я он путешествовал по чужим  странам  и
склонен ввести  некоторые  изменения  в  своем  домашнем  быту,  но  находит
невозможным уничтожить древние родовые обычаи; из них иные довольно  смешны.
Например,  волынщик  его,  носящий  в  доме  наследственное  звание   "глава
домочадцев", ни за что не откажется от  своих  привилегий.  Он  имеет  право
носить килт  -  старинную  шотландскую  юбочку  с  кошельком,  пистолетом  и
кортиком;  широкая  желтая  лента,  привязанная  к   трубке   его   волынки,
переброшена за плечо и волочится по земле в то время, как он исполняет  свои
обязанности менестреля.  Эта  лента,  мне  кажется,  подобна  тому  знамени,
которое в былые времена носили в бою перед рыцарем.
     В таком уборе он каждое  воскресенье  шествует  перед  своим  лэрдом  в
церковь, вокруг которой обходит трижды, исполняя родовой марш, коим вызывает
на брань всех врагов клана. А по утрам он играет целый час в  большой  зале,
торжественно прохаживаясь взад и вперед в сопровождении  всех  родственников
лэрда, которым как будто весьма нравится  подобная  музыка.  Во  время  этой
прогулки он услаждает их множеством мелодий, подходящих  для  тех  страстей,
какие хочет он возбудить или утишить.
     Сам мистер Кэмпбел, очень хорошо играющий на скрипке, питает неодолимое
отвращение к волынке, издающей звуки гнусавые  и  неимоверно  пронзительные,
которые в самом деле несносны  даже  для  слуха  не  очень  чувствительного,
особливо же в сводчатой зале,  где  их  усиливает  эхо.  Поэтому  он  просил
волынщика сжалиться над ним и избавить от этой утренней церемонии. По такому
случаю клан собрался на совещание, и было решено  единогласно,  что  просьбу
лэрда удовлетворить нельзя, ибо это грозит нарушить родовой обычай. Волынщик
объявил, что никак не может  отказаться  от  привилегии,  унаследованной  от
предков, а родня лэрда не пожелала лишить себя удовольствия, которое  ценила
превыше всего. Нечего было делать: мистер Кэмпбел принужден был  уступить  и
теперь  должен  затыкать  себе  уши  хлопчатой  бумагой,  укреплять   голову
тремя-четырьмя стаканчиками грога и каждое утро забираться в  самые  дальние
покои дома, чтобы избавиться от ежедневной докуки.
     Когда кончается музыка, он показывается у открытого окна, выходящего во
двор, который к тому времени наполняется толпой его вассалов и зависимых  от
него людей; его  появление  они  приветствуют,  обнажая  голову  и  униженно
кланяясь до земли. Так как все  эти  люди  пришли  с  какой-нибудь  жалобой,
просьбой или предложением, то  и  ждут  они  терпеливо,  покуда  он  выйдет,
сопровождают его на прогулке, и каждого по очереди  он  удостаивает  краткой
аудиенции. Два дня назад выслушал он более сотни разных просителей, пока шел
с нами к дому своего соседа, джентльмена, пригласившего нас на обед.
     Хозяин наш грубоват,  но  вместе  с  тем  радушен,  и  домоводство  его
отличается простотой древних времен. Большая зала, вымощенная плитами, имеет
в длину футов сорок пять, а в  ширину  двадцать  два,  и  служит  не  только
столовой, но и спальней для джентльменов, находящихся от него в зависимости,
и для домашних  нахлебников.  К  ночи  приготовляют  вдоль  каждой  стены  с
полдюжины постелей. Сделаны они из свежего  вереска,  вырванного  с  корнем,
который укладывают так, что получаются очень покойные ложа, на которых спят,
укрываясь только пледом.
     Нам с дядюшкой  отвели  отдельные  комнаты  с  пуховиками,  которые  мы
просили заменить подстилками из вереска, и, право же, никогда  не  случалось
мне спать так сладко. Такая постель не только мягка, но и упруга; к тому  же
вереск в пору цветения распространяет приятный аромат,  который  удивительно
освежает и бодрит.
     Вчера мы были приглашены на похороны некой старой леди, бабки одного из
живущих по соседству джентльменов;  собралось  там  до  пятидесяти  человек,
которым предложили роскошный обед, а за обедом играли двенадцать волынщиков.
Короче сказать, это собрание весьма походило на  великолепное  пиршество,  и
гости воздали должное угощению в такой мере, что многие еле могли  держаться
на ногах, когда им напомнили, по какому делу мы здесь встретились.
     Тут все сели на коней и беспорядочной кавалькадою направились  к  месту
погребения - к церкви, находящейся на расстоянии добрых двух миль от  замка.
Однако по прибытии туда мы  заметили,  что  сделали  маленький  промах,  ибо
оставили покойницу позади. Пришлось нам воротиться и встретить  на  половине
дороги старую леди, которую  несли  на  носилках  ближайшие  родственники  и
сопровождал хор плакальщиц, состоявший из множества старых ведьм, рвавших на
себе волосы, бивших себя в грудь и  отчаянно  завывавших.  У  могилы  оратор
произнес хвалебную речь покойнице, и за каждым периодом его  речи  следовали
вопли хора.  Тело  было  предано  земле,  музыканты  без  устали  играли  на
волынках, а все присутствовавшие стояли с обнаженными головами. В завершение
церемонии дали  залп  из  пистолетов,  после  чего  мы  вернулись  в  замок,
принялись опять за бутылки, и к  полуночи  не  осталось  в  доме  ни  одного
трезвого человека, если не считать женщин. Мы с дядюшкой и с нашим  хозяином
не без труда получили разрешение уехать вечером, по пригласивший нас помещик
был немного огорчен нашим отъездом и, кажется, впоследствии  почитал  обидой
для своего рода, что по такому торжественному случаю было  выпито  не  более
ста галлонов виски.
     Сегодня мы проснулись в четыре часа утра, чтобы  поохотиться  на  диких
козлов, а через полчаса в зале был уже приготовлен завтрак. Среди  охотников
было два гостя, сэр Джордж Колхун и я (дядюшка предпочел не ехать на охоту),
сам лэрд, брат лэрда, сын брата лэрда, сын  сестры  лэрда,  сын  брата  отца
лэрда и все их молочные братья,  которые  почитаются  членами  семейства,  а
сопровождала нас толпа горцев, оборванных и босых.
     Для утренней нашей трапезы нам предложили: кадушку  с  крутыми  яйцами,
кадушку масла, кадушку сливок,  сыр  из  козьего  молока,  большой  глиняный
горшок меду, почти непочатый окорок, холодный пирог с дичиной, бушель тонких
лепешек из овсяной муки, а для чужеземцев небольшой пшеничный хлеб,  большую
каменную бутыль с виски, другую бутыль с бренди и бочонок эля. К бочонку  со
сливками привешен был на цепи ковш, которым  наливали  сливки  в  затейливые
деревянные чаши. Виски пили из серебряных чарок, а эль - из рога.
     Все гости оказали должную честь угощению, в особенности  один  из  них,
который съел более двух  дюжин  крутых  яиц  с  соответствующим  количеством
хлеба, масла и меду, а напитков не  осталось  ни  капли.  Напоследок  подали
вместо десерта большой сверток прессованного табака для  жеванья,  и  каждый
набил рот жвачкой,  якобы  предохраняющей  от  вредного  действия  утреннего
воздуха.
     Мы превесело поохотились в горах за диким козлом, которого и  убили,  а
домой я поспел вовремя, чтобы напиться чаю  с  миссис  Кэмпбел  и  дядюшкой.
Завтра возвращаемся, мы  в  Кэмерон.  Мы  предполагаем  переправиться  через
залив, куди впадает Клайд, и по дороге заехать в город Гринок и порт Глазго.
Завершив этот круг, мы обратимся лицом к югу и  будем  с  сугубой  быстротой
стремиться навстречу солнцу, чтобы провести конец осени в Англии, где  борей
не столь пронзителен, каким  уже  становится  он  здесь,  на  вершинах  этих
северных холмов. Но о передвижении нашем с места на место по-прежнему  будет
уведомлять в своих беспристрастных записях
                                                     всегда ваш Дж. Мелфорд.
                                                     Аргайльшир, 3 сентября


                               Доктору Льюису

     Любезный Дик!

     Почти  две  недели  прошло,  как  покинули  мы  столицу   Шотландии   и
направились в Стерлинг, где сделали привал. Замок в этом городе весьма похож
на эдинбургский, и из него можно обозреть изгибы реки  Форт,  которые  столь
многочисленны, что расстояние оттуда до Аллоа сушей только четыре мили, а по
реке двадцать четыре.
     Аллоа - чистенький, благоденствующий городок, который в большой степени
зависит от торговли Глазго, купцы которого  посылают  сюда  табак,  а  также
другие товары для отправки из здешних складов  по  реке  Форт.  Едучи  сюда,
осмотрели мы изрядный железоделательный завод, где вместо дров жгут каменный
уголь; здесь научились очищать его от серы, которая могла бы сделать  железо
слишком хрупким. Почти повсюду в Шотландии  добывают  превосходный  каменный
уголь.
     Здесь в округе земля не производит почти ничего, кроме овса  и  ячменя,
может быть потому, что худо возделана и нигде  почти  не  огорожена.  Вместо
изгородей кое-где сложены низенькие стены  из  камней,  не  скрепленных  меж
собой и собираемых с полей, по которым их словно  умышленно  разбросали  для
этой цели. Когда я выразил изумление, почему крестьяне не очищают свои  поля
от сих камней, один джентльмен, понаторевший не только в теории  земледелия,
но и в практике, убеждал меня, будто камни не только не  приносят  вред  для
сева, но даже полезны. Сей умник приказал было очистить свое поле от камней,
унавозить его и засеять ячменем, и урожай был меньше, чем раньше.  Тогда  он
распорядился снова разбросать камни, и в следующем году урожай  был  добрый,
как всегда. Камни были опять убраны, и опять  жатва  была  плоха;  снова  их
разбросали, и земля обрела прежнее плодородие. Сей  опыт  произведен  был  в
разных частях Шотландии и повсюду с тем же успехом.
     Удивленный этим сообщением, я просил его  поведать,  как  он  объясняет
этот непонятный феномен, а он ответил, что камни могут быть полезны по  трем
причинам. Может быть, они задерживали излишние испарения  земли,  сходные  с
испариной, которая иногда истощает и изнуряет человеческое  тело.  Возможно,
они, подобно изгороди, защищают нежные всходы от резких весенних ветров или,
отражая солнечные лучи, споспешествуют согреванию земли и тем самым смягчают
натуральную студеность земли, а также климат.
     Но, по моему разумению, излишние испарения можно  было  бы  куда  лучше
задержать разного рода удобрениями, к примеру золой, известью или  мергелем,
ибо здесь, по-видимому, немало мергельных ям. Что же касается до теплоты, то
ее можно сохранить при помощи  изгородей;  половина  земли,  ныне  негодная,
очистится для посева, обработка ее  потребует  меньше  труда,  вдвое  меньше
будут страдать лошади и вдвое дольше сохранятся бороны и плуги.
     Земля на северо-западе не дает  хорошего  урожая  хлебов.  Почва  здесь
болотистая и неплодоносная. Здешние крестьяне живут в  жалких  хижинах,  они
худы, одеты бедно и очень грязны. Сей последний упрек  они  могли  бы  легко
смыть чистой водой, ибо природа снабдила их с  избытком  озерами,  реками  и
ручьями.
     Хлебопашество не может процветать там, где участки земли,  сдаваемой  в
аренду, малы, сроки аренды коротки, и землепашец  сразу  же  должен  вносить
чрезмерную арендную плату, не располагая достаточным  имуществом  для  того,
чтобы производить на своем участке необходимые улучшения.
     Житница Шотландии - это  берега  Твида,  графства  Восточный  Лотиан  и
Центральный Лотиан, Каз оф Гаури в Пертшире, столь же плодородные, как земли
в Англии,  а  также  некоторые  места  в  Абердиншире  и  Морей,  где  хлеба
созревают, сказывали мне, раньше, чем в Нортумберленде, хотя места эти лежат
двумя градусами северней. Я весьма хотел бы побывать в разных местах  по  ту
сторону Форта и Тая, к примеру  -  в  Перте,  Данди,  Монтрозе  и  Абердине,
городах красивых и благоденствующих; но время года уже позднее  и  расширить
мой первоначальный план мне уже не придется.
     Мне посчастливилось повидать Глазго, насколько я могу судить, - один из
самых красивых городов Европы, и, несомненно,  один  из  самых  процветающих
городов Великобритании. Словом, это  настоящий  улей  трудолюбия.  Лежит  он
частью на  небольшой  возвышенности,  но  большая  его  часть  находится  на
равнине, пересекаемой рекой Клайд. Улицы прямые, широкие и вымощены неплохо;
высокие  дома  построены  из  обтесанного  камня.  В  верхней  части  города
воздвигнут удивительный собор, который легко  можно  сравнить  с  собором  в
Йорке и с Вестминстерским, а примерно на полпути меж ним и рыночной площадью
стоит внушительное здание колледжа, где есть  решительно  все  для  удобства
профессоров и студентов, включая библиотеку и обсерваторию, щедро снабженную
астрономическими инструментами.
     Число жителей доходит,  говорят,  до  тридцати  тысяч,  достаток  можно
видеть  повсюду  в  этом  торговом  городе,  который,  однако,  имеет   свои
недостатки и  неудобства.  Вода  во  всех  городских  водокачках  жесткая  и
солоноватая, что совсем непростительно, ибо река Клайд  протекает  в  нижней
части города, а за собором в верхней части города столько ручьев и родников,
что можно было бы наполнить большой водоем превосходной водой и провести  ее
во все части города. Куда было важнее позаботиться о здоровье  жителей,  чем
украшать город новыми улицами, площадями и церквами. Другой  недостаток,  не
столь легко устранимый, есть мелководие реки, по коей груженые корабли могут
плавать только милях в десяти - двадцати от города: поэтому купцы принуждены
грузить и разгружать свои  суда  в  Гриноке  и  в  Глазго-порту,  лежащем  в
четырнадцати милях ближе к устью, там, где ширина реки около двух миль.
     Жители Глазго обуреваемы  благородным  духом  предприимчивости.  Мистер
Мур, лекарь, к которому у меня были препоручительные  письма  из  Эдинбурга,
познакомил меня со всеми именитыми купцами. Свел я знакомство и  с  мистером
Кохрэном, которого можно счесть одним из мудрецов сего королевства.  Он  был
главой магистрата во время последнего мятежа. Я был членом парламента, когда
его допрашивали в палате общин, и мистер П. сказал по сему  случаю,  что  он
никогда не слышал в палате столь умных показаний.  Познакомился  я  также  с
доктором  Джоном  Гордоном,  патриотом,   истинным   римлянином   по   духу,
основателем здешней полотняной мануфактуры, который много положил  труда  на
устройство здесь работного дома, больницы и  других  полезных  для  общества
заведений. Живи он в Древнем Риме, он был бы почтен памятником, воздвигнутым
на общественные деньги.
     Беседовал я еще с неким мистером Г-с-д, коего я почитаю одним из  самых
видных купцов Европы. Сказывают, что в последнюю войну имел он двадцать пять
судов с принадлежащим ему грузом и торговал не  меньше  чем  на  полмиллиона
фунтов в год.
     Последняя война была  счастливой  эпохой  для  торговли  Глазго.  Купцы
Глазго рассудили, что их корабли, посылаемые в  Америку  из  северной  части
Ирландии, сразу выходят в Атлантический океан  и  идут  путем,  где  каперов
немного, и решили страховать друг друга сами, чем сберегли много денег,  ибо
потеряли мало судов.
     К этой части Шотландии, да будет вам  известно,  я  питаю  своего  рода
национальную любовь. Большая церковь, посвященная святому Мунго, река  Клайд
и кое-что другое, а равно и сходство языка и обычаев с нашими,  валлийскими,
позволяют мне тешить себя мыслью, что народ здешний происходит  от  бриттов,
которые некогда владели  этой  страной.  Несомненно,  было  это  Камбрийское
королевство. Столицей его был Дамбартон  (испорченное  Данбриттон),  который
еще и посейчас существует как королевское боро  при  слиянии  рек  Клайда  и
Левена, в десяти милях ниже Глазго. В этих же местах родился святой  Патрик,
апостол Ирландии, и там посейчас есть церковь и деревня,  носящие  его  имя.
Неподалеку отсюда находятся остатки славной римской стены,  построенной  при
Антонине; она тянулась от Клайда до  Форта  и  была  укреплена  башнями  для
защиты от вторжения шотландцев, или, иначе, каледонцев, обитавших в горах на
западе.
     Купцы Глазго задумали провести параллельно этой стене судоходный  канал
между двумя морскими заливами, каковой канал будет  весьма  споспешествовать
их торговле, ибо поможет им перевозить  товары  с  одного  края  острова  на
другой.
     Из Глазго мы проехали по Клайду, красивой  реке,  украшенной  по  обоим
берегам усадьбами, городками и деревнями. Немало здесь также  рощ,  лугов  и
хлебных полей, но по ею сторону Глазго почти нет других злаков, кроме овса и
ячменя; овес здешний гораздо лучше, а ячмень гораздо  хуже,  чем  в  Англии.
Дивлюсь я, как мало здесь ржи, а ведь сей злак может расти  почти  на  любой
почве; а еще более дивлюсь  тому,  что  совсем  не  заботятся  о  разведении
картофеля в горной части здешней страны, где беднякам не хватает муки, чтобы
запастись ею на всю зиму.
     На другом берегу реки находятся  города  Пезли  и  Ренфру.  Первый  был
раньше  бедной  деревней,  а  стал  одним  из  самых  процветающих   городов
королевства и известен полотняными, батистовыми и  шелковыми  мануфактурами.
Прежде Пезли был славен богатым монастырем монахов Клюни,  которые  написали
прославленную  Scoli  Chronicon  {Хроника  Шотландии  (греч).},   называемую
"Черная книга Пезли".  Древнее  аббатство  еще  сохранилось  по  сю  пору  и
обращено в жилой дом, владелец коего граф Дандоналд. Что касается Ренфру, то
этот главный город графства стоит на  берегу  Клайда;  принадлежал  он  роду
Стюартов, вследствие чего старший  сын  короля  имел  титул  барона  Ренфру,
носимый также и ныне принцем Уэльским.
     Реку Клайд мы оставили слева  в  Данбриттоне,  где  она  расширяется  в
устье, куда впадает река  Левен.  Тут  находится  замок,  который  назывался
прежде Алклюйд, омываемый обеими этими реками со всех сторон, за исключением
узкого перешейка, который, однако, затопляется при каждом весеннем  разливе.
Сей замок весьма достоин внимания не только благодаря диковинной скале, но и
благодаря своему местоположению.
     Тут мы переправились через реку Левен, которая далеко  не  так  широка,
как Клайд, однако более прозрачна и прелестна. Очаровательная эта река течет
из озера Ломонд - Лох Ломонд, - протекает по каменистому ложу мили четыре  и
впадает в устье Клайда у Данбриттона. Недалеко от истока ее на берегу  озера
стоит дом камеронцев, принадлежащий мистеру Смоллету, так хорошо  скрытый  в
дубовом лесу, что мы увидели его лишь за пятьдесят ярдов от ворот.
     Видывал я на  своем  веку  немало  озер:  Гарда,  Альбано,  Больсена  и
Женевское, и, по совести сказать, озеро Ломонд я предпочитаю им всем, ибо на
нем как бы плавают зеленеющие острова, которые  восхищенному  взору  кажутся
приютами мира и покоя. Берега также не лишены  прелести,  местами  они  даже
кажутся  величественными.  По  ею  сторону   они   тешат   взор   прелестным
чередованием лесов, пашен и пастбищ; то там, то сям красивые  усадьбы  точно
возникают из вод озера, а вдали виднеются высокие горы,  поросшие  вереском,
который в пору цветения подобен пурпуровому ковру. Все  сие  красотой  своей
превыше всякого воображения.  Справедливо  называют  этот  крап  Шотландской
Аркадией, и я вполне уверен, что он ни в  чем  не  уступает  Аркадии,  разве
только в климате, что же касается до муравы, вод и лесов, то в  этом  он  ее
превосходит.
     Что  вы  скажете,  к  примеру,  о  созданном  самой  природой  водоеме,
наполненном прозрачной водой миль в тридцать длиной, в ширину до семи  миль,
а глубиной в шестьсот футов, - водоеме, на коем возвышаются двадцать  четыре
обитаемых острова, изобилующих красным зверем и покрытых лесами, водоеме,  в
котором ловится  вкуснейшая  рыба,  как-то:  лососи,  щуки,  форель,  окуни,
камбала, угри, а также паваны, особого  рода  пресноводная  сельдь,  которая
только в  этом  озере  водится.  И  озеро  это  соединяется  с  морем  через
вытекающую из него реку Левен, по которой упомянутые рыбы (исключая  павана)
заплывают сюда и спускаются в море.
     Я посылаю вам маленькую оду сей реке,  сочиненную  доктором  Смоллетом,
который родился на берегах ее, милях в двух от того места,  откуда  я  пишу.
Сия