- Надеюсь, ты будешь счастлива, Трейси.  Но  если  тебе  когда-нибудь
нужна будет помощь... в любое время... я приду, обещаю тебе.
     - Спасибо. - Голос ее звучал хрипло, на мгновение она стала похожа на
маленькую девочку, плакавшую ночью. Он отвел ее назад к мужу.


     Обещание было сделано пять лет назад, и вот  он  прилетел  в  Лондон,
чтобы его выполнить.
     Номер 23 по Старк-стрит оказался аккуратным двухэтажным  коттеджем  с
узким фасадом. Джонни остановил машину. Уже стемнело, и  на  обоих  этажах
горел свет. Джонни сидел в "ягуаре", и ему почему-то расхотелось выходить.
Почему-то он знал, что Трейси здесь и предстоящая встреча будет  не  очень
приятной. На мгновение он вспомнил прекрасную молодую женщину в  свадебном
платье, потом вышел из "ягуара" и направился к входу в  дом.  Потянулся  к
звонку и тут заметил, что дверь приоткрыта. Он  распахнул  ее  и  вошел  в
небольшую гостиную, меблированную с женским вкусом.
     Комнату недавно торопливо обыскивали, одна  из  занавесок  лежала  на
полу, на ней - груды книг и  украшений.  Со  стен  были  сняты  картины  и
подготовлены к выносу.
     Джонни поднял одну книгу и  раскрыл  ее.  Но  форзаце  от  руки  было
написано "Трейси Ван дер Бил". Услышав шаги на лестнице, ведущей на второй
этаж, он уронил книгу в кучу.
     По  лестнице  спускался  мужчина.  Одет  он  был  в  грязные  зеленые
вельветовые брюки, кожаные ботинки и неряшливый рабочий  халат  армейского
образца. В руках он нес охапку женских платьев.
     Он увидел Джонни и нервно остановился,  его  розовые  губы  удивленно
раскрылись, но глаза-бусинки  ярко  сверкали  под  челкой  прямых  светлых
волос.
     - Здравствуйте, - Джонни  любезно  улыбнулся.  -  Переезжаете?  -  Он
спокойно придвинулся ближе к человеку и остановился, глядя в упор.
     Неожиданно сверху долетел низкий вопль. Странный  звук,  без  страсти
или боли, как будто пар  вырывался  из  двигателя.  С  трудом  можно  было
поверить, что это кричит человек. Джонни, услышав его, застыл,  а  человек
на лестнице нервно оглянулся через плечо.
     - Что вы с ней сделали?  -  негромко  и  без  всякой  угрозы  спросил
Джонни.
     - Нет. Ничего. Она в отключке. В  глубокой  отключке,  -  лихорадочно
заговорил человек. - В первый раз на кислоте.
     - А вы очищаете квартиру? - все так же негромко спросил Джонни.
     - Она мне много задолжала. Не платит. Обещала - и не платит.
     - А, - сказал Джонни. - Это совсем другое дело. Я думал, вы  крадете.
- Он сунул руку в карман и вытащил бумажник, показал пачку банкнот. - Я ее
друг. И сколько она вам должна?
     - Пятьдесят фунтов. - Глаза человека при виде бумажника сверкнули.  -
Я давал ей в кредит.
     Джонни отсчитал пять  десятифунтовых  банкнот  и  протянул  ему.  Тот
уронил связку платьев и торопливо стал спускаться.
     - Вы продавали ей наркотик - кислоту? -  спросил  Джонни,  и  человек
остановился  в  шаге  от  него,  на  лице  его  появилось   подозрительное
выражение.
     - О, ради Бога, - Джонни улыбнулся. - Мы не дети, я знаю счет.  -  Он
протянул банкноты. - Вы добывали ей наркотик?
     Человек  в  ответ  слабо  улыбнулся  и  кивнул,  протягивая  руку  за
деньгами.  Свободной  рукой  Джонни  схватил  его  за  тонкое  запястье  и
развернул, заведя руку за спину.
     Потом сунул деньги в карман и повел человека вверх по лестнице.
     - Пойдем взглянем.
     В комнате стояла металлическая кровать  с  матрацем,  накрытым  серым
армейским одеялом. На одеяле, скрестив ноги, сидела Трейси.  На  ней  была
только тонкая комбинация, волосы свисали до  пояса.  Руки,  скрещенные  на
груди, были тонкими и белыми, как мел. Лицо тоже  бледное,  кожа  казалась
прозрачной в ярком свете электрической  лампы.  Она  слегка  раскачивалась
взад и вперед и негромко  выла,  дыхание  облачком  вырывалось  в  ледяном
холоде комнаты.
     Но больше всего Джонни поразили ее глаза. Они казались  необыкновенно
огромными, и под каждым глазом большое темное пятно. Зрачки расширились  и
тускло блестели, как неограненный алмаз.
     Большие блестящие зеленые глаза обратились  к  Джонни  и  человеку  у
двери, и вой перешел в громкий крик. Крик замер, она закрыла лицо руками.
     - Трейси, - негромко сказал Джонни. - О Боже, Трейси...
     - С ней будет все в порядке, - подвывал человек, извиваясь  в  хватке
Джонни. - Это первый раз, все будет в порядке.
     - Пошли. - Джонни вытащил его из комнаты  и  ногой  захлопнул  дверь.
Прижал к стене, лицо его застыло и побледнело, глаза стали безжалостными -
он заговорил негромко, терпеливо, как будто что-то объяснял ребенку.
     - Сейчас тебе будет больно. Очень больно. Я  буду  бить  так  сильно,
чтобы только не убить. Не потому что мне это нравится; просто эта  девушка
для меня слишком много значит. В будущем,  когда  решишь  дать  яд  другой
девушке, вспомни, что я с тобой сделал  сегодня.  -  Джонни  прижимал  его
левой рукой к  стене,  а  правой  наносил  удары  по  ребрам,  так,  чтобы
разорвать мышцы живота. Три или четыре удара пришлись слишком высоко, и он
слышал, как треснули и сломались под его кулаком ребра.
     Когда он сделал шаг назад, человек медленно опустился, и Джонни нанес
ему точный удар в рот, выбив зубы и распластав губы,  как  лепестки  розы.
Этот тип слишком шумел. Джонни заглянул в комнату Трейси, чтобы убедиться,
что она не потревожена, но она сидела в прежней позе, ритмично  наклоняясь
вперед и назад.
     Он отыскал ванную, смочил платок и вытер кровь с рук и костюма. Снова
вышел в коридор и склонился к бесчувственному телу, проверяя пульс.  Пульс
сильный и правильный; Джонни  почувствовал  облегчение,  он  вытащил  лицо
человека из лужи его собственной крови и рвоты, чтобы он не задохнулся.
     Потом пошел к Трейси и, несмотря  на  ее  сопротивление,  завернул  в
грязное армейское одеяло и вынес к "ягуару".
     Она успокоилась и лежала на заднем сидении, как  спящий  ребенок;  он
укутал ее одеялом, потом вернулся в  дом,  набрал  999,  сообщил  адрес  и
немедленно повесил трубку.
     Он оставил Трейси в  машине  у  входа  в  "Дорчестер",  а  сам  пошел
поговорить с администратором. Через несколько минут  Трейси  в  инвалидном
кресле переправили в двукомнатный номер на втором этаже.  Доктор  появился
спустя пятнадцать минут.
     После того как он ушел, Джонни вымылся в ванне; держа в руке стакан с
"Шивас ригал", он пошел в комнату Трейси и постоял у  ее  кровати.  Доктор
дал ей успокоительное. Она лежала, бледная и худая, но в ней была странная
хрупкая красота, которую синяки под глазами лишь подчеркивали.
     Он убрал волосы с ее щеки, ее мягкое  ровное  дыхание  коснулось  его
руки. Он почувствовал такую бесконечную нежность к ней,  какую  никогда  в
жизни не испытывал. Его самого поразила сила этого чувства.
     Он склонился к ней и легко коснулся губами ее губ. Губы были сухими и
шершавыми, будто наждак.
     Джонни выпрямился и направился к креслу. Он устало опустился в  него,
прихлебывая виски, чувствуя,  как  тепло  распространяется  по  телу,  как
расслабляются мышцы. Он смотрел на бледное измученное лицо на подушке.
     - Мы с  тобой  в  трудном  положении,  -  сказал  он  вслух  и  снова
почувствовал приступ гнева. Вначале гнев был беспредметным, но  постепенно
он твердел и обретал объект, на котором фокусировался.
     Впервые в жизни он почувствовал гнев против Старика.
     - Он привел тебя к этому, - сказал он девушке в кровати. - И меня...
     Реакция наступила быстро, верность была составной частью  его  жизни.
Он всегда считал, что любые действия Старика  справедливы  и  мудры,  даже
когда их мудрость и справедливость  были  сокрыты  от  него.  Смертный  не
сомневается во всемогуществе своих богов.
     Чувствуя отвращение к собственному предательству, он принялся в свете
разума рассматривать мотивы и действия Старика.
     Почему Старик послал Майкла Шапиро, чтобы привезти Джонни из пустыни?
     -  Он  хочет,  чтобы  ты  был  в  Кейптауне,  Джонни.   Бенедикт   не
справляется. Старик поручил ему лондонскую контору, это форма изгнания. Ты
должен будешь руководить компанией, - объяснял Майкл. - Трейси не  у  дел.
Она с мужем тоже в Лондоне. Я думаю, Старик считает, что тебе теперь можно
появиться в Кейптауне.
     Майкл видел неприкрытую радость Джонни и медленно продолжал.
     - Возможно, я говорю необдуманно.  Мистер  Ван  дер  Бил  -  странный
человек. Он не похож на других. Я знаю,  что  ты  к  нему  испытываешь,  я
наблюдал за тобой все это время, ты знаешь. Но послушай, Джонни, теперь ты
можешь отправиться куда угодно. Многие  другие  компании  предоставили  бы
тебе работу... - он увидел выражение лица Джонни и тут же  остановился.  -
Ну, ладно, Джонни. Забудь, что я об этом  говорил.  Я  так  сказал  только
потому, что ты мне нравишься.
     Вспоминая этот эпизод, Джонни понимал, что  в  предупреждении  Майкла
был смысл. Разумеется, теперь он  генеральный  управляющий  "Ван  дер  Бил
Дайамондз", но ближе к Старику он не стал. Он жил рядом с  горой,  но  она
по-прежнему была недоступна, и он не смог подняться даже на  самые  нижние
склоны.
     В городе он оказался таким же одиноким, как в пустыне,  и  попался  в
сети первой же привлекательной женщины, которая им заинтересовалась.
     Руби Гранж, высокая и стройная, с волосами цвета,  который  в  алмазе
называют "секондкейп", как солнечный свет в бокале шампанского.
     Теперь он дивился собственной наивности. Как он мог так заблуждаться,
так легко попасть в ее  сети?  После  свадьбы  она  раскрылась,  обнаружив
холодно расчетливую жадность,  непреодолимое  стремление  к  материальному
благополучию и полную поглощенность самой собой - Джонни даже  вначале  не
мог в это поверить. Месяцами боролся он с этим пониманием, пока больше уже
не мог отрицать  и  с  отчаянием  смотрел  на  пустое  эгоистичное  мелкое
существо, на котором женился.
     Он отошел от нее и всю свою энергию направил на работу в компании.
     Это стало его жизнью,  и  тут  же  он  понял,  что  это  тоже  пустая
раковина, и опустошила ее рука Старика.
     Впервые в жизни ему пришла в голову мысль, что все  это  -  тщательно
рассчитанная и садистская месть за невинный проступок подростка.
     И как будто найдя спасение  от  этих  ужасных  мыслей,  он  заснул  в
кресле, и стакан выпал из его руки.


     Якобус Исаак Ван дер Бил сидел в кожаном кресле  перед  рентгеновским
аппаратом. Страх опустошил его лицо, оставив на нем трещины и провалы; оно
было едва узнаваемо под сверкающей белой гривой.
     Страх был и в его глазах, он шевелился в их  глубине,  как  скользкое
водное животное в бледно-голубом пруду. Со страхом, от  которого  стыли  и
немели члены, он смотрел на туманное изображение на экране.
     Специалист говорил  негромко,  бесстрастно,  как  будто  обращался  с
лекцией к аудитории.
     - ...охватывая щитовидную железу вот здесь  и  распространяясь  вдоль
трахеи.
     Конец золотого карандаша указывал на призрачные очертания на  экране.
Старик с усилием глотнул. Казалось, пока он слушал, опухоль разбухла в его
горле, голос его звучал хрипло.
     - Операцию будут делать? - спросил  он,  и  специалист  прервал  свое
объяснение. Он взглянул на сидевшего за  столом  хирурга.  Они  обменялись
виноватыми взглядами, как заговорщики.
     Старик повернулся в кресле лицом к хирургу.
     - Ну? - хрипло спросил он.
     - Нет, - хирург виновато покачал головой. - Слишком поздно.  Если  бы
только вы...
     - Сколько? - прервал Старик его объяснения.
     - Не больше шести месяцев.
     - Вы уверены?
     - Да.
     Старик  опустил  подбородок  на  грудь  и  закрыл  глаза.  В  комнате
наступило полное молчание, врачи смотрели с  профессиональной  жалостью  и
интересом, как он принимает собственный смертный приговор.
     Наконец Старик открыл глаза и медленно встал. Он пытался  улыбнуться,
но губы не слушались его.
     - Спасибо, джентльмены, - прохрипел он своим новым грубым голосом.  -
Прошу прощения. Мне предстоит многое организовать.
     Он спустился к входу, где его ждал "роллс". Шел он  медленно,  волоча
ноги, и шофер быстро вышел ему настречу, но Старик отбросил его протянутые
руки и сел на заднее сидение.
     Майкл Шапиро ждал в кабинете его  большого  дома.  Он  сразу  заметил
перемену и вскочил со стула. Старик стоял у  входа,  тело  его,  казалось,
съежилось.
     - Шесть месяцев, - сказал он. - Они дали  мне  шесть  месяцев.  -  Он
подошел к столу и сел в кресло.
     - После того, как я им столько заплатил. - Он сказал это  так,  будто
надеялся откупиться от смерти, а его обманули. Он снова  закрыл  глаза,  а
когда открыл, в них блестела какая-то  хитрая  мысль,  и  все  лицо  стало
напоминать лисью морду.
     - Где он? Вернулся?
     - Да, "Боинг" приземлился в девять утра. Он сейчас в своем  кабинете.
- Майкл был поражен: впервые он видел Старика без маски.
     - А девчонка? - С момента ее развода он ни разу не назвал ее дочерью.
     - Джонни поместил ее в частную больницу.
     - Никакой пользы от этой суки, -  негромко  сказал  Старик,  и  Майкл
проглотил готовый сорваться с губ протест. - Возьми блокнот.  Хочу,  чтобы
ты кое-что записал, - Старик хрипло засмеялся. - Посмотрим! - сказал он, и
звучало это как угроза. - Посмотрим!


     Врач ждал Джонни в аэропорту.
     - Увезите ее к себе, Робин. Просушите и хорошенько подкормите. Она по
горло в наркотиках и, похоже, месяц не ела.
     Трейси начала приходить в себя.
     - Куда это?..
     - В больницу. - Джонни предупредил ее вопрос. - И будешь там столько,
сколько необходимо.
     - Я не...
     - О, да, обязательно. - Он взял ее за руку, Робин -  за  другую.  Все
еще слабо протестуя, она пошла за ними к машине.
     - Спасибо, Робин, старина, займись ею как следует.
     - Получишь назад как новенькую, - пообещал Робин и уехал.
     Джонни несколько минут смотрел на массивный квадратный силуэт горы  -
это была его собственная, очень личная церемония возвращения. Потом  вывел
из гаража аэропорта свой "мерседес",  решил,  что  не  вынесет  расспросов
Руби, и направился на работу. Там у него была ванная, а  в  ней  -  всегда
наготове чистая сорочка и бритвенные принадлежности.
     Когда он появился  в  стеклянных  дверях  роскошно  меблированного  и
украшенного коврами помещения главной конторы "Ван дер Бил Дайамондз",  на
него набросилось племя амазонок, пожирающих мужчин.
     Две хорошенькие секретарши начали радостно кричать хором:
     - О, мистер Ленс, целая пачка бумаг...
     - О, мистер Ленс, ваша супруга...
     Стараясь не бежать, он почти добрался до двери своего кабинета, когда
из засады высунулась голова секретарши Старика.
     - Мистер Ленс, где вы были? Мистер Ван дер Бил спрашивает...
     Это привлекло внимание Летти Пинар, его личной секретарши.
     - Мистер Ленс, слава Богу, вы вернулись.
     Джонни остановился и, сдаваясь, поднял руки.
     - Не все сразу, леди. Теперь я здесь, не паникуйте.
     Принимающая команда захихикала, а сторожевая собака Старика,  фыркая,
исчезла за своей дверью.
     - Что самое важное, Летти? - спросил Джонни, садясь за  свой  стол  и
просматривая стопу почты. Одновременно он развязывал галстук и расстегивал
пуговицы сорочки, собираясь в ванну.
     Они перекрикивались через открытую дверь ванны,  пока  Джонни  быстро
брился и принимал душ. Летти рассказывала ему обо всех  событиях  в  жизни
компании и дома.
     - Постоянно звонила миссис Ленс. Она назвала меня  лгуньей,  когда  я
сказала, что вы в Картридж Бей, - Летти помолчала, а когда Джонни вышел из
ванной, спросила: - Кстати, а где же вы были?
     - Хоть вы-то не  начинайте.  -  Джонни  склонился  к  столу  и  начал
просматривать накопившиеся бумаги. - Вызовите мою жену,  пожалуйста.  Нет,
подождите. Скажите ей, что я буду в семь.
     Летти увидела, что он занят, встала и вышла. Джонни сел за стол.
     "Ван дер Бил  Дайамондз"  переживали  тяжелые  времена.  Несмотря  на
протесты Джонни, Старик отбирал все резервы  компании  и  вкладывал  их  в
другие   свои   предприятия   -   компанию   по   приобретению   земельной
собственности, в фабрику одежды, "Рыбные промыслы Ван дер  Била",  большую
ирригационную систему на реке Оранжевой, - и теперь шкаф почти опустел.
     Береговая концессия подошла  к  концу  короткой,  но  славной  жизни.
Разработки подступили к линии  сброса.  Старик  за  крупную  сумму  продал
концессию Квиб Хоч большой компании, но деньги тут же  были  взяты  из-под
контроля Джонни.
     В его клетке оставалась лишь одна жирная гусыня,  да  и  та  пока  не
несла яиц.
     Восемнадцать месяцев назад Джонни перекупил у  разорившейся  компании
два алмазоносных участка моря. Эта компания разорилась  из-за  собственной
неумелости.
     Добывать алмазы со дна моря примерно  в  восемь  раз  дороже,  чем  в
открытых  разработках   на   суше.   Нужно   извлечь   гравий   из   диких
непредсказуемых глубин открытых вод берега Скелетов, погрузить  на  баржи,
оттранспортировать  баржи  к  базе,  перегрузить  гравий  и  только  тогда
начинать процесс очистки. Таков был метод, применяемый всеми компаниями.
     Джонни придумал другой метод. Он заказал корабль,  на  котором  можно
было бы осуществлять все операции. Он мог стоять в море, всасывать гравий,
обрабатывать его, выбрасывая пустую породу назад в море так же быстро, как
она   засасывалась.   Он   должен   быть    снабжен    усовершенствованной
обогатительной фабрикой, полностью копьютеризированной, скрытой в огромном
корпусе. Корабль не нуждался в большой команде  и  мог  работать  в  любых
погодных условиях, кроме сильнейшего урагана.
     "Кингфишер" был почти готов в доке Портсмута. Спуск  был  намечен  на
начало августа.
     Финансирование его строительства превратилось для  Джонни  в  кошмар.
Старик не только ничем не помогал, но даже препятствовал. Об этом  замысле
он всегда говорил с легкой усмешкой. Он так резко ограничил вложения  "Ван
дер Бил Дайамондз" в этот проект,  что  Джонни  вынужден  был  занять  два
миллиона на стороне.
     Он нашел деньги, но Старик продолжал усмехаться.
     "Кингфишер" уже три  месяца  как  должен  был  находиться  в  море  и
высасывать из него алмазы. Весь финансовый расчет строился на том, что  он
вовремя будет введен в строй, но "Кингфишер"  отстал  от  плана  на  целых
шесть месяцев, и теперь пошатнулись самые основы компании.
     Сидя за столом, Джонни думал, как укрепить здание, как  не  дать  ему
рухнуть, пока не заработает "Кингфишер". Кредиторы начинали  протестовать,
и лишь энтузиазм и репутация Джонни все еще сдерживали их.
     Теперь он должен попросить их отсрочить выплату процентов еще на  три
месяца. Он поднял трубку.
     - Свяжите меня с мистером Ларсеном из финансово-кредитного отдела,  -
сказал он, внутренне напрягшись, выпятив нижнюю  челюсть  и  сунув  сжатый
кулак в карман.
     В пять он встал из-за стола и  направился  к  бару.  Налил  себе  три
пальца виски и снова устало опустился в вращающееся кресло. Он получил еще
одну отсрочу, но не чувствовал радости: слишком устал.
     Зазвонил незарегистрированный телефон  на  его  столе,  и  он  поднял
трубку.
     - Ленс слушает.
     - Как Лондон? - он сразу узнал голос и не удивился тому,  что  Старик
знает о его путешествии. Старик все знает. Прежде чем  он  смог  ответить,
снова послышался хриплый голос: - Приходи ко мне - немедленно. - И телефон
смолк.
     Джонни с сожалением взглянул на виски и  оставил  стакан  нетронутым.
Старик почувствует запах и усмехнется.


     Над горой стояло  облако,  заходящее  солнце  окрасило  его  в  цвета
мандарина и персика. Старик в окно смотрел  на  это  облако;  опускаясь  в
долину, оно таяло.
     Когда Джонни вошел в кабинет, Старик отвернулся  от  окна,  и  Джонни
сразу понял, что в его отсутствие произошло нечто важное.
     В поисках ответа он б