веке, обслуживавшем
машину, был белый халат; этот человек улыбнулся Бенедикту:
     - Здравствуйте, мистер Ван дер Бил, папа вас ждет.
     Но Бенедикт на мгновение задержался, наблюдая за процедурой опилки. В
шпинделе станка был зажат алмаз, и рядом  кружилась  циркулярная  пила  из
фосфорной бронзы. На глазах у Бенедикта человек вернулся к своему  занятию
- смазывал лезвие каждой пилы пастой из оливкового масла и алмазной  пыли,
потому что алмаз резала вовсе не бронза. Только алмаз может резать алмаз.
     - Прекрасные камни, Ларри, - заметил Бенедикт, и Ларри Коэн кивнул.
     - Все - от четырех и пяти карат.
     Бенедикт  склонился  ниже,  осматривая  один  из  камней.  На   камне
индийскими чернилами была нанесена линия  разреза.  Бенедикт  знал,  какие
размышления и обсуждения, какие  осмотры  и  споры  с  привлечением  всего
богатого опыта мастерской  предшествуют  каждой  такой  чернильной  линии.
Требуется не  меньше  двух  дней,  чтобы  распилить  один  алмаз,  поэтому
Бенедикт оставил станок и пошел дальше.
     По другую сторону  комнаты  сидели  остальные  братья  Коэны.  Восемь
человек. Старый Аарон произвел много  сыновей.  Они  были  в  возрасте  от
девятнадцати до сорока лет,  и  еще  двое  пока  ходили  в  школу,  только
готовясь вступить в дело.
     - Как вам понравится этот, мистер Ван дер Бил? - поднял голову  Майкл
Коэн, когда подошел Бенедикт. Майкл обрабатывал прекрасный  камень,  делая
его круглым и  используя  в  качестве  резца  другой  алмаз.  Под  станком
небольшой поднос улавливал пыль от  двух  камней.  Позже  пыль  пойдет  на
шлифовку и распилку.
     - Красавец, - сказал Бенедикт. Они принадлежали  к  одному  братству,
всю жизнь занимались алмазами  и  любили  их,  как  другие  любят  женщин,
лошадей или картины.
     Он пошел по комнате, здороваясь с братьями, задерживаясь  на  минуту,
чтобы посмотреть, как старшие, все мастера своего дела, вытачивают фасеты,
из которых состоят стороны идеально  обработанного  бриллианта.  Пятьдесят
восемь фасет: столы, звезды, павильоны, - вся эта огранка наделяет  камень
мистической "жизнью" и "огнем".
     Оставив их согнувшимися над кругами, похожими на гончарный,  Бенедикт
прошел к двери в конце комнаты.
     - Бенедикт, друг мой. - Аарон Коэн вышел из-за  стола,  чтобы  обнять
его.  Это  был  высокий  худой   человек   лет   шестидесяти,   с   густой
серебристо-серой гривой, с  плечами,  согнутыми  за  годы,  проведенные  у
алмазного круга. - Я не  знал,  что  вы  в  Лондоне,  мне  сказали,  вы  в
Кейптауне. Вчера был день рождения Руфи. Если бы мы знали...
     Бенедикт достал из кармана конверт и высыпал из него на стол двадцать
семь алмазов.
     - Что скажете об этом, папа?
     - Ай-ай! - Папа от удовольствия похлопал себя  по  щекам  и  невольно
потянулся к самому крупному камню.
     - Я дожил до того. что  вижу  такой  камень!  -  Он  вставил  в  глаз
ювелирную лупу, повернул камень, чтобы  подставить  его  под  естественное
освещение, и принялся внимательно разглядывать алмаз.
     - Ага, да. Вот тут  небольшое  перо  [Дефект  в  виде  полупрозрачной
полоски. - Прим. автора]. ООНД  [Очень-очень  небольшой  дефект.  -  Прим.
автора]. Но мы проведем через него грань. Да, из этого камня нужно сделать
два бриллианта. Два превосходных бриллианта от десяти до двенадцати  карат
каждый. И, может быть, пять поменьше. - Больше половины объема камня уйдет
при обработке. - Да! Да! Из этого камня мы сделаем ограненных  бриллиантов
на сто тысяч фунтов.
     Аарон подошел к двери.
     - Мальчики! Идите сюда! Я покажу вам принца среди алмазов.
     Сыновья собрались в кабинете. Майкл взглянул первым и  высказал  свое
мнение:
     - Да, хороший камень. Но  не  такой  чистой  воды,  как  в  последней
партии. Помните тот кристалл, октаэдр...
     - О чем ты говоришь! - прервал его отец. - Ты не  отличишь  алмаз  от
куска сыра горгонзола!
     - Он прав, папа, - вступил в  обсуждение  Ларри.  -  Тот  камень  был
лучше.
     - Значит, Большой Любовник спорит со своим отцом. Все, что вы знаете,
это только шиксы [Шиксы - девки, девчонки (идиш)] с  задранными  на  тохес
[Тохес - зад (идиш)] юбками. Вам лишь бы плясать ватуси и ча-ча-ча. Да! Но
алмазы вы не знаете. - Эта декларация  предшествовала  горячему  семейному
спору, в котором с жаром участвовали все братья.
     - Тише! Тише! Все за работу! Вон! Вон! - прервал спор  Аарон,  выгнав
сыновей из кабинета и захлопнув за ними дверь.
     - Ай! - Он взглянул на небо. - Что за  дело!  Теперь  можно  взвесить
камни.
     Когда камни были взвешены и Аарон запер их в  сейф,  Бенедикт  сказал
ему:
     - Я думаю, с Кругом пора кончать.
     Аарон застыл и через стол посмотрел на Бенедикта. Они  всегда  делали
вид, что их отношения законны. Никогда не говорили  о  Круге  или  о  том,
откуда  поступают  незарегистрированные  камни,   или   как   отправляются
обработанные камни в Швейцарию.
     - Почему? - осторожно спросил Аарон.
     - Теперь я богат. У меня деньги отца и то, что  я  добыл  при  помощи
Круга. Очень богат. Мне больше не нужен риск.
     - Хотел бы я иметь такие же проблемы.  Но,  вероятно,  вы  поступаете
мудро... я не стану спорить с вами.
     - Будет еще одна или две поставки, и все кончено.
     Аарон кивнул.
     - Понимаю, - сказал он, - Все хорошее когда-нибудь кончается.


     Вскоре после полудня Бенедикт припарковал машину на  газоне  у  своей
квартиры на Белгрейв-сквер. Дома он сразу пошел в душ. За все годы жизни в
Лондоне он так и не привык к его смогу и принимал ванну или душ  не  менее
трех раз в день.
     Под душем он напевал, потом завернулся в большую  купальную  простыню
и, оставляя цепочку мокрых следов, прошел в гостиную, смешал себе  мартини
и закрыл от удовольствия глаза, прихлебнув напиток.
     Зазвонил телефон.
     - Ван дер Бил! - сказал  он  в  трубку,  и  тут  выражение  его  лица
изменилось. Он быстро поставил стакан и двумя руками взял трубку.
     - Что вы здесь делаете? -  изумление  его  было  искренним.  -  Какой
приятный сюрприз. Когда мы сможем увидеться? Прямо  сейчас  -  за  ланчем?
Прекрасно! Нет, ничего не надо откладывать - такая прекрасная возможность.
Где вы остановились? В  "Ланкастере"?  Прекрасно.  Послушайте,  дайте  мне
сорок пять минут, и я вас встречу в зеркальном зале на верхнем этаже.  Да,
десять минут первого. Боже, как приятно... - я это уже  говорил.  Увидимся
через три четверти часа.
     Он положил трубку, проглотил остатки мартини и направился в  спальню.
Хороший день станет по-настоящему памятным, подумал он, подбирая  шелковую
сорочку. Он посмотрел на свое отражение в зеркале и улыбнулся.
     - Мяч прыгает к тебе, Бенедикт, - прошептал он.
     Ее не было ни в баре, ни в зеркальной  комнате.  Бенедикт  подошел  к
высокому окну, чтобы бросить взгляд на один из лучших видов Лондона  -  на
Гайд-парк и Серпентин. День был туманно-голубой, и солнце добавляло бронзы
к красным и золотым тонам осеннего парка.
     Он отвернулся от окна - она шла к нему через комнату. Внутри  у  него
все дрогнуло от удовольствия: она тоже была золотой, с  медным  сверканием
солнца на длинных ногах и обнаженных руках. Он вспомнил грацию ее походки,
точные движения ног на ковре.
     Он стоял неподвижно, давая ей  возможность  подойти.  Все  в  комнате
повернули головы: это было прекрасное  золотое  создание.  Бенедикт  вдруг
осознал, что хочет эту женщину.
     -  Здравствуйте,  Бенедикт,  -  сказала  она,  и  он  сделал  шаг  ей
навстречу, протянув руку.
     - Руби Ленс! - он мягко сжал ее длинные пальцы. - Как  приятно  снова
встретиться с вами!
     Ее фамилия была ключом к его реакции. Она принадлежала тому человеку,
которому Бенедикт больше всего завидовал и которого ненавидел.  И  поэтому
она была бесконечна желанна.
     - Давайте отпразднуем нашу встречу небольшой  выпивкой.  Думаю,  этот
случай заслуживает нескольких бокалов шампанского.
     Она сидела, аккуратно скрестив длинные стройные ноги,  откинувшись  в
кресле, держа пенящийся стакан заостренными пальцами.  Волосы  свисали  на
плечи, как редкий шелковый гобелен белого золота,  глаза  ее  смотрели  на
него с кошачьей прямотой; она будто заглядывала ему в душу.
     - Мне не следовало вас беспокоить, - сказала она. - Но у  меня  здесь
так мало знакомых.
     - Сколько вы пробудете? - Он отбросил ее слова в сторону.  -  Я  могу
отменить все свои встречи.
     - Неделю. - Это прозвучало так, будто она собиралась поторговаться.
     - О, нет! - В голосе  его  звучало  преувеличенное  отчаяние.  -  Так
нельзя, мы не сделаем и  половины  всего,  что  я  запланировал.  Вы  ведь
сможете остаться подольше?
     - Может быть, - согласилась она и слегка приподняла стакан. - Приятно
с вами встретиться.
     - И мне с вами, - подчеркнуто  согласился  Бенедикт.  Они  отхлебнули
сверкающее вино, следя друг за другом.


     Там, где другому пришлось бы ждать  недели  и  месяцы,  Бенедикт  все
получал немедленно, как будто имел на это право.  Улыбка,  несколько  слов
шепотом, и билеты в театр у него в руках и как по волшебству  раскрываются
двери фешенебельных ресторанов.
     В первый вечер он отвел ее в Национальный театр, а затем  на  ужин  в
"Ле Кур де Франс", где к их столику подошел очень известный киноактер.
     - Привет, Бенедикт. Мы отправляемся на яхте на прием.  Не  хотите  ли
присоединиться к нам? - Легендарные глаза обратились к Руби. - И  возьмите
с собой вашу очаровательную подругу.
     Завтракали она  под  навесом  на  корме  яхты  -  яйца  с  беконом  и
шампанское "Вдова Клико" - и смотрели на оживленную Темзу. Руби на  приеме
была единственной девушкой без мехов, а утро на реке прохладное.  Бенедикт
отметил про себя этот факт.
     По пути домой она сидела в "бентли", подобрав под себя  свои  длинные
ноги, по-прежнему свежая и золотая, несмотря на  бессонную  ночь,  но  под
глазами появилась легкая синева.
     - Не помню, когда мне было  так  хорошо,  Бенедикт.  -  Она  прикрыла
ладошкой зевок. - Вы прекрасный спутник.
     - Сегодня вечером снова? - спросил он.
     - Да, пожалуйста, - прошептала она.


     Спустившись в фойе "Ланкастера" вечером, она ощутила его  напряжение.
Он быстро пошел ей навстречу, когда она вышла из лифта, и  уверенность,  с
какой он взял ее за руку и поцеловал в щеку, удивила ее.
     Они  молчали,  пока  он  протискивался  в   своем   "бентли"   сквозь
заполненные улицы. Руби сознавала, что  рядом  с  ней,  на  самом  близком
расстоянии, находится богатство, о котором она и  мечтать  не  смела.  Она
смертельно боялась. Неверное движение, даже неверное слово могут  отобрать
у нее это богатство. Другого такого шанса у нее не будет,  и  она  боялась
пошевелиться,  почти  парализованная  страхом.  Она  знала,  что  решение,
которое предстоит принять очень скоро, будет роковым. Надо  ли  изображать
неприступность или ответить с той же откровенностью, с  какой  он  поведет
себя?
     Она  так  глубоко  погрузилась  в  эти  мысли,  что,  когда  "бентли"
остановился, с удивлением подняла голову. Они стояли на газоне у роскошной
квартиры.
     Бенедикт обошел машину, открыл дверцу и провел ее, не протестующую, в
квартиру.
     Она  с  любопытством  огляделась,  узнавая   некоторые   произведения
искусства в прихожей. Бенедикт провел ее в большую  гостиную  и  заботливо
усадил в большое, покрытое ковром кресло, которое доминировало в  комнате,
как трон. Неожиданно весь ее страх исчез.  Она,  как  королева,  полностью
владела собой. И точно знала, что все это будет принадлежать ей.
     Бенедикт стоял в центре комнаты, как проситель;  он  начал  говорить.
Она  спокойно  слушала,  на  ее  лице  никак  не  отражалось  испытываемое
торжество, и, когда он остановился в ожидании ее ответа, она ни секунды не
колебалась.
     - Да, - сказала она.
     - Я буду с тобой, когда ты ему скажешь, - пообещал Бенедикт.
     - Не нужно, - заверила его Руби. - Я сама справлюсь с Джонни Ленсом.
     - Нет. - Бенедикт быстро подошел к ней и взял ее за руки. - Я  должен
быть с тобой. Обещай мне это.
     И тут Руби поняла, что положение ее неуязвимо. Бенедикту она нужна не
из-за физических причин - но просто потому,  что  она  принадлежит  Джонни
Ленсу.
     Глядя  прямо  в  глаза   Бенедикту,   она   решила   проверить   свое
предположение.
     - Он может вообще ничего не знать, - сказала она. -  Я  договорюсь  с
ним о разводе.
     - Он должен знать обо мне! Я этого хочу, понятно?
     - Понятно. - Она почувствовала уверенность.
     - Договорились? - Он едва скрывал свое беспокойство.
     - Да, - кивнула она. - Договорились. - И они улыбнулись  друг  другу:
оба были довольны.
     - Идем, - он почтительно  провел  ее  в  спальню,  и  Руби  с  легким
возгласом восхищения остановилась на пороге.
     На двуспальной кровати лежала гора сверкающих мехов всех оттенков: от
мягкого розовато-желтого через беж, цвет устриц и бледный дымчато-серый  к
полуночно-черному.
     - Выбирай! - приказал он. - Закрепим наш договор.
     Она как во сне подошла  к  кровати,  но  когда  она  протянула  руку,
Бенедикт негромко сказал:
     - Подожди.
     Она послушно остановилась, и он подошел к ней сзади. Она  чувствовала
его руки у себя на шее, опустила подбородок,  свесив  вперед  волосы,  так
чтобы он смог расстегнуть ее платье.
     Она вышла из платья, когда оно упало на пол, и пассивно  ждала,  пока
он расстегивал ее бюстгалтер.
     - Теперь надевай, - сказал он.
     В одних чулках и в туфлях на высоких каблуках она подошла к кровати и
взяла первую шубку.
     Когда она оглянулась, Бенедикт сидел в кресле  с  наголовником.  Лицо
его пылало, его черты казались распухшими и застывшими. Он смотрел на нее.
И она поняла, что они совершают  нечто  вроде  ритуала.  Как  победоносный
римский полководец, он получил триумф и теперь осматривает добычу. В  этом
не было сексуального или физического желания, но скорее  культ  поклонения
самому Бенедикту. Она - жрица этого культа.
     И однако, понимая это, Руби не возмущалась. Скорее чувствовала легкое
возбуждение   от   холодной   языческой   извращенности.    Поворачиваясь,
наклоняясь, меняя меха, она  все  время  чувствовала  на  своем  теле  его
взгляд. Она знала, что тело ее совершенно, и его взгляд  впервые  в  жизни
возбудил в ней физическое желание. Она почувствовала,  как  быстрее  течет
кровь, как шумит в ушах, чувствовала, как, подобно плененной птице, бьется
в грудной клетке сердце, поясница ее напряглась. Ритуал был в то же  время
нарциссизмом,  он  удовлетворял  ее  глубокую   внутреннюю   эмоциональную
потребность.
     Примеренные вещи она бросала в центр комнаты,  и  скоро  там  уже  по
колено лежала груда драгоценных мехов.
     Наконец она взглянула на него, плотно  прижимая  к  обнаженному  телу
светло-желтое облако. Потом развела руки, распахнув шубу, приподнялась  на
цыпочках, мышцы ее ног и живота напряглись.
     - Вот эта, - прошептала она, и он встал с кресла, взял ее  в  руки  и
положил, все еще завернутую в норку, на большую груду мехов.


     Руби проснулась в двуспальной кровати возбужденная. С  того  времени,
как она была девочкой и  начинались  каникулы,  она  не  чувствовала  себя
лучше.
     Утро было позднее, бледный солнечный свет,  как  на  сцене,  вливался
квадратом в открытое окно.
     Бенедикт в желтом шелковом халате стоял у кровати,  глядя  на  нее  с
непостижимым выражением, которое  немедленно  изменилось,  как  только  он
понял, что она проснулась.
     -  Мой  человек  забрал  твой   багаж   в   "Ланкастере".   Туалетные
принадлежности в ванной, одежда в гардеробной.
     Он осторожно сел на край кровати, поцеловал ее в лоб и в обе щеки.
     - Когда будешь готова, позавтракаем. - Он продолжал смотреть на  нее;
было совершенно очевидно, что он ждал - она скажет нечто очень важное. Она
тут же насторожилась, опасаясь совершить ошибку, ища разгадку в  выражении
его лица.
     - Ночью тебе было так же хорошо, как мне? - спросил он.
     Теплой волной ее залило понимание. Он  хотел  уверенности,  сравнения
между собой и Джонни Ленсом.
     - Никогда в жизни, - она особо подчеркнула это, - я ничего  подобного
не испытывала.
     Он, довольный, облегченно кивнул и встал.
     - После завтрака поедем в город.
     В это утро за рулем "бентли" сидел слуга Бенедикта Эдмунд. Когда  они
вышли из машины в северном конце  Бонд-стрит  и  рука  об  руку  пошли  по
троутуару, Эдмунд медленно сопровождал их в машине, не обращая внимания на
движение.
     Утро было прохладное, но на Руби была ее новая светло-кремовая норка,
и восхищенные и завистливые взгляды прохожих радовали Бенедикта. Он  хотел
произвести на нее впечатление, поразить своим богатством.
     - У жены человека алмазов должны быть алмазы, - неожиданно проговорил
он, когда они остановились у дорогой ювелирной витрины. Руби схватила  его
за руку и повернулась, чтобы посмотреть на витрину.
     - Боже, - рассмеялся Бенедикт, - только не здесь! - И Руби  удивленно
взглянула на него.
     Бенедикт насмешливо стал читать надпись на окне:
     -  Ювелиры  рая.  Большой  выбор  бело-голубых  камней.  Сертификаты,
подтверждающие безупречность каждого алмаза. Совершенные безупречные камни
по договорным ценам, объявленным в прессе и на ТВ. Небольшая сумма,  и  вы
станете обладателем кольца. Бриллиант  навсегда  -  покажите  ей,  что  вы
действительно ее любите.
     - Но ведь это такая известная фирма. У нее отделения по  всему  миру,
даже   в   Южной   Африке!   -   возразила   Руби,   слегка    возмущенная
покровительственной улыбкой Бенедикта.
     - Позволь мне объяснить насчет алмазов. Их покупают по двум причинам,
и делают это два типа людей. Прежде всего их покупают богатые люди  -  как
вложение, которое не подвержено инфляции и со временем  становится  только
дороже. Эти люди покупают известные камни по совету  специалистов,  лучшие
произведения алмазной промышленности уходят к ним.  Поэтому  когда  Ричард
Бертон покупает для своей Лиз Тейлор  алмаз  за  300  000  фунтов,  он  не
экстравагантен, напротив, он ультраконсервативен  и  бережно  относится  к
своим деньгам.
     - Мне  нравится  такая  скупость,  -  рассмеялась  Руби,  и  Бенедикт
улыбнулся ее откровенности.
     - Я тоже могу быть таким скупым, - пообещал он.
     - Давай, - сказала она, - расскажи мне еще об аламазах.
     - Есть  и  другой  тип  покупателей  алмазов.  Обычно  такой  человек
покупает один бриллиант за всю жизнь и почти никогда не продает его снова,
иначе он испытает сильный шок. Это Джо Каждый - когда он  хочет  жениться.
Тогда он идет к кому-нибудь вроде "Ювелиров рая",  -  Бенедикт  насмешливо
указал пальцем на витрину. - Он слышал по  телевизору,  что  может  купить
алмаз в рассрочку. Во многих случаях аванс  покрывает  продавцу  стоимость
камня, остальное идет на рекламу, налоги и, конечно, на прибыль.
     - Откуда ты знаешь, что "Ювелиры рая" принадлежат к этому типу?  -  У
Руби, как у девочки, глаза были широко раскрыты.
     - Их можно узнать прежде всего по рекламному  бахвальству,  затем  по
языку. - Он снова принялся изучать надписи  в  витрине.  -  Большой  выбор
бело-голубых камней. Из тысячи алмазов ювелирного качества  бывает  только
один, достойный называться бело-голубым. Вряд ли у них большой выбор.  Для
таких камней  есть  специальный  термин  -  гемма.  Безупречные  камни  по
доступным ценам. Отстутствие дефекта в алмазе - лишь  один  из  признаков,
определяющих его цену. А что касается договорных цен - такого зверя нет  в
природе. Цены держатся на нижнем уровне из-за яростной  конкуренции  среди
опытных и знающих торговцев, и никаких договорных цен не бывает.
     - Но где же тогда покупать алмазы? -  Слова  Бенедикта  произвели  на
Руби впечатление.
     - Не здесь. - Бенедикт усмехнулсы. - Идем, я тебе покажу. - И  прежде
чем она смогл