а  потом  дезертировал  к  гитлеровцам  в
предательский  батальон  "Белорусской  краевой  обороны",   где   уже  успел
пристроиться его родной дядя.
     Однако и  эта "служба" пришлась предателю не по нутру.  Слишком большие
потери нес батальон карателей от метких партизанских пуль.  Решив отсидеться
и  любой ценой спасти свою шкуру,  Неверов не без содействия дядюшки улизнул
из  порядком  потрепанного батальона  под  крылышко  дедушки,  в  отдаленную
деревеньку.
     Время,  мол, покажет, как все обернется: кто одержит верх, тому и пойду
служить...
     Обернулось  победой  советского  народа,   разгромом  и  безоговорочной
капитуляцией фашистской Германии.  И  временно притаившийся проходимец снова
всплыл.  Скрыв прошлое,  он и  в  комсомол сумел пролезть,  и даже устроился
инструктором в  районный  комитет  ДОСААФ.  А  тут  и  случайная  встреча  с
Валентином Кривенко  произошла,  который  в  период  временной оккупации был
членом профашистского "Союза белорусской молодежи".  Кривенко и  после войны
остался    верен    своим    антисоветским   "идеалам".    Исподтишка   даже
единомышленников  себе   старался   подбирать.   Естественно,   что   он   с
распростертыми объятиями встретил Неверова.
     Еще  во  время  войны  этот  злопыхатель  сочинял  антисоветские вирши,
приводившие  в  неописуемый восторг  безусых  юнцов,  "истинных  белорусов",
отпрысков буржуазных националистов. Почему бы опять не заняться тем же?
     И  Неверов начал "творить".  Плоды его "творчества" и  были найдены при
обыске на квартире у Кривенко. Сам "поэт" к этому времени успел исчезнуть.
     След  его  на  этот  раз  нашелся довольно быстро.  Боясь разоблачения,
Неверов  бросил  слишком  заметное  место  в  комитете  ДОСААФ  и  устроился
бухгалтером в  лесничество.  Конечно,  пришлось  соврать,  будто  всю  войну
находился  в  партизанской бригаде  и  лишь  после  изгнания  оккупантов  по
состоянию здоровья  вынужден был  вернуться домой.  За  самовольный уход  из
ДОСААФа    народный   суд    приговорил   Неверова   к    четырем    месяцам
исправительно-трудовых работ.  В  колонии для заключенных занялись проверкой
биографии недавнего "партизана". Хотели даже ходатайствовать о его досрочном
освобождении.
     Поняв,  чем все это кончится,  самозванец предпочел бежать и перешел на
нелегальное положение.
     Однако пить и есть надо.  Да и оставаться на одном месте, там, где тебя
знают,  опасно.  Пришлось  сфабриковать  справку  об  окончании  Поставского
педагогического училища на имя Николая Васильевича Иванова, такую же липовую
метрическую  выписку  и  с  ними  убраться  в  Латвию,  в  Лиепаю,  где  для
новоиспеченного счетовода-кассира  нашлась  штатная  единица  на  нефтебазе.
Спокойная служба, бесхлопотная.
     Но  все  это  рухнуло,  как  только  сотрудники органов государственной
безопасности и  пограничники начали проверку лиц,  проживающих в пограничной
зоне.
     В  тот  день,  когда стало известно о  предстоящей проверке,  из  кассы
нефтебазы  исчезли  десять  тысяч  рублей,  несколько  незаполненных бланков
трудовых книжек, удостоверений личности и командировочных предписаний. И вот
бывший  счетовод-кассир  Иванов  мчится  в  курьерском поезде подальше и  от
Лиепаи, и от ее нефтебазы.
     Попутчиком Иванова  оказался  слесарь  одного  из  автогаражей,  бывший
фронтовой шофер Неряхин.  Как бывает в дороге, познакомились, разговорились.
А  там  за  рюмкой-другой и  дружбу закрепили.  Когда  же  новый "приятель",
основательно  захмелев,   уснул,   Иванов-Неверов  спокойно  покинул  вагон,
прихватив с собой и чемодан, где лежали все документы Неряхина.
     Куда же  теперь?  Да  лучше всего на  Украину,  где  должна быть хоть и
дальняя, но родня.
     Родственники  нашлись,   помогли  устроиться  заведующим  лесопилкой  в
Долинском  лесхозе  Станиславской  области.  Вот  где  пригодились  паспорт,
военный  билет  и   особенно  награды,   украденные  у  ротозея-слесаря.   В
автобиографии и  личном  листке  новоявленный Неряхин указал,  что  является
комсомольцем,  закончил среднюю школу,  во  время войны был партизаном и  за
отвагу,  проявленную в  боях  с  немецко-фашистскими оккупантами,  награжден
орденом Красной Звезды.
     Однако к этому времени сотрудники госбезопасности, разыскивавшие автора
анонимных антисоветских пасквилей,  уже шли за ним по пятам. Правда, дружки,
и  особенно родственники,  делали все,  чтобы сбить эти поиски с правильного
пути.  Мать  и  сестра Неверова клятвенно заверяли,  что  ничего не  знают о
"дорогом Николеньке". Даже успели отслужить в церкви молебен "за упокой души
раба божьего Николая", якобы где-то погибшего.
     Только никто этого не видел, как и где он погиб.
     Зато  стало известно другое:  из  воинской части,  дислоцировавшейся на
Украине,  дезертировал призванный на военную переподготовку младший командир
Неряхин,  похитивший документы своего сослуживца Шевцова.  А некоторое время
спустя под этой фамилией в  Черновицком лесничестве появился новый бухгалтер
с  более  чем  скромной биографией:  родился  в  городе  Зеньково Полтавской
области, воспитывался в одном из харьковских детских домов, а во время войны
жил в Иваново, где и окончил среднюю школу.
     Трудно  подсчитать,   сколько  ущерба  причиняют  стране  разного  рода
ротозеи.  А  такие  ротозеи  нашлись  и  в  Черновицах.  Воспользовавшись их
слепотой,  "бухгалтер" Шевцов получил по фиктивней доверенности около сорока
тысяч рублей!  И...  бесследно исчез.  Будто и не было его никогда в здешних
местах.
     Страх   перед   неминуемой  расплатой   снова   погнал   преступника  к
родственникам,  к  деревенскому священнику Ивану Алешину,  люто ненавидящему
Советскую власть.  Для священника Николай Неверов явился подлинной находкой.
Иван  Алешин  еще  до  революции  состоял  в  черносотенном  "Союзе  Михаила
Архангела",  после Октября вел антисоветскую пропаганду среди прихожан,  а в
годы Отечественной войны служил гитлеровцам. Он и пригрел "гонимого", достал
для  него  радиоприемник,  вместе  с  Неверовым  регулярно  слушал  передачи
вражеских зарубежных "голосов" и  вдохновлял своего подопечного на сочинение
новой антисоветской стряпни.
     "Произведения" у  автора не  залеживались.  Отпечатанные на  раздобытой
попом пишущей машинке,  они разлетались по почте то к знакомой "Неряхина" по
Долинскому лесхозу Зинаиде Любченко,  то без подписи поступали в партийные и
советские органы Белоруссии.  Посылались даже в  Москву и  Ленинград.  Знай,
мол, наших, никого не боимся!
     Однако не  все учел мерзавец.  По  стилю,  по оборотам речи,  по манере
письма чекисты установили,  что  вся  эта антисоветская "продукция" является
делом рук одного и  того же  человека.  А  когда по почтовому штемпелю стало
ясно,  что  конверты  с  "творчеством" анонимщика отправляются из  почтового
отделения,  находящегося недалеко от деревни, где живет мать "убиенного раба
божьего Николая", место пребывания Неверова перестало быть тайной.
     Мать конечно же  знает,  где  скрывается ее  сын.  Но  чекистская этика
повелевала нам искать негодяя без помощи матери.
     В районный центр,  где находилось уже известное нам почтовое отделение,
отправился сотрудник Комитета государственной безопасности Григорий Иванович
Бесфамильный. Недавно со штампом этого отделения на конверте ушла "рецензия"
анонимщика на книгу К.Осипова "Адмирал Макаров", полная грязных измышлений и
угроз   по   адресу  руководителей  Коммунистической  партии  и   Советского
государства.  Прежде всего Григорий Иванович просмотрел все экземпляры книги
"Адмирал  Макаров"  в  районной  библиотеке,   но  не  нашел  в  них  ничего
примечательного.  Больше повезло в колхозной библиотеке,  в той деревне, где
жила мать Николая Неверова.
     - Есть у нас такая книга,  -  сказала девушка-библиотекарь,  -  но я ее
никому не хочу давать.
     - Почему?
     - А  посмотрите сами.  Кто-то брал,  и после этого едва ли не на каждой
странице надписи:  "вздор",  "глупости",  "ложь"...  А  то просто немыслимые
гадости.
     - Вы не пытались узнать, кто мог это сделать?
     - Разве признаются? Вот, посмотрите...
     Григорий Иванович убедился,  что  на  полях  книги  отмечены именно  те
места,  о которых шла речь в анонимной "рецензии". Да и надписи, возмутившие
тихую  девушку,  были  сделаны одной и  той  же  рукой.  Уже  знакомой рукой
Неверова.
     - Кто у  вас брал книгу в  последний раз и  долго ли держал у  себя?  -
спросил чекист.
     - Молодой парень,  колхозник Владимир Новиков. Я еще удивлялась: обычно
читает быстро, а эту продержал больше месяца.
     Владимир Новиков...  Значит,  тот  самый  Новиков,  родственник Николая
Неверова. И брал, конечно же, для анонимщика.
     На  следующий день в  колхозной библиотеке состоялась встреча активного
читателя  Владимира Новикова с  минским  "журналистом",  приехавшим собирать
материалы для очерка о  культурном досуге деревенской молодежи.  "Журналист"
интересовался,  часто ли  пользуется его  собеседник услугами библиотеки,  и
Новиков не  без хвастовства сообщил,  что берет книги,  пожалуй,  чаще,  чем
другие парни и девушки.
     - А  вы  не  пробовали устраивать читательские конференции?  -  спросил
"журналист" у  библиотекарши.  -  Вот бы поручить товарищу Новикову подробно
разобрать одно из особенно понравившихся ему произведений. Только какое?
     - Может быть,  "Адмирала Макарова"?  -  подсказала девушка.  -  Ты  же,
Володя, совсем недавно брал эту книгу.
     Но Володя почему-то смутился, покраснел:
     - Нет-нет, не надо. Я не сумею.
     - Неужели так трудно пересказать содержание книги, дать ей свою оценку?
     - А я и содержания не помню. Не смогу...
     "Журналисту"  стало  окончательно  ясно,  что  Новиков  брал  "Адмирала
Макарова" не для себя, а для кого-то другого.
     Вскоре в  район  выехала оперативная группа чекистов.  Не  было  ничего
удивительного,  что  за  одним столом с  ними,  во  время обеда в  столовой,
оказался и  их  знакомый столичный "журналист".  А  когда  в  столовую вошел
Владимир Новиков,  "журналист" приветливо поздоровался с  ним и  пригласил к
своему столу.  Парень уселся на стул, пристроив на коленях потрепанный, туго
набитый портфель.  Беседа с минчанами текла оживленно,  весело. Подошла пора
расплачиваться за обед.  Доставая деньги из кармана,  Новиков лишь на минуту
положил  портфель  на   край  стола.   Непредвиденное  произошло  мгновенно.
"Журналист" случайно потянул за угол скатерти, портфель упал, раскрылся и из
него вывалились какие-то бумаги.
     На полу оказались газеты, журналы и среди них два заклеенных конверта с
адресами.
     Пришлось  молодому  человеку  продолжить  приятно  начавшуюся беседу  в
районном  отделении  госбезопасности.   Поняв,   кем  является  "журналист",
Владимир Новиков без  всякого сопротивления отдал Григорию Ивановичу третье,
еще  не  запечатанное письмо  и  признался,  что  его  родственник,  Николай
Неверов,  велел сегодня же  отнести все эти три послания на  почту.  Кстати,
третье  письмо  предназначалось для  отправки в  Соединенные Штаты  Америки.
Обливая грязью Советский Союз и Коммунистическую партию, Николай Неверов пел
в этом письме дифирамбы американскому образу жизни.
     Неожиданный арест настолько подействовал на Новикова, что он без утайки
рассказал, как обрабатывал его Неверов. Как смаковал антисоветские анекдоты,
приучал  недалекого парня  слушать враждебные радиопередачи из-за  границы и
постепенно подчинял своей воле.
     - Вы теперь понимаете, на какое преступление толкнул вас родственник? -
спросил Григорий Иванович.
     - Понимаю. Я никогда ему этого не прощу. Если бы я только мог...
     - Вы можете нам помочь и этим искупить свою вину. Согласны?
     - Я сделаю все, что нужно.
     Через  несколько  дней  Новиков  сообщил,  что  Неверов  решил  уехать.
Анонимщик подготовил для  себя паспорт,  военный билет и  трудовую книжку на
имя Клима Петровича Павлова, заменив на них фотографии владельца своими.
     Перед  отъездом с  Украины Неверов был  в  гостях  у  знакомых и  после
изрядной выпивки перед уходом выкрал документы из кармана висевшего на стуле
пиджака  К.П.Павлова,   уроженца  Воронежской  области.   Заменить  на   них
фотокарточки для Неверова не составляло большого труда.  В  этом деле он уже
имел большой опыт.
     Кроме   документов  беглец  брал   с   собой  пистолет.   Подготовил  и
соответствующую  одежду:   гимнастерку,  солдатскую  фуражку,  шинель.  Было
известно,  что поедет он  или в  Витебскую область,  или в  Прибалтику,  где
попытается устроиться лесником.  Деньги на  дорогу дают  мать и  деревенский
священник.
     В  тот  день,  когда мнимый Клим Петрович Павлов отправился на  вокзал,
Владимир  Новиков  помог  сотрудникам оперативной группы  опознать его.  При
задержании  преступник пытался  отстреливаться,  но  был  арестован.  Вскоре
Неверов-Иванов-Неряхин-Шевцов, он же Павлов, предстал перед судом.
     Некоторые,   подобные  Неверову,  злопыхатели  кое-где  еще  продолжают
бродить по  нашей  земле.  Иногда  можно  встретить среди  них  предателей с
дореволюционным стажем.  Провокаторов,  выдававших царской охранке борцов за
великое дело рабочего класса.
     С  делом  бухгалтера завода "Автотрактородеталь" Остапченко,  уроженцем
бывшей Харьковской губернии, мне довелось познакомиться еще в Омске. Человек
этот   обратил  на   себя  внимание  тем,   что   старался  нигде  долго  не
задерживаться.  Оставив семью в Харькове,  кочевал из города в город один. С
Украины уехал в Душанбе,  оттуда -  на Дальний Восток,  потом -  в Восточную
Сибирь,  наконец -  в Омск.  Уехав с Украины после революции,  Остапченко ни
разу не был в Европейской части Советского Союза.
     Почему? Что вынуждало его жить вдали от семьи и детей?
     Ответ на этот вопрос был получен из Харькова.
     Отец Остапченко,  работавший до  революции продавцом в  казенной лавке,
считался нечистым на  руку:  трудно  ли  сорвать лишнее с  загулявшегося или
несообразительного покупателя.
     Таким же хапугой он воспитал и сына.
     Он,  однако,  предпочел заниматься другими делами,  а какими, в ту пору
никто не знал.  Только в дни Февральской революции стало известно, что сынок
кабатчика подался в  партию эсеров,  стал  Степановым и  даже  был  выдвинут
эсерами  в   члены  президиума  Житомирского  Совета  рабочих  и  солдатских
депутатов, достиг поста заместителя председателя продовольственной управы.
     Но  в  первой половине 1917 года в  газете "Южный край" появился список
провокаторов царской охранки,  в котором фигурировала и фамилия Степанова. А
через некоторое время житомирская газета "Волынь" сообщила,  что  Степанов и
Остапченко -  одно и  то  же  лицо.  Эсеры всполошились:  провокаторы выдали
охранке многих членов их партии.
     Степанов был арестован и  направлен в харьковскую тюрьму,  где и пробыл
до самой Октябрьской революции.
     А потом исчез. Как это могло произойти? Возможно, что он был освобожден
и, чувствуя за собой вину, скрылся.
     Нужно было уточнить.
     Справка из  Центрального государственного архива революции дала  полное
представление о Степанове как о провокаторе и агенте царской охранки.
     Секретный   сотрудник   харьковского  районного   охранного   отделения
Степанов-Остапченко работал под  кличкой "Авиатор" с  1911  года  и  получал
жалованье 70  рублей в  месяц.  Через год  по  особому ходатайству ему  было
добавлено еще 20 рублей.
     За  что  же  "Авиатор"  получал  столь  значительное  по  тем  временам
вознаграждение?
     На  этот  вопрос  справка  с  документальной  точностью  отвечала,  что
"Авиатор"   был   активным   агентом   охранки,   провоцировал  рабочих   на
антиправительственные высказывания и выступления,  заканчивавшиеся арестами.
Кроме того,  как  квалифицированный агент,  "Авиатор" регулярно информировал
охранку о  деятельности харьковской эсеровской организации и тем самым помог
ликвидировать ее.  Он  выдал  охранке скрывавшегося члена  этой  организации
Н.Архипова,  сообщил адрес, по которому харьковские эсеры поддерживали связь
со  своим центральным комитетом,  указал на связи харьковчан с  их парижской
группой и т.д.
     Не мудрено, что охранка считала "Авиатора" ценнейшим агентом и всячески
охраняла   его   от   привала.    И   вот   теперь,   через   столько   лет,
"Авиатор"-Степанов-Остапченко показывал:  "Я  скрывал  от  всех,  от  детей,
родных и  знакомых о  бывшем на  мне пятне грязи.  Сил не хватало признаться
перед окружающими,  и  я долго нигде не бывал.  Я боялся,  что меня узнают и
кто-нибудь из знакомых крикнет: "Провокатор!"
     Его судили как агента царской охранки и провокатора.
     Не  простил народ и  другому провокатору,  тоже агенту царской охранки,
разоблаченному нами в Омске.  Все началось с проверки биографии человека без
рода и племени,  в военное время попавшего из прифронтовой полосы в глубокий
тыл.  Мы  получили  на  него  официальные архивные материалы,  а  среди  них
расписки в получении денег от царской охранки.
     Нашлись и  другие неопровержимые сведения о  предательской деятельности
этого иуды.
     Начало ее восходит к 1906 году, когда молодой в то время член одного из
революционных  кружков  из  трусости  согласился  оказывать  услуги  царской
охранке.  Вскоре  новый  агент,  освобожденный из  тюрьмы "за  маловажностью
состава преступления",  начал  снова  посещать нелегальные собрания рабочих,
выполнять поручения подпольной организации,  провоцировать революционеров на
активные выступления против самодержавия.
     Рабочих  судили,  отправляли  на  каторгу  и  в  ссылку,  а  провокатор
продолжал здравствовать, получая за все это иудины гроши.
     Негодяй  показывал,  что  за  предательство и  провокации  ему  платили
деньги.  А  за  участие в  аресте  группы революционеров в  Донбассе он  был
награжден часами "Павел Буре" и сам шеф поднес ему стакан водки...
     Так  продолжалось до  исторического Октября 1917  года,  после которого
предатель словно канул  в  воду.  А  когда  гитлеровские орды  хлынули через
границу, он появился снова. Начал сеять различные панические слухи, надеясь,
очевидно, обрести теплое местечко под крылышком у новых хозяев.
     Но - не вышло. Не помог и большой опыт...
     Не помогает опыт многим подобным же отщепенцам и в наши дни.
     Минчане,  вероятно, помнят выставку "Архитектура США", в течение целого
месяца  демонстрировавшую свои  экспонаты  в  белорусской столице.  Была  на
выставке,  как это полагается,  и  книга отзывов.  В  ней можно было увидеть
многочисленные записи  посетителей,  выражавших недовольство тем,  что  гиды
выставки,  якобы  американцы,  слабо  разбираются  в  своей  же  собственной
архитектуре.
     Что ж,  всякое бывает.  Очевидно,  не каждый гид способен удовлетворить
требования любознательных советских посетителей.
     Вскоре хозяева выставки отбыли,  не  оставив по  себе особенной славы в
Минске.
     Возможно,  что это мероприятие, проведенное в порядке культурных связей
с заграницей, оказалось бы забытым, если бы не одно обстоятельство.
     Среди гидов был высокого роста человек,  с черными,  явно подкрашенными
усами.  В  списке сотрудников выставки он значился как подданный Соединенных
Штатов Америки Георг В.Нипанич.
     Но почему некоторым советским людям так знакомо это лицо?
     Кое-кому из посетителей выставки этот "мистер" запомнился иным:  сытым,
довольным жизнью  молодым человеком в  форме  советского солдата без  знаков
различия,  появившимся вскоре после капитуляции фашистской Германии в  одном
из лагерей для военнопленных.  Тогда он называл себя Никоном, хвастался, что
является  членом  "Русского  союза".  Никон  рассказывал,  что  его  отец  -
эмигрант-белогвардеец,  а поэтому и у него тоже нет особой любви к Советской
власти.  Ходили слухи и о другом.  Будто во время войны