╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
л на берег, захватив с собой не
только топор, но и ружье, с которым в последние дни не расставался. На
берегу я не встретил ни одного живого существа, если не считать небольшого
паука, который переехал на "Спрей" вместе с одним из бревен. Поведение
этого насекомого заинтересовало меня больше, чем все окружающее. В моей
каюте проживал паук такой же величины, путешествовавший со мной еще из
Бостона. Это было миролюбивое и очень сообразительное существо. Паук с
Огненной Земли немедленно приготовился к бою, но мой маленький бостонец
сразу повалил противника, переломал ему ноги и яростно оборвал их одну за
другой. После трехминутного сражения огненноземельскому пауку была
уготована участь мухи.
Я принял все меры, чтобы на следующее утро после бессонной ночи возле
таинственного берега снова отправиться в путь. Прежде чем выбрать якорь, я
сварил кофе на большой печке, подаренной мне в Монтевидео. В том же пламени
сгорели останки паука, убитого накануне моим бостонским воякой.
Впоследствии одна- шотландская леди из Кейптауна, услышав о подвигах моего
воинственного бостонского паука, назвала его "Брюсом".
Передо мной был вновь Черный Педро.
Теперь "Спрей" шел в направлении Кофейного острова, возле которого я уже
был в день моего рождения 20 февраля 1896 года. Тут я снова повстречался со
штормом, заставившим меня пойти к большому острову Чарлз в поисках убежища.
На обрывистом берегу острова вспыхнули сигнальные костры, и группа людей,
очевидно, находившаяся здесь с момента моего первого путешествия,
погрузилась в лодки, которые стали приближаться к "Спрею". Видимо, я
поступил неразумно, бросив якорь возле поросшего густым лесом берега. Я дал
сигналами понять, что к "Спрею" может приблизиться только одна лодка, а
другие должны держаться в отдалении.
На приблизившейся ко мне лодке находились две женщины и один мужчина. Едва
отплыв от берега и до самой встречи со "Спреем", они непрерывно кричал"
"яммершунер!". Обе женщины просили продовольствия, а мужчина угрюмо стоял
на месте, как бы подчеркивая, что его ничто не интересует. Но как только я
повернулся к нему спиной, чтобы достать для женщин галет, мужчина прыгнул
на палубу и сказал мне на испанском жаргоне, что мы уже однажды
встречались. Мне сразу показалась знакомой манера, с которой он взывал о
помощи, а окладистая черная борода свидетельствовала о том, что передо мной
Черный Педро, которого я уже раз видел.
- А где остальные члены экипажа? - спросил он, осматривая все вокруг и
ожидая, что из каюты выскочат другие люди и поступят с ним так, как
подобает с участником многих преступлений. - Недели три назад, - продолжал
он, - когда вы проплывали в этих местах, я видел трех человек на борту Где
остальные двое?
Не вдаваясь в подробности, я ответил, что все члены экипажа находятся
здесь.
- Но я вижу, - сказал он, - что вы сами делаете всю работу... - И,
покосившись на грот, он добавил: - Hombre valiente [Сильный человек
(исп.).].
Я объяснил, что днем работаю один, а члены экипажа спят, а ночью они со
свежими силами несут вахту и наблюдают за окружающим. С большим интересом я
следил за хитрым и коварным негодяем, зная о нем больше, чем он мог
предполагать. Впрочем, если бы меня даже и не предупредили в Пунта-Аренас,
все равно я понял бы, что имею дело с величайшим злодеем. А тут одна из
женщин, проявив достаточную человечность, знаками предупредила меня, чтобы
я был начеку, иначе Черный Педро нанесет мне удар. Такое предупреждение
было излишним, так как я с самого начала был начеку: держал в руках
отличный пистолет и был готов выстрелить в любую минуту.
- В прошлый раз, когда вы плыли мимо, вы стреляли в меня, - сказал он и с
какой-то теплотой добавил, что это было "muy malo" [Очень плохо (исп.)].
Я сделал вид, что не понимаю, и спросил:
- Вы жили раньше в Пунта-Аренас? Не так ли?
- Да... - ответил он и как бы обрадовался встреча с человеком, приехавшим
из столь любимого им места.
- Вы жили в духовной миссии? - продолжал спрашивать я.
- О, да... - воскликнул он и сделал шаг вперед, словно желал обнять меня,
как старого друга. Но я не разделил его чувств и заставил его отойти.
- И вы знали капитана Педро Замблиха? - продолжал я.
- Да... - ответил человек, убивший одного из родственников Замблиха. -
Замблих мой большой друг!
Кстати говоря, Замблих просил меня застрелить Черного Педро при первой
встрече.
Показав на мою винтовку, бандит поинтересовался количеством зарядов.
- Cuantos? [Сколько (исп.).] - спросил он.
Когда я объяснил, что ружье позволяет вести непрерывный огонь, склонность
моего собеседника к разговору исчезла, и он даже сказал, что ему пора
уходить. Я не стал ему мешать, дал женщинам галет и мяса и получил в обмен
несколько больших кусков сала.
Даже истинный христианин не мог бы поступить лучше. Перед тем как отчалить
от "Спрея", коварный Черный Педро попросил у меня коробку спичек и протянул
мне конец своего копья, но я положил спички на дуло ружья, которое стреляло
"непрерывно". Бандит ловко наколол копьем коробку и быстро отскочил в
сторону, когда я сказал ему: "quedo" [Спокойно (исп.).]. При этом слове
женщины не без удовольствия рассмеялись: возможно, Черный Педро задал им с
утра основательную трепку за то, что они не собрали ему достаточно устриц к
завтраку. В общем мы все отлично понимали друг друга.
От острова Чарлз "Спрей" совершил переход до бухты Фортескью, где я стал на
якорь под защитой высокого берега и отлично провел ночь, в то время как на
открытых местах бушевал ветер. В бухте Фортескью я видел на берегу людей,
но это не внушало опасений, так как при сильном ветре они вряд ли пытались
бы подойти к "Спрею". Прежде чем лечь отдыхать, я на всякий случай рассыпал
по палубе гвозди.
На следующий день уединение здешних мест было нарушено появлением большого
парохода, ставшего на якорную стоянку. По обводам, типу и манере держаться
мне было ясно, что это не латиноамериканский пароход. Я поднял свой флаг и
в ответ на судне взвилось звездно-полосатое полотнище. Тем временем ветер
успокоился, и местные жители направились к большому пароходу, взывая о
помощи. Вскоре они подплыли к "Спрею" и пытались что-нибудь у меня
выпросить, так как, по их словам, на большом пароходе им ничего не дали.
Вместе с ними подплыл Черный Педро. Он обрадовался мне больше, чем родному
брату, даже просил одолжить ружье, чтобы застрелить мне гванахо [Гванахо -
род ламы.] в подарок. Я заверил его, что если бы остался еще на один день,
то одолжил бы ружье, но не собираюсь здесь задерживаться.
Зато я подарил ему нож, которым пользуются бондари, и еще кое-какой
инструмент, пригодный для постройки лодок, и тут же предложил ему убраться
восвояси.
Под прикрытием темноты я подплыл к пароходу, который назывался "Коломбиа" и
где капитаном был Гендерсон. Пароход шел из Нью-Йорка в Сан-Франциско.
Отправившись на пароход, я захватил с собой все мое оружие на тот случай,
если мне придется с боем пробиваться обратно. Старший помощник капитана
мистер Ганнибал оказался моим давнишним приятелем, и мы вспоминали о былых
днях, проведенных в Маниле, когда он был капитаном "Южного Креста", а я -
"Северного Сияния". Оба судна были так же прекрасны, как их названия.
На "Коломбиа" был огромный запас свежих продуктов, и капитан отдал
кое-какие распоряжения буфетчику. Помню, как этот простодушный молодой
человек спросил, соглашусь ли я, помимо прочих продуктов, взять запас
консервированного молока и сыра. Когда я предложил взять в уплату за
продукты полученный мною в Монтевидео золотой песок, капитан зарычал
подобно льву и потребовал, чтобы я убрал подальше свои ценности. Я получил
массу отличной провизии.
Вернувшись на "Спрей", я застал все в отличном порядке и начал готовиться к
раннему утреннему отплытию. С капитаном парохода я условился, что если он
будет готов раньше меня, то просигналит гудком. Ночью я любовался на
залитый электрическими огнями пароход, так резко отличавшийся от туземной
лодки с разведенным на ней костром.
Утром "Спрей" был готов первым, но "Коломбиа" вскоре последовала за мной,
обогнала и отсалютовала.
Спустя два-три месяца я прочитал в калифорнийской газете: "Коломбиа"
следует считать погибшей" - идя в Панаму, "Коломбиа" разбилась о скалы
возле калифорнийских берегов.
Тем временем "Спрей" боролся с ветром и течениями, столь обычными для этого
пролива. Именно здесь встречаются атлантический и тихоокеанский приливы,
образуя водовороты и огромные волны, которые в сочетании с порывами ветра
столь опасны для каноэ и других хрупких суденышек.
В нескольких милях отсюда, на берегу, лежал дном вверх большой пароход.
Проходя в этом месте, "Спрей" попал в полосу слабого ветра, который
сменился, как это ни необычно для здешних мест, полным затишьем. Внезапно
со всех сторон замелькали сигнальные костры, и около двадцати каноэ
устремились к "Спрею". На расстоянии слышимости голоса раздались крики на
смешанном с местным жаргоном испанском языке: "Amigo, yammerschooner!
Anclas aqui! Bueno puerto aqui" [Друг, якорная стоянка! хорошая портовая
стоянка! (исп.).]. Я не помышлял бросить якорь в их "хорошем порту", а
поднял флаг и выстрелил из ружья, что они могли рассматривать как
приветственный салют или как приглашение к бою. Но каноэ построились
полукругом на расстоянии 80 ярдов. Они заняли оборонительную позицию, и моя
попытка приблизиться означала бы смертельную опасность.
Среди этого "москитного флота" находилась корабельная шлюпка, по-видимому,
являвшаяся трофеем с погибшего корабля. Шестеро мужчин гребли обломками
весел: двое гребцов, стоявших в полный рост, отличались от прочих тем, что
на них были высокие сапоги. Последнее обстоятельство усилило мое подозрение
об ограблении ими какого-то судна и вдобавок говорило о том, что гребцы,
безуспешно побывав на усыпанной гвоздями палубе "Спрея", теперь решили
посетить ее вторично. Неумело орудуя веслами, они прошли вдоль пролива на
расстоянии сотни ярдов от "Спрея" и делали вид, что держат курс в бухту
Фортескью. Но я сразу разгадал их стратегический замысел и внимательно
наблюдал за маленьким островом, лежавшим между "Спреем" и скрывшейся за ним
корабельной шлюпкой. Сильный прилив тянул мое судно к острову, возле
которого я рисковал разбиться о скалы из-за отсутствия якорной стоянки, где
мои якорные канаты оказались бы достаточно длинными, чтобы достать до дна.
Через короткое время я заметил какие-то подозрительные движения в траве на
острове, носящем название Боннет-Айленд и возвышающемся на 136 футов над
уровнем моря. Я сделал несколько выстрелов в направлении острова: там никто
не шевелился.
Весь день я работал, спасая груз.
Когда течение пронесло "Спрей" мимо острова" я увидел корабельную шлюпку,
красноречиво свидетельствовавшую о коварных намерениях сидевших в ней
людей. Неожиданно- налетевший ветер разметал каноэ в разные стороны, а
"Спрей" благополучно устремился вперед.
На следующий день "Спрей", преодолевая ветер и течение, вторично стал на
якорь в бухте Борджиа.
Если бы умел, я описал бы эту лунную ночь, которой любовался. Сначала небо
было закрыто громадой облаков, а потом они рассеялись и стало светло почти
как днем. Огромная гора отражалась, словно в зеркале, в водной глади
пролива, а "Спрей" с лежавшей на воде тенью казался двумя судами. Поставив
"Спрей" на якорь, я спустил на воду плоскодонку и, захватив ружье и топор,
съехал на берег, где наполнил бочку пресной водой. Нигде не было никаких
признаков присутствия человека, и, убедившись в этом, я бродил более часа
вдоль берега. Лунный пейзаж как бы подчеркивал заброшенность места, и,
дойдя до одинокой могилы, я решил дальше не ходить. На обратном пути я
обнаружил место, где многие моряки, как на Голгофе, установили кресты с
наименованием судов, служившие береговыми знаками. Любопытно, что один из
крестов был поставлен, пароходом "Колимбия" - однотипным с повстречавшейся
мне утром "Коломбией".
Я разобрал несколько названий судов и некоторые из них записал в свой
дневник; остальные надписи уже нельзя было прочесть. Многие кресты сгнили и
упали; многих из тех, кто установил кресты, я когда-то знал, а некоторых
знаю и поныне. Кругом царил дух какого-то отчаяния, и я поспешил на
"Спрей", чтобы забыться в экспедиционных хлопотах.
Ранним утром следующего дня я отплыл из бухты Борджиа и на траверзе мыса
Куод встал на якорь на глубине 20 сажен. Течение в этом месте было до трех
узлов. Вечером я передвинулся к бухте Л ангар, находившейся всего в
нескольких милях, а наутро обнаружил обломки кораблекрушения и разный груз,
выброшенный прибоем на берег. Весь день я работал, спасая груз и подымая
его на "Спрей". В основном он состоял из бочек с салом и отдельных кусков
сала, вывалившихся из разбитых бочек. Обнаружив бочку вина, запутавшуюся в
водорослях, я позаботился о ее доставке на "Спрей". Спасенный груз я поднял
на палубу при помощи гафель-гардели, прикрепленной к брашпилю. Вес
некоторых бочек первышал 800 фунтов.
Людей в районе бухты Лангар не было. Во всяком случае они не успели
побывать здесь после шторма, выбросившего на берег остатки кораблекрушения.
Думаю, что это был тот самый шторм с 3 по 8 марта, который отбросил "Спрей"
к мысу Горн. Сотни тонн водорослей были с корнем вырваны из морских глубин
и образовали холм на берегу. Я измерил длину водорослей, которые нашел
неповрежденными - с корнями и листьями длина их составляла 131 фут.
Вечером я наполнил бочку пресной водой, а на следующий день при
благоприятной погоде пошел дальше. Далеко мне уйти не удалось, так как в
одной из бухт я увидел много бочек с салом. Пришлось отдать якорь и
приняться за погрузку.
Нелегкая это работа - таскать по галечному берегу бочки с салом, особенно
когда идет дождь со снегом! Но я трудился до тех пор, покуда "Спрей" не был
нагружен до отказа. Я - старый моряк торгового флота - предвкушал
удовольствие от предстоящих барышей.
В полдень я отплыл дальше. Измазанный жиром с головы до пят, я испачкал
судно от киля до клотика, но зато моя каюта, трюм и палуба были загружены
бочками с салом.
ГЛАВА 10
Снежная буря на пути к Порт-Ангосто. Неисправный шкот подвергает "Спреа"
опасности. "Спреи" становится мишенью для стрелы, жителя Огненной. Земли.
Остров Аллана Эрика. Снова на просторах. Тихого океана. Прибытие на острое
Хуан-Фернандес. Король, который, не был королем. Там, где жил Робинзон
Крузо.
Снова задул шторм, но направление ветра было благоприятным, и мне
оставалось пройти всего лишь 26 миль, чтобы достичь гавани в Порт-Ангосто -
довольно унылого места, где я мог бы найти надежное укрытие, привести в
порядок такелаж и правильно разместить груз. Я прибавил парусов, чтобы
добраться туда до наступления темноты, и "Спрей" понесся стрелой, весь
облепленный плотным слоем снега, сделавшим его похожим на белоснежную
зимнюю птицу. Когда пурга ослабевала, я видел мыс, позади которого
находилась моя гавань, и я держал на нее, пока порыв с подветра не
перебросил на другой борт и не разорвал грот. Не прошло и секунды, как я
очутился на грани катастрофы. Часть грота была оторвана начисто, а гик
сорван с места, и все это произошло незадолго до наступления темноты.
Работая до седьмого пота, я старался засветло привести все в порядок, войти
в гавань и не дать ветру отбросить судно в сторону. Мне никак не удавалось
укрепить гик в бугеле, но я уже находился у входа в гавань, и "Спрей", как
птица с перебитым крылом, рванулся вперед и очутился внутри гавани.
Причиной аварии, во время которой судну угрожала гибель, был шкот,
сделанный из недоброкачественного предательского сизаля, достоинства
которого оценены многими моряками различными крепкими словечками.
Я не стал вводить "Спрей" глубоко в гавань Порт-Ангосто, а удовольствовался
стоянкой в небольшой бухте, где грунт порос водорослями и справа имелось
прикрытие в виде обрывистого утеса. Эта бухточка была достаточно укромной,
но для полной уверенности я поставил "Спрей" на два якоря и привязал
канатом к деревьям, росшим на берегу. Место стоянки было защищено от любых
ветров, кроме отдельных порывов, налетавших с гор, расположенных на
противоположном берегу гавани. Окружающая местность была сильно гористой.
Здесь я решил привести судно в порядок, чтобы еще раз направиться к мысу
Пилар и далее прямиком в Тихий океан.
В Порт-Ангосто я простоял несколько дней, посвятив их работам на судне.
Весь жир я убрал с палубы в трюм, навел порядок в каюте и сделал большой
запас воды и топлива. Кроме того, я отремонтировал паруса и такелаж,
установил добавочную мачту, которая превратила "Спрей" в иол, хотя я
продолжал считать его шлюпом и рассматривал новую мачту как временное
сооружение.
Как бы я ни. был занят работой, я ни на минуту не забывал о ружье и держал
его наготове. Я отлично помнил, что когда впервые проходил пролив и
становился на якорь, то невдалеке от этих мест видел каноэ. На следующий
день, занимаясь приведением в порядок палубы, я услышал какой-то странный
шипящий звук, раздавшийся недалеко от меня, затем всплеск воды и больше
ничего не было заметно. Я подозревал, что это была стрела, и когда через
некоторое время послышался такой же звук, я посмотрел на грот-мачту и
увидел, что в нее впилась трепещущая стрела - своеобразный автограф
местного жителя. Вполне вероятно, что стрелок целился в меня, чтобы
овладеть судном и его грузом. Тогда я схватил мое старое ружье системы
Мартини-Генри и выстрелил, после чего сразу обнаружил трех обитателей
Огненной Земли, бросившихся наутек через холмы из густых зарослей, где они
скрывались. Я выстрелил несколько раз и целился так, чтобы попадать
недалеко от ног туземцев, что заставило их удирать во всю прыть. Любезное
моему сердцу ружье разбудило окрестные вершины, и каждое эхо выстрела
заставляло туземцев удаляться скачками, покуда они не очутились на
почтительном расстоянии и побежали со скоростью, какую только позволяли
ноги. Тогда я еще больше усилил бдительность и позаботился, чтобы мое ружье
было в образцовом порядке, а патроны под рукой. Больше никто не появлялся,
но все же Х каждый вечер я рассыпал по палубе гвозди, а утром тщательно их
удалял.
Так проходили дни и приближалось время, когда погода и попутный ветер
должны были помочь мне выйти из пролива. После шести неудачных попыток я
решил не торопиться с отплытием, и когда после очередной неудачи вернулся в
Порт-Ангосто, то застал там пришедших искать убежища чилийскую канонерку
"Кондор" и аргентинский крейсер "Азопардо". Как только крейсер стал на
якорь, его командир капитан Васкарелла прислал шлюпку на "Спрей" и
предложил отбуксировать меня в Пунта-Аренас, если только у меня есть
желание отказаться от дальнейшего путешествия и вернуться домой. Такое
предложение менее всего отвечало моим намерениям.
Офицеры "Азопардо" сказали мне, что, плывя вслед за "Спреем" по проливу,
они обнаружили Черного Педро и узнали, что он наносил мне "визит".
"Азопардо" был иностранным военным кораблем, и командир не имел права
арестовать местного жителя, но высказывал сожаление, что я не застрелил
прохвоста прежде, чем он ступил на палубу "Спрея".
На этих двух кораблях мне удалось получить некоторое количество тросов и
разного имущества, а офицеры подарили мне теплое белье, в котором я очень
нуждался. Пополнив свое оснащение и хорошо разместив чрезмерный для "Спрея"
груз, я отлично подготовился к еще одной схватке с южным океаном,
неправильно называемым Тихим.
В первой неделе апреля подули характерные для мыса Горн в осенне-зимний
период юго-восточные ветры. Разогнав верхний слой облаков, они принесли с
собой хорошую погоду. Еще немного терпения, и должно было наступить время,
когда с попутным ветром можно было выйти в плавание.
В Порт-Ангосто я встретился с профессором Дюсеном - участником шведской
научной экспедиции, изучавшей Южную Америку и острова Тихого океана.
Профессо