кнутым и чрезмерно суровым.
     В  совхоз  Фома  Георгиевич приехал из  Орла,  где  работал начальником
окружного  земельного  отдела,   и  сельскохозяйственное  производство  знал
отлично.  Был он членом партии с 1918 года,  участвовал в гражданской войне,
защищал от белогвардейцев Царицын.
     Перекальский, как говаривали в старину, был выходцем из народных низов.
Сын бедняка-крестьянина бывшего Моршанского уезда Тамбовской губернии,  он с
раннего  детства  познал   нелегкую  цену   политого  потом   куска   хлеба.
Единственную лошаденку, опору в хозяйстве, и ту забрали бандиты...
     Во  время  империалистической войны Фома  Перекальский тянул солдатскую
лямку,  а  вскоре после Октябрьской революции вступил добровольцем в Красную
Армию.
     Только после окончания гражданской войны смог Фома Георгиевич вернуться
к   мирному  труду.   Бывшего  секретаря  командующего  8-й  армии  избирали
председателем уездных  исполнительных комитетов в  Воронежской и  Тамбовской
губерниях,  по  совместительству ему пришлось одно время работать и  уездным
военным комиссаром.
     Однако  больше  всего  тянула  к  себе  потомственного хлебороба родная
земля.  Работе в земельных органах Перекальский посвятил не один год. Оттуда
его и направили в политотдел нашего совхоза.
     Совсем  другим  человеком был  директор  совхоза  Н.Н.Попов.  Он  любил
внешний эффект,  обожал громкие фразы, за которыми сплошь и рядом скрывались
самый настоящий обман и очковтирательство.  Мы с Фомою Георгиевичем не могли
понять,  почему наш директор все время норовит,  если не открыто мешать,  то
хотя  бы  противодействовать работе  политотдела.  Чего  ради  он  старается
обелить  и  защитить разоблаченных рабочими совхоза  бездельников,  а  то  и
схваченных на месте преступления кулацких последышей.
     Такое поведение директора было и непонятным, и более чем странным.
     Непонятное рассеялось в  тот  день,  когда  стало известно,  что  Попов
никакой не выходец из бедняков,  а  сын кулака и  что пробрался он в  партию
нечестным путем.  На  том  директорской его  "деятельности" и  пришел конец.
Попова сняли с работы и исключили из партии.
     Это  событие  совпало  с  проверкой  и  обменом  партийных  документов,
проводившимися в 1935 году.
     А через год политотделы в совхозах были упразднены.
     Поставленные  перед   политотделами  задачи   по   укреплению  трудовой
дисциплины,  политическому воспитанию и  техническому образованию работников
совхозов,   разоблачению  замаскировавшихся  кулаков  и   других  враждебных
элементов были выполнены.
     Прошли  десятилетия,  много  утекло  воды  за  эти  годы,  но  работа в
политотделе совхоза навсегда осталась в моей памяти. Как остались в памяти и
многие совхозные активисты.
     С  упразднением политотделов меня  отозвали на  прежнюю работу в  город
Воронеж.  После  почти  четырехлетней "командировки" в  совхоз я  вернулся в
Воронежское управление НКВД и опять занял место в чекистском строю.


                          ДВОЕ С ТОЙ СТОРОНЫ

     Нелегко  и  не  сразу  удалось  войти  в  привычную  колею.  Сказывался
четырехлетний отрыв от чекистской работы.  За эти четыре года в деятельности
органов государственной безопасности,  в  жизни  всей  нашей  страны  успели
произойти существенные изменения.
     Знаменательной  победой   завершилась   социалистическая  реконструкция
народного хозяйства. Досрочное выполнение планов второй пятилетки превратило
Советский Союз  в  индустриально-колхозную державу.  Коммунистическая партия
поднимала     народ     на      быстрейшее     освоение     техники,      на
организационно-хозяйственное укрепление  колхозов.  В  основном  завершалось
построение первого и мире социалистического общества.
     Рос международный авторитет СССР.
     Но  чем  значительнее были  достижения советского народа,  тем  большую
тревогу вызывала у советских людей накалявшаяся международная обстановка.
     Власть   в   Германии  захватила  фашистская  клика   Адольфа  Гитлера,
провозгласившего  господство  арийской  расы  над   народами  всей  планеты.
Вероломным  путем,  без  объявления войны,  фашистская Италия  обрушилась на
беззащитную Абиссинию и  поработила ее.  Год  спустя  вспыхнул  франкистский
мятеж  в  Испании.  Фашисты  Германии и  Италии,  пользуясь попустительством
буржуазных правительств Франции  и  Англии,  поспешили  своими  вооруженными
силами на помощь испанским фашистам.  Не теряла времени и японская военщина,
успевшая к этому времени прибрать к рукам Маньчжурию и Центральный Китай.
     Над  Советским  Союзом  стала  нависать  угроза  вторжения  агрессивных
империалистических армий как на Западе, так и на Востоке.
     Наша  партия  и  правительство делали  все  возможное для  того,  чтобы
воспрепятствовать началу новой мировой войны. Но враги Советского Союза, и в
первую очередь германский фашизм,  открыто к  ней готовились.  И хотя еще не
гремели пушки,  через  границу на  территорию Страны Советов пробирались все
новые и новые вражеские лазутчики - шпионы и диверсанты.
     Вот почему не  было в  ту  пору у  органов государственной безопасности
более  важной  задачи,   чем  пресечение  происков  иностранных  разведок  и
подрывной деятельности фашистской Германии и милитаристской Японии.  Об этих
происках  с  неопровержимой убедительностью свидетельствовали привлекавшие к
себе  внимание всего мира судебные процессы над  шпионами и  диверсантами из
"Промпартии",  "Союзного бюро меньшевиков",  дело инженеров английской фирмы
"Метро-Виккерс" и  ряд  других.  На  большинстве этих  процессов в  качестве
обвиняемых фигурировали не только немецкие, английские и прочие подданные из
иностранных разведок,  но и агентура, завербованная ими в Советском Союзе из
числа  бывших  белогвардейцев,  разного рода  предателей и  деклассированных
элементов.
     Чем  ближе  надвигалась война,  тем  активнее велась  разведка.  Старая
истина подтверждалась снова, и чекистам хватало работы.
     Хватало ее и у нас в Воронеже.
     Как-то в управление НКВД пришла молодая женщина, жена бухгалтера одного
из городских учреждений,  и  с едва скрываемым волнением попросила выслушать
ее.  Озабоченный,  явно  растерянный  вид  посетительницы заставил  невольно
насторожиться, а первые же ее фразы не могли не вызвать тревогу.
     - С  месяц назад,  -  то  бледнея,  то заливаясь краской,  рассказывала
посетительница,  -  я  познакомилась в  театре с  двумя какими-то  странными
людьми.  Муж  в  этот вечер был занят составлением финансового отчета,  и  я
отправилась в театр одна.  А там, во время антракта, разговорилась со своими
соседями,  оказавшимися, по их словам, инженерами, приехавшими в наш город в
длительную командировку с Украины.  После спектакля они предложили проводить
меня домой и по дороге оба жаловались на скуку,  на то, что в Воронеже у них
нет знакомых. Мне даже стало немного жалко их - легко ли в чужом городе, без
близких?  И  когда тот из  них,  что постарше,  спросил,  не  соглашусь ли я
встретиться с  ним  еще раз,  днем,  не  познакомлю ли  его с  историческими
местами  Воронежа,  я  не  стала  возражать.  Почему  не  оказать любезность
воспитанному, культурному человеку?
     - И вы встречались?
     - Да,  несколько раз.  Сидели в сквере,  бродили по городу... Но не эти
встречи заставили меня обратиться к вам, а то, как ведет себя этот случайный
знакомый. Он и не думает интересоваться историей нашего города. Вместо этого
все настойчивее и  подробнее расспрашивает меня об учреждении,  где работает
муж,  о  друзьях мужа и  обо мне самой.  Когда он услышал,  что я родилась в
семье крупного царского чиновника,  неожиданно признался,  что приехал из-за
границы, где и получил инженерное образование.
     - А за границей как очутился? Не рассказывал?
     Женщина задумалась,  вспоминая подробности.  Потом,  фразу  за  фразой,
повторила услышанное от инженера:
     - Будто попал туда еще ребенком, вместе с родителями, которые поспешили
уехать сразу после революции... Очевидно, он сын белоэмигранта? Но как же, в
таком случае, оказался здесь?
     - Мог и легально вернуться. Теперь возвращаются многие.
     - Нет!  -  посетительница  взглянула  тревожными  глазами.  -  В  такое
возвращение я не верю. Что-то он не договаривает, о чем-то боится сказать...
Жалуется, что жил за границей в нужде, а сам и высшее образование получил, и
сейчас, судя по всему, недостатка в средствах не испытывает.
     - Чем же он тут занимается?
     - Ничем.  Только и  намекнул,  что  и  он,  и  товарищ его все еще ищут
подходящую работу. А живут на окраине города на частной квартире.
     Определенные выводы из услышанного напрашивались сами собой.
     Ясно,  что оба инженера приехали в  Воронеж впервые,  иначе ни тот,  ни
другой  не  стали  бы  заводить  случайные  знакомства,   нащупывая  пути  к
устройству на работу, а значит и к легализации. Несомненно и то, что прибыли
они  из-за  границы нелегально.  В  противном случае,  зачем  им  нужно было
придумывать первоначальную версию  о  длительной  командировке с  Украины  в
Воронеж?
     Но оставались вопросы,  ответа на которые ни у нас,  ни у встревоженной
посетительницы пока не  было.  Где,  когда и  каким образом перешли инженеры
границу?   Поддерживают  ли  они  с  кем-либо  за  границей  связь,  и  если
поддерживают,  то как?  Что представляют собой эти люди?  Каковы их прошлое,
намерения и планы на будущее?
     Все это нужно было выяснить как можно быстрее.  А значит, отныне того и
другого нельзя выпускать из поля зрения.
     - Вы  никому не  рассказывали о  свиданиях с  инженером?  -  спросили у
посетительницы.
     - Только мужу.  Сразу после того,  как услышала признание о  загранице.
Муж и потребовал, чтобы я пришла к вам. Как мне дальше быть, что делать?
     - Прежде всего, поблагодарите мужа за этот совершенно правильный совет.
И вам большое спасибо за помощь. Встреч с инженером не прерывайте, но ведите
себя так,  чтобы ни одним словом не вызвать у  него ни малейшего подозрения.
Мы должны знать все, о чем он сочтет нужным рассказать вам. Вы согласны?
     - Если это необходимо, согласна.
     С  этого  дня  сведения об  инженерах стали поступать все  чаще.  Новый
знакомый нашей посетительницы продолжал вести себя вполне корректно,  хотя и
являлся на  свидания иной раз  заметно под  хмельком.  Зато в  такие дни  он
особенно охотно рассказывал привлекательной молодой женщине о себе и о своей
жизни за границей.
     Уже из этого можно было составить его портрет.
     Что  ж,  у  него действительно были основания "недолюбливать" Советскую
власть.   Октябрьская  революция   лишила   крупного   фабриканта   и   его,
единственного  наследника,  всех  капиталов,  вышвырнула  за  пределы  нашей
страны,  а  когда родители умерли,  этот  "наследник" в  полном смысле слова
оказался у разбитого корыта: ни средств для существования, ни перспектив.
     Но как,  какими путями "наследнику" удалось вернуться к нам,  что ему у
нас нужно? Об этом он все еще предпочитал не говорить.
     Тем  временем мы  успели собрать некоторые данные об  обоих  инженерах.
Выяснилось,  что живут они на  окраине Воронежа без прописки,  в  квартире у
сапожника-кустаря,  щедро платят за  комнату и  ведут себя  вполне прилично.
Хозяин  квартиры,  старый  холостяк,  охотно  рассказывал  соседям  о  своих
квартирантах.  Все бы ничего, люди как люди. Но почему они так часто спорят,
а  то  и  ругаются на  каком-то непонятном языке?  Особенно,  если тот,  что
постарше,   приходит  домой  под  мухой.  Разругаются,  а  утром  опять  все
тихо-мирно. Позавтракают и отправляются в город искать работу.
     "Поиски"  эти  заключались  в  том,  что  инженеры,  бродя  по  городу,
внимательно читали вывешенные в  витринах объявления,  наведывались в мелкие
кустарные предприятия, а иногда прогуливались поблизости от крупных фабрик и
заводов,  вроде высматривая подходы к ним.  Лишь однажды тот,  что помоложе,
съездил  в  Харьков,  где  у  него  оказались  неизвестно  откуда  прибывшие
знакомые. Но не задерживаясь там, опять вернулся в Воронеж.
     Все  это  время отлично вела  себя  жена бухгалтера,  по  нашей просьбе
продолжавшая встречаться с пожилым инженером.  Полное "понимание", с которым
она относилась к его разглагольствованиям о заграничном "рае",  все больше и
больше развязывало инженеру язык.
     Кончилось тем, что, в знак признательности за сочувствие, он подарил ей
красочно  изданный  за  рубежом  иллюстрированный  календарь.  Этот  подарок
окончательно открыл нам  глаза на  то,  что представляют собою оба инженера:
подобные календари,  отпечатанные на русском языке,  из года в год выпускала
белоэмигрантская организация, давно известная чекистам.
     "Национально-трудовой   союз   нового   поколения",    так   называемые
"нацмальчики",   объединял  за  границей  русскую  молодежь,  воспитанную  в
антисоветском духе  и  ратовавшую за  самые острые формы борьбы с  Советским
Союзом,  вплоть  до  террора  и  диверсий  на  нашей  территории.  Это  они,
"нацмальчики",  стреляли в  советских полпредов в  первые послереволюционные
годы.  А теперь - тоже они, но уже повзрослевшие и еще более озлобленные, по
велению своих зарубежных хозяев готовили новые нападения на нашу страну.
     Стало ясно: с двумя из таких "нацмальчиков" мы и имеем дело. Этот вывод
подтвердила и  информация  о  ходе  наблюдения  за  заграничными эмиссарами,
полученная  из  Москвы.  Из-за  кордона  под  непосредственным  руководством
фашистской разведки в Советский Союз была переброшена большая группа шпионов
и диверсантов,  завербованных среди белоэмигрантского охвостья. Часть группы
была уничтожена в  схватке с советскими пограничниками,  а остальным удалось
пересечь границу и рассеяться. Некоторые из них были задержаны в Харькове.
     Очередь теперь за воронежскими "инженерами"...
     Как ни старались чекисты действовать незаметно,  застать "нацмальчиков"
врасплох не  удалось.  Оба  сдались лишь  после  вооруженного сопротивления,
успев  поджечь  матрац,  в  котором хранили фиктивные документы и  собранные
шпионские сведения.  Но ни этот поджог,  ни отчаянная стрельба из пистолетов
уже ничем не могли им помочь.
     Наступил час расплаты.
     И  вот  перед  следователями два  члена  белоэмигрантской антисоветской
организации,  два агента по сути дела немецко-фашистской разведки. Их, как и
многих  других,   гитлеровцы  проинструктировали,   как  вести  шпионскую  и
диверсионную работу на  советской территории,  которая должна была  особенно
широко развернуться с началом войны. Но ни "инженерам", ни их хозяевам так и
не   удалось   осуществить   задуманное.    Даже   устроиться   на   работу,
легализоваться,  и  то  не  успели.  "Помешали" чекисты,  которым,  как  это
случалось довольно часто,  помогла русская женщина, распознавшая под личиной
скромных инженеров наших лютых врагов.


                               НАКАНУНЕ

     После долгого перерыва,  возвращение даже к  привычной работе бывает не
простым.  За время отсутствия дело, которому ты служишь, успело уйти вперед,
появились новые люди,  с  которыми тебе предстоит познакомиться.  Зато с еще
большей  теплотой  относишься  к  друзьям,  вместе  с  которыми  приходилось
работать прежде: они знают тебя, поэтому наверняка поймут и помогут.
     Старый друг лучше новых двух, гласит пословица.
     Так было и  в  Воронеже,  где меня по-человечески тепло встретил старый
товарищ,  начальник отдела областного управления НКВД  Константин Дмитриевич
Иноземцев,  с  которым мы  вместе  работали еще  в  1931  году,  в  аппарате
Полпредства  ОГПУ  по  Центрально-Черноземной области.  Знал  я  Константина
Дмитриевича очень  хорошо.  Искренне уважал его  за  образованность,  умение
правильно решать сложные вопросы, за честность и неизменную скромность. Этот
человек не учился в  университетах.  Школой для него была жизнь и наша ни на
день не прекращающаяся борьба с врагами Советского государства.
     В 1919 году шестнадцатилетним подростком сын погибшего в первую мировую
войну  солдата Костя  Иноземцев добровольно вступил в  ряды  Красной Армии и
вскоре отправился на  один из многочисленных фронтов гражданской войны.  Год
спустя Костя стал членом партии большевиков,  политруком роты,  а  еще через
год был направлен на работу в  органы ВЧК.  Немало трудностей,  а  нередко и
опасных ситуаций выпало на  долю  чекиста Иноземцева:  ожесточенная борьба с
белогвардейцами,  участие в  ликвидации кулацких восстаний,  в  том  числе и
остатков эсеровских банд Антонова,  борьба с правыми и левыми заговорщиками,
монархистами,  троцкистами.  И  одновременно не  менее ожесточенная борьба с
изощренной, великолепно подготовленной агентурой иностранных разведок.
     К.Д.Иноземцев  умел  внимательно  выслушать  каждого,  тактично  и  без
подчеркивания отметить,  в  чем  и  какие  допущены  ошибки,  и  ненавязчиво
подсказать,  каким  образом эти  ошибки лучше всего исправить.  И  еще,  что
особенно дорого было  в  Иноземцеве всем  нам,  это  его  поистине бережное,
отцовское отношение к чекистской молодежи.
     Был  у  меня  еще  испытанный товарищ  и  близкий  друг  в  Воронежском
областном управлении НКВД -  Борис Владимирович Машков.  Он,  как и я, начал
работать  в  органах  государственной безопасности еще  в  1919  году,  тоже
участвовал  в  борьбе  с  бандитизмом  -  сначала  на  Украине,  позднее  на
Тамбовщине. В годы коллективизации мы вместе входили в оперативную группу по
выселению антисоветски настроенных,  матерых  кулаков из  Мучкапского района
Тамбовского округа,  и там я воочию убедился в том, насколько принципиален и
нетерпим Борис Машков по отношению к тем, кто позволяет себе хотя бы в малом
нарушать революционную законность.
     В  то  время  у  многих  кружилась голова от  мнимых "успехов" сплошной
коллективизации, и Борис Владимирович смело выступал против чересчур ретивых
"коллективизаторов",   рьяного  администрирования  в  погоне  за  процентами
"охвата",  наносившими немалый  вред  сельскому  хозяйству страны.  Надо  ли
говорить, что такая критика пришлась кое-кому из сверхретивых не по нутру, и
они постарались разделаться с Машковым...
     Но,  как  известно,  Центральный Комитет партии вскоре исправил ошибки,
допущенные во  время  коллективизации.  Строгий выговор по  партийной линии,
вынесенный   Машкову   за   его   критические   выступления  против   голого
администрирования был снят,  и Борис Владимирович опять вернулся на работу в
органы ОГПУ.
     Он и  теперь,  во время нашей новой встречи в Воронеже,  остался таким,
каким я знал его прежде:  с готовностью брался за любое, самое трудное дело,
мог работать сутками, никогда не жалуясь на усталость.
     И  еще об  одном человеке не могу не сказать несколько добрых слов -  о
секретаре центрального райкома партии  города  Воронежа Владимире Иосифовиче
Тищенко,   с   которым  мне,   избранному  заместителем  секретаря  партбюро
управления НКВД и членом бюро райкома, доводилось тогда встречаться довольно
часто.  Он  напоминал мне секретаря Борисоглебского уездного комитета партии
Аристархова,   коммуниста  с  дореволюционным  стажем,  умудренного  богатым
жизненным опытом.
     Владимир Иосифович,  так же как и Аристархов, был нетороплив в принятии
того  или   иного  решения,   откровенен  и   принципиален.   Он   отличался
внимательностью к людям, вежливостью, располагающей задушевностью.
     Разное бывало за эти без малого два года службы в Воронеже.  Все чаще и
чаще  приходилось заниматься поисками  и  разоблачением вражеской  агентуры,
всевозможных лазутчиков иностранных разведок. Война все отчетливее стучалась
в наши двери.
     И  вот  в  это  время,  в  конце 1940  года,  меня неожиданно вызвали в
Народный комиссариат внутренних дел, в Москву.
     - Как вы относитесь к переводу на новое место работы? - спрос