олову...  -  начала  она  после  минутного  размышления
изменившимся, взволнованным тоном, - но нет, не могу думать, что небо  хочет
так жестоко поразить меня, и еще меньше  -  что  удар  будет  нанесен  твоей
рукой.
   Она быстро подошла к окну, распахнула его, потом опять закрыла, вернулась
на свое место и произнесла с принужденной улыбкой:
   - Бог тебя прости, брат, но ты меня пугаешь.
   - Я не хотел этого, Клара,  -  сказал  Моубрей,  чувствуя,  что  ее  надо
успокоить. - Я только в шутку намекал на те  счастливые  случаи,  о  которых
другие девушки всегда  подумывают,  хотя  ты,  кажется,  отнюдь  не  строишь
подобных расчетов - Хотела бы я, чтобы ты,  милый  Джон,  -  скачала  Клара,
стараясь совладать с собой, - сам последовал моему примеру и  тоже  перестал
рассчитывать на счастливые случаи: тебе от этого пользы не будет.
   - Откуда ты знаешь? Я докажу тебе, что ты не права, глупышка,  -  ответил
Моубрей. - Вот чек, по которому ты получишь всю ту  сумму,  которую  я  тебе
должен, да еще кое-что сверх того. Но не поручай этого дела старому  Мику  -
пусть им займется Байндлуз: из двух окаянных  плутов  надо  все  же  выбрать
того, который почестнее.
   - Но почему ты сам не отошлешь чек Байндлузу, брат?
   - Нет, нет, - возразил Моубрей, - он может спутать его  с  другими  моими
счетами, и тогда ты окажешься в накладе.
   - Что ж, я рада, что ты отдал мне деньги  я  хочу  купить  новую  книжку
Кэмбела.
   - Желаю тебе насладиться своим приобретением, только не пили меня за  то,
что я не способен наслаждаться вместе с тобой в книгах я смыслю не  больше,
чем ты в карточных ставках. А теперь будь же серьезной и скажи мне, поведешь
ли ты себя как примерная девочка, то  есть  перестанешь  ли  капризничать  и
примешь этого английского аристократа как подобает настоящей леди?
   - Это нетрудно, - сказала Клара, - но.., но.., я  приму  его  только  как
гостя. Прошу тебя, не требуй от  меня  большего.  Скажи  ему  сразу,  что  я
существо жалкое - и телом, и духом,  и  характером,  и  рассудком,  а  самое
главное - скажи, что я могу принять его лишь один раз.
   - Ничего подобного я ему не скажу, - отрезал Моубрей. - Лучше мне  теперь
же поговорить с тобой начистоту. Я думал,  что  можно  будет  обойтись  без,
этого разговора, но раз уж его не избежать, то чем  скорее,  тем  лучше.  Ты
должна понять, Клара Моубрей, что посещение лорда Этерингтона  имеет  особую
цель цель эта мне известна, и я ее одобряю.
   - Так я и думала, - произнесла Клара тем же изменившимся  голосом,  каким
она недавно говорила. - У меня уже было предчувствие беды! Но  перед  тобою,
Моубрей, не девочка: я не могу принять и не приму этого вельможу.
   - Как! -  вскричал  Моубрей.  -  Ты  смеешь  отвечать  мне  таким  тоном?
Поразмысли хорошенько и помни: если у нас выйдет несогласие, тебе со мной не
потягаться.
   - Можешь не сомневаться, - продолжала она более горячо, - я не  приму  ни
его, ни кого-либо другого, если он явится с подобной целью, и все уговоры  и
угрозы будут совершенно бесполезны: мое решение неизменно.
   - Честное слово, сударыня, - сказал Моубрей, - для скромной молодой леди,
ведущей уединенный образ жизни, вы проявляете основательное упрямство. Но ты
увидишь, что и у меня его хватит. Если ты не согласишься принять моего друга
лорда Этерингтона, и притом со всей учтивостью, которую должна  проявлять  к
человеку, пользующемуся моим уважением, то клянусь богом, Клара, ты для меня
уже не дочь моего отца. Подумай,  ты  Лишаешься  привязанности  и  поддержки
брата! И из-за чего? Из-за пустых соображений этикета.  Думаю,  что  даже  в
твоем романтическом воображении не возникнет мысль, будто мы возвратились  к
временам Клариссы Гарлоу и Хэрриет  Байрон,  когда  девушек  выдавали  замуж
насильно. И с твоей  стороны  чудовищно  тщеславно  предполагать,  что  лорд
Этерингтон, оказывающий тебе честь уже одной мыслью о женитьбе на  тебе,  не
удовлетворится пристойным и вежливым отказом.  Не  такой  уж  ты,  по-моему,
бесценный приз, чтобы воскрешать из-за тебя романтическую эпоху.
   - Мне нет дела до того, какая сейчас эпоха, -  сказала  Клара.  -  Говорю
тебе, что я не приму ни лорда  Этерингтона,  ни  кого-либо  другого  на  тех
условиях, о которых ты говорил: я не  могу  этого  сделать,  не  хочу  и  не
должна. Пожелай ты, чтобы я его приняла,  -  это  ведь  могло  бы  не  иметь
никакого особого значения, - ты привел бы его на  общих  для  всякого  гостя
основаниях, а на таких я его не приму.
   - Ты и примешь его и выслушаешь, - сказал Моубрей. - Я ведь так же упрям,
как и ты, и так же готов забыть, что я тебе брат, как ты забыла, что у  тебя
имеется таковой.
   - Значит, пришло время, - ответила Клара, - когда этот дом,  некогда  наш
отцовский дом, оказался слишком тесен для нас обоих.  Я  позабочусь  о  себе
сама, а тебя да благословит бог.
   - Вы довольно хладнокровно к этому относитесь, сударыня, -  сказал  брат,
прохаживаясь взад и вперед по  комнате  с  волнением,  сквозившим  в  каждом
взгляде и жесте.
   - Да, ибо я часто об этом думала, - ответила она. - Да, брат,  мне  часто
приходило на ум, что ты  постараешься  воспользоваться  родной  сестрой  для
своих планов и замыслов, если все другие твои ставки будут  биты.  Час  этот
пробил, и, как видишь, я к нему подготовилась.
   - И куда же ты намереваешься уйти? - спросил Моубрей. - Полагаю, что, как
единственный твой родственник и естественный покровитель, я имею  право  это
знать: тут ведь замешана честь и моя и всей нашей семьи.
   - Твоя честь! - сказала она, бросив на него проницательный взгляд. - Твоя
выгода, хочешь ты сказать, каким-то образом зависит от того, где я буду.  Но
можешь не беспокоиться - лучше вниз головой с обрыва, лучше па дно реки, чем
жить во дворце, но потерять свободу.
   -  Ты,  однако  же,  ошибаешься,  -  сурово  произнес  Моубрей,  -   если
рассчитываешь  на  большую  свободу,  чем  по  моему  разумению  тебе  можно
предоставить без вреда для тебя самой. Закон разрешает, а  рассудок  и  даже
родственное чувство требуют, чтобы ты находилась под наблюдением ради  твоей
же безопасности и душевного покоя. Если все, что  говорят,  правда,  ты  при
жизни отца слишком много бродила одна по лесам.
   - Да, это правда, это правда, Моубрей, - плача  промолвила  Клара.  -  Да
сжалится надо мной бог,  и  да  простит  он  тебе,  что  ты  попрекнул  меня
состоянием моего рассудка. Я знаю, что иногда мне  нельзя  доверяться  моему
собственному разумению, но тебе ли напоминать мне об этом?
   Моубрей и смягчился и немного растерялся.
   - Это еще что? - сказал он. - Наговорила мне обидных вещей, заявила,  что
готова уйти из моего дома, а  теперь,  когда  я  потерял  терпение  и  резко
ответил, плачешь!
   - Скажи, милый брат, что ты говорил не всерьез! - вскричала Клара.  -  О,
скажи, что ты говорил не всерьез! Не отнимай у меня свободы - это все, что у
меня осталось, а она - бог свидетель! - слабое утешение в моих  горестях.  Я
стану улыбаться всему и всем, стану ходить на воды, стану наряжаться, как ты
пожелаешь, говорить все, что ты захочешь, но,  пожалуйста,  дай  мне  здесь,
дома, быть одной, дай  мне  без  свидетелей  плакать  в  родном  доме  и  не
заставляй ) битую горем сестру покончить с собой у  твоей  двери.  Жить  мне
осталось недолго, но пусть не твоя рука обрежет нить этой жизни. Не  тревожь
меня, дай мне спокойно уйти из этого  мира.  Прошу  не  столько  ради  себя,
сколько ради тебя самого. Мне так хочется,  Моубрей,  чтобы  ты  после  моей
смерти иногда вспоминал обо мне, вспоминал без  угрызений  совести,  которые
неизбежны, если ты будешь со мною жесток. Пожалей меня  хотя  бы  ради  себя
самого. От тебя я не заслужила ничего, кроме сострадания.  Нас  только  двое
близких людей, зачем же нам мучить друг друга?
   Слова  эти  сопровождались  целым  потоком  слез  и   раздирающими   душу
рыданиями. Моубрей не знал, на что решиться. С одной стороны, он был  связан
данным графу обещанием. С другой - сестра его была  не  в  таком  состоянии,
чтобы принять подобного гостя. Более того - если бы он силою принудил  ее  к
этому, она,  весьма  вероятно,  держала  бы  себя  таким  образом,  что  уже
совершенно невозможным оказался бы предполагаемый брачный союз,  на  котором
он построил столько воздушных замков. Встав перед этой  дилеммой,  он  снова
прибег к уговорам.
   - Клара, -  сказал  он,  -  как  я  уже  не  раз  говорил  тебе,  я  твой
единственный родственник  и  покровитель.  Если  у  тебя  есть  существенная
причина не вести переговоров, которые собирался начать граф Этерингтон, и не
дать ему в конце концов какого-то вежливого ответа,  то  ты  просто  обязана
довериться мне. При жизни отца - во всяком  случае,  в  последние  годы  его
жизни - ты весьма злоупотребляла этой свободой, которую, видимо, так  высоко
ценишь. Скажи мне, уж не  появилось  ли  у  тебя  в  то  время  какой-нибудь
безрассудной привязанности, которая делает для тебя такой угрозой  появление
лорда Этерингтона?
   - Угрозой! - подхватила мисс Моубрей. - Ты выбрал подходящее выражение, и
ничто  не  может  быть  для  меня  ужаснее  этой  угрозы,   разве   что   ее
осуществление.
   - Я рад, что ты как будто приходишь в себя, - ответил брат, - но  это  не
ответ на мой вопрос.
   - Неужели, - сказала Клара, - для того, чтобы отказываться от  замужества
или хотя бы от выслушивания докучных предложений, нужно уже  быть  связанной
словом, данным другому, или еще чем-либо? Немало молодых людей уверяют,  что
до самой смерти останутся холостяками почему же мне нельзя в  двадцать  три
года записаться в старые девы? Дай мне, как любящий  брат,  сделать  это,  и
когда у тебя появятся дети, никто не будет так ласкать и журить, так нянчить
и школить своих племянников, как их тетя Клара.
   - Так почему бы не сказать  всего  этого  лорду  Этерингтону?  -  спросил
Моубрей. - Прежде чем отказываться от встречи с ним,  подожди,  пока  он  не
совершит этой страшной вещи - не сделает предложения. Кто знает, может быть,
причуда его пройдет: ты говоришь, что он ухаживал за леди Бинкс, а  ведь  ее
милость достаточно ловка и красива.
   - Пусть бог поможет им обоим (лишь бы все  обошлось  по-честному)  и  она
удержит его милость при себе! - сказала Клара.
   - Ну что ж, - продолжал брат, - раз дело обстоит так, я не  думаю,  чтобы
милорд доставил тебе много беспокойства  самое  большее,  что  тебе,  может
быть, придется сделать - это вежливо отказать ему. После того как он говорил
об этом с человеком моего положения, он не может отступиться, пока  ты  сама
не пособишь ему.
   - Если это все, - сказала Клара, - то при первом  же  удобном  случае  он
получит такой ответ, что сможет обручиться с любой дочерью Евы, кроме  Клары
Моубрей. Я так хочу отпустить  пленника  на  свободу,  что,  кажется,  жажду
теперь этого посещения еще сильнее, чем только что страшилась его.
   - Нет, нет, торопиться некуда, - возразил брат. - Ты не можешь  отказать,
пока он не задаст тебе вопроса.
   - Разумеется, - сказала Клара, - но я хорошо знаю, как сделать, чтобы  он
и вопроса не задал. Я возвращу леди Бинкс ее поклонника, не приняв от него в
виде выкупа никакой любезности.
   - Это уж никуда не годится, Клара, - ответил  Моубрей.  -  Ты  не  должна
забывать, что он мой друг и гость и что его нельзя оскорблять в  моем  доме.
Пусть все идет само собой. К тому же подумай одну минутку, Клара,  не  лучше
ли тебе все-таки немного поразмыслить. Предложение, которое он  намеревается
сделать, весьма заманчиво: титул, богатство и, что еще важнее, право  широко
пользоваться этим богатством.
   - Это уже вне рамок нашего молчаливого уговора, - возразила Клара. - Я  и
так уступила больше, чем считала для себя  возможным,  согласившись  принять
этого графа как обычного гостя. А теперь  ты  одобрительно  говоришь  о  его
притязаниях. С твоей стороны это недобросовестно, Моубрей. Берегись, я снова
начну упрямиться и совсем откажусь его видеть.
   - Делай как хочешь, - ответил Моубрей, который понял, что, лишь играя  на
ее привязанности к нему, он сможет добиться от нее каких-нибудь  уступок,  -
делай как хочешь, дорогая Клара, но только, ради бога, утри слезы.
   - И веди себя, - сказала она, пытаясь улыбнуться и одновременно  выполняя
его просьбу, - веди себя, хочешь сказать ты, "как все люди на  этом  свете".
Впрочем, моя цитата все равно пропадет впустую  -  ты  ведь  не  читаешь  ни
Прайора, ни Шекспира.
   - И слава богу! - отозвался Моубрей. - Голова у меня и без  того  забита.
Стану я еще, как ты и леди Пен, перегружать ее лишним хламом - стихами!  Пу,
пот и отлично: подойди к зеркалу и приведи себя в порядок.
   Для того чтобы женщина утратила всякий интерес к своей  внешности,  надо,
чтобы горе и страдание окончательно сломили ее. Даже сумасшедшая  в  Бедламе
плетет себе венок из соломы и  носит  его  не  без  некоторой  претензии  на
элегантность. Мы знаем некую вдову,  которая  искренне  оплакивала  недавнюю
утрату, но тем не менее носила траур с известного рода скорбным  изяществом,
доходившим почти до кокетства. Клара Моубрей, как бы она ни пренебрегала  на
первый взгляд своей внешностью, тоже сохранила свою манеру  одеваться,  хотя
туалет ее всегда был прост и отнимал очень мало времени. Она сняла с  головы
шапочку для верховой езды и,  распустив  золотой  шнурок  индийской  работы,
связывавший ее локоны, слегка тряхнула головой, так что  они  пышной  темной
блестящей волной рассыпались по ее стройному, гибкому стану, покрыв  его  до
самой талии. И пока  брат,  стоя,  смотрел  на  нее  со  смешанным  чувством
гордости, любви и сострадания,  она,  вооружившись  большим  гребнем  и  без
помощи какой-нибудь femme  d'atour  ,  сделала  себе
простую и красивую прическу, какие мы видим на статуях греческих нимф.
   - Теперь надо только найти лучшую мою муфту, - сказала  она,  -  и  пусть
являются принцы и пэры, я готова их встретить.
   - Вот еще, муфту! Уже лет двадцать как все позабыли о муфтах!  Они  вышли
из моды до твоего рождения.
   - Это не так важно, Джон, - ответила сестра. - Когда у женщины,  особенно
у такой заядлой старой девы, как я, в руках муфта, - это признак, что она не
намерена царапаться. Таким образом, муфта служит своего рода белым флагом  и
Освобождает от необходимости надевать перчатки, что столь  предусмотрительно
советует девиз наших родичей Мак-Интошей .
   -  Пусть  будет  по-твоему,  -  сказал  Моубрей,  -  все  равно  тебя  не
переупрямишь. - Но что это? Еще письмо? Сегодня утром  нас  просто  засыпают
почтой!
   - Может быть, небу угодно было, чтобы его милость принял во внимание  все
опасности, которые ожидают его  в  этом  заколдованном  месте,  и  решил  не
пускаться на авантюры, - предположила мисс Моубрей.
   Брат бросил на нее недовольный взгляд и распечатал  письмо,  адресованное
ему, с припиской: "Срочно и секретно". Содержание письма,  весьма  изумившее
его, будет изложено в начале следующей главы.

Глава 24

С ГЛАЗУ НА ГЛАЗ

   ..Прочтите, герцог, это вот письмо.
   Я нищ,
   Но выставлю бойца, который кровью
   Докажет все, что сказано в письме.
   "Король Лир"

   В  письме,  которое  Моубрей  получил  и  прочел  в  присутствии  сестры,
содержалось следующее:

   "Сэр,
   У Клары Моубрей друзей не много, - может быть, и ни одного, кроме  вас  -
по праву кровного родства, и пишущего эти строки - по праву самой сердечной,
искренней и бескорыстной привязанности, какую  мужчина  когда-либо  питал  к
женщине. Я пишу  об  этом  с  достаточной  определенностью,  ибо  хотя  мало
вероятно, чтобы мне еще когда-нибудь  пришлось  видеться  или  беседовать  с
вашей сестрой, я хочу, чтобы вы вполне ясно представляли себе  причину  того
интереса ко всему, что ее касается,  которого  я  не  утрачу  до  последнего
дыхания.
   Лицо, именующее себя лордом Этерингтоном, находится,  как  мне  известно,
неподалеку  от  Шоуз-касла  и  намеревается  свататься  к  мисс  Моубрей.  С
общепринятой точки  зрения  легко  представить  себе,  что  это  лицо  может
выставить свое  предложение  в  таком  свете,  который  сделает  его  весьма
лестным. Но прежде чем вы окажете  этому  претенденту  поощрение,  которого,
казалось бы,  заслуживают  его  намерения,  наведите,  пожалуйста,  справки,
действительно  ли  он  обладает  значительным  состоянием,   неоспоримо   ли
положение, занимаемое им в обществе, и  не  удовлетворяйтесь  поверхностными
сведениями и о том и о другом.  Человек  этот  может  оказаться  обладателем
состояния и титула, а единственным  его  правом  на  них  будут  алчность  и
дерзость, с  которыми  он  их  присвоил.  Если  мистер  Моубрей,  как  можно
полагать, ревниво блюдет честь своего дома, подобный союз нанесет ему только
величайший ущерб. Все сказанное исходит от человека, способного доказать то,
что он пишет".

***

   После первого беглого ознакомления со столь необычным  посланием  Моубрей
склонен был увидеть в  нем  злонамеренную  выходку  кого-либо  из  тех,  кто
лечился на водах. Ведь изобилующие на курортах пошляки нередко  прибегают  к
анонимным письмам как безопасному и легкому способу морочить людей,  к  тому
же безошибочно рассчитанному на то, чтобы вызвать как можно больше  смятения
и доставить как можно больше неприятностей. Но более тщательно обдумав  все,
он поколебался в  своем  первоначальном  мнении  и,  внезапно  очнувшись  от
раздумья, в которое был погружен, спросил, где посланец, доставивший письмо.
"Кажется, в холле", - ответил слуга,  и  Моубрей  устремился  в  холл.  Нет,
посланца там уже не было, но Моубрей мог еще видеть  удаляющегося  по  аллее
человека. Он окликнул его, ответа не  последовало,  и  он  побежал  догонять
посланца, по виду - крестьянина. Заметив, что за ним гонятся,  человек  этот
прибавил шагу и, выйдя из аллеи, быстро свернул на одну из  боковых  тропок,
хаотически протоптанных сборщиками орехов или просто  гуляющими  в  зарослях
кустарников и деревьев, окружавших замок: из-за этих зарослей последний, без
сомнения, и получил свое название - Шоуз,  ибо  словом  этим  означается  на
шотландском наречии такой именно лес.
   Раздосадованный явным желанием этого человека избежать  встречи,  Моубрей
преследовал его довольно долго, пока не запыхался. Беглец уже давно  скрылся
из виду, и Моубрей в конце  концов  подумал,  что  предстоящий  визит  лорда
Этерингтона требует его присутствия в замке.
   Молодой лорд действительно прибыл в Шоуз-касл спустя лишь несколько минут
после ухода Моубрея было странно даже, что  они  не  встретились  в  аллее.
Слуга, к которому  он  обратился,  подумал,  что  хозяин  все  равно  сейчас
возвратится, так как вышел без шляпы, и потому без доклада впустил  гостя  в
столовую, где Клара с книгой в руках сидела у окна, настолько погруженная  в
чтение или в свои мысли, что даже не подняла головы, пока  лорд  Этерингтон,
подойдя ближе, не произнес: "Мисс Моубрей..." Она вздрогнула и в смертельном
испуге громко вскрикнула - сперва один раз, потом другой, когда лорд  сделал
еще один шаг вперед и уже более твердым голосом сказал:
   - Клара!
   - Не подходите, не подходите, - вскричала она, -  если  хотите,  чтобы  я
взглянула на вас и осталась жива!
   Лорд Этерингтон остановился, словно колеблясь и не зная, приблизиться ему
или отойти она же быстро и неясно забормотала что-то,  умоляя  его  уйти  и
обращаясь к нему при этом то как к живому человеку, то - еще чаще - словно к
призраку, порожденному ее воображением.
   - Я знала это, - бормотала она, - я  знала,  что  произойдет,  если  меня
заставят думать об этих вещах. Брат, заговори со  мной,  заговори  со  мной,
пока у меня еще сохранился разум, и скажи,  что  передо  мною  стоит  только
бесплотная тень! Но это не тень - оно тут, подле меня, во  плоти,  в  облике
живого существа!
   - Клара, - сказал граф решительным, но более мягким голосом, - соберись с
духом и успокойся.