мной враг, в руках у  меня  пистолет  -
вот единственное, о чем я тогда подумал. Нo в дальнейшем я буду начеку,  тем
более что с его стороны  вызова  не  последует.  Напротив,  должен  признать
истину, хотя и старался несколько затушевать ее в первом своем  рассказе  об
этом деле (как "Гэзегт", когда она сообщает о поражении), - я уверен, что он
никогда по доброй воле не стал  бы  в  меня  стрелять  и  что  пистолет  его
выстрелил сам собой, когда он падал. Ты  меня  достаточно  хорошо  знаешь  и
можешь быть вполне уверен, что больше меня никогда не угораздит  стрелять  в
несопротивляющегося противника, будь он хоть десять раз моим братом.
   Что же касается твоей длинной тирады насчет ненависти  к  родному  брату,
Гарри, то знай, что я ненавижу его не больше, чем всех египетских  первенцев
ненавидят те, кого они лишают родового наследия, и так  далее.  Из  двадцати
наших землевладельцев нет ни одного, который бы  не  был  ненавистен  своему
младшему брату как гнуснейший камень преткновения  на  его  жизненном  пути.
Лишь в такой мере я и ненавижу мосье  Мартиньи.  В  остальном  он  мне  даже
скорее симпатичен. И если бы он только умер, я с радостью дал бы согласие на
его канонизацию. А пока он жив, я вовсе не хочу, чтобы он подвергался  таким
искушениям, как титул и богатство - главные препятствия  для  жизни,  полной
самоотречения, ведущего к святости.
   Здесь ты снова прерываешь меня своими нескромными вопросами: если у  меня
нет намерения вызвать ссору с Мартиньи, зачем вообще я  с  ним  сталкиваюсь?
Почему не поступать согласно Марчторнскому договору и не жить в  Англии,  не
приближаясь к Сент-Ронану и не домогаясь своей супруги-девственницы?
   Разве  я  не  говорил  тебе,  что  хочу  положить  конец  его  постоянным
покушениям на мое достояние и положение в обществе? Разве я не говорил,  что
хочу соединиться с моей женой Кларой Моубрей и получить неттлвудское имение,
по праву принадлежащее мне благодаря браку с нею? А чтобы ты  полностью  был
посвящен в мою тайну, знай, что хотя Клара и очень привлекательная  женщина,
но так мало значит для меня, не слишком страстного супруга, что  я  как  раз
надеюсь,  пожертвовав  кое-какими  супружескими  правами  на  нее,  добиться
уступок в области гораздо более для меня важной.
   Не буду отрицать, что именно нежелание поднимать шум и навлекать на  себя
нарекания заставило меня настолько пренебречь своими интересами,  что  скоро
уже истечет срок, в течение которого  я  должен  был  по  завещанию  старого
Скроджи Моубрея получить права на его наследство,  если  стану  перед  лицом
всего света супругом Клары Моубрей из сент-ронанских Моубреев.  Время  идет,
время пришло, я должен схватить  его  за  хохол,  иначе  оно  пройдет  мимо!
Неттлвуд будет для меня потерян, а если к тому же мне  вчинят  иск  с  целью
оттягать у меня титул Окендейл, дело мое  совсем  дрянь.  Поэтому  я  должен
сейчас действовать, рискуя всем, действовать решительно и быстро, и вот  мой
план кампании, который, разумеется, может  быть  изменен  в  зависимости  от
обстоятельств. Я получил, вернее  сказать  -  купил,  у  Моубрея  разрешение
ухаживать за его сестрой.  У  меня  есть  то  преимущество,  что,  если  она
согласится на брак со мною, это навсегда положит конец каким бы то  ни  было
неприятным слухам и воспоминаниям, основанным на  прежнем  ее  поведении.  В
таком случае я наверняка получаю неттлвудское поместье и могу  вести  борьбу
за отцовское наследие. Я даже уверен в том, что в случае  столь  счастливого
для меня исхода сердце мосье Мартиньи будет так основательно разбито, что он
оставит помыслы о дальнейшей борьбе, на все махнет рукой  и,  как  настоящий
влюбленный, укроется в каких-нибудь заморских дебрях.
   Но  предположим,  у  означенной  леди  настолько  дурной  вкус,  что  она
заартачится и отвергнет меня тем не менее я думаю, что ее благополучие  или
душевное спокойствие так же дорого Мартиньи, как Гибралтар испанцам,  и  что
он пойдет на любые жертвы, чтобы только я прекратил свои  домогательства.  И
вот мне нужен человек, который в качестве моего доверенного  лица  войдет  в
сношения с этим субъектом, ибо не стану отрицать, что если я  буду  вынужден
лично общаться с ним, у меня  может  внезапно  пробудиться  прежнее  желание
перерезать ему горло. Поэтому приезжай немедля и помоги мне. Приезжай - ведь
ты меня знаешь: услуги я без награды  не  оставляю.  Скажу  точнее:  проявив
верность мне в этом деле, ты получишь возможность выкупить некую  неприятную
закладную, не прибегая к услугам племени Иссахарова.  Приезжай  поэтому  без
дальнейших  оговорок  и  дальнейшего  промедления.  Даю  тебе   слово,   что
предназначенная тебе в этой драме роль не таит в себе ни риска, ни срама.
   Кстати о драме. Тут была сделана жалкая попытка  устроить  в  обглоданном
крысами  доме  Моубрея  нечто  вроде  театрального  представления.  Внимания
достойны были две вещи. Первая - что я утратил всю свою хваленую храбрость и
в решительный момент предпочел бежать с поля битвы, чем предстать перед мисс
Кларой  Моубрей.  В  этой  связи  прошу  тебя  заметить,  что   я   личность
необыкновенно скромная и деликатная, а вовсе не буян  и  забияка,  каким  ты
меня изображаешь. Второй примечательный факт - более тонкого  свойства,  ибо
касается некоей прекрасной дамы, видимо решившей броситься  в  мои  объятия.
Мы, люди умные, образуем своего рода удивительное  франкмасонское  братство:
просто поражаешься, как это мы  сразу  находим  общий  язык  с  заброшенными
женами и обиженными дочерьми. Если ты не приедешь сразу, то,  без  сомнения,
не получишь одну из тех наград, которые я тебе обещал в прошлом  письме.  Ни
один школьник не припрячет для товарища пряник без того,  чтобы  не  сгорать
желанием самому откусить хоть кусочек. Так что если ты  не  появишься  и  не
проследишь  за  своими  интересами,  не  говори  потом,  что   я   тебя   не
предупреждал. Что до меня, то перспектива такой интрижки не  столько  радует
меня, сколько смущает, - ведь  мне  предстоит  немедленно  заняться  дельцем
несколько иного свойства. Загадку эту я разъясню тебе при встрече.
   Заканчиваю  свое  длинное  послание.  Если  побуждения,  по   которым   я
действовал, вполне ясны, подумай, в каком  сложном  переплете  обстоятельств
оказался я по воле судьбы и как много зависит, естественно, от случайностей.
   Вчера я, можно сказать, начал осаду, ибо предстал перед Кларой. Прием был
не слишком любезный, что не столь важно: я другого и  не  ожидал.  Вызванный
моим приходом страх оказал  на  нее  такое  действие,  что  она  согласилась
терпеть мои посещения в  качестве  гостя  своего  брата,  что  уже  является
известным успехом. Она привыкнет видеть меня  и  с  меньшей  горечью  станет
вспоминать о сыгранной мною с ней  шутке.  С  другой  стороны,  та  же  сила
привычки  избавит  меня  от  некоего  неприятного  чувства  вроде  угрызений
совести, которое поднимается во мне всякий раз, как я на нее смотрю.  Adieu!
Будь здоров. Братски твой
   Этерингтон".

Глава 27

ОТВЕТ

   Посланец, ты приносишь ценный груз:
   Селитру с серой. Не было бы взрыва!
   Старинная пьеса

   "Я получил оба твои длинные письма, дорогой мой Этерингтон, и прочел их с
величайшим изумлением и величайшим интересом. То немногое, что я ранее  знал
о твоем шотландском приключении, было отнюдь не достаточно для  того,  чтобы
подготовить меня к истории, столь злосчастно запутанной. По-видимому,  igi
fatuu, который, как ты говоришь, главенствовал в жизни твоего отца,  правит
судьбами всего вашего дома - так  необычайно  и  странно  все,  что  ты  мне
сообщил. Но 'imorte ! Этерингтон, ты был мне другом, ты
поднял меня, когда я был повержен в прах, и, что бы там обо мне ни думал,  я
весь к твоим услугам - больше из благодарности за прошлое, чем в надежде  на
будущее. Я не мастер на длинные речи, но в сказанном ты можешь быть  уверен,
пока я Гарри Джекил. Ты заслужил мою  привязанность,  Этерингтон,  и  она  с
тобой.
   Может быть, я полюбил тебя даже больше с  тех  пор,  как  узнал  о  твоих
затруднениях: прежде, дорогой  мой  Этерингтон,  ты  был  до  такой  степени
предметом зависти, что не мог быть  до  конца  предметом  любви.  "Вот  ведь
счастливчик!" - таков был припев у  всех,  упоминавших  твое  имя.  Еще  бы!
Положение, средства, чтобы его поддерживать, везение вполне достаточное  для
того, чтобы восполнить любую  брешь,  которую  ты  делал  в  своих  доходах,
довольно ума, чтобы использовать это везение или же заменить его, когда  оно
тебе все же изменяло... Карта тебе шла такая, словно ты  ее  выбирал,  кости
падали так, словно ты им подсказывал. Шар у тебя устремлялся в лузу,  словно
по велению твоего взгляда, а не  от  удара  кием.  Ты,  можно  сказать,  вел
фортуну на поводу, и не будь ты вполне порядочным человеком, легко  было  бы
заподозрить, что удаче твоей несколько помогает искусство.  Пари  ты  всегда
выигрывал, а если делал ставку на скачках, можно было с уверенностью назвать
лошадь, которая первой придет к финишу: это всегда бывала та, на которую  ты
больше всего поставил. На охоте ни один твой выстрел не  пропадал  даром.  А
женщины! Со своей наружностью, манерами, фигурой и прежде всего даром речи -
каких только опустошений не производил ты в их рядах, праведный боже! И  все
это время над головой твоей висел дамоклов  меч!  Положение  твое  было  под
сомнением! Богатство - непрочным! А везение,  не  изменявшее  тебе  во  всем
другом, равно как и непререкаемый  успех  у  женщин,  покинуло  тебя  именно
теперь, когда ты вознамерился заключить союз на всю  жизнь,  союз,  которого
требует  забота  о  благосостоянии!  Этерингтон,  я  в   полном   изумлении!
Моубреевское дело, а также ссору с этим Тиррелом,  или  Мартиньи,  я  всегда
считал большой неприятностью, но все же  был  очень  далек  от  того,  чтобы
подозревать, насколько сложны твои затруднения.
   Однако  незачем  мне  продолжать  в  тоне,  который,  давая  исход  моему
удивлению, вряд ли тебе приятен. Довольно.  Бремя  моих  обязательств  перед
тобою представляется мне менее  тяжким,  раз  я  хоть  отчасти  могу  с  ним
расквитаться. Но даже если бы мне удалось  полностью  выплатить  свой  долг,
привязанность моя к тебе нисколько не ослабела бы.  С  тобой  говорит  друг,
Этерингтон, и, если речи его вполне откровенны, не думай,  прошу  тебя,  что
твоя исповедь побудила его к оскорбительной фамильярности,  но  считай  меня
человеком, который в деле чрезвычайной важности хочет говорить с  предельной
прямотой, дабы избегнуть хоть малейшего недоразумения.
   Твое поведение во  всем  этом  деле,  Этерингтон,  до  самого  последнего
времени отнюдь  не  свидетельствовало  о  хладнокровии  и  рассудительности,
которые ты так замечательно проявляешь, когда  это  тебе  желательно.  Я  не
говорю о твоем обманном бракосочетании - эта мальчишеская выходка  не  пошла
бы тебе на пользу, даже если бы удалась: что за супругу ты приобрел бы, если
бы эта самая Клара Моубрей согласилась на обмен, к которому ты ее  понуждал,
и перешла без малейшего затруднения от одного жениха к другому? Какой  я  ни
бедняк, но  я  с  уверенностью  скажу,  что  ни  Неттлвуд,  ни  Окендейл  не
соблазнили бы меня жениться на такой... Из соображений пристойности пропуска
заполнять не стану.
   Не могу, дорогой Этерингтон, простить тебе и обман,  в  который  ты  ввел
беднягу пастора, когда вынудил его совершить обряд, тем, что опорочил в  его
глазах несчастную девушку: на нее, может быть, легло из-за этого несмываемое
пятно.  Не  очень-то  это  благородная  rue  de  guerre  ! Как бы то ни было, своей хитростью ты не многого добился,  разве
что девушке трудно будет доказать, что она введена в обман, ибо в  противном
случае брака твоего как бы вовсе и не было. Конечно, совершенный обряд может
послужить тебе, но лишь для того, чтобы заставить ее  согласиться  на  более
прочный союз из страха перед неприятным и длительным судоговорением по этому
вопросу. Принимая во внимание преимущества, которыми ты сейчас обладаешь,  в
сочетании с твоим умением убеждать и влиянием ее брата,  я  полагаю,  что  в
этом ты можешь преуспеть. Женщины вообще находятся в рабской зависимости  от
своей репутации.  Я  знал  таких,  которые  пожертвовали  добродетелью  ради
спасения доброй славы, а ведь  последняя,  в  сущности,  лишь  тень  первой.
Поэтому я и считаю  возможным,  что  Клара  Моубрей  решит  лучше  уж  стать
графиней, чем сделаться предметом пересудов для всей Великобритании,  покуда
между вами будет вестись судебный процесс, который, пожалуй,  растянется  на
большую часть вашей жизни.
   Но, принимая во внимание душевное состояние мисс  Моубрей,  может  пройти
довольно много времени, прежде чем она на это решится, и  тут,  опасаюсь  я,
тебе способен наставить палок в колеса твой соперник, - не стану  оскорблять
тебя, называя его  твоим  братом.  И  вот  в  этом  случае  -  с  величайшим
удовольствием думается  мне  -  я  смог  бы  оказать  тебе  содействие,  при
обязательном условии, что  ты  оставишь  какие  бы  то  ни  было  помыслы  о
насильственных действиях. Хотя тебе и удается оправдать в своих  собственных
глазах происшедшую между вами дуэль, нет ни малейшего  сомнения,  что  любое
последовавшее при этом несчастье рассматривалось бы обществом как  тягчайшее
преступление, а закон подверг бы виновного самой суровой каре. И  при  всем,
что я сказал о своей готовности оказать тебе всяческую услугу, мне отнюдь не
желательно лезть в петлю, - шея у меня и так достаточно длинная. Но -  шутки
в сторону, Этерингтон, - в этом деле тебе полезно  руководствоваться  добрым
советом. В каждой строчке твоего письма сквозит ненависть к этому  человеку,
даже когда ты стараешься соблюсти полнейшее хладнокровие. Но и тогда,  когда
ты изображаешь веселость, я распознаю твои чувства на этот счет.  А  чувства
эти такие, - говорю это не как проповедник с кафедры, - которые  постарается
как можно скорее вырвать из своей груди  каждый  не  то  чтобы  хороший,  но
просто разумный человек, стремящийся жить в согласии с обществом и  избегать
всеобщего  презрения,  а  то  и  насильственной  смерти,  кары  братоубийцы,
вызывающей всеобщее одобрение и удовлетворение. Поэтому услуги мои, если они
стоят того, чтобы ты  их  принял,  предлагаются  тебе  под  тем  непременным
условием, что эту нечестивую ненависть ты подавишь всей силой своего мощного
разума и будешь избегать всего, что способно привести к катастрофе, подобной
той, которой ты дважды едва избежал. Я не прошу, чтобы ты хорошо относился к
этому  человеку,  ибо  отлично  знаю,  как  глубоко   укоренилось   в   тебе
предубеждение. Я прошу только, чтобы ты избегал встреч с ним  и  считал  его
существом, которое в случае, если бы вы встретились, не  может  явиться  для
тебя предметом личной вражды.
   На этих условиях я тотчас же приеду к тебе  в  твое  Сна:  я  жду  только
твоего ответа, чтобы усесться в  почтовую  коляску.  Я-то  и  разыщу  твоего
Мартиньи и имею смелость полагать, что мне удастся  убедить  его  пойти  тем
путем, на который столь указуют как его подлинные интересы, так и  твои,  то
есть исчезнуть и избавить нас от своей особы.  Если  это  будет  необходимо,
тебе придется пожертвовать крупной суммой денег. Чтобы он улетел,  ему  надо
будет приделать крылья, и ты должен дать  мне  на  это  все  полномочия.  Не
думаю,  чтобы  тебе  пришлось  опасаться  каких-либо  серьезных  последствий
судебного процесса. Твой отец бросил зловещий намек в тот момент, когда  был
взбешен против своей супруги и раздражен сыном. И я почти не сомневаюсь, что
слова его породила  мгновенная  вспышка  гнева,  хотя  и  замечаю,  что  они
произвели на тебя глубокое впечатление. Во  всяком  случае,  о  предпочтении
незаконного сына он говорил как о чем-то, что  в  его  власти  даровать  или
удержать, и умер он, ничего в этом отношении не предприняв. В  семье  вашей,
видимо, есть склонность к незаконным бракам, и возможно,  что  он  прибег  к
какой-либо форме бракосочетания с левой стороны, чтобы одолеть стыдливость и
успокоить совесть французской дамы. Заставить же меня  поверить,  что  имело
место что-либо вроде настоящего, законного обряда,  могли  бы  только  очень
внушительные доказательства.
   Итак, повторяю тебе - у меня почти нет сомнения, что каковы  бы  ни  были
притязания Мартиньи, будет  нетрудно  с  ним  сговориться  и  заставить  его
покинуть Англию. Еще легче будет сделать это, если он действительно питает к
мисс Кларе Моубрей такую романтическую страсть,  как  ты  говоришь.  Мы  без
труда убедим его, что, согласится она принять руку твоей милости или нет, ее
мир и душевный покой явно требуют того, чтобы он уехал из  Англии.  Положись
на меня, я найду способ поколебать его, а для успеха твоих  планов  ведь  не
существенно,  что  разделяет  вас  с  Мартиньи  -  расстояние  или   могила.
Существенно же то, что  первое  ты  можешь  обеспечить  с  честью  и  вполне
безопасно, а второе если  и  будет  достигнуто,  то  ценою  того,  что  все,
замешанные в такое дело, окажутся на положении  отверженных  и  навлекут  на
себя заслуженную кару. Скажи одно слово, и к тебе явится твой  признательный
и преданный
   Генри Джекил".

   Автор сего увещания в эпистолярной  форме  получил  со  следующей  почтой
такой ответ:

   "Мой признательный и преданный Генри Джекил пишет мне в выспреннем  тоне,
которого отнюдь не требуют обстоятельства. Да разве,  о  мой  подозрительный
советчик, я не повторял сто раз, что искренне раскаиваюсь в  этом  глупейшем
поединке и твердо намерен смирить свой нрав и впредь  быть  осторожнее?  Для
чего же ты  напустился  на  меня  со  своей  бесконечной  проповедью  насчет
отверженности, кары, братоубийства и так далее?  В  смысле  аргументации  ты
ведешь себя как  мальчик,  который  застрелил  своего  первого  зайца  и  не
поверит, что тот убит, пока не выстрелит в него вторично. Ну и адвокат вышел
бы из тебя! Ты так долго распространялся  бы  по  поводу  самого  пустячного
дела, что в конце концов несчастный, замученный судья решил бы дело  вопреки
справедливости только ради того, чтобы как-нибудь  тебе  отомстить.  Если  я
должен повторять сказанное уже раз двадцать, то знай: я не намерен  обойтись
с этим субъектом так, как обошелся бы со всяким другим. Раз уж в  жилах  его
течет кровь моего отца, пусть она спасет шкуру,  унаследованную  им  от  его
матери. Итак, приезжай безо всяких дальнейших условий и  уговоров.  Странное
ты все же существо! Прочитав твое  письмо,  можно  подумать,  будто  ты  сам
обнаружил, что можешь быть мне полезен в качестве  посредника  и  сам  нашел
доводы, которыми во время переговоров  с  этим  субъектом  его  легче  всего
убедить покинуть страну. Да  ведь  это  же  путь,  намеченный  мною  в  моем
последнем  письме!  Ты  нахальнее  самых  нахальных  цыган,  ибо  не  просто
присваиваешь мои мысли, переворачивая их так, чтобы они казались твоими,  но
ко всему еще, вооружившись ими, преспокойно являешься клянчить  у  ворот  их
законного родителя! Никто не сравнится  с  тобой  в  умении  похищать  чужое
изобретение и приспосабливать его на свой лад! Как бы то ни было, Гарри, но,
если не считать некоторого тщеславия и  самоуверенности,  ты  честнейший  из
всех достойных доверия людей и по-своему даже умный, хотя  отнюдь  не  такой
гений, за какого ты себя выдаешь. Я согласен на твои  условия,  приезжай,  и
как можно скорее. Хотя у тебя хватило великодушия не упоминать о данном мною
обещании, я по-прежнему считаю его в силе. Твой
   Этерингтон.

   Р. S. Должен сделать одно небольшое предупреждение - никому в Харроугейте
не называй моего имени, не говори ни о своем намерении встретиться со  мной,
ни куда направляешься. Что касается причины твоего путешествия, то призывать
тебя к молчанию на этот счет я считаю даже излишним. Не знаю, естественно ли
такое беспокойство для тех,  кому  приходится  де