аю честное слово, что я не призрак, а вполне живой человек, -  ответил
Тиррел.
   - Значит, вас не убивали? - спросила миссис Додз все тем  же  неуверенным
тоном и только чуть-чуть приоткрывая глаза. - Вы уверены, что вас не убили?
   - Право же, сударыня, мне  об  этом  решительно  ничего  не  известно,  -
ответил Тиррел.
   - Но я-то сейчас, наверняка паду жертвой злодеяния, - подал голос  старик
Тачвуд из кухни, где  он  все  время  пребывал  безмолвным  свидетелем  этой
необычайной сцены. - Если мне сейчас же не принесут воды, чтобы умыться, это
будет самое настоящее убийство.
   -  Бегу,  сэр,  бегу,  -  ответила  госпожа  Додз,  вновь  обретая  речь,
свойственную ее профессии. - Одну минуточку, сэр. Как верно, что я  живу  на
честный заработок, - сказала она, уже совсем  приходя  в  себя  и  глядя  на
Тиррела более спокойно, - так же, видимо,  верно,  что  это  и  вправду  вы,
мистер Фрэнк, - вы во плоти и крови. И  недаром  я  здорово  отругала  обеих
глупых девок, что хотели из вас сделать мертвеца, а из меня  дуру.  Призрак!
Подумать только! Уж я им покажу призраков. Если бы они больше думали о своей
работе, чем о всяких глупостях, так не угощали бы меня  подобными  бреднями.
Никуда не годится лошадь, что пугается стога соломы! Призраки!  Да  кто  это
слышал о призраках в порядочном доме? У кого  чистая  совесть,  тому  нечего
бояться духов. Но как я рада, что Мак-Терк не убил вас, мастер Фрэнси!
   - Да идите вы наконец сюда, тетушка Додз, если не хотите, чтоб я  наделал
беды!  -  завопил  Тачвуд  и  схватил  стоявшую  на  столе  тарелку,  словно
намеревался запустить ею в хозяйку, чтобы обратить на себя ее внимание.
   - Ради всего святого, не разбейте ее! - вскричала встревоженная  хозяйка,
зная, что у Тачвуда крайняя степень раздражения находила порою выход за счет
ее посуды, хотя затем причиненный ущерб всегда щедро возмещался. - Боже мой,
сэр, да в своем ли вы  уме?  Ведь  вы  разрозните  мне  сервиз.  Ради  бога,
поставьте на место фарфоровую тарелку и возьмите оловянную: она вам  так  же
хорошо послужит. Но спаси нас боже! Посмотрела я на вас и понять не  могу  -
что же это такое с вами стряслось?  Куда  это  вы  свалились?  Подождите,  я
сейчас принесу воды и полотенце.
   И правда, жалостный вид нового постояльца  заглушил  в  даме  любопытство
насчет судьбы, постигшей прежнего: все свое внимание она  тотчас  же  отдала
мистеру Тачвуду и, без конца охая  и  ахая,  стала  помогать  ему  мыться  и
вытираться. Обе обратившиеся в бегство служанки успели уже вернуться в кухню
и, ретиво обслуживая мистера Тачвуда, старались подавить  смех,  одолевавший
их при воспоминании о панике, которой поддалась их хозяйка. Усиленная  мойка
и вытирание в конце концов  устранили  следы  грязи  и  песка,  и  почтенный
путешественник не без некоторого труда убедился, что он больше  перепачкался
и перепугался, чем существенно пострадал.
   Тем временем Тиррел не спускал глаз с  набоба,  и  ему  казалось,  что  в
чертах лица, выступавших из-под грязевой  маски,  он  узнает  облик  доброго
знакомого. После того как операция закончилась, он уже не мог  удержаться  и
прямо спросил мистера Тачвуда, не имеет ли  он  удовольствие  видеть  друга,
который, когда они оба находились в Смирне, так помог ему в денежных делах?
   - Не стоит говорить об этом, совсем не стоит, - поспешно перебил  Тачвуд.
- Я тоже рад вас видеть, чрезвычайно рад. Да, это я. И вы увидите, что я все
тот же благожелательный старый болван, каким был в  Смирне,  всегда  готовый
раскошелиться, не помышляя при этом,  как  снова  получить  деньги  обратно.
Неважно, так уж было написано у меня на челе, по турецкому выражению. Сейчас
я пойду к себе в  комнату  и  переоденусь,  а  когда  вернусь,  вы  со  мной
отужинаете: миссис Додз нам чего-нибудь соорудит.  Лучше  всего  бы  жареную
птицу с грибным соусом, а к ней горячего вина с  пряностями  -  то,  что  вы
называете  плотти:  это  выбьет   у   меня   из   памяти   помойку   старого
пресвитерианина.
   С этими словами путешественник стал подниматься  по  лестнице  к  себе  в
комнату. Тиррел, вооружившись подсвечником, собрался сделать то же самое.
   - Мистер Тачвуд живет в синей комнате, миссис Додз.  Полагаю,  мне  можно
занять желтую?
   - Не полагайте ничего подобного, мистер Фрэнсис  Тирл,  пока  вы  мне  не
расскажете чистосердечно, где вы пропадали все  это  время  и  убили  вас  в
конце-то концов или нет?
   - Мне кажется, что насчет последнего у вас никаких сомнений не  остается,
миссис Додз?
   - В известном смысле - да. И все-таки меня дрожь пробирает, когда я гляжу
на вас и думаю, что столько дней и недель считала, будто  вы  уже  гниете  в
сырой земле. А теперь вы стоите передо мной здравый и невредимый и  требуете
себе комнату, как всякий другой.
   - Можно подумать, добрый мой друг, что вы огорчены, видя меня живым.
   - Не в этом дело, - ответила миссис Додз, которая  необыкновенно  искусно
устанавливала и обосновывала все причины  того,  на  что  она  считала  себя
вправе жаловаться. - Но со стороны  такого  порядочного  человека,  как  вы,
мистер Тирл, это все-таки очень  странный  поступок:  ушли  с  квартиры,  не
сказав ни единого слова, а меня вынудили искать повсюду ваше мертвое тело, и
я чуть было не отказала честнейшему мистеру Байндлузу как своему поверенному
лишь за то, что он лучше меня знает, на какие  штучки  способны  люди  вроде
вас. А там, на водах, повесили объявление со всеми подписями,  где  сказано,
что вы, мистер Фрэнсис, принадлежите к самым отъявленным  негодяям  из  тех,
что еще не попали на виселицу. Как по-вашему, можно такую личность пустить в
порядочный дом?
   - Предоставьте все это дело моим заботам, миссис Додз, и вы увидите,  что
оно устроится к вашему полному удовольствию. Мне кажется, мы уже давно знаем
друг друга, и вы можете поверить мне, что  я  вполне  достоин  провести  под
вашим кровом одну ночь (большего я не прошу),  пока  не  восстановлю  своего
доброго имени. Для этого-то я главным образом и совершил свое явление.
   - Явление! - повторила миссис Додз. - Право же, мистер Тирл,  меня  дрожь
пробирает, да и поглядеть на вас - вы как мертвец бледный! Но думается  мне,
- попыталась она пошутить, - если  бы  вы  были  призраком,  то,  приняв  во
внимание наше старое знакомство, не стали бы лишать меня  постояльцев  своим
появлением, а ходили бы себе пристойным образом по стенам старого замка  или
у церкви. В этой  церкви  и  на  кладбище,  где  она  стоит,  страшные  вещи
творились, мистер Тирл. Я к вечеру стараюсь и не смотреть в ту сторону.
   - Я совершенно такого же мнения, -  сказал  Тиррел  со  вздохом,  -  и  в
известном смысле даже похож на те привидения, о которых  вы  говорите,  ибо,
подобно им, я столь же напрасно являюсь в те места, где  был  в  свое  время
счастлив. Но к чему говорить с вами загадками?  Истинная  правда  состоит  в
том, что в тот день, когда я от  вас  ушел,  со  мной  произошел  несчастный
случай, и последствия его не давали мне  до  сегодняшнего  дня  вернуться  в
Сент-Ронан.
   - - Вот как, сэр? И вы решили, что не к чему вам беспокоиться -  написать
хоть строчку или послать кого-нибудь с  весточкой  о  себе!  Могли  все-таки
подумать, что здесь кое-кто о вас тревожится, не говоря уже о тех, кто ездил
туда-сюда и нанимал людей искать ваше тело.
   - Я очень охотно возмещу в  должной  мере  все  затраты,  вызванные  моим
исчезновением, - ответил постоялец. - Раз навсегда заверяю вас, что если я в
течение некоторого времени жил в Марчторне, не подавая признаков  жизни,  то
отчасти из-за болезни, отчасти из-за  очень  спешного  дела  весьма  личного
характера.
   - В Марчторне! - вскричала тетушка Додз. - Подумать только! И у  кого  же
вы обосновались в Марчторне, позвольте вас спросить?
   - В "Черном быке", - ответил Тиррел.
   - Ага, у старого Тома Лоури.  Томас  -  человек  почтенный,  дом  у  него
честный, порядочный - никаких там жуликов и вертопрахов. Очень рада слышать,
что вы остановились в таком хорошем месте. Начинает мне  сдаваться,  дружок,
что вы не пропадете. Вид  у  вас  такой,  будто  вас  всякий  вокруг  пальца
обкрутит, а выходит, что вы не дадите наступить себе на ногу. Но входите  же
в общий зал. Я уж вижу, что ничего больше из вас  не  выжмешь,  а  здесь  вы
только мешаете - мне пора подавать ужин.
   Тиррел, весьма довольный тем, что может ускользнуть от допроса,  которому
его беззастенчиво подвергала любопытная хозяйка, направился в столовую,  где
к нему тотчас же присоединился мистер Тачвуд, переодевшийся с ног до  головы
и пребывавший в отличном настроении.
   - - А вот и ужин! - воскликнул он. - Садитесь и  давайте  посмотрим,  что
нам приготовила миссис Додз. Свидетельствую, милейшая хозяйка, что плотти  у
вас превосходное с тех пор, как я научил вас класть  в  него  ровно  столько
пряностей, сколько требуется.
   - Очень рада, что плотти вам по вкусу, но я умела  его  готовить  еще  до
того, как познакомилась с вашей милостью. Мистер Тирл может это подтвердить:
уж сколько раз я варила  плотти  для  него  и  для  любезнейшего  Вэлентайна
Балмера!
   Это сделанное весьма некстати замечание исторгло у Тиррела тяжкий  вздох.
Но путешественник, целиком поглощенный своими  собственными  воспоминаниями,
видимо не заметил его волнения.
   - Вы - женщина самонадеянная, - сказал мистер  Тачвуд.  -  Кто  же,  черт
побери, знает, как примешать к вину пряности, лучше того  человека,  который
побывал там,  где  они  произрастают?  Я  видел,  как  на  солнце  созревали
мускатный орех и гвоздика, а здесь, клянусь Юпитером, едва-едва  набухает  в
своем стручке горох. Ах, как весело мы проводили вечера в  Смирне!  Ей-богу,
мне кажется, что  ветчина  и  доброе  вино  как-то  вкуснее  в  стране,  где
считается, что прикасаться к  ним  -  грех.  Ей-богу  же,  по-моему,  многие
честные мусульмане думают так же: запрет их пророка придает вкус  ветчине  и
букет кипрскому вину. Помните старого хаджи Гуссейна с его зеленым тюрбаном?
Как-то я сыграл с ним штуку - налил ему  в  шербет  пинту  коньяку.  Клянусь
богом, старик постарался заметить это лишь после того,  как  осушил  все  до
последней капли. Тогда он погладил свою длинную  белую  бороду  и  произнес:
"Аллах керим", что означает "бог милостив", миссис Додз мистер Тиррел  ведь
отлично понимает эти слова. "Аллах керим", - сказал он, выпив добрый  галлон
пунша на коньяке! "Аллах керим", - сказал старый  лицемер,  словно  совершил
доблестнейший поступок на свете!
   - А почему нет? Почему порядочный человек не может  воздать  хвалу  богу,
выпив стакан пунша? - спросила миссис Додз.  -  Это  ведь  куда  лучше,  чем
ссора, драка и ругань: человек должен благодарить создателя за блага земные.
   - Верно сказано, уважаемая тетушка Додз, - ответил путешественник. -  Так
и должна говорить  хозяйка  гостиницы,  это  речи,  достойные  самой  миссис
Куикли. За ваше здоровье, и прошу вас поддержать мой тост перед уходом.
   - Ничего я не стану поддерживать на ночь, мистер Тачвуд. За этот вечер  я
такого страху набралась, да еще должна была пробовать  плотти,  пока  варила
его, что голова у меня уже и без того  кругом  пошла.  Мастер  Тирл,  желтая
комната для вас приготовлена. И знаете, джентльмены, завтра воскресенье, и я
не могу дольше задерживать служанок ради вас, не то они воспользуются  этим,
чтобы в день господень валяться в постели до восьми часов. Так что, когда вы
покончите с плотти, я буду вам очень обязана, если вы зажжете свои комнатные
свечки, потушите здесь вот эти двойные крученые и сами найдете дорогу в свои
комнаты. Деликатные люди вроде вас должны подавать пример другим. А теперь -
обоим вам доброй ночи.
   - Клянусь богом, - заметил Тачвуд, когда она удалилась, -  хозяюшка  наша
становится упрямой, как трехбунчужный паша! Но как бы то ни было,  она  дала
нам разрешение допить наше зелье. Так что вторично  пью  за  ваше  здоровье,
мистер Тиррел, и желаю вам удачи на родине.
   - Благодарю, мистер Тачвуд, - ответил Тиррел. - Желаю вам того  же  и  от
всего сердца надеюсь, что у вас гораздо больше шансов на осуществление  этих
добрых  пожеланий.  Вы  меня  выручили,   сэр,   в   момент,   когда   некий
недобросовестный агент, по указанию,  как  я  вполне  основательно  полагаю,
могущественного и деятельного врага, на  время  оставил  меня  без  средств.
Потом я попытался через контору,  связанную  с  вами  деловыми  отношениями,
возместить вам хотя бы денежную  часть  моего  долга,  но  деньги  были  мне
возвращены с извещением, что вы уже покинули Смирну.
   - Верно, верно,  покинул  Смирну  и  очутился  здесь,  в  Шотландии.  Что
касается денег, то об этом мы поговорим  в  другой  раз.  Я  ведь  тоже  ваш
должник за то, что вы меня вытащили из канавы.
   - Этого я вам в счет не поставлю, - сказал Тиррел с улыбкой, хотя  вообще
был отнюдь не в веселом расположении духа. - Но,  ради  бога,  поймите  меня
правильно. Затруднительное положение, в котором я оказался  в  Смирне,  было
лишь временным, я вполне способен и  твердо  намерен  вернуть  вам  долг  и,
разрешите мне добавить, весьма этого желаю.
   - В другой раз, в другой раз, - отмахнулся мистер Тачвуд, - времени у нас
много, мистер Тиррел. К тому же в Смирне вы мне говорили что-то  о  судебном
процессе, а законники лакомы до денег. В делах самый лучший наш  советник  -
туго набитый кошелек.
   - Для моего процесса, - сказал Тиррел, - средств мне хватит.
   - А защита у вас хорошая? Защита хорошая? - спросил  Тачвуд.  -  Ответьте
мне, пожалуйста, на этот вопрос.
   -  Я  советовался  со  своим  поверенным,  -   ответил   Тиррел,   втайне
раздосадованный тем, что его приятель рассчитывает воспользоваться оказанной
ему раньше услугой как предлогом для того, чтобы задавать больше вопросов  о
его делах, чем то допускалось приличиями и учтивостью.
   - С вашим поверенным, знающим все законы, не  так  ли,  мой  мальчик?  Но
вам-то нужен совет друга, поколесившего по белу свету,  знающего  и  свет  и
людей, человека вдвое старше вас, который, может быть, даже старается  найти
обделенного судьбой юношу, чтобы быть ему полезным и помочь даже больше, чем
я могу выразить словами. А что до  всяких  там  поверенных,  то  от  них  вы
получите добрых советов ровнехонько на свою гинею -  вам  даже  не  прикинут
тринадцатого на дюжину, как у булочника.
   - Думаю, что мне не придется долго искать друга, какого вы описываете,  -
сказал Тиррел, который уже не мог  сделать  вид,  что  не  понимает  намеков
старшего джентльмена, - раз я сижу рядом с мистером Перегрином Тачвудом.  Но
положение сейчас таково, что дела мои тесно связаны с делами  других  людей,
чьи секреты  я  не  имею  права  сообщать  посторонним,  и  потому  не  могу
воспользоваться советом вашим или другого лица.  Возможно,  что  вскоре  мне
придется отказаться от подобной сдержанности и заявить  о  своих  правах  во
весь  голос.  Когда  время  это  наступит,  я  не  премину  при  первом   же
представившемся случае довериться вам во всем.
   -  Правильно  довериться  -  здесь  самое  подходящее  слово.  Кто   мне
доверялся, тот в этом не раскаивался. Подумайте,  какие  выгоды  получил  бы
паша, если бы послушался меня и прорыл канал через Суэцкий перешеек. Турки и
христиане, люди, говорящие на самых  различных  языках  и  живущие  в  самых
различных странах, все обращались за советами к старому Тачвуду, шла ли речь
о постройке мечети или о получении денег по чеку. Ну  хорошо!  Доброй  ночи,
доброй ночи.
   С этими словами он взял свой подсвечник и потушил один из тех, что стояли
на столе, кивком головы указал Тиррелу, что ему следует выполнить свою часть
поручения,  возложенного  на  них  обоих  хозяйкой,  столь  же  пунктуальным
образом, и они удалились каждый в  свою  комнату,  испытывая  друг  к  другу
весьма несходные чувства.
   "Надоедливый и любопытный старик, - думал Тиррел. - Помнится мне, он едва
избежал в Смирне палочных ударов за то, что  давал  некоему  турецкому  кади
советы, которых тот не спрашивал. А между тем он оказал мне  услугу,  дающую
ему нечто вроде права приставать ко мне. Ну что ж, буду  отбиваться  от  его
назойливости как сумею".
   "Не дается этот Фрэнк Тиррел, - думал путешественник,  -  так  и  норовит
ускользнуть. Ну и пусть! Даже если он  будет  петлять,  как  лисица,  я  его
поймаю. Решено, что его дела станут моим делом, а уж если я не  смогу  этого
добиться, то никто другой и подавно не сможет".
   Высказав это филантропическое намерение, мистер Тачвуд улегся в  постель,
где подушки находились под самым удобным для него  углом  к  матрацу,  и,  в
высшей степени довольный собой, заснул,

Глава 29

ПОСРЕДНИЧЕСТВО

   Идите с богом,
   Не станем слушать ваши возраженья,
   Примите, поразмыслив, предложенье.
   "Король Генрих IV", ч. I

   Тиррел поднялся и позавтракал очень рано, имея намерение  избежать  новой
встречи с мистером Тачвудом ему предстояло некое  дело,  где  вмешательство
этого деятельного джентльмена было бы для него крайне  неудобным.  Он  знал,
что его репутация на Сент-Ронанских водах была публично опорочена,  и  решил
требовать столь же открытого обеления своей чести, убежденный  в  том,  что,
какие бы важные дела ни привели его в Шотландию, все они  должны  отойти  на
второй план, пока не будет восстановлено его доброе имя.  С  этой  целью  он
решил отправиться в гостиницу на водах к завтраку, когда там будет  в  сборе
все общество, и уже взял шляпу, собираясь выйти, когда к нему явилась миссис
Додз с сообщением, что "его спрашивает какой-то джентльмен", а за нею  вошел
франтоватый молодой человек в сюртуке военного образца с шелковыми кантами и
меховой отделкой и в фуражке. Сейчас костюм этот всем примелькался, но в  то
время его носили только гении высшего разряда. Незнакомец  не  отличался  ни
красотой,  ни  безобразием,  но  во  внешности  его   была   изрядная   доля
претенциозности, а на лице лежала  печать  холодной  самоуверенности  людей,
воспитанных в сознании своего превосходства. Со своей стороны, он  вгляделся
в Тиррела, и так как тот всем своим видом  не  соответствовал,  быть  может,
представлениям о постояльце Клейкемской гостиницы, он  посбавил  важности  и
учтиво  представился  в   качестве   капитана   Джекила,   офицера   Н-ского
гвардейского полка, протянув одновременно Тиррелу свою визитную карточку.
   - Полагаю, что вы господин Мартиньи?
   - Я - Фрэнсис Тиррел, сэр, - ответил, выпрямившись, Тиррел. - Мартиньи  -
фамилия моей матери, и я никогда ее не носил.
   - Я здесь не для того, чтобы спорить по этому поводу, мистер Тиррел, хотя
и не имею полномочий признать то, в чем пославший меня,  по-видимому,  имеет
какие-то основания сомневаться.
   - Вы, я полагаю, посланы сэром Бинго Бинксом? - сказал  Тиррел.  -  Я  не
забыл, что между нами произошла злосчастная ссора.
   - Я не имею чести знать сэра Бинго Бинкса, - ответил капитан Джекил. -  Я
пришел по поручению графа Этерингтона.
   Несколько мгновений Тиррел молчал. Затем произнес:
   - Теряюсь в догадках насчет того, что джентльмен, именующий  себя  графом
Этерингтоном, может передать мне  через  посредство  такого  лица,  как  вы,
капитан Джекил. Я считал бы, принимая во внимание  наше  с  ним  злополучное
родство  и  отношения,  возникшие  между   нами,   что   более   подходящими
посредниками были бы в данном случае юристы.
   - Сэр, - сказал капитан Джекил, - вы  заблуждаетесь  насчет  данного  мне
поручения. Я вовсе не должен передать вам вызов от  графа  Этерингтона.  Как
мне известно, вы  состоите  в  близком  родстве,  что  сделало  бы  подобное
намерение противным здравому смыслу и законам природы, и могу  вас  уверить,
что согласился бы скорее пожертвовать жизнью, чем быть  замешанным  в  столь
противоестественное предприятие. Я хотел  бы,  если  это  возможно,  служить
между вами посредником.
   До  этого  момента  они  разговаривали