:
     - Какой Алабовский? Не сын ли бухгалтера городской аптеки?
     - Тот самый. Бывший жених моей сестры.
     - Почему бывший, а не настоящий?
     - Да  кто же поверит,  что они поженятся?  Вчера приехал,  завтра опять
уедет. Ну какой это жених!
     - Приехал? Когда?
     - С неделю назад. Бирюк бирюком...
     - Вы что же, виделись с ним?
     - Нет,  не испытываю ни малейшего желания.  Это сестра говорит,  что из
него слова не вытянешь. Странный какой-то стал.
     - Чем странный?
     Собеседник пожал плечами:
     - Замкнутый,  скрытный...  Ни с кем не хочет встречаться.  Будто с луны
свалился.
     Судя по этим ответам, новоявленный "жених" не вызывал у сидящего против
меня человека ни малейшей симпатии. Это позволило говорить определеннее, и я
попросил его узнать у сестры, как расположены комнаты в доме Алабовских, нет
ли там дополнительных, скрытых от посторонних глаз помещений.
     Брат невесты улыбнулся.
     - Понимаю... И надеюсь, что мне удастся вам помочь.
     Арестовать деникинца мы  решили в  то  время,  когда вся  семья будет в
сборе.  Едва ли  он станет стрелять,  рискуя угодить пулей в  кого-нибудь из
родных.  Открыла дверь мать и,  не  зная,  что  за  люди входят в  квартиру,
пригласила в  гостиную,  где за  послеобеденным столом сидели все домочадцы.
Отец увидел нас,  отвалился на  спинку стула и  обмер так,  что  даже нижняя
челюсть отвисла. Сестра тоже догадалась, впилась пальцами в край скатерти. А
уже  немолодой,  порядком потрепанный Алабовский как  сидел,  так и  остался
сидеть на стуле, будто превратился в столб.
     Он  не  сопротивлялся,  не  произнес ни  слова,  лишь  смотрел  на  нас
неподвижными, остекленевшими глазами.
     Обыск дал не очень многое. Нашли пистолет иностранной марки, спрятанный
под бельем в  одном из  ящиков комода,  несколько привезенных из-за  границы
вещиц.  На  допросе в  губотделе ОГПУ арестованный признался,  что  является
членом  "РОВС".   Прибыл  из-за  границы  в   составе  диверсионной  группы,
подготовившей взрыв бомбы в комендатуре.  А после этого сбежал к родителям в
Тамбов, надеясь отсидеться у них, пока уляжется тревога в столице.
     - Хотели опять уйти за рубеж?
     - Да. Но кто мог знать, что у вас такие длинные руки...
     Диверсанта отправили в  Москву.  Невесту его  мы  не  только  не  стали
допрашивать,  но и  не вызывали на беседу.  И родителей,  даже старика отца,
единственного, кто знал о нелегальном возвращении преступника из-за границы,
не  трогали.  Едва  ли  этот  бомбист посвятил в  свои  замыслы кого-либо из
близких.  Зато теплое чувство благодарности сохранилось к  Цветкову и  брату
невесты.  Без  их  помощи нам  не  удалось бы  так  быстро и  четко провести
операцию по задержанию белогвардейца.
     Тесная связь  с  народом,  постоянная опора  на  массы  всегда помогали
чекистам в ответственных и опасных операциях.


                            "ДУМАТЬ НАДО!"

     Чекист должен быть смелым и находчивым,  это знают многие. А вот о том,
что его смелость и  находчивость должны сочетаться с  предусмотрительностью,
умением  предвидеть  и  заблаговременно предупреждать возможные  осложнения,
известно не всем.
     Между тем в  жизни,  в  том числе и  в работе чекистов,  бывает всякое.
Конечно,  смелость и  находчивость -  замечательные качества.  Но они должны
сочетаться с  определенной,  не переходящей в  робость,  осторожностью,  без
которой немыслим ни один по-настоящему смелый человек.
     Осторожность -  это  умение  действовать в  самой  сложной обстановке с
трезвым  расчетом,  без  излишней запальчивости и  горячности.  Иначе  можно
наделать таких ошибок,  за которые потом придется расплачиваться собственной
жизнью. Об этом надо помнить всегда.
     А я однажды забыл.
     Было это  в  тот раз,  когда из  ОГПУ Москвы поступило указание принять
меры  к  розыску  опасного преступника-мотоциклиста,  совершившего несколько
ограблений и  убийств на  шоссе  Москва  -  Харьков.  Преступник убивал свои
жертвы из револьвера,  а значит,  мог оказать сопротивление.  При задержании
его следовало соблюдать максимальную осторожность.
     Фамилия преступника и  адреса людей,  у которых он мог остановиться,  в
предписании из  Москвы не  указывались.  Говорилось только,  что  он  рыжий,
разъезжает на мотоцикле с коляской.
     С поисков мотоцикла мы и решили начинать. Это облегчило нашу работу - в
ту пору мотоциклы считались редкостью даже в  крупных городах.  В  помощники
мне  И.М.Биксон выделил нашего шофера Эдуарда Загорского,  отличного знатока
автодела и своего парня в среде городских шоферов.
     Прежде всего мы отправились к знакомым ему шоферам,  узнать, не продает
ли  кто-нибудь  мотоцикл.  Понимали:  если  преступник приехал в  город,  он
постарается прежде всего отделаться от машины - самой главной улики. А через
кого, как не через здешних шоферов, можно быстрее всего продать мотоцикл. Но
сколько ни  ездили мы  по городу,  кого ни спрашивали,  о  продаже мотоцикла
никто ничего не слышал.
     Добрались  до  окрисполкомовского гаража,  разыскали заведующего.  Эдик
начал жаловаться на  наш служебный мотоцикл,  выпрашивать кое-какие запасные
части:
     - Гроб, того и гляди развалится. Новый бы достать, да негде.
     - А этот куда? - заинтересовался заведующий.
     - Вам можно продать,  -  не моргнув глазом,  ответил Загорский.  -  Вон
какое у  вас хозяйство!  Там детальку,  там другую...  В  умелых руках и эта
развалюха не хуже орловского рысака носиться будет.
     Вокруг  нас  уже  собрались  окрисполкомовские  шоферы,   с   интересом
прислушивались к заманчивому разговору. У заведующего разгорелись глаза.
     - Сколько же вы возьмете? - спросил он.
     - По государственной цене,  как за списанный с баланса, - продолжал мой
помощник. - Только надо сначала новый достать, чтобы не остаться без машины.
     - Новый, говоришь? - вмешался один из шоферов. - Есть совсем новенький.
     - Где?
     - Приехал какой-то чудак и продает. Ребята вчера рассказывали.
     - Какие ребята?
     Шофер назвал фамилию знакомого Загорскому человека:
     - Попробуй узнать у него.
     - Удружил,  друг,  спасибо!  -  просиял Эдик и хлопнул меня по плечу. -
Поехали скорее, а то еще кто-нибудь перехватит.
     Мы мчались,  как на гонках,  боясь опоздать.  К счастью, нужный человек
оказался дома и  охотно подтвердил,  что  накануне видел приезжего,  который
предлагал купить "почти новый мотоцикл" с коляской. Парень этот еще молодой,
с виду крепкий, но прижимистый, не дай бог! Заломил цену и не хочет сбавлять
ни рубля.
     - Вы сторговались? - спросил Эдик.
     - Где там! Откуда мне такие деньги взять...
     - Может,  мы  купим.  Для  служебного пользования.  Не  знаешь,  где бы
повидать этого продавца?
     В ответ получили еще один адрес.
     Дальше ехали  поспокойнее,  не  торопясь,  обсуждая,  как  будем  брать
"продавца". Но застать его дома не удалось.
     - Уехал,  -  объяснила квартирная хозяйка,  -  утром в Саратов по своим
делам укатил.
     - На мотоцикле? - екнуло у меня сердце.
     - Нет, поездом. А мотоцикл в сарае.
     - Можно посмотреть? Мы слыхали, что он собирается продавать машину.
     - А чего же, смотрите. Вернется завтра, тогда и торгуйтесь сколько душе
угодно.
     Словоохотливая,  добродушная старушка повела  нас  в  сарай.  Загорский
сразу  занялся  осмотром  машины,  а  я  принялся  расспрашивать  хозяйку  о
владельце мотоцикла:  давно ли приехал,  долго ли намерен пробыть в Тамбове,
когда и куда собирается уезжать.
     - Кто его знает,  не сказывал,  -  отвечала старушка.  -  У  меня такие
постояльцы часто бывают: один приезжает, другой уезжает. Жить-то надо, вот и
приходится комнату сдавать.
     - А какой он из себя, этот человек? Может, завтра на вокзале встретим и
узнаем,  продает он  мотоцикл или нет,  чтобы вас второй раз не  беспокоить.
Только сможем ли узнать в толпе пассажиров...
     - Да узнаете,  узнаете,  -  заверила хозяйка.  -  Он рыжий такой, будто
огонь в волосах горит, и лицо все в веснушках с копейку, не меньше.
     - Мало ли рыжих...
     - А  вы на руки смотрите,  он из рук чемоданчик желтенький ни на минуту
не выпускает, будто золото или бриллианты в нем держит. По чемоданчику да по
цвету волос сразу узнаете.
     Я незаметно подмигнул Загорскому, - мол, пора кончать, и он выпрямился,
начал вытирать руки куском ветоши:
     - Ничего машина,  исправная. Вернется хозяин, за деньгами не постоим. В
общем, завтра обязательно придем, так ему и скажите.
     Поздно вечером, точно к приходу саратовского поезда, мы с Загорским уже
были  на  станции.  Брать  преступника решили,  когда  он  будет выходить из
вокзала,  и  на всякий случай в помощь себе привлекли сотрудника станционной
милиции.   Поезд  пришел,  из  вагонов  хлынули  пассажиры,  плотной  толпой
направились к единственному выходу.
     А  человека с рыжей шевелюрой и желтеньким чемоданчиком в руках все еще
не  было видно.  Неужели не  приехал?  Или  побоялся возвращаться в  Тамбов,
бросил мотоцикл и решил сбежать совсем?
     Обуяла досада:  "Вот черт, сорвалось!" И тут знакомая дрожь пробежала с
головы до ног.  Да вон же он, шагает с желтым чемоданчиком к выходу, глубоко
засунув правую  руку  в  карман демисезонного пальто.  Приготовил револьвер?
Будет сопротивляться, отстреливаться?
     Все равно надо брать...
     И,  пропустив рыжеволосого вперед, я пристроился сразу за ним. С каждым
шагом вокзальная дверь все ближе.  Вот и  Эдик шагнул навстречу.  На  первых
порах я  не мог сообразить,  что Эдик делает.  Загорский радостно улыбнулся,
раскинул руки и бросился к мотоциклисту в объятия:
     - Дружище, дорогой, здорово! Совсем я тебя заждался. Как доехал?
     Я все понял.
     Казалось -  вот-вот грянет выстрел.  Но  вид у  нашего шофера был такой
неподдельно-обрадованный,  прокричал он  свои  приветствия так  громко,  что
преступник,  не успев сообразить, кто здоровается с ним, машинально протянул
Эдику правую руку.  Протянул и  сразу присел от боли,  попав в железные лапы
Загорского.
     А я тут же схватил его за левую руку, вырвал из нее чемоданчик:
     - Вы арестованы, гражданин. Следуйте вперед!
     Сотрудники  железнодорожной милиции  тоже  выросли  рядом,  как  из-под
земли. Бандит понял, что сопротивление бесполезно.
     Мы привели его в  помещение транспортного отделения ОГПУ и прежде всего
тщательно обыскали.  В карманах пальто и синего костюма ничего не оказалось.
Зато  в  чемоданчике нашелся и  револьвер с  запасом патронов,  и  несколько
документов на разные фамилии. Во время обыска бандит угрюмо молчал, время от
времени бросая злобные взгляды на сияющего Загорского.
     Я  подошел  к  телефону,  вызвал  Ивана  Михайловича  Биксона,  коротко
доложил:
     - Операция закончена. Взяли без шума.
     - Отлично,  -  услышал в ответ его голос.  -  Свяжите ему руки и везите
сюда.
     - А  как быть с  мотоциклом?  -  спросил я,  но в трубке уже послышался
отбой.
     Надо  было  выполнять  распоряжение Биксона,  а  я...  решил  поступить
"лучше".  Почему бы вначале не заехать на дом к преступнику,  где нас должен
ожидать посланный туда с  самого утра оперативный сотрудник,  и не забрать с
собой и  его,  и мотоцикл этого рыжеволосого типа?  Тогда не придется ездить
вторично чуть ли не в конец Тамбова. И нашему работнику не придется напрасно
ожидать. "От нас троих, - рассуждал я, - арестованному никак не убежать..."
     Однажды нарушив распоряжение, я с легким сердцем продолжал нарушать его
и дальше. Не связав преступнику руки, усадил его в коляску нашего мотоцикла,
сам сел на заднее седло и велел Загорскому ехать к вчерашней хозяйке.  А там
даже обыск не  произвел,  поверив старушке на слово,  что,  кроме машины,  в
сарае и во всем доме нет никаких вещей рыжеволосого, и приказал заводить оба
мотоцикла.
     - Кто же второй поведет? - спросил Эдик.
     Тут только до  меня дошло,  что ни  я,  ни наш оперативный сотрудник не
умеем водить мотоцикл. Но отступать было поздно, и я беспечно махнул рукой:
     - Вы вдвоем поезжайте вперед, а мы следом за вами.
     И приказал арестованному:
     - Садитесь за  руль.  Поедете за  ними  впритык.  Только  без  дураков,
иначе... - и недвусмысленно похлопал ладонью по кобуре.
     Так и поехали: Загорский ехал не спеша, время от времени оглядываясь на
нас.  Я  все  время держал оружие наготове.  Рыжеволосый,  как ни  в  чем не
бывало,  вел мотоцикл следом за машиной Загорского.  Да и что ему оставалось
делать,  если при малейшем неповиновении,  как я тогда считал,  бандит будет
застрелен.
     До  окротдела ОГПУ  обе  машины добрались без  происшествий,  и  я  мог
радоваться, что вся операция прошла без сучка и задоринки.
     Утром следующего дня Иван Михайлович вызвал меня к себе.  Он никогда не
ругался  и   не   любил  повышать  голос.   Однако  по   его   взгляду,   по
раскрасневшемуся лицу и  груде окурков в  пепельнице было видно,  что Биксон
мной  недоволен.  Только сейчас я  почувствовал себя виноватым,  поняв,  что
заставил его нервничать и волноваться.
     - Садись,  -  приказал Биксон,  кивнув  головой в  сторону стула  возле
своего стола. - Докладывай.
     - Да все в порядке, - начал я, - съездили, забрали мотоцикл и...
     - Значит,  ты  считаешь,  что действовал правильно?  -  с  раздражением
перебил Иван Михайлович.
     - А разве нет?
     - Что ж,  тогда послушай,  что рассказал этот тип на допросе: "Схватили
меня на вокзале чисто,  опомниться не успел.  И  охраняли крепко,  бежать не
смог бы.  Но когда разрешили вести мотоцикл,  я хотел на повороте улицы дать
полную  скорость и  вместе с  седоком в  коляске врезаться в  каменную стену
бывшего Казанского монастыря.  Тут бы  нам обоим и  конец.  Не сделал этого,
потому что пожалел седока: парень молодой, обходительный, а мне, может быть,
это признание зачтется на суде..."
     - Ну?  -  Иван Михайлович поднял от протокола допроса сердитые глаза. -
Что скажешь?
     Я молчал,  до немоты пораженный тем,  что услышал.  Если бы рыжеволосый
выполнил свой замысел,  не  сидеть бы  мне сейчас в  этом кабинете,  никогда
больше не ходить по земле.
     А Биксон продолжал говорить, словно вбивал в голову гвозди:
     - Посчитай,  сколько  нарушений,  а  вернее,  нелепейших  глупостей  ты
натворил за  одну только сегодняшнюю ночь.  Не связал преступника,  как было
приказано,  -  раз.  Не доставил его немедленно сюда -  два.  Без разрешения
отправился к  нему  за  мотоциклом -  три.  Поверил на  слово  хозяйке и  не
произвел обыск -  четыре. Разрешил опасному убийце вести машину - пять. Сам,
как доверчивый баран, уселся в коляску - шесть! Дальше считать или хватит?
     - Х-хватит... - сгорая со стыда, едва произнес я.
     Биксон закурил новую папиросу:
     - Хватит, так будь любезен, сам дай оценку своему поведению.
     Надо было отвечать. При этом, чистосердечно.
     И я ответил:
     - Мальчишеское лихачество... Глупая самоуверенность...
     - И безобразнейшая беспечность!  - подхватил Иван Михайлович. - Счастье
твое,  что  все  обошлось благополучно.  Что  у  этого  бандюги за  рулем  в
последнюю минуту сдали  нервы.  Пожалел он  тебя,  как  же...  Сам  надеется
остаться живым,  отделаться тюрьмой, потому и "пожалел". Запомни еще раз, на
всю жизнь заруби себе на носу:  выдержка и хладнокровие чекиста несовместимы
с  неосторожностью  и  беспечным  лихачеством,  понял?  Не-сов-ме-сти-мы!  А
поэтому думать надо, уважаемый товарищ, на десять ходов вперед продумывать и
предусматривать  каждый  свой  шаг,   каждый,  даже  самый  малозначительный
поступок.  На  этот  раз  ограничиваюсь разговором.  А  повторится  что-либо
подобное - пеняй на себя. Думать надо! Слышишь?
     И отпустил меня.
     Я  был  благодарен  Ивану  Михайловичу за  этот  суровый,  но  полезный
чекистский урок. Тем более что всего лишь полгода спустя его наставления как
нельзя лучше пригодились в моей работе.
     Мне  поручили  найти  и  задержать одного  из  участников антисоветской
националистической организации.  От  украинских чекистов стали  известны его
имя,  отчество и  фамилия,  а  так же  то,  что этот человек служит где-то в
земельных  органах.  Вскоре  выяснилось,  что  разыскиваемый  пристроился  в
Тамбовском  окружном  земельном  отделе  и  несколько  дней  назад  уехал  в
командировку  в  районы,  граничащие  с  Украиной,  для  получения  посевных
материалов.
     А там в это время производились аресты уже разоблаченных националистов.
Что, если мой новый "подопечный" узнает об этом? Он ведь не рядовой участник
организации,  а один из ее руководителей. Почувствовав опасность, земотделец
поспешит немедленно скрыться, уйдет в подполье.
     Надо было немедленно предупредить такую возможность.
     Не вводя заведующего окрземотделом в  курс дела,  мы попросили выяснить
по телеграфу у находящегося в командировке сотрудника, выполнено ли задание.
И если выполнено, вызвать его в Тамбов. На следующий день пришел телеграфный
ответ: задание выполнено, приеду тогда-то.
     У меня словно гора с плеч свалилась. Стало быть, ничего не знает и ни о
чем не догадывается.
     Теперь - только бы встретить...
     В  указанный в  ответной телеграмме день  наша  оперативная группа  уже
ожидала нужный поезд на Тамбовском вокзале. Тут же находился и представитель
окрземотдела,  якобы  встречавший своих родственников.  Мы  условились:  как
только он  увидит вернувшегося из  командировки сотрудника,  поздоровается с
ним и сразу уйдет.
     Все остальное - дело наше.
     Вот наконец пришел и  поезд.  Повалили из  вагонов пассажиры.  А  через
несколько  минут  один  из  них,  обменявшись рукопожатием с  представителем
окрземотдела, уже шагал с нами к оперативной машине.
     Урок Биксона пошел на пользу.


                             ТРУДНАЯ ВЕСНА

     После  ликвидации  капиталистического и  помещичьего  строя  в  царской
России кулак, как известно, оставался единственной надеждой и главной опорой
внутренних   и   зарубежных   контрреволюционных  сил,   вынашивавших  планы
реставрации капитализма в молодой республике Советов.
     В.И.Ленин  подчеркивал,  что  мира  с  кулаком  быть  не  может.  Нужно
готовиться к ликвидации эксплуататорского класса кулаков.  "...Мы стояли,  -
говорил  Ленин,  -  стоим  и  будем  стоять  в  прямой  гражданской войне  с
кулаками"*.
     ______________
     * В.И.Ленин. Полн. собр. соч., том 38, стр. 145.

     Зато на кулака рассчитывали,  кулака поддерживали,  в первую очередь на
кулака опирались все тайные и явные враги Советской власти.  В борьбе против
нее белогвардейское охвостье тесно смыкалось с  меньшевиками,  троцкистами и
подпольными националистическими организациями.  От  них  нити  связи вели  к
зарубежным антисоветским и шпионским центрам.
     Естественно,  что  в  такой  напряженной и  сложной обстановке чекистам
работы хватало.  Нужно было зорко наблюдать за деятельностью скрытых и явных
врагов,  решительно пресекать их  агитацию,  не допускать враждебных вылазок
против Советской власти.  И в то же время,  выполняя заветы В.И.Ленина, надо
было  всеми  силами  помогать  партии  и   трудовому  народу  в  решительном
наступлении и окончательной ликвидации кулачества как класса.
     Осенью 1929 года многие чекисты были направлены на работу в деревню.  Я
получил  направление  в  небольшой  городок  Моршанск,  в  помощь  районному
уполномоченному окротдела ОГПУ  Александру Галанцеву,  с  которым мы  вместе
работали в  аппарате Тамбовского окружного отдела ОГПУ.  Саша  тоже пришел в
органы  с  комсомольской работы  и  со  всей  молодой энергией посвятил себя
чекистскому делу.  Умный парень, до дерзости смелый, он был в то же время на
редкость хладнокровным и  выдержанным человеком,  а  в чекистской службе все
это играет немаловажную, если не главную, роль.
     Галанцев знал,  когда и  с  каким п