дование  этого  потайного  помещения  явно  показывало   величие
японского  гения  миниатюризации.  Это   была   точная   копия   основного
сортирующего устройства, но только в десять раз меньше, что,  впрочем,  не
сказывалось на его эффективности. К тому же это  миниатюрное  оборудование
сортировало и сами алмазы. Оно не позволяло пройти ни одному камню крупнее
четырех карат, но некоторое количество меньших камней пропускало. Это было
удивительное достижение электроники, и на  Сержио  оно  произвело  сильное
впечатление. Лежа на боку в тесном жарком туннеле, он  начал  отворачивать
болты меньшего люка в фальшивой переборке.
     Наконец он открыл  его  и  просунул  внутрь  руку.  После  нескольких
секунд, тяжело дыша, он нащупал  и  вытащил  стальную  чашку  вместимостью
примерно  в  две  пинты.  Чашку  придерживало   под   машиной   Каминикото
специальное крепление.
     Чашка оказалась тяжелой, и Сержио  поставил  ее  на  пол,  оперся  на
локоть и посветил в нее фонариком. Выражение его лицаизменилось, он что-то
достал из чашки, посмотрел и положил обратно.
     - Клянусь кровью всех  святых!  -  потрясенно  выдохнул  он,  тут  же
раскаялся в своем богохульстве и неуклюже перекрестился рукой с фонариком.
Потом снова посветил в чашку и недоверчиво покачал головой. Быстро  достал
из кармана  мешочек  с  завязками  и,  лежа  на  боку,  осторожно  высыпал
содержимое чашки в мешочек, плотно завязал его и сунул в карман.  Поставил
обратно чашку, закрыл  отверстие  и  на  четвереньках  начал  пятиться  по
туннелю.
     Ему страшно хотелось курить.


     Спустя четыре часа  Хьюго  Крамер  по  лестнице  поднялся  на  палубу
"Кингфишера", а его рулевой тем временем отвел траулер, ожидая его.
     Сержио крикнул с мостика:
     - Джонни улетел?
     - Ja! - крикнул в ответ  Хьюго.  -  Он  уже,  наверно,  в  Кейптауне.
"Бичкрафт" - быстрый самолет.
     - Хорошо.
     - Как у тебя?
     - Пойдем, покажу.
     Сержио провел его в свою каюту под мостиком, тщательно закрыл  дверь.
Потом закрыл оба иллюминатора и опустил занавески, и  только  после  этого
подошел к столу и включил лампу.
     - Садись. - Сержио указал на стул напротив стола. - Хочешь выпить?
     - Давай, - нетерпеливо сказал Хьюго. - Перестань  увиливать,  я  хочу
взглянуть.
     - Ах! - печально сказал Сержио. - Вы, немцы,  всегда  торопитесь.  Не
можете отдыхать, наслаждаться жизнью...
     - Перестань болтать! - Бледные глаза Хьюго были  устремлены  на  лицо
Сержио, и тот вдруг подумал, что это человек опасен, как  тигровая  акула.
Холодно опасен, без злобы или страсти. Сержио  удивился,  что  не  замечал
этого раньше. Надо с ним поосторожнее, подумал он,  открыл  ящик  стола  и
достал полотняный мешочек.
     Капитан развязал его и высыпал алмазы на стол.  Самый  маленький  был
размером со спичечную головку  -  вероятно,  одна  десятая  карата,  самые
плохие - черные,  похожие  на  зерна,  некрасивые  маленькие  промышленные
камни, потому что Камми постарался отбирать не только  лучшие,  так  чтобы
никто ничего не заподозрил. Их  были  сотни,  этих  маленьких  кристаллов,
каждый ценой около двух фунтов на промышленном рынке;  но  были  и  другие
камни, всех степеней  качества,  всех  размеров  и  форм  -  как  незрелая
горошина, как мраморный шарик, некоторые еще  больше.  Среди  них  были  и
кристаллы совершенной формы - октаэдры, встречались  и  источенные  водой,
расколотые или бесформенные.
     Они образовали тусклую мерцающую груду в центре  стола,  всего  около
пятисот алмазов, но все казались карликами  по  сравнению  с  единственным
камнем, лежавшим в самом центре груды, поднимающимся, как Эверест на своем
подножии.
     Очень  редко  встречаются  алмазы,  которые  из-за   своего   размера
становятся легендой. Они имеют собственные имена, и их  история  -  особый
сюжет, полный романтики. Большие "парагоны" - камни чистой воды, которые в
ограненном виде достигают веса в сто и больше карат. Африка  произвела  их
немало: алмаз Джонкер, который в необработанном виде весил  726  карат,  а
ограненный - 125, он теперь висит на шее королевы  Непала;  алмаз  Юбилей,
великолепный камень в форме подушки, небесного цвета, весом в  245  карат,
высеченный  из  650-каратного  необработанного  алмаза;  и  наконец  самый
крупный из них, чудовищный Гуллинан весом  в  3  106  карат,  из  которого
получился не один, а целых два парагона: Великая звезда Африки в 530 карат
и Гуллинан 2 в 317 карат. Оба эти камня украшают корону королевы Англии.
     На столе Сержио лежал необработанный камень, который добавит к  этому
списку еще один парагон.
     - Ты его взвесил? - спросил Хьюго, и Сержио кивнул.
     - Сколько?
     - Триста двадцать карат, - негромко ответил Сержио.
     - Господи Иисусе! - прошептал Хьюго, и Сержио  быстро  перекрестился,
чтобы не участвовать в богохульстве.
     Хьюго Крамер наклонился и взял большой алмаз. Он заполнил всю ладонь,
его плоское основание было гладким, как лезвие топора. Истории известны  и
большие алмазы, но этот имел особенность, которая  делала  его  совершенно
необычным и придавала особую ценность.
     У него был цвет высокого, безоблачно ясного летнего неба.
     Один  этот  камень  мог  оплатить   половину   стоимости   сооружения
"Кингфишера" - если бы его использовали для этой цели.
     Хьюго положил камень на стол и закурил  сигарету,  не  сводя  с  него
глаз.
     - Это поле... оно богаче, гораздо богаче, чем мы думали.
     Сержио кивнул.
     - В три дня мы получили столько алмазов, сколько  надеялись  получить
за пять лет, - продолжал Хьюго, беря один за другим крупные камни из груды
и укладывая их в ряд на крышке стола по порядку в зависимости от  размера,
а Сержио вынул в это время коробку со своими особыми сигарами.
     - Надо сказать боссу, - решил  Хьюго.  Он  начал  раскладывать  камни
аккуратным кружком вокруг гиганта Голубого, продолжая усиленно размышлять.
- Он должен занть об этом, прежде чем  будет  говорить  с  Ленсом.  Должен
подготовиться. Он знает, что делать, он умен.
     - Как насчет этих? - Сержио указал на сокровище на столе. -  Возьмешь
с собой?
     Хьюго колебался.
     - Нет, - решил он. - Нам никогда не избавиться от Голубого по обычным
каналам, он слишком велик, слишком заметен. Пусть остается на борту. Когда
босс приберет к рукам компанию, он просто объявит о нем - вполне  законно.
Никаких  трудностей.  -  Он  встал.  -  Присмотри  за   ними.   Я   должен
поторопиться, чтобы успеть передать сообщение в Кейптаун.


     - Компания носит имя моего отца, мистер Ларсен, -  в  хриплом  голосе
Бенедикта звучало волнение. Он опустил взгляд. - У меня долг перед памятью
отца.
     - Мой мальчик, ну... - Ларсен положил ладонь на руку Бенедикта. - Ну,
просто не знаю, что сказать. Честь - такая редкая и дорогая  вещь  в  наши
дни. - Почти лихорадочно он свободной рукой  нащупывал  за  спиной  кнопку
звонка. Надо подписать документы, пока этот молодой человек не передумал.
     - Я пытался предупредить вас, мистер Ларсен. Ни отец, ни я не  верили
в этот  проект  по  разработке  морских  месторождений.  Ленс  провел  его
помимо...
     - Да, да, вы правы, - согласился Ларсен, поворачиваясь  к  помощнику,
который явился на его вызов. - А, Саймон. Кредит "Ван дер Бил  Дайамондз".
Немедленно подготовьте соглашение  -  весь  долг  компании  "Ван  дер  Бил
Дайамондз", включая выплату платежей по процентам, передается мистеру  Ван
дер Билу. - Закатывая  глаза,  Ларсен  пытался  разъяснить  помощнику  всю
необходимость срочности. Молодой человек понял, и через  пятнадцать  минут
соглашение лежало на столе Ларсена. Ларсен снял колпачок со своей ручки  и
протянул ее Бенедикту.
     Ларсен  и  трое  его  молодых  помощников  проводили   Бенедикта   до
стеклянных дверей банка и отуда  к  "роллсу"  на  банковской  автостоянке.
Когда они отъехали, Руби Ленс просунула пожала ему руку.
     - Получил? - спросила она.
     Бенедикт счастливо улыбнулся.
     - Я напугал старого Ларсена до смерти. Он в  спешке  чуть  не  сломал
шею.
     - Теперь у тебя есть все,  -  Руби  придвинулась  на  мягкой  кожаной
обивке и прижалась к нему. Бенедикт кивнул и посмотрел на часы.
     - Заседание через пятнадцать минут. Я пройду через передний вход,  но
хочу, чтобы ты из гаража поднялась  по  частному  лифту  и  ждала  в  моем
кабинете. Мы соберемся в  комнате  заседаний.  Я  позвоню  тебе  в  нужный
момент.
     "Роллс" медленно пробрался по Хиренграхт и остановился. Шофер  открыл
дверцу, но прежде чем он вышел, Бенедикт улыбнулся Руби.
     - Это будет пик моей жизни, - негромко сказал он. -  На  этот  раз  я
уложу этого ублюдка.
     - Я буду ждать, - сказала Руби, и он вышел из "роллса".
     Бенедикт  подождал,  пока  машина,  завернув  за  угол,  скрылась   в
подземном гараже, затем прошел в  фойе  небоскреба.  Большими  энергичными
шагами направился к лифту, продолжая возбужденно улыбаться.


     Зал заседаний располагался высоко, его окно выходило прямо на большую
прямоугольную гору, чьи крутые утесы переходили в  заросшие  лесом  склоны
сразу за первыми зданиями города.
     Джонни Ленс стоял во главе стола.  За  последние  несколько  дней  он
похудел, плечи  его  казались  костлявыми  и  худыми  под  белой  шелковой
сорочкой. Он снял пиджак и на дюйм приспустил узел галстука. Кости  щек  и
челюсти образовывали прямой угол, который подчеркивался,  а  не  смягчался
густыми тенями усталости, затемнявшими глаза. Руки он сунул  в  карманы  и
говорил, не глядя на лежавший на столе листок бумаги.
     - Стоимость работ приближается к ста фунтам за час,  верно,  Майк?  -
Майкл Шапиро кивнул.  -  Мы  отрабатывали  главный  желоб  Самоубийства  в
течение шестидесяти шести часов и получили около двухсот  карат  худших  в
мире алмазов. Если мы за них получим  тысячу  фунтов,  то  это  хорошо.  А
стоили работы шесть с половиной тысяч фунтов.
     Джонни помолчал и посмотрел на сидящих за столом. Майкл Шапиро что-то
сосредоченно чертил в блокноте, Трейси Ван дер Бил побледнела, ее глаза не
отрывались от лица Джонни, в них смешались жалость и сочувствие;  Бенедикт
Ван дер Бил смотрел через окно на гору, он удобно расположился  в  кресле,
слегка улыбаясь и вежливо слушая.
     - Главный желоб Самоубийства - одна из наиболее многообещающих частей
всей концессии. Если он беден, остальные части не лучше. У  нас  есть  еще
две концессии на морском дне. Однако  потребуется  три-четыре  дня,  чтобы
переместить туда "Кингфишер". - Джонни замолчал, и  Бенедикт,  по-прежнему
улыбаясь, повернулся в кресле.
     - Тридцатого надо выплачивать проценты. Где ты собираешься найти  сто
пятьдесят тысяч рандов?
     - Да, - кивнул Джонни. - Думаю, что смогу убедить  Ларсена  подождать
еще две недели: он очень заинтересован в успехе нашего проекта...
     - Подожди, - сказал Бенедикт. - Ларсен не имеет к этому отношения.
     Джонни молчал, внимательно глядя на него.
     - Объясни.
     - Я перекупил долг  у  Ларсена.  И  я  не  заинтересован  в  отсрочке
платежей.
     - Ларсен не стал бы вести переговоры, не предупредив меня,  -  Джонни
был поражен.
     - Шапиро? - Бенедикт повернулся за подтверждением к Майклу Шапиро.
     - Прости, Джонни. Это правда. Я видел документы.
     - Спасибо, Майкл, - горько сказал Джонни.  -  Спасибо,  что  дал  мне
знать.
     - Он показал мне за несколько минут до встречи, Джонни. Клянусь, я не
знал, - с отчаянием сказал Майкл.
     - Верно. - Бенедикт выпрямился в кресле, голос его  звучал  резко.  -
Теперь о главном. Ты разорил компанию моего отца, Джонни, но, слава  Богу,
я смог исправить положение. Назови это сентиментальностью,  но  мне  нужна
твоя доля - и твоя. - Он повернулся к Трейси.
     - Нет, - резко сказала Трейси.
     - Хорошо, - улыбнулся Бенедикт. - Тогда я стребую с Ленса весь  долг.
Я  все  равно  получу  компанию,  но  позабочусь,   чтобы   он   оставался
неисправимым банкротом до конца жизни.
     Трейси поднесла руку к горлу и посмотрела на Джонни.  Ждала  от  него
сигнала - что делать. Наступило  долгое  молчание,  потом  Джонни  опустил
глаза.
     - У меня остается три дня, - голос его звучал хрипло и устало.
     - Три дня у тебя есть, - Бенедикт холодно улыбнулся. - Пользуйся.
     Джонни собрал свои бумаги, снял пиджак  со  спинки  стула  и  повесил
через плечо.
     - Подожди, - приказал Бенедикт.
     - Что еще? - улыбка Джонни была кривой. - Ты уже повеселился.
     Бенедикт поднял телефонную трубку и быстро набрал номер.
     - Входи, дорогая, - сказал он в  трубку  и  улыбнулся  Джонни.  Дверь
открылась, он пошел навстречу Руби и поцеловал  ее  в  губы.  Они  стояли,
взявшись за руки, и смотрели на Джонни.
     - Компания -  не  единственное,  что  я  у  тебя  отбираю,  -  сказал
Бенедикт.
     - Я хочу развода. - Руби смотрела  прямо  в  глаза  Джонни.  -  Мы  с
Бенедиктом поженимся.
     Все смотрели на Джонни и  видели,  как  он  вздрогнул.  Он  переводил
взгляд с одного на другого, потом рот его отвердел, лоб нахмурился.
     Трейси видела приближающуюся вспышку гнева и посмотрела на Бенедикта:
тот наклонился вперед, губы его дрожали, в глазах горело торжество. Трейси
хотела крикнуть, предупредить Джонни, помешать ему попасть в ловушку,  так
тщательно подготовленную Бенедиктом.
     Джонни сделал шаг вперед, сжав  кулаки.  Казалось,  он  сделает  свое
поражение полным и  безвозвратным.  Но  тут  сам  Бенедикт  испортил  свое
торжество, захотев еще больше унизить Джонни.
     - Игра, сет и матч, Джонни Ленс, - крикнул он.
     На лице Джонни не отразилось то  огромное  усилие  воли,  которым  он
сдержал себя, и он естественным шагом продолжал двигаться к двери.
     - Дом на твоем имени, Руби, поэтому, пожалуйста, отошли  мои  вещи  в
отель "Талбаг", - негромко сказал он.
     Остановился перед парой и добавил:
     - Ты, конечно, захочешь сохранить свою репутацию, поэтому я  согласен
на обвинение в измене. Скажем, что я тебя оставил.
     - Ленс не может удержать свою женщину, - насмехался Бенедикт.  -  Ван
дер Бил отбирает ее у него. Нет, пусть весь мир узнает об этом.
     - Как хочешь, - согласился Джонни.
     И пошел из комнаты совещаний к лифтам.


     Джонни упал на постель одетый  и  потер  закрытые  глаза.  Он  был  в
смятении, мозг его, который обычно быстро и решительно справлялся с  любой
проблемой,  сейчас  отупел.  Проблемы  были  многочисленными  и  настолько
переплелись, что он  чувствовал  себя  как  человек  в  африканской  чаще,
пытающийся выбраться с помощью тупого мачете.
     Не открывая глаз, он нащупал трубку; ответила телефонистка отеля.  Он
дал ей номер в Кимберли. - Разговор личный, с мистером Ральфом Эллисоном.
     - Пятнадацать минут задержки, мистер Ленс, - сказала девушка.
     - Хорошо, - ответил Джонни. -  Попросите  обслуживание  прислать  мне
"шивас ригал" и соду. - Ему  вдруг  захотелось  выпить,  как-то  притупить
боль. - Пусть будет двойная порция, милая, нет, две двойных.
     К тому времени, как вызвали Кимберли, он осушил оба стакана.
     - Ральф? - произнес Джонни в трубку.
     - Джонни, как хорошо, что ты  позвонил.  -  В  тоне  Ральфа  Эллисона
звучали оттенки сдерживаемого  смеха,  и  Джонни  сразу  понял,  что  тому
известно. Черт  побери,  подумал  он,  конечно,  Бенедикт  постарался  его
заблокировать.
     - Вы по-прежнему инетересуетесь Молнией и Самоубийством? - в отчаянии
забросил удочку Джонни.
     - Конечно, вы знаете, что  мы  ими  всегда  интересуемся,  -  ответил
Ральф.
     - Цена два миллиона, - Джонни утратил интерес  и  лег,  снова  закрыв
глаза. Он знал, что Ральф собирается отомстить  ему  -  нельзя  надеяться,
что, проиграв дело в суде и отступив, он не заминирует пути отхода.
     - Два миллиона, - повторил Ральф. - Пожалуй,  многовато  -  за  поле,
которое пока дало всего 200 карат промышленных  алмазов.  Нет,  многовато.
Конечно, этот  ваш  крейсер  нам  не  нужен,  мы  не  собираемся  заводить
собственные военно-морские силы. - Ральф жизнерадостно рассмеялся.  -  Ну,
пятьдесят тысяч фунтов - тут еще можно поговорить, но не больше, Джонни.
     - Ладно, Ральф, - устало сказал Джонни. - Все равно  спасибо.  Выпьем
как-нибудь вместе.
     - В любое время, Джонни, - согласился Ральф. - В любое время.  Только
позвоните.
     Джонни опустил трубку и посмотрел в потолок. Он слышал, что в  первые
минуты после ранения тело немеет: именно это  с  ним  и  происходило.  Вся
энергия покинула его, он не знал, что делать.
     Снова  зазвонил  телефон,  он  поднял  трубку.  Телефонистка  вежливо
спросила:
     - Конец, мистер Ленс?
     - Да, - ответил Джонни, - можно сказать и так.
     - Вам нужно еще что-нибудь? - Голос девушки звучал удивленно.
     - Да, милая, пошлите мне цикуту.
     - Простите?
     - Еще два виски, пожалуйста.
     Он выпил их в ванной, а когда вытирался,  прозвенел  дверной  звонок.
Обернув полотенце вокруг талии, он открыл дверь.
     В спальню вошла Трейси и закрыла за собой дверь.  Они  долго  стояли,
глядя друг на друга. Глаза Трейси  казались  большими  и  темными,  в  них
отражалась его боль.
     - Джонни... - голос ее звучал хрипло, она протянула руку  и  положила
ладонь ему на грудь. Плечи его обвисли,  он  придвинулся  к  ней,  опустив
голову ей на плечо. Вздохнул рваным разбитым вздохом.
     - Пойдем, - сказала она и отвела его к кровати. Уложив его, подошла к
окнам и закрыла занавеси.
     В комнате было полутемно, безопасно, тепло, они держали друг друга  в
объятиях, как когда-то, много лет  назад.  Цеплялись  друг  за  друга,  их
дыхание смешивалось, и не нужно было говорить.
     Когда они стали любовниками, казалось, что этого они ждали всю жизнь.
     Потом он лежал в ее объятиях и чувствовал, как  силы  возвращаются  к
нему, он черпал их у  нее.  Когда  он  наконец  сел,  выражение  лица  его
изменилось, стало спокойным. Челюсть снова выпятилась, глаза горели.
     - У нас еще есть три дня, - сказал он.
     Она села рядом.
     - Иди, Джонни. Быстрее. Не трать времени.
     - Я выведу "Кингфишер" из главного желоба. Найду эти алмазы. Они  там
есть. Я знаю, что они там  есть.  Введу  корабль  прямо  между  Молнией  и
Самоубийством, найду эти проклятые алмазы - будь я проклят, если не сделаю
этого. - Он спустил ноги с кровати,  потянулся  за  одеждой,  одновременно
глядя на часы. - Четыре. Могу добраться до Картридж Бей за несколько минут
до темноты. Пожалуйста, позвони в Картридж Бей,  чтобы  осветили  поле,  а
"Дикий гусь" пусть ждет меня.
     - Позвоню прямо отсюда.  Потом  приму  ванну,  а  ты  иди.  Не  трать
времени. - Трейси энергично кивнула, и Джонни  окинул  взглядом  ее  тело.
Потянулся и почти робко коснулся большой белой груди.
     - Ты прекрасна... как мне не хочется идти!
     - Я буду ждать тебя.


     - Все не так, как я думал. Не так, как я мечтал.  -  Бенедикт  гневно
расхаживал по кабинету Старика, поворачиваясь  к  окну  и  останавливаясь,
чтобы взглянуть на гору через долину.
     -  Ты  причинил  ему  боль.  Ты  его  раздавил.  -  Руби   беспокойно
пошевелилась. Она сидела, подвернув под себя  длинные  золотые  ноги,  как
кошка, в большом кресле. Она беспокоилась, и это отражалось в морщинках  в
углах глаз, в том, как она поджимала губы. Ей следовало бы это предвидеть,
понять, что момент торжества  не  удовлетворит  его,  а  вслед  за  местью
последует отвращение и разочарование. Она понимала, что лучше всего сейчас
оставить его одного. Не следовало возвращаться  с  ним  в  старый  дом  на
Винберг-Хилл. Она встала.
     - Дорогой. - Она подошла к нему. - Сейчас я пойду домой.  Соберу  его
вещи, хочу от них избавиться. Хочу стереть всякую память о нем. Отныне  мы
с тобой - вместе.
     Она потянулась, чтобы поцеловать его. Бенедикт отвернул лицо.
     - Ах! Значит, ты уходишь? - У него было раздраженное выражение,  губы
злобно н