ья, кто стучит, распахнула перед чекистами дверь...
     Мы  оставили ее  в  сторожке,  не  трогали и  позднее.  Я  потом не раз
встречал Настю в городе. Она казалась мне одинокой, безучастной ко всему.
     Судьба?  Нет.  Эту несчастную женщину погубил, лишив радости жизни, все
тот же Волк.
     Сам  он  стал  угрюмым,   держался  с  каким-то  тупым  безразличием  к
настоящему и будущему. Знал, конечно, что и братьев Антоновых уже нет, и что
многие участники кулацко-эсеровского мятежа давно явились с повинной.  У них
была надежда остаться в живых.
     Есть ли такая надежда у него, у Сторожева?
     Мне очень хотелось услышать, что скажет этот страшный человек, с головы
до ног залитый кровью невинных людей,  о крушении всех своих планов.  И хотя
указаний  допрашивать Сторожева  не  было,  я  получил  разрешение  уездного
уполномоченного ОГПУ поговорить с ним перед отправкой в Тамбов.
     Против ожидания,  Волк не уклонился от разговора.  Наоборот,  стремился
высказаться.
     - Надоело бродяжничать,  устал, - признался Сторожев. - Куда ни пойду -
везде один.  Даже близкие друзья-приятели шарахаются,  как от чумы.  А ведь,
бывало, из моих рук пили-ели, по-собачьи в глаза заглядывали...
     - Теперь иначе?
     - Мразь! Рады, что уцелели.
     - Вы не боялись, что они могут вас выдать?
     - Где им...  За свою шкуру трясутся.  Хуже с теми, кто и раньше на меня
косо поглядывал. Этих приходилось опасаться. Каждый готов за горло схватить,
скрутить по рукам и ногам.
     - Значит, напрасно надеялись найти опору у крестьян?
     - А кто на нее надеялся,  на эту опору?  - Сторожев поморщился. - Разве
что выскочка и горлопан Антонов.  Его я давно знал - каким был авантюристом,
таким  до  конца и  остался.  Братец Антонова вообще ничтожество,  захудалый
стихоплет.  Лучше бы оставался аптекарем,  чем лезть со своим свиным рылом в
калашный ряд...  Знал я  и заправил "Союза трудового крестьянства" -  Гришку
Плужникова  и  Ивана  Ишина.  Проходимцы они,  а  никакие  не  представители
крестьян. Болтуны, в демократию играли. А мужика в кулаке держать надо!
     Волк и  теперь оставался все тем же деспотом,  готовым подмять под себя
всех.
     Подумав об этом, я спросил:
     - Почему же  вы,  лично,  не  попытались удержать этого самого мужика в
кулаке?  Правили внутренними делами,  наводили свои порядки,  суд и расправу
чинили. Вам бы и карты в руки...
     Сторожев сверкнул налитыми тоской и злобой глазами:
     - Что  я?   Кончилась  наша  песня.   Сколько  еще  можно  было  мужика
обманывать?..  Представителей тамбовских крестьян принимал сам Ленин. И хотя
они  знали,  что могут поплатиться головой,  все равно рассказывали об  этом
приеме.  Антонов и эсеры врали, ничего не давая. А Ленин, что пообещал, то и
сделал. За кем же трудовым крестьянам идти, как не за Советами?
     И то ли жалуясь на свою судьбу,  то ли в порыве внезапной откровенности
Сторожев признался:
     - Я был уверен, что вам меня не найти. В какую деревню ни сунусь, всюду
свои.  Но  чувствовал,  что вы  неотступно идете по следу.  Это и  не давало
покоя. Вздохнуть нельзя, глаза на ночь смежить боязно... Ладно бы только вы,
а  то  и  свой мужик норовит с  ног сбить!  Тот же  Яшка Санфиров против нас
пошел,  полк сдал,  вместе с вами брал Антоновых. Впрочем, Якову с нами было
не по пути. Мужик он не глупый, вот и разобрался, что к чему. Одного не могу
до сих пор понять: откуда у вас такая необоримая сила?
     - Силу,  как вы говорите,  необоримую, нам народ дает, - ответил я. - У
нас  с  народом одна  правда  -  та,  которую услышали тамбовские ходоки  от
Ленина.  В  этой правде и  есть причина вашей гибели.  А вот как и почему вы
оказались в Борисоглебске?
     Сторожев улыбнулся:
     - Хотел убраться подальше от родных мест, где меня каждая собака знает.
И вас,  чекистов,  надеялся со следа сбить. Вот и вспомнил хорошую знакомую,
еще по молодым годам. Эта, думал, не выдаст. Укроет и покормит. Не ошибся...
А что толку? Вы и ее сумели перехитрить. Теперь - конец!
     Бросив   это   короткое  слово,   Сторожев  опустил  голову  и   умолк.
Разговаривать больше не  о  чем было.  Я  посмотрел на ближайшего подручного
Антонова.  Волк был уже во многом не тот, каким мы его представляли. И дело,
конечно,  не в том,  что на нем не было синей,  тонкого сукна,  ладно сшитой
поддевки,  которую он когда-то надевал по престольным праздникам,  и  после,
при Керенском, когда был волостным комиссаром.
     Весь его облик стал другим.  Он очень похудел,  стал длинным, сутулым и
каким-то неуклюжим. Очень поредели его волосы. Когда-то надменное лицо стало
морщинистым и  изможденным.  Черные  глаза,  в  прошлом с  дерзким взглядом,
казались теперь усталыми, выцветшими. Единственное, что в них еще оставалось
- ненависть к  людям,  над которыми он  когда-то властвовал и  которые потом
отвернулись от  него.  Обращала на себя внимание походка.  Она была тяжелой,
как у человека после длинной дороги.
     Вскоре под усиленным конвоем мы отправили Волка в Тамбов,  в губернский
отдел ОГПУ.
     Это был его последний путь.
     А  волки помельче все еще продолжали бродить по советской земле,  творя
свои гнусные дела.  В  осенние дни  1926 года в  Борисоглебске появились три
бандита,  пробравшиеся в город из Новохоперского уезда,  где их чуть было не
схватили местные чекисты.  По следу преступников к  нам прибыл новохоперский
уездный уполномоченный ОГПУ Анатолий Васильевич Гассельбаум,  от которого мы
и услышали подробности о грабительской шайке.
     - Парни это молодые,  здоровые,  - рассказывал Гассельбаум, - с немалой
бандитской практикой.  Вооружены, стреляют метко, не останавливаются и перед
убийствами.  Терять им нечего.  Знают,  что пощады не будет.  Поэтому считаю
необходимым предупредить: взять залетную троицу будет нелегко.
     Нелегко... А разве бывает у чекистов "легкая работа"?
     Недолго  осматривались  непрошеные  гости  в  новой  обстановке.  После
первого  же  ограбления  Гассельбаум  узнал  их  "работу"  по  своеобразному
бандитскому почерку.  Последовали еще грабежи.  Правда,  пока обходилось без
убийств.
     - Надо полагать,  что у вас они долго не задержатся, - задумчиво сказал
Гассельбаум.  -  Город  небольшой,  на  крупную добычу надежды мало,  вот  и
промышляют по мелочам.  А тем временем, я уверен, нащупывают объект побогаче
и побольше: хапнут куш и - ходу.
     - Попробуют банк ограбить? - высказали мы предположение.
     - Едва ли  на  банк пойдут:  не  любят возни с  сейфами,  да  и  охрана
солидная. Есть у вас крупные склады, оптовые базы с дорогими товарами?
     - Несколько.
     - Излюбленный прием этих молодцов -  неожиданный налет. Стараются взять
поменьше, но поценнее. И унести легче, и покупателя можно быстро найти среди
спекулянтов и  нэпманов.  На  каком складе хранятся самые дорогие дефицитные
товары?
     - На городской базе, - не задумываясь ответил Болдырев. - Кстати, она в
стороне от центральных улиц. И подходы удобные.
     - Туда и надо ждать гостей,  -  уверенно кивнул Гассельбаум.  - Ждать в
самые ближайшие дни: бандитам у вас задерживаться не с руки.
     Новохоперский чекист  не  ошибся:  осторожная  проверка  показала,  что
"гастролеры" уже успели установить наблюдение за городской базой. Правда, не
сами,  а подослали своих соглядатаев из местного жулья,  и те несколько дней
отирались вокруг складов,  присматриваясь к тамошнему распорядку.  Разгадать
замысел бандитов было нетрудно:  пробраться на базу в субботний вечер, убить
единственного старика-сторожа и, прихватив наиболее ценное, с ночным поездом
уехать  из  Борисоглебска.  По  воскресеньям  база  не  работает.  Обнаружат
ограбление и убийство только в понедельник утром. А к тому времени налетчики
успеют замести следы.
     Пришлось немало поломать голову над  тем,  как предотвратить неизбежный
налет.  Можно было, конечно, расставить на базе усиленные милицейские посты.
В  драку с  милицией бандиты не полезут.  Но в  таком случае и  в  городе не
станут задерживаться.  А  нам во  что бы  то  ни стало надо их взять.  Можно
устроить скрытую чекистскую засаду на территории базы.  А  есть ли гарантия,
что соглядатаи не обнаружат ее и не предупредят бандитов?
     Да  и  нет  смысла вступать в  перестрелку -  еще  неизвестно,  чем она
кончится.
     - А что, если взять прямо на улице? - предложил Болдырев. - В то время,
когда они будут идти к базе?
     - Разве туда ведет одна улица? - спросил Гассельбаум.
     - Нет,  но самый близкий и  удобный путь -  по Советской.  В  субботние
вечера на  ней  полно  гуляющих.  Среди  них  любой приезжий может незаметно
пройти,  не  привлекая к  себе  внимания.  По  этой улице бандиты и  пойдут,
по-моему, к базе. Не иначе.
     - Пожалуй, резонно...
     - Вот только,  дьяволы,  пальбу бы не подняли,  когда начнем брать, - с
сомнением покачал головой Болдырев. - Могут ранить кого-либо из гуляющих...
     - А если внезапно навалиться? - улыбнулся Гассельбаум. - Разом, со всех
сторон, чтобы и опомниться не успели, а? Я-то их знаю, не ошибемся.
     - Что ж, решено! - и Болдырев хлопнул рукой по столу.
     Готовиться к  операции мы  начали  накануне,  в  пятницу.  Прежде всего
распределили, кто и что должен будет делать. Прошли по всей Советской улице,
наметили посты для каждой группы,  условились,  кто и с какой стороны начнет
первым подходить к бандитам.
     - Только бы оружие не успели выхватить,  - хмурился Болдырев. - Надо не
дать им опомниться, иначе наломают дров.
     - Главное - не упустить, - поддержал его Гассельбаум. - Если не удастся
взять живыми, придется кончать на месте.
     Утро следующего дня было серенькое, осеннее, с дождем, но к вечеру небо
начало  проясняться.   Мы   вышли   заранее  и,   смешавшись  с   прохожими,
рассредоточились по своим постам.  К счастью,  вечер был холодный - не очень
многие  горожане  выбрались на  прогулку.  Предстоящая схватка  с  бандитами
волновала меня и, быть может, поэтому время тянулось томительно медленно.
     Но вот наконец и условный сигнал с соседнего поста:
     - Внимание, идут!
     Приглядевшись к  прохожим,  я  увидел,  как по тротуару неторопливо,  с
ленцой,  приближаются трое  парней,  детально  описанных нам  Гассельбаумом.
"Своего",  которого мне нужно было брать,  я узнал сразу.  Ну и здоровенный,
двинет кулачищем - с ног слетишь.
     А  парни уже  поравнялись с  нами,  прошли мимо,  не  обратив на  нас с
Леонидом Ивановым ни малейшего внимания.  Мы медленно,  в  нескольких шагах,
последовали за ними.  Я расстегнул куртку,  проверил, легко ли вытаскивается
из кармана револьвер. Навстречу нам двигались Болдырев с Мелиховым.
     Едва они поравнялись с  бандитами,  как я прыжком бросился на "своего",
одетого в полушубок,  и повис у него на спине. Но руки были коротки, не смог
обхватить этакую  тушу.  Бандит  развернулся и  так  стукнул меня  спиной  о
каменную стену дома, что от боли в глазах потемнело. Грохнул выстрел, что-то
ударило  меня  по  щеке,  за  воротник потекла струйка крови...  С  бандитом
схватился Болдырев.  Оба,  не  устояв,  покатились на землю.  Я  бросился на
помощь,  мельком  успев  заметить,  что  в  стороне  товарищи связывают двух
остальных.
     К  нам с Болдыревым подоспел бывший матрос,  оперативный сотрудник Вася
Знахарев. Втроем мы наконец-то скрутили осатаневшего от злобы здоровяка.
     Борьба шла молча,  в  стремительном темпе,  вокруг нас не было ни души.
Внезапно грохнувшим выстрелом прохожих словно ветром с  улицы  сдуло.  Пуля,
угодившая в стену дома, оцарапала мне щеку куском отскочившей штукатурки. Но
черт с ними, с царапиной и грязью, облепившей нас всех с головы до ног. Зато
взяли "гастролеров" за какие-нибудь полторы минуты.
     Получилось,  как и было задумано. Бандиты никак не ожидали нападения на
людной  улице.  Попав  в  кольцо  чекистов,  они  растерялись  и  не  успели
схватиться за оружие.
     - Молодцы ребята!  -  тяжело дыша,  похвалил нас Болдырев.  - Взяли без
особого шума.
     В похвале уездного уполномоченного чувствовалось смущение.  Дело в том,
что произвел выстрел сам Болдырев. Случайно он спустил курок пистолета. Это,
может быть,  даже к лучшему -  прохожие разбежались, и в городе будет меньше
разговоров о том, что произошло в тот субботний вечер на Советской улице.
     - Ну,  добры молодцы, погуляли и хватит, - не смог удержаться от шутки,
обращаясь к бандитам,  Болдырев.  -  Пошли помаленьку,  там вас ждет хороший
знакомый.
     На операцию мы Гассельбаума,  конечно,  не взяли:  бандиты могли узнать
его. С каким удовлетворением встретил нас новохоперский чекист, когда вместе
со  связанными бандитами мы  добрались до  служебного здания.  В  ту же ночь
грабителей увезли туда, где их давно ожидала скамья подсудимых.
     А в Борисоглебске стало тремя опасными преступниками меньше.
     Эта операция повлекла за собой первое неприятное событие в  моей личной
жизни.  В этот вечер в кинотеатре у меня было назначено свидание с девушкой,
с которой я встречался и имел серьезные намерения.  После окончания операции
я возвратился домой, быстро привел себя в порядок и поспешил в кино.
     К началу сеанса я,  конечно, уже не успел. Тихо войдя в полутемный зал,
я разыскал оставленное мне место и сел рядом с девушкой.  Казалось,  все шло
нормально!
     Однако главные испытания были впереди.
     Когда по окончании сеанса в зале вспыхнул свет,  знакомая увидела,  что
на моих ушах засохли комья грязи. В спешке я не только не умылся, но даже не
посмотрел на себя в зеркало.
     Замечена была, конечно, и царапина на лице.
     Начался "допрос". Разумеется, я не мог сказать всю правду. Незачем было
распространяться  о   только  что   закончившейся  операции.   Мои   наскоро
придуманные объяснения о том,  что я случайно попал в драку, не были приняты
во внимание.
     Через несколько дней я  рассказал девушке подлинную правду,  но  и  она
была воспринята с недоверием. Кончилось тем, что в наших отношениях наступил
холодок.
     А потом встречи и вовсе прекратились.
     Вскоре  в  Борисоглебске появился  новый  неизвестный,  сумевший быстро
привлечь внимание сначала работников милиции, а потом и чекистов. Он открыто
кутил в  ресторанах с  женщинами легкого поведения,  чуть ли не каждый вечер
проигрывал на  бильярде крупные суммы денег,  -  в  общем жил,  как  принято
говорить  в   таких  случаях,   на   широкую  ногу.   Однако  порочащих  или
предосудительных фактов об этом кутиле ни у нас,  ни у работников милиции не
было, а значит, мы не могли предъявить ему какие-либо обвинения.
     Точно так же,  как этот приезжий,  вели себя некоторые,  в  том числе и
заезжие, нэпманы. Разве не мог он быть одним из них?
     И  все же мы приглядывались к гуляке.  Присматривались,  с кем он водит
знакомство, какие рестораны предпочитает посещать.
     Все стало ясно,  когда из Ростова-на-Дону пришло сообщение,  что от них
сбежал фельдъегерь,  захвативший с собой крупную сумму государственных денег
и  револьвер,  полагавшийся ему  по  роду  службы.  В  сообщении указывались
приметы  сбежавшего и  предписывалось всем  органам ОГПУ  немедленно принять
самые энергичные меры к его розыску и задержанию.
     - Вот вам,  пожалуй,  и еще один,  - ознакомившись с письмом ростовчан,
сказал Болдырев.  - Надо проверить, не совпадают ли эти приметы с внешностью
новоявленного забулдыги.
     Приметы сбежавшего фельдъегеря и  нашего  гуляки  совпадали как  нельзя
более точно, и уездный уполномоченный распорядился:
     - Сегодня же взять подлеца!
     Брать  преступника решили  в  бильярдной,  когда,  увлеченный  азартной
игрой,  он  забудет об осторожности,  а  значит,  не сможет оказать чекистам
сопротивления при аресте.  Это было тем более необходимо, что в другое время
бывший  фельдъегерь редко  вынимал правую  руку  из  кармана,  где  у  него,
очевидно,   хранился  револьвер.   Играть  же  на  бильярде,  как  известно,
приходится обеими руками...
     Вечером,  когда  в  бильярдной по  обыкновению собрались борисоглебские
шулера,  мы  с  двумя  оперативными работниками милиции незаметно замешались
среди них.  Кутила уже  вовсю резался на  просторном зеленом поле,  гоняя из
угла в  угол матово-белые шары.  Но  ему явно не везло.  От партии к  партии
ставки  игры   "на   интерес"  стремительно  повышались.   Преступник  решил
отыграться во  что бы  то  ни стало и  не видел,  как ловко околпачивают его
местные жулики.
     Время от времени,  впрочем,  удавалось выиграть и  бывшему фельдъегерю.
Тогда он с  еще большей горячностью и азартом шел на новую партию и,  осушив
одним  глотком стопку водки,  тут  же  опять принимался орудовать бильярдным
кием.
     Воспользовавшись его азартом,  мы постепенно, шаг за шагом, подобрались
к самому преступнику и выжидательно замерли по обеим от него сторонам.
     Счастье как будто вновь улыбнулось донельзя возбужденному игроку: самый
крупный шар,  "пятнадцатый", повис на краю лузы. Чуть тронь "своим" шаром, и
выигрыш  обеспечен.  Но  чтобы  добраться до  него,  чтобы  "добить" партию,
ростовскому беглецу пришлось чуть ли не распластаться над столом - надо было
дотянуться кием до шара.
     Вот оно,  единственное мгновение,  когда все можно кончить в  считанные
доли секунды. И я подмигнул товарищам: "Давай!"
     Шар так и  не успел свалиться в лузу:  обе руки преступника оказались в
тисках  крепко  сжатых  пальцев оперативных работников,  а  я  в  это  время
выхватил из его кармана револьвер.
     - Спокойнее, гражданин! Сопротивление бесполезно...
     Все это произошло так стремительно и внезапно, что никто в бильярдной и
глазом не успел моргнуть.
     Шулерская братия шарахнулась от стола,  покатилась, напирая и толкаясь,
к  выходу.   Оба  оперативника  все  еще  держали  за  руки  обалдевшего  от
неожиданности игрока.
     - Можно  отпустить,   -   сказал  я  им.   И  предупредил  растерянного
преступника: - В случае попытки к бегству буду стрелять.
     Он  не  пытался  бежать.  Покорно шел,  чуть  покачиваясь из  стороны в
сторону, и то ли матерился, то ли ворчал что-то себе под нос.
     На первом же допросе игрок с откровенным цинизмом рассмеялся.
     - Извините,  уважаемые друзья,  но  вы опоздали.  От ростовских денег у
меня уже почти ничего не осталось.
     - Где же они?
     - Надо уметь красиво жить.  Женщины,  рестораны,  бильярд, в котором вы
так  бестактно  прервали  мою  почти  выигранную  партию.   Одним  словом  -
расходы...  Жаль,  сегодня ночью  я  намеревался покинуть ваш  гостеприимный
город.
     Держался преступник с большой наглостью. Знал, что терять ему нечего, и
бравировал напропалую.
     Вспомнив о прерванной партии, еще раз пожалел:
     - Если б не ваше вмешательство,  я бы этого подлеца,  моего противника,
обобрал до нитки!
     И продолжал, ухмыляясь следователю в лицо:
     - Моя лебединая песня спета,  знаю. Но вам-то каково, а? Денежки тю-тю,
уплыли.  А  за  это и  вас по  головке не погладят:  проворонили,  не сумели
вовремя взять, придется держать ответ.
     Присутствовавший на  допросе Болдырев только сжимал кулаки,  слушая всю
эту наглую болтовню.  Он приказал отправить арестованного в камеру и,  хмуря
белесые брови, сказал:
     - Паразит...  Нет,  так не получится,  как ты думаешь.  Государственные
деньги мы вернем.
     - Как это? - спросил следователь.
     - Можно,  -  ответил Болдырев. - Придется только маленько повременить с
его отправкой.
     - Что это даст?
     - Многое, если взяться за дело с умом. Пробыл-то он у нас недолго, а за
это  время  успел  растранжирить тысячи рублей.  Спрашивается куда?  Ну,  на
бильярде  жулью  городскому  просадил.  В  нэпманских ресторанах прокутил  с
бабами.  Деньги-то  государственные целы,  только в  других руках находятся.
Смекаете?
     И  к  нам  один  за  другим потянулись на  допрос вчерашние скороспелые
приятели и приятел