы  сделать  из
них кольцо в память ее хозяина.
     Но печаль тетушкина и наша была недолгой, ибо одним из первых, кого  мы
увидели в Карлейле, был лейтенант in propria persona  {Собственной  персоной
(лат.).}, торговавший у барышника лошадь во дворе той самой гостиницы,  куда
мы приехали. Первой заметила его мисс Брамбл и взвизгнула так, точно  узрела
привидение; и в самом деле, в положенный час и в подходящем месте его  легко
можно было принять за выходца с того света, ибо  он  был  еще  более  худ  и
мрачен, чем прежде. Мы встретились с ним с сугубой сердечностью, ибо думали,
что он утонул, а лейтенант, в свою  очередь,  не  поскупился  на  изъявления
радости при этом свидании.
     Он  сообщил,  что  осведомлялся  о  нас  в  Дамфрисе   и   услыхал   от
странствующего торговца из Глазго, будто мы решили возвратиться домой  через
Колдстрим. Рассказал он нам, что, когда проезжал без проводника  по  зыбучим
пескам, лошадь его увязла да и он бы погиб, если бы, по счастью, не выручила
его из беды возвращавшаяся почтовая карета. Потом поведал нам, что мечта его
устроиться на родине не сбылась, и теперь он держит  путь  в  Лондон,  чтобы
оттуда отплыть в Северную Америку, где он  надеется  провести  остаток  дней
среди старых своих  друзей  миами,  занимаясь  образованием  сына,  которого
родила ему его возлюбленная Скуинкинакуста.
     Намерение его пришлось совсем не по вкусу нашей милой тетушке,  которая
завела длинный разговор о тяготах и опасностях  столь  долгого  плавания  по
морю и столь утомительного засим  путешествия  по  суше.  В  особенности  же
распространялась она о том, какой  опасности  подвергнется  его  драгоценная
душа среди дикарей,  еще  не  получивших  радостной  вести  о  спасении.  И,
наконец, намекнула ему, что отъезд его  из  Великобритании  может  оказаться
роковым для сердца некой достойной особы, которую он призван осчастливить.
     Дядюшка мой, по великодушию своему подлинный  Дон  Кихот,  догадавшись,
что  настоящая  причина,  понуждающая  Лисмахаго  покинуть  Шотландию,  есть
невозможность жить пристойно на  скудное  половинное  жалованье  субалтерна,
начал проникаться к нему горячим сочувствием.  Казалось  ему  жестоким,  что
джентльмен, служивший с  честью  своей  родине,  принужден  покинуть  ее  по
бедности и  жить  на  старости  лет  среди  отбросов  рода  человеческого  в
отдаленнейшей части света. Об этом он поведал мне и прибавил, что  с  охотою
предложил бы лейтенанту приют в Брамблтон-Холле, если бы не  опасался  того,
не окажется ли он несносным сожителем по причине странностей  своих  и  духа
противоречия,  хотя  беседа  с  ним   бывает   иногда   и   поучительной   и
занимательной.
     Однако ж  нам  с  дядюшкой  казалось,  что  он  с  особенным  вниманием
относится к мисс  Табите,  а  потому  мы  с  ним  и  порешили  поощрять  его
ухаживание и, если возможно,  довести  дело  до  брачного  союза;  буде  это
случится,  у  обоих  у  них  будет  достаточное  обеспечение,  и  они  могут
поселиться в своем доме, так что дядюшке не придется видаться с  ними  чаще,
чем он сам того пожелает.
     В исполнение этого замысла Лисмахаго получил приглашение провести  зиму
в Брамблтон-Холле, ибо свое намерение отплыть в Америку он может отложить до
весны. Он попросил дать ему время подумать об  этом  предложении,  а  теперь
решил сопровождать нас, покуда мы едем по дороге, ведущей в Бристоль, где он
надеется сесть на корабль, отплывающий в Америку. Но я не сомневаюсь, что он
поездку отложит и будет продолжать свое  ухаживание  вплоть  до  счастливого
конца; а если союз сей принесет плоды, они, без сомнения,  будут  отличаться
сивеем особенным ароматом.
     Погода все еще стоит хорошая, а потому мы, вероятно, побываем по дороге
в горах на северо-западе Дербишира и на водах в  Бакстоне.  Как  бы  там  ни
было, из первого же городка, где мы остановимся, вы снова получите  весточку
от вашего
                                                        Дж. Мелфорда.
                                                        Карлейл, 21 сентября


                               Доктору Льюису

     Любезный доктор!

     Шотландские крестьяне живут во всем королевстве весьма бедно, однако же
вид у них лучше  и  одеты  они  лучше,  чем  люди  равного  им  положения  в
Бургундии, а также и во многих других местах Франции  и  Италии;  смею  даже
сказать, что и едят они лучше, невзирая  на  хваленые  вина  сих  чужеземных
стран. Поселяне северной Британии едят главным образом овсянку, сыр,  масло,
кое-какие овощи и время от времени, как лакомство, соленые сельди,  но  мясо
употребляют редко, почти никогда, так же как и крепкие  напитки,  разве  что
выпьют по большим праздникам на два пенса. Завтракают они заварным  пудингом
из овсяной или гороховой муки, запивая молоком. В обед они едят похлебку  из
капусты, порея, ячменя, приправленную маслом, да к тому же хлеб с  сыром  из
снятого молока. За ужином  подают  овсяную  кашу.  Ежели  овса  не  хватает,
прибавляют ячменя или гороха; и то и другое питательно и вкусно. Кое у  кого
можно найти картофель, а пастернак растет в каждом  огороде.  Одежда  у  них
домотканая из грубого сукна бурого цвета; она и тепла, и на  вид  пристойна.
Живут они в жалких хижинах, сложенных из булыжника и торфа,  не  скрепленных
известью, посреди хижины у них бывает очаг из старого  жернова,  а  над  ним
отверстие в кровле для выхода дыма.
     Однако  же  народ  здешний  не   жалуется   и   обладает   удивительным
здравомыслием. Все читают Библию и столь  понятливы,  что  могут  спорить  о
догматах своей веры, которая всюду, где мне довелось быть, пресвитерианская.
Сказывали, что жители Абердиншира еще более сметливы.  В  Лондоне  я  знавал
одного шотландского джентльмена, который весьма резко  отзывался  о  жителях
Абердиншира и клялся, что их бесстыдство  и  плутовство  поистине  покрывают
весь шотландский народ беспримерным позором.
     Река Клайд, вверх по течению, за Глазго, имеет вид весьма идиллический,
и берега ее украшены прекрасными усадьбами.  От  самого  моря  до  верховьев
можно насчитать немало замков, принадлежащих  знатнейшим  родам:  в  Розните
герцогу Аргайлю, графу Бьюту на острове сего же названия, герцогу  Гленкерну
в Финлейстоне, лорду Блентайру  в  Эрскине,  герцогине  Дуглас  в  Ботвелле,
герцогу Гамильтону в Гамильтоне, герцогу Дугласу в Дугласе и графу Хиндфорду
в Кармайкле. Замок Гамильтон величественный дворец с богатейшим  убранством,
а рядом с ним городок того же названия, один из самых  чистеньких  городков,
какие я видел. Древний замок Дугласов сгорел до основания, и покойный герцог
Дуглас, глава знатнейшего рода Шотландии, решил построить  самое  большое  в
королевстве здание и приказал,  соответственно  сему,  составить  план,  но,
выстроив одно только крыло, скончался. Надобно полагать, что его  племянник,
ныне  наследовавший  огромное  его  состояние,  выполнит  намерение   своего
предшественника.
     Долина Клайда многолюдна, и население живет в достатке, ибо там  весьма
много помещиков, обладающих независимым  состоянием;  но  она  богата  более
скотом, чем хлебом. То же можно  сказать  о  долине  Твида,  часть  коей  мы
пересекли, а также о Нисдейле, местности дикой  и  гористой.  В  горах  этих
пасутся огромные стада, и здешняя баранина куда лучше, чем та, какую найдешь
на  рынках  в  Лондоне.  Корм  здесь  столь  дешев,  что  овец  бьют  только
пятигодовалых, когда мясо их становится особливо вкусным и сочным. Но шерсть
у овец весьма страдает оттого,  что  их  мажут  дегтем,  чтобы  охранить  от
коросты зимой, когда они денно и нощно скитаются по горам, а при этом гибнут
тысячами от снежных обвалов. Жаль, что здешние поселяне  не  могут  защитить
сих полезных животных от сурового климата, а особливо от постоянных  дождей,
которые наносят им даже больший вред, чем жестокая стужа.
     На  небольшой  речке  Нид  стоит  замок  Друмланриг,  один   из   самых
великолепных во всей  Великобритании;  принадлежит  он  герцогу  Куинсберри,
одному из тех немногих вельмож, чья  сердечная  доброта  делает  честь  роду
человеческому. Я воздержусь от описания сего дворца, который есть  подлинный
образец величия как по  великолепию  своему,  так  и  по  местоположению,  и
вызывает в памяти прекраснейший город Пальмиру, точно видение,  появляющееся
в пустыне. Его светлость держит открытый  стол  и  дом  и  живет  с  большой
роскошью. Он оказал нам честь, пригласив нас остаться  на  ночлег  вместе  с
двумя десятками других гостей, у которых было немало слуг и  лошадей.  Столь
же любезна была и герцогиня, приняв под особое  свое  покровительство  наших
леди.
     Чем дольше я живу, тем все более  убеждаюсь,  что  никогда  не  удается
искоренить предрассудки, которые в нас  заложены  воспитанием,  хотя  бы  мы
удостоверились в их  ложности  и  глупости.  Таковые  предрассудки,  имеющие
влияние на глубокие страсти, столь внедряются  в  человеческое  сердце,  что
хотя усилием разума и можно их оттуда изгнать на короткое Бремя, однако, как
только усилие ослабевает, они еще крепче к нему прилипают.
     На эти рассуждения навела меня беседа у герцога  за  его  столом  после
ужина. Разговор зашел о духах, предзнаменованиях и грубых  о  них  понятиях,
свойственных простолюдинам северной Британии, и все согласились, что  они  в
высшей степени смешны.
     Однако  же  один  джентльмен  рассказал  о  замечательном  приключении,
которое случилось с ним самим.
     "Как-то я с приятелями поехал на север охотиться,  -  сказал  он,  -  и
решил навестить старинного друга, которого не  видел  лет  двадцать.  Именно
столько лет прошло с той поры, как он удалился от света,  порвал  со  своими
прежними знакомыми и проводил дни в тоске и печали, оплакивая  свою  умершую
жену, которую он любил со всей страстью.
     Жил он далеко, в глухом  месте,  а  нас  было  пятеро  джентльменов  да
столько же слуг в придачу, и, рассудив, что он не ждет  нашего  приезда,  мы
купили съестных припасов в ближайшем городке, где  был  рынок.  Дороги  были
отвратительны, добрались мы до моего друга к двум часам дня и  были  приятно
поражены, когда увидели, что стол накрыт на шесть  персон,  а  в  кухне  уже
готов прекрасный обед.
     Друг мой в лучшем своем наряде встретил нас у  ворот  с  распростертыми
объятиями и сказал, что ждет меня уже в течение двух часов. Удивленный этими
словами, я спросил, кто же уведомил его о нашем приезде, но он усмехнулся  и
ничего не ответил. Однако на правах старого друга я начал потом  настаивать,
чтобы он объяснился, и он весьма торжественно объявил, что я привиделся  ему
наяву; в подтверждение  сего  он  призвал  в  свидетели  своего  дворецкого,
который клятвенно заверил, что хозяин объявил ему накануне о  моем  прибытии
вместе с четырьмя другими гостями и приказал сделать приготовление к  нашему
приезду, почему он распорядился приготовить обед и  накрыть  стол  на  шесть
персон".
     Все  присутствующие  признали  сей  случай  замечательным,   однако   я
попытался объяснить его естественными причинами.
     Я сказал, что, поскольку старый  джентльмен  склонен  к  галлюцинациям,
случайная мысль или воспоминание о старинном  друге  могли  вызвать  у  него
предчувствие, которое на сей раз исполнилось, но, вероятно,  у  него  раньше
было  много  подобных  видений,  ничего  не  предзнаменовавших.   Никто   из
присутствующих открыто не возражал против моего  мнения,  но  из  нескольких
слов, сказанных как бы  вскользь,  я  понял  весьма  ясно,  что  большинство
слушателей уверено, будто в этой истории есть нечто чудодейственное.
     Другой  джентльмен  обратился  ко  мне  со  следующими  словами:   "Нет
сомнения, что воображение болезненное может породить всяческие призраки,  но
вот то, что случилось по соседству со мной неделю назад, нуждается в  другом
объяснении.
     Некий джентльмен благородного происхождения,  коего  решительно  нельзя
счесть духовидцем, стоял в сумерках у ворот своего дома,  как  вдруг  увидел
своего деда, умершего лет пятнадцать назад. Призрак ехал верхом на той самой
лошади, на которой ездил обычно, лицо у него было гневное и страшное,  и  он
молвил слова, которые внук от испуга и смятения не мог разобрать. Но это  не
все: в руках у деда был предлинный хлыст,  и  он  весьма  жестоко  отхлестал
своего внука по спине и по плечам, оставив на них  следы,  которые  я  видел
собственными глазами.
     Привидение замечено было потом и приходским  могильщиком;  оно  бродило
вокруг могилы, где погребено было его собственное тело, и об этом  могильщик
рассказывал в деревне прежде,  нежели  узнал  о  происшествии  с  упомянутым
джентльменом; он приходил даже ко мне как к мировому судье,  чтобы  показать
об этом под присягой, но я отказался приводить его к присяге.  Что  касается
до внука, то это человек трезвый, разумный, ко всему мирскому привязанный  и
слишком занятый своими делами, чтобы предаваться мечтаниям. Он весьма охотно
умолчал бы обо всей этой истории, если бы от перепуга не заорал и, вбежав  в
дом, не показал свою спину всем домочадцам, почему и не мог впоследствии сие
отрицать. Теперь повсюду толкуют,  что  появление  призрака  старика  и  его
поступок сулят великое несчастие семейству; и, в  самом  деле,  бедная  жена
джентльмена слегла в постель со страха".
     Хоть я не пытался объяснить сию тайну, однако сказал  что,  несомненно,
обман обнаружится со временем и что, по всей  вероятности,  план  задуман  и
исполнен каким-нибудь врагом джентльмена,  ставшего  жертвой  нападения,  но
рассказчик  настаивал  на  неоспоримых  доказательствах  и   на   совпадении
показаний двух достойных доверия людей, которые, не сговариваясь меж  собой,
свидетельствовали о появлении одного и того же человека, хорошо знакомого им
обоим.
     Из Друмланрига мы поехали по течению  реки  Нид  до  Дамфриса,  города,
расположенного в нескольких милях выше впадения реки в  море;  после  Глазго
это самый красивый город в Шотландии. Жители его взяли  Глазго  за  образец,
радея не только об украшении и благочинии своего города, но также о развитии
торговли и мануфактур, которые помогают им богатеть.
     В Англию мы возвратились через Карлейль, где случайно  повстречались  с
нашим приятелем Лисмахаго, о коем тщетно пытались разузнать в Дамфрисе  и  в
других местах. Похоже на то, что лейтенант,  подобно  древним  пророкам,  не
получил признания у себя на родине, от которой ныне отрекся навсегда.
     Он рассказал мне о пребывании своем на родине. По дороге к родным своим
местам он узнал, что племянник  его  женился  на  дочери  буржуа,  владельца
ткацкой мануфактуры, и вступил в компанию со своим тестем;  опечаленный  сим
известием, лейтенант прибыл в сумерках к  воротам  родного  своего  дома  и,
услыхав в большом зале стук ткацких станков, пришел в  такое  волнение,  что
едва не лишился чувств. Ярость и негодование охватили его, а тут в это самое
время вышел его племянник, которому он закричал, не владея собой:
     - О негодяй! Да как же вы смели сделать из  моего  отчего  дома  притон
разбойников!
     При этих словах он отхлестал его плетью, а засим,  объехав  при  лунном
свете соседнюю деревню, он посетил могилы своих предков и,  поклонившись  их
праху, удалился и всю ночь ехал без остановки. Итак, узнав,  что  глава  его
рода опустился до столь позорного состояния, что все  друзья  либо  померли,
либо покинули свое прежнее  местожительство,  а  для  проживания  на  родине
требуется ему теперь вдвое больше доходов,  чем  в  ту  пору,  когда  он  ее
покинул, он простился с ней навсегда, решив искать мирного  жития  в  дебрях
Америки.
     Тут-то объяснилась  для  меня  история  с  привидением,  происшедшая  в
Друмланриге, а когда я рассказал о ней лейтенанту, он очень обрадовался, что
расправа его возымела такое действие, какого он и  не  ждал;  он  подтвердил
также, что в этот час и в таком наряде  его  легко  можно  было  принять  за
призрак его отца, на которого он, как говорят, весьма был похож.
     Скажу вам как другу, что, мне кажется, Лисмахаго найдет себе пристанище
и не отправляясь к вигвамам миами. Ибо моя сестра  Табби  весьма  настойчиво
пытается разжечь в нем  любовь,  и,  судя  по  моим  наблюдениям,  лейтенант
порешил не упустить сего случая.
     Что до меня, то я намерен споспешествовать этому  сближению  и  был  бы
рад, ежели бы они соединились брачными узами; буде это случится,  постараюсь
поселить их по соседству. И я и мои домочадцы избавятся тогда от надоедливой
и тиранической хозяйки, а я к  тому  же  смогу  услаждать  себя  беседами  с
Лисмахаго, отнюдь не обязанный разделять с  ним  компанию  дольше,  чем  мне
захочется. Ибо хоть тушеное мясо с овощами и весьма вкусное кушанье, но я не
хотел бы всю жизнь получать его на обед.
     Мне очень нравится Манчестер, один из самых приятных и цветущих городов
Великобритании, и я заметил, что именно сей город явился образцом для Глазго
в заведении мануфактур.
     Мы намерены были посетить Чатстворт, Пик, Бакстон, а из сего последнего
города отправиться не спеша прямо домой. Ежели погода в Уэльсе  будет  столь
же благоприятна, как и здесь,  на  севере,  можно  уповать,  что  урожай  в