леди  Бинкс.
- То есть за себя и за меня, - прибавила она, желая смягчить свои слова.
   - Сожалею, - сказала леди Пенелопа,  -  что  говорила  за  милейшую  леди
Бинкс, которая сама умеет вести беседу в столь изысканном стиле.  Во  всяком
случае, мне и в голову не  приходило  завладевать  разговором.  Повторяю,  я
ошиблась в этом человеке.
   - Я тоже думаю, что вы ошиблись, - сказала леди  Бинкс,  и  в  голосе  ее
послышалось не только простое согласие с заявлением леди Пенелопы.
   - Сомневаюсь, художник ли он вообще, - заметила леди Пенелопа." - А  если
художник, тогда он рисует по заказу какого-нибудь журнала, или словаря,  или
чего-нибудь в этом роде.
   - Я тоже сомневаюсь, чтобы он был художником по профессии, - откликнулась
леди Бинкс. - А если да, так, верно, он отличный художник,  потому  что  мне
редко приходилось встречать такого воспитанного человека, - Среди художников
встречаются очень воспитанные люди, - сказала леди Пенелопа. -  Это  занятие
для джентльмена.
   - Разумеется, - ответила леди  Бинкс.  -  Но  тем,  кто  победнее,  часто
приходится  бороться  с  нуждой  и  зависимостью.  В  обычном  обществе  они
оказываются в положении купцов, столкнувшихся со своими покупателями, а  это
трудная роль. Разные есть люди: одни бывают скромны и сдержанны, потому  что
сознают свои заслуги  другие  говорят  дерзости  и  капризничают,  стараясь
выказать свою независимость третьи становятся назойливыми,  воображая,  что
держатся свободно а иные даже раболепствуют и  унижаются,  если  их  натуре
свойственна подлость. Но настоящая непринужденность дается им редко. Поэтому
я  полагаю,  что  этот  мистер  Тиррел  либо  первоклассный  художник,   уже
совершенно не нуждающийся в унизительном для него покровительстве,  либо  он
не художник по профессии, Леди Пенелопа кинула на леди Бинкс  взгляд,  очень
похожий на взгляд Валаама, который тот кинул на свою ослицу  при  неожиданно
открывшейся у нее способности вступать в спор. Про себя она пробормотала:

   - Mo ae arle, et meme il arle ie!


   Однако она отклонила ссору, которую, видимо, хотела затеять леди Бинкс, и
ответила добродушно:
   - Ну, дорогая Рэчел, не будем  пререкаться  из-за  этого  человека!  Ваше
доброе мнение даже немножко поднимает его  в  моих  глазах.  Таковы  уж  мы,
женщины, милая моя!  Мы  можем  признаться  в  этом,  пока  здесь  нет  этих
самодовольных,  жалких  созданий  мужского  пола!  Мы  еще  увидим,  что  он
представляет собою, ему недолго разгуливать перед нами в шапке-невидимке. Вы
что-то сказали, Мария?
   - Да вот я говорю, дорогая леди Пенелопа, - начала мисс Диггз, чью резвую
болтовню мы уже изобразили читателю, - я говорю, что он очень красив, только
у него слишком длинный нос и слишком большой рот. Зато зубы словно жемчуг, а
глаза-то! Особенно когда вы с ним разговариваете, миледи.  Вы,  наверно,  не
рассмотрели его глаза - они глубокие, и темные, и блистают огнем, как писала
та леди о Роберте Вернее, вы еще читали нам ее письмо...
   - Право, мисс, вы делаете успехи, - сказала леди Пенелопа. - Я вижу, надо
выбирать, что при вас читаешь или говоришь.  Да  пожалейте  же  нас,  миссис
Джонс, довольно вам бренчать чашками и блюдечками. Кончайте, пожалуйста, эту
вашу увертюру, и пусть наконец начнется первый акт чаепития.
   - Ваша милость говорит о молитве? - спросила  впервые  допущенная  в  это
почтенное  общество  простоватая  миссис  Блоуэр.  Она  деловито  развернула
индийский платок, служивший,  вероятно,  парусом  на  грот-мачте  одного  из
люгеров ее мужа,  возивших  контрабанду,  и  старательно  разложила  его  на
коленях, чтобы уберечь во время чая с пирожными, которым  собиралась  отдать
должное, свое черное шелковое платье с цветами. -  Ваша  милость  говорит  о
молитве? Вот как раз идет наш священник. Пожалуйте  сюда,  сэр,  ее  милость
ждет, чтобы вы прочли молитву.
   Вслед за священником ковылял и мистер Уинтерблоссом, потому  что  большой
палец на ноге уже успел намекнуть ему, что пора  покинуть  столовую.  Каждая
черточка в лице бедной  вдовушки  вопила  о  ее  желании  приобщиться  через
председателя к местным законам и обычаям, но хотя мистер Уинтерблоссом понял
муки ее любопытства, он презрел их и прошел на другую сторону комнаты.
   Минуту спустя  она  была  утешена  приходом  мистера  Квеклебена.  Доктор
держался того правила, что любой пациент стоит внимания, и  по  опыту  знал,
что hooraria , которые ему предстоит получать от  купчихи
с Баухед, будут ничуть не меньше, а  то  и  больше,  чем  вознаграждение  от
миледи. Поэтому он спокойно уселся рядом с миссис Блоуэр,  весьма  участливо
расспросил ее о здоровье и выразил надежду, что она не забывает принимать по
столовой ложке спирту, выпаренного до получения reidium   и
назначенного ей от плохого пищеварения.
   - Знаете, доктор, - сказала простодушная  женщина,  -  парила  я,  парила
бренди, и сил моих не хватало смотреть, как добро губится. Потом,  когда  уж
из одной бережливости пришлось мне потушить огонь, я взяла  да  и  выпила  с
полнаперсточка (хотя нельзя сказать,  чтоб  я  к  этому  была  приучена),  и
представьте себе, доктор Квеклебен, мне помогло!
   - Не сомневаюсь, сударыня, - сказал  доктор.  -  Вообще  я  не  сторонник
алкоголя, но бывают случаи..,  бывают  особые  случаи,  миссис  Блоуэр.  Мой
уважаемый  учитель,  один  из  величайших  людей  нашей   профессии,   какие
когда-либо существовали, ежедневно после обеда принимал внутрь полный стакан
старого рому с сахаром.
   - Ах, боже мой, вот это был бы приятный доктор! - сказала миссис  Блоуэр.
- Может статься, он разобрался бы и в моей болезни. А жив он сейчас, как  вы
думаете, сэр?
   - Он умер много лет назад, сударыня, - отвечал  доктор,  -  и,  поверьте,
мало кто из его учеников достоин сейчас занять его место.  Если  я  и  могу,
пожалуй, считаться исключением, так только потому,  что  я  всегда  был  его
любимцем. Ах, как я помню его старую  красную  мантию!  Под  ней  скрывалось
больше искусства врачевания, чем  под  всеми  докторскими  одеяниями  целого
нынешнего университета.
   - Вот, сэр, слыхала я про одного врача, - сказала миссис  Блоуэр.  -  Его
ужас как хвалят в Эдинбурге. Зовут его Мак-Грегор, что ли... Откуда только к
нему не съезжаются!
   - Я знаю, о ком вы говорите, сударыня. Это человек способный, спору  нет,
способный. Но бывают такие болезни, как у вас, например, да, пожалуй, как  у
многих, кто приезжает пить здешнюю воду... Нельзя сказать, чтобы этот доктор
хорошо разбирался в таких болезнях... Он судит поспешно,  чересчур  скоро  и
поспешно. А я - я сначала предоставляю болезни идти своим чередом,  а  затем
изучаю ее, миссис Блоуэр, и выжидаю перемены погоды.
   - Вот это верно, - вздохнула вдова. - Мой Джон Блоуэр, бедняга, тоже  все
ждал перемены погоды.
   - К тому же этот доктор заставляет голодать своих больных, миссис Блоуэр.
Он голодом принуждает болезнь  к  сдаче,  как  солдаты  -  крепость.  Он  не
считается с тем, что дружественное население страдает от голода  не  меньше,
чем вражеский гарнизон, гм, гм!
   Тут он многозначительно кашлянул и затем продолжал:
   - Я не являюсь  сторонником  слишком  сильных,  крайних  средств,  миссис
Блоуэр. Надо ведь поддерживать  человека.  Подкрепляющая  диета,  лекарства,
вводимые в разумных дозах, конечно, по совету медика, - таково  мое  мнение,
говоря по дружбе, миссис  Блоуэр,  а  другие  пусть  морят  своих  пациентов
голодом, если им нравится.
   - Мне  голодать  не  подходит,  доктор  Кикербен,  -  сказала  испуганная
вдовушка, - для меня  это  вовсе  не  годится!  Мне  дня  не  прожить,  коли
понемножку не поддерживать себя, как того природа требует. Ведь с  тех  пор,
как Джон Блоуэр помер, за мной смотреть  некому.  Премного  благодарна,  сэр
(это было сказано слуге, разносившему чай), и тебе тоже, голубчик (а  это  -
мальчику,  подававшему  пирожное).  А  не  кажется   ли   вам,   доктор,   -
доверительным шепотом продолжала она, - что чай-то у ее милости  жидковат...
Не знаю, как по-вашему, а по-моему - просто водица. Да и  эта  миссис  Джонс
режет пирожное слишком тонко.
   - Так уж принято, миссис Блоуэр, - ответил доктор Квеклебен, - а чай у ее
милости  превосходный.  Когда  пьешь  минеральную  воду,  то  вначале   она,
случается, отбивает вкус оттого вы и  не  чувствуете,  как  хорош  чай.  Мы
должны   поддерживать   организм,   укрепляя   пищеварительную    систему...
Разрешите-ка, миссис Блоуэр, - вы ведь у нас человек новый, и  мы  должны  о
вас заботиться... У меня есть с собой один эликсир, с помощью которого можно
мигом исправить дело.
   С этими словами доктор Квеклебен достал  из  кармана  коробку  с  набором
медикаментов. . - Я всегда во всеоружии, - сказал он.  -  Вот  по-настоящему
полезная фармакопея, а все остальное - вздор и  надувательство.  Имей  такой
набор  весной,  а  осенью  езди  недельки  на  две,  а  то  и  на  месяц  на
Сент-Ронанские воды - и раньше своего срока не помрешь.
   С хвастливой миной доктор вынул из  своей  коробки  большой  флакон  или,
скорее, бутылочку, наполненную ярко окрашенной жидкостью, и влил три  полных
столовых ложки в чашку миссис Блоуэр. Попробовав, та сразу  заявила,  что  и
поверить нельзя, до чего вкус чая улучшился  и  какой  он  стал  приятный  и
живительный.
   - Может быть, доктор, ваше лекарство  и  мне  поможет?  -  сказал  мистер
Уинтерблоссом, ковыляя к ним с протянутой чашкой.
   - Никак не советую вам принимать его, - сказал доктор  Квеклебен,  весьма
хладнокровно захлопывая коробку. - Ваша болезнь одоматозного характера, и вы
лечите ее по-своему. Вы ведь и сами  врач  не  хуже  меня,  а  я  не  привык
вмешиваться в чужую практику.
   - Ладно, доктор, - сказал Уинтерблоссом. - Придется мне  подождать,  пока
явится сэр Бинго: обычно у  него  с  собой  охотничья  фляга  с  лекарством,
которое, наверно, ничуть не хуже вашего.
   - Долго же вам придется дожидаться сэра Бинго, - ответил доктор.  -  Этот
джентльмен предпочитает сидячий образ жизни и уже второй  раз  заказал  себе
магнум.
   - Неподходящее имя для знатного  человека  "сэр  Бинго".  Как  по-вашему,
доктор Коклеен? - спросила миссис Блоуэр. - Вот мой  Джон  Блоуэр,  бедняга,
случись ему только быть чуточку навеселе, "оказаться против ветра",  как  он
говаривал, так он все пел песенку про пса, что звался Бинго и жил, кажись, у
одного фермера.
   - Наш Бинго пока еще щенок, сударыня, а если  и  пес,  как  бездомный,  -
сказал Уинтерблоссом и, весьма довольный собственным  остроумием,  улыбнулся
своей неподражаемой улыбкой.
   - А то и бешеный - ведь он воды в рот не берет, - вставил мистер Четтерли
и тоже мило улыбнулся в  восторге,  что,  так  сказать,  "перешиб"  каламбур
председателя.
   - Ишь какие они оба шутники, - сказала вдова, - да и сэр Бунги охулки  на
руку не положит. Беда только, что он так засиживается за бутылкой,  а?  Джон
Блоуэр тоже любил, грешным делом, выпить, бедняга. Бывало,  как  причалит  к
миске пунша с подветренной стороны, так его и не оторвать. Однако вот  и  со
стола убирают. Ведь это ужас, доктор, чтобы мы блага земные так и принимали,
ни до еды, ни после молитвы не прочитав? Этот мистер Читерлинг, если  он  на
самом деле священник, будет в ответе, что пренебрегает службой господней.
   - Да ведь, сударыня, - сказал доктор, - мистер Четтерли едва достиг  сана
полномочного священника.
   - Уполномоченного? Ах, доктор,  вы  опять,  верно,  шутите,  -  вздохнула
вдова. - Совсем  как  мой  бедный  Джон  Блоуэр.  Когда  я  уговаривала  его
попросить прихожан помянуть в своих молитвах "Красотку Пегги" (судно-то было
по мне названо, доктор Китлебен) со всем ее грузом, так он, бывало, отвечал:
"Пусть молится за нее, кто решится, - она ведь у  меня  застрахована,  Пегги
Брайс!" Весельчак весельчаком, а хоть и  любил  пошутить,  был  он  все-таки
человек положительный, не хуже других капитанов, что снимались  с  якоря  на
Литском рейде. После его смерти осталась я  одна-одинешенька,  ох,  нет  мне
покою ни днем, ни ночью... А на душе, на душе-то как  тяжко,  доктор!  И  не
могу сказать, чтобы с тех пор, как я живу здесь, мне  полегчало,  разве  что
вот сейчас. Уж вы мне все-таки скажите, доктор, сколько я вам должна за этот
эликстир? Он мне так сильно помог, да и душу  я  себе  облегчила  беседой  с
вами.
   - Что вы, что вы, сударыня, - сказал доктор, увидев, что  вдова  вытащила
кошель из толстой кожи, в каких моряки обычно держат  табак,  но  сейчас  до
отказа набитый банкнотами. - Что вы, что вы, сударыня! Я ведь не аптекарь, у
меня диплом Лейпцигского университета, я  настоящий  доктор,  сударыня.  Мой
эликсир всегда к вашим услугам, а если вам понадобится совет, я ваш покорный
слуга.
   - Как я признательна вам за  вашу  доброту,  доктор  Киклпин!  -  сказала
вдова, убирая деньги. - А кошель  этот  служил  бедному  Джону  Блоуэру  для
табаку, кисетом, как говорится: вот я и ношу  его  в  память  мужа.  Он  был
хороший человек и оставил мне всего вдоволь. Да нет добра без  худа  -  быть
одинокой женщиной, доктор Киттлпин, тяжкая доля...
   Доктор Квеклебен подвинул свой стул поближе к вдове и утешения ради повел
с нею разговор куда нежнее прежнего и, очевидно,  уже  не  предназначавшийся
для слуха остальных гостей.
   Одним из главных преимуществ жизни на водах является то, что дела каждого
обитателя находятся как бы под особым наблюдением  всего  общества.  Поэтому
всякие там ухаживания, liaio   и  вообще  тому  подобные
отношения,  которые,  естественно,  завязываются  среди  гостей,  доставляют
удовольствие  не  только  заинтересованным   сторонам,   но,   вероятно,   и
наблюдателям, точнее говоря - всему обществу, членами которого  в  настоящий
момент являются названные стороны. Леди Пенелопа, верховная  богиня  здешних
краев, бдительно следившая за  всем  своим  кружком,  тотчас  заметила,  что
доктор внезапно углубился в нежную беседу со вдовою и  то  ли  как  любезный
кавалер, то ли как медик и врач  осмелился  даже  завладеть  ее  хорошенькой
пухлой ручкой.
   - Боже мой, - сказала миледи, -  что  это  там  за  миловидная  дама,  на
которую с таким необыкновенным  вниманием  поглядывает  наш  превосходный  и
ученый доктор?
   -  Недурна,  немолода  и  наклонна  к   полноте,   -   отозвался   мистер
Уинтерблоссом, - вот все, что я о ней знаю. Особа из торгового мира.
   - Это, господин председатель,  тяжело  груженная  колониальными  товарами
карака под названием  "Красотка  Пегги  Брайс",  -  сказал  священник,  -  в
настоящее время не имеющая хозяина, ибо покойный Джон Блоуэр  из  Норт  Лита
спустил шлюпку и отплыл по направлению к Стиксу, не оставив на  борту  судна
команды.
   - Доктор, по-видимому, собирается  определиться  на  корабль  рулевым,  -
сказала леди Пенелопа, наводя на парочку свой лорнет.
   - Я бы сказал, что ему хочется переименовать "Красотку Пегги"  и  сменить
ее судовой регистр, - заметил мистер Четтерли.
   - Тут  уж  он  с  нею  поквитается,  -  поддержал  Уинтерблоссом.  -  Она
переименовала его шесть раз за пять минут, что я стоял рядом с ними и слушал
беседу.
   - А что вы думаете об этом, дорогая леди Бинкс? - спросила леди Пенелопа.
   - Да, сударыня? - откликнулась леди Бинкс, не  расслышав  или  не  поняв,
вопроса и как бы опоминаясь от своей задумчивости.
   - Мне хотелось знать ваше мнение о том, что там происходит, леди Бинкс.
   Леди Бинкс повернулась в ту сторону,  куда  смотрела  леди  Пенелопа,  не
скрываясь, как принято в модном свете, оглядела вдову  и  доктора  и  затем,
медленно опуская руку с лорнетом, безразлично произнесла:
   - Я, право, не вижу там ничего такого, о чем стоило бы раздумывать.
   - Чудесно, наверное, быть замужем,  -  сказала  леди  Пенелопа.  -  Душа,
очевидно, так переполнена собственным счастьем, что не остается ни  времени,
ни охоты веселиться, как все прочие. Мисс Рэчел  Бонниригг  смеялась  бы  до
упаду над тем, что оставляет совершенно равнодушной леди Бинкс.  Замужество,
вероятно, приносит такое блаженство, что больше уже ничего не нужно.
   - Тот, кому удастся по-настоящему убедить  в  этом  вашу  милость,  будет
счастливым человеком, - вставил мистер Уинтерблоссом.
   - Как знать, может быть, найдет и на меня такая причуда - ответила  леди.
- Впрочем, нет, нет, нет, трижды нет!
   - Скажите еще шестнадцать "нет", -  сказал  любезный  председатель,  -  и
пусть все эти отказы станут одним согласием.
   - Если я повторю "нет" тысячу раз,  все  равно  ни  одному  кудеснику  не
сделать из этой кучи и  одного  "да",  -  заявила  ее  милость.  -  Вспомним
королеву Бесс! Она показала всем нам, как надо беречь власть, раз  она  тебе
досталась. Что там за шум?
   - Просто обыкновенная послеобеденная ссора,  -  объявил  священник.  -  Я
слышу, как наш неразговорчивый капитан  призывает  спорщиков  утихомириться,
пугая дьяволом и дамами.
   - Знаете, дорогая леди Бинкс, все это совсем нехорошо со  стороны  вашего
супруга и повелителя, а также со стороны Моубрея, который мог бы вести  себя
поумней да и со стороны всех прочих  тоже.  Они  каждый  вечер  ссорятся  и
только волнуют нас, размахивая друг у друга перед носом пистолетами,  словно
раздраженные охотники, которых дождливая погода задержала дома  двенадцатого
августа. Мне уж наскучил этот миротворец: едва он  притушит  ссору  в  одном
месте, глядишь - она вспыхнула в другом. Как вы  считаете,  душенька,  может
быть, нам издать приказ, чтобы следующую ссору, которая возникнет,  они  уже
oa fide   довели  до  поединка?  Мы  отправимся
вместе с ними в качестве зрителей  и  разделимся  на  партии.  А  если  дело
кончится похоронами, так мы и на них явимся в полном  составе.  Черное  ведь
всем к лицу, не так ли, дорогая леди Бинкс? Взгляните-ка на  глубокий  траур
вдовушки Блоуэр - вы ей не завидуете, душенька?
   Леди Бинкс едва было не ответила резкостью  на  речь  леди  Пенелопы,  но
сдержалась, сочтя, вероятно,  неблагоразумным  идти  на  открытый  разрыв  с
миледи. В тот же миг двери гостиной распахнулись, и появилась молодая дама в
амазонке и с черной вуалью на шляпе.
   - О ангелы и силы небесные! - воскликнула  леди  Пенелопа  с  трагическим
жестом. - Дорогая Клара, почему вы так поздно? И  почему  в  таком  костюме?
Пройдите в мои комнаты, горничная выберет вам что-нибудь из моих  платьев  -
мы ведь одного роста. Идите же, прошу вас, по  крайней  мере  я  потом  буду
чваниться каким-нибудь своим туалетом, если разок увижу его на вас!
   Все это было сказано с выражением  самой  горячей  дружбы,  какая  только
бывает между женщинами. Прекрасная хозяйка тут  же  наградила  мисс  Моубрей
нежным поцелуем, которыми дамы - благослови их господь! - любят  с  ненужной
щедростью  осыпать  друг  друга  к   великому   неудовольствию   и   зависти
присутствующих мужчин.
   - Вы дрожите, дорогая Клара, вы вся горите? Ну конечно, у вас  жар,  -  с
нежным беспокойством продолжала леди Пенелопа. - Послушайтесь меня, вам надо
лечь в постель.
   - Право, вы ошибаетесь, леди Пенелопа, - отвечала мисс  Моубрей,  видимо,
ничуть не удивляясь преувеличенной ласковости леди Пенелопы. - Мой пони  шел
резвой рысью, мне стало жарко - вот вам и разгадка. Налейте мне  чашку  чая,
миссис Джонс, и дело с концом.
   - Свежего чаю, Джонс, да поскорее, - сказала леди Пенелопа, увлекая  свою
равнодушную приятельницу к себе в уголок, как ей угодно было называть  конец
гостиной, где находилась ее резиденция. Дамы приседали, когда они  проходили
мимо, джентльмены кланялись, но новая гостья отвечала им не  более  любезно,
чем того требовала простая учтивость.
   Леди Бинкс не поднялась навстречу ей: выпрямившись в  своем  кресле,  она
лишь принужденно кивнула головой. Мисс Моубрей ответила  на  ее  приветствие
столь же гордо, и они не обменялись ни одним словом.
   - Кто она такая, доктор? - спросила  вдова  Блоуэр.  -  Помните,  вы  мне
обещали рассказать все про здешнюю знать. По