е  это  надо
знать, Клара, ведь, упрашивая меня остерегаться ссор, ты, наверно, имеешь  в
виду какого-то определенного человека.
   Если Клара и побледнела, то при ее обычно снежно-белом цвете лица это  не
было заметно. Однако голос ее срывался, когда она  стала  торопливо  уверять
брата, что на уме у нее никого не было.
   - Ты помнишь, Клара, - спросил брат, - как много лет назад, когда мы  оба
были детьми, пошел слух, будто в верхнем саду бродит призрак?
   Помнишь, как ты все просила меня остерегаться его и держаться подальше от
мест, где он появился? А помнишь ли ты, как я нарочно пошел выслеживать этот
призрак и застал там пастуха в натянутой поверх одежды белой рубахе, который
сбивал груши? Помнишь, какую трепку я ему задал? Я все тот же Джек  Моубрей,
я по-прежнему рад встретить врага лицом к лицу,  по-прежнему  готов  сорвать
маску с обманщика. Твои страхи, Клара, принудят меня только быть  настороже,
чтобы в конце концов открыть их настоящую причину.  Раз  ты  предостерегаешь
меня от ссоры с кем-то, значит ты сама знаешь кого-то, кто недалек от  ссоры
со мной. Ты девушка взбалмошная и вздорная, но у тебя хватит рассудка, чтобы
в вопросах чести тревожиться самой и меня тревожить лишь  тогда,  когда  для
этого будут надлежащие основания.
   Клара пыталась возражать, всячески стараясь убедить брата, что  слова  ее
исходят  только  из  опасений  за  последствия,  которые  может  иметь   его
поведение, и что жизнь, которую он ведет, заставляет ее страшиться,  как  бы
он не впутался в ссоры, раздиравшие  достойное  общество  на  Сент-Ронанских
водах.
   Маленькими глотками попивая чай из давно поставленной  перед  ним  чашки,
Моубрей с видом сомнения и даже недоверия слушал ее речи и наконец ответил:
   - Ну, Клара, прав я или не прав в своих догадках, но после того,  что  ты
сделала для меня сегодня, мучить тебя долее было  бы  жестоко.  Однако  будь
справедлива к собственному брату и пойми, что когда ты хочешь  о  чем-нибудь
просить меня, откровенное изложение твоего  желания  послужит  цели  гораздо
лучше, чем всякие хитроумные окольные способы воздействовать на меня.  Брось
об этом думать, милая Клара, ты  плохой  стратег  впрочем,  будь  ты  самим
Макиавелли в юбке - и то тебе не удалось бы обойти Джона Моубрея.
   Сказав это, он покинул комнату и, хотя сестра дважды  окликнула  его,  не
обернулся на ее призыв. Правда, она так тихо  вымолвила  это  слово:  "Брат,
брат..." - что, быть может, оно и не достигло его слуха.
   - Вот он ушел, - сказала она себе, -  а  у  меня  так  и  недостало  силы
высказаться! Я как те несчастные призраки в старых песнях, на которых  лежит
страшное заклятие, не дозволяющее им ни проливать слезы, ни  исповедаться  в
своих преступлениях. Да, заклятие лежит на этом бедном сердце,  и  либо  оно
будет снято, либо сердце мое разорвется!

Глава 12

ВЫЗОВ

   Я принес записочку, которую, с вашего разрешения, должен вручить  вам.  К
услуге этой меня понуждает дружба, а для вас здесь нет никакой обиды, потому
что я-то желаю добра каждой из сторон.
   "Король и не король"

   Всякий внимательный читатель припомнит, что Тиррел покинул Фокс-отель, не
испытывая к собравшемуся там обществу тех дружеских чувств, с какими  входил
в гостиницу. Тиррел даже подумал было, что история эта, вероятно, так просто
не кончится, но под напором более важных и более настоятельных  событий  эта
мысль только промелькнула у него в уме и сразу исчезла. Затем  миновало  два
дня, от сэра Бинго Бинкса не было ни слуху ни духу, и Тиррел вовсе забыл обо
всем этом деле.
   Истина же заключалась в том, что хотя  ни  одна  старая  хозяйка  так  не
хлопотала, сгребая в кучку угольки в своем затухшем очаге и стараясь  мехами
вздуть в нем огонь, как трудился капитан Мак-Терк, любезно принявший на себя
задачу разжечь до яркого пламени гаснущие искры баронетовой  храбрости,  все
же в бесплодных переговорах прошло два дня, прежде чем ему удалось  добиться
желанной цели.
   Всякий раз, придя к сэру Бинго, он заставал его  в  новом  настроении,  и
всякий раз баронет проявлял склонность рассматривать вопрос под любым  углом
зрения, кроме того, который  капитан  почитал  единственно  правильным.  Сэр
Бинго  оказывался  в  настроении  мрачном,  в  настроении   беззаботном,   в
настроении  напиться  и  в  настроении  ругаться,  словом,  в  любом,  кроме
воинственного.  Когда  же  капитан  Мак-Терк  стал  толковать  ему  о  чести
общества,  проживающего  на   Сент-Ронанских   водах,   сэр   Бинго   принял
оскорбленный вид, послал к дьяволу Сент-Ронанские воды со всеми  обитателями
и намекнул, что с них довольно той чести,  которую  он  им  оказывает  своим
присутствием, а делать их судьями своих поступков  совсем  не  намерен.  Тот
парень - просто какой-то проходимец, и он не станет с ним  возжаться.  Ввиду
такого своеволия Мак-Терк охотно применил бы строгие меры к самому баронету,
однако ему воспрепятствовали в этом Уинтерблоссом и  другие  члены  высокого
комитета, которые  считали  сэра  Бинго  слишком  важным  и  знатным  членом
общества, чтобы столь необдуманно и грубо изгонять его с Сент-Ронанских вод,
куда не так уж часто наезжали вельможи. В конце концов они  порешили  ничего
не предпринимать без совета Моубрея, а тот был занят  подготовкой  к  своему
празднеству, назначенному  на  четверг,  и  последние  дни  не  появлялся  у
источника.
   Тем временем бравый капитан испытывал такие душевные  муки,  словно  была
замарана его собственная безупречная репутация. Он шагал взад  и  вперед  по
комнате, подскакивая на носках, и  досадливо  дергался  с  самым  вызывающим
видом.  Он  задирал  нос  вверх,  словно  свинья,  которая  принюхивается  к
надвигающейся  грозе.  Он  разговаривал  одними  междометиями,  а  то  и  не
разговаривал вовсе и - что,  вероятно,  лучше  всего  выразило  глубину  его
негодования - на глазах у всех отказался выпить за здоровье сэра Бинго рюмку
коньяку, поставленного баронетом.
   Наконец весь поселок переполошила весть, привезенная неким бойким заезжим
торговцем, что молодой граф Этерингтон, появление которого в качестве звезды
первой величины  ожидалось  на  модном  небосклоне,  действительно  едет  на
Сент-Ронанские воды и намерен пробыть здесь час, день,  неделю  или  сколько
ему заблагорассудится, ибо нельзя было ожидать от сиятельного  графа,  чтобы
он сам знал заранее, чего ему захочется.
   Все  заходило  ходуном.  Обитатели   Сент-Ронанских   вод   перелистывали
придворные  календари,  устанавливая  возраст  его  светлости,   производили
запросы о размерах его состояния, толковали о его привычках,  гадали  о  его
вкусах, и вся изобретательность распорядительного  комитета  была  пущена  в
ход, чтобы с самой лучшей  стороны  представить  Сент-Ронанские  воды  этому
баловню счастья. В Шоуз-касл поскакал нарочный с этим приятным известием,  и
оно еще более разожгло в Моубрее надежды,  подвигнувшие  его  на  присвоение
сестриного капитала. Однако он не счел нужным явиться  по  этому  вызову  на
воды, ибо, не зная, как понравятся его светлости собравшиеся там господа, он
не желал, чтобы граф сразу причислил его к ним.
   В другом положении находился сэр Бинго Бинкс.  Стойкость,  с  которой  он
сперва сносил всеобщее осуждение, пошатнулась, когда он сообразил, что особа
столь высоких качеств, какие  молва  приписывала  графу  Этерингтону,  может
застать  его  физически  в  Сент-Ронане,  но  поскольку  дело  касалось  его
общественной репутации - уже на дороге в старинный  город  Ковентри.  Притом
графу предстояло узнать, что изгнание в сей град сэр Бинго  навлек  на  себя
самым непростительным нарушением современного морального кодекса - а  именно
несоблюдением привычных правил в  вопросах  чести.  Хотя  баронет  выказывал
некоторую вялость и неохоту к действию, однако он вовсе не был окончательным
трусом, а если и был им, то принадлежал к той разновидности трусов, которые,
будучи доведены до крайности, все-таки принимают бой.  И  он,  как  подобает
мужчине, послал за капитаном Мак-Терком. Тот явился с лицом торжественным  и
мрачным, но немедленно просиял, когда сэр  Бинго  без  дальних  околичностей
уполномочил  его  передать  вызов  "этому  проклятому   бродяге   художнику,
оскорбившему его три дня тому назад".
   - Боше мой, мой превосходный и добрейший друг, я  буду  счастлив  оказать
вам такую услугу! - воскликнул капитан. - И хорошо, что вы подумали об этом,
потому что кабы не иные ваши добрейшие и превосходные друзья, которые  любят
совать свой нос куда их не просят, я уже давно справился бы у  вас  со  всей
уштивостью, как это вы решаетесь садиться с нами за один стол, когда грязь с
ворота вашего сюртука, замаранного пятернею Тиррела, до сих пор не  смыта...
Да вы меня понимаете... Но так получается гораздо лучше, и я быстрее  молнии
понесусь к этому парню! Правда, все это следовало проделать гораздо  раньше,
но вы уж  предоставьте  мне  сочинить  какое-нибудь  оправдание  -  я  сумею
выразиться изящно! Лучше поздно, шем никогда, сэр Бинго, и лучше как-нибудь,
шем никак! Вы, пошалуй, заставили его потерпеть, но зато, друшок, теперь  вы
долшны задать ему перцу.
   Капитан не стал дожидаться, что скажет на это сэр Бинго, опасаясь, как бы
столь нежданно и наспех доверенный ему вызов не оказался  сведенным  на  нет
какими-нибудь условиями возможного примирения. Однако со  стороны  отважного
сэра Бинго таких предложений не последовало. Когда же его приятель  поспешно
схватил свою трость и направился к выходу,  баронет  проводил  его  тупым  и
упрямым взглядом, который, как он сам полагал, должен был  выражать  твердую
решимость не отступать от дела. А когда сэр Бинго увидел, как  за  капитаном
захлопнулась дверь, и услышал его замирающие шаги, он лихо просвистал  вслед
ему несколько тактов из песенки  о  Дженни  Саттон  в  знак  того,  что  ему
плевать, чем бы все это ни кончилось.
   Быстрее, чем подобало офицеру в отставке, у которого обыкновенно  слишком
много досуга, и куда скорей, чем  то  дозволяло  присущее  ему  достоинство,
капитан Мак-Терк прошел расстояние между беззаботным поселком у источника  и
развалинами  Старого  городка,  где,  как  последний  оплот  былого  величия
Сент-Ронана, высилась резиденция нашей приятельницы Мег Додз.
   Будучи человеком слишком привычным к войне, чтобы  робеть  перед  суровым
приемом, капитан направил свои стопы прямо ко входу в Клейкемскую гостиницу.
Однако, едва Мег появилась в приоткрытой  двери,  его  воинский  опыт  сразу
подсказал ему, что, входя в дом, ему,  очевидно,  придется  натолкнуться  на
оборону.
   - Дома ли мистер Тиррел? - прозвучал вопрос. Но на это послышался  вопрос
же:
   - А ты кто таков?
   В качестве учтивого ответа и в то же время в  целях  подтверждения  своих
мирных намерений  капитан  вручил  матушке  Додз  перепачканную  нюхательным
табаком четвертушку обыкновенной игральной карты с его именем и  званием  на
обратной стороне. Но  матушка  Додз  с  оскорбительным  презрением  отвергла
представленные ей таким образом сведения.
   - Знать я не желаю ваших карт! Все на свете пошло хуже с тех пор,  как  с
легкой руки дьявола эти фокусы  вошли  в  моду.  Да  и  плох  язык,  что  не
поворачивается, когда надо назвать свое собственное имя, - сказала Мег. -  А
эти каракули на вашей картонке мне вовсе ни к чему.
   - Я капитан Н-ского полка Мак-Терк, - кратко ответствовал капитан,  решив
пренебречь тирадой Мег.
   - Мак-Терк? - переспросила Мег с таким  выражением,  что  владелец  этого
имени вынужден был подтвердить:
   - Да, моя милая, Мак-Терк, Гектор Мак-Терк.  Вам  мое  имя  почему-то  не
нравится, хозяюшка?
   - С чего бы ему мне не нравиться? - возразила Мег.  -  Для  язычника  имя
самое распрекрасное. Только, капитан  Мак-Терк  (если  вы  и  в  самом  деле
капитан), поворачивайте-ка  налево  кругом  да  шагайте  к  себе  домой  под
Дамбартонский марш, потому что ни с мастером Тирлом, ни с кем другим из моих
жильцов вам говорить не придется.
   - А почему мне нельзя говорить с ними? - спросил ветеран. -  И  это  само
пришло  в  вашу  глупую  голову  или  жилец  дал  вам  такие   распоряжения,
почтеннейшая?
   - Может быть, давал, а может быть, и не дач вал, - твердо отвечала Мег. -
И, по-моему, у вас не больше оснований именовать меня "почтеннейшая", чем  у
меня звать вас "почтеннейший", что никак не сходится ни с моим мнением, ни с
истинной правдой.
   - Да она вовсе  спятила!  -  вознегодовал  капитан  Мак-Терк.  -  Потише!
Потише! Нельзя же так оскорблять порядочного джентльмена, когда он  является
от лица другого порядочного джентльмена. Станьте-ка поближе к косяку и дайте
мне пройти, не то, клянусь богом, я заставлю вас потесниться, а это вам едва
ли придется по вкусу.
   И он двинулся вперед, как человек, который намерен силой  проложить  себе
дорогу. Однако Мег, не удостаивая его  дальнейшими  переговорами,  взмахнула
метлой, которой орудовала более подходящим к ее назначению  способом  в  тот
момент, когда капитан Мак-Терк прервал ее хозяйственную деятельность.
   - Знаю я, зачем вы пришли, капитан, и вас самого я отлично  знаю.  Вы  из
тех, кто любит дергать людей за уши, чтобы  стравливать  их,  как  мальчишки
стравливают своих псов. Но до моих постояльцев, до моего мастера Тирла вам с
вашим богомерзким поручением не добраться, потому что  я-то  умею  соблюдать
мир и порядок в моем дому.
   И вслед за этими словами она снова  взмахнула  метлой,  наглядно  выражая
свои мирные намерения.
   Наш ветеран мысленно препоручил себя святому  Георгию,  отступил  на  два
шага и вскричал:
   - Ну, эта баба либо с ума сошла, либо пьяна вдребезги!
   Оба эти предположения так не понравились Мег, что она бросилась прямо  на
отступающего противника и решительно пустила в ход свое грозное оружие.
   - Это я-то пьяна? Ах ты клеветник и  негодяй!  (Удар  метлой  в  качестве
вводного предложения.) Да я, грешная, кроме чая в рот ничего не  беру!  (Еще
удар.) Крича, и ругаясь, и выказывая изрядную ловкость,  капитан  оборонялся
тростью от града сыпавшихся на него ударов. Кругом  уже  собирались  зеваки.
Неясно, удержался б он или нет в  пределах  галантности  или  уступил  жажде
мести и стремлению к самозащите, но только приход Тиррела, возвратившегося с
короткой прогулки, положил конец сражению.
   Мег,  весьма  почитавшая  своего   постояльца,   устыдилась   собственной
горячности и ускользнула в дом, не преминув порадоваться,  что  ей  все-таки
удалось  близко  познакомить  свою  метлу  с  башкой   старого   нечестивца.
Спокойствие, воцарившееся с ее  отбытием,  позволило  Тиррелу  справиться  у
Мак-Терка, которого  он  наконец  узнал  в  лицо,  что  было  причиной  этой
удивительной схватки и не к нему ли относился визит капитана. На это  старый
воин  весьма  взволнованно  отвечал,  что  Тиррелу  это  стало  бы  известно
давным-давно, если бы дверь у  него  открывал  порядочный  человек,  умеющий
вежливо ответить на вежливо заданный вопрос, а не эта  сварливая,  полоумная
баба, которая пострашнее орлицы,  овчарки,  медведицы,  да  и  любого  зверя
женского пола.
   Отчасти подозревая цель его прихода и не желая разглашать ее  без  нужды,
Тиррел пригласил  капитана  к  себе  в  отведенную  ему  гостиную,  попросил
извинения за грубость хозяйки и предложил перейти  прямо  к  делу,  которому
обязан честью видеть его у себя.
   - Вы  совершенно  правы,  добрейший  мистер  Тиррел,  -  сказал  капитан,
обдергивая рукава сюртука, поправляя шейный платок и жабо и пытаясь  вернуть
себе хладнокровие, подобавшее его миссии, хотя по временам все  еще  вскипая
негодованием против обхождения, которому подвергся. - Шорт побери,  да  если
бы это был мужчина, пусть бы сам король!..  Ведь  я  пришел  к  вам,  мистер
Тиррел, с учтивым предложением.., и весьма учтиво со мной  обошлись!  Старую
суку следует забить в колодки, будь она проклята! Мой друг сэр Бинго... Шорт
возьми, ввек не прощу ей такой наглости, и если  только  найдется  констебль
хоть за десять миль отсюда и хорошая плеть для нее., - Я  вижу,  капитан,  -
прервал его Тиррел, - вы сейчас слишком расстроены, чтобы изложить мне дело,
которое привело вас ко мне. Пойдемте-ка  в  мою  спальню:  холодная  вода  и
полотенце помогут вам несколько успокоиться.
   - И не подумаю я заходить к вам, мистер  Тиррел,  -  раздраженно  отвечал
капитан. - Я не собираюсь успокаиваться и не собираюсь задерживаться в  этом
доме ни на минуту и покину его,  как  только  передам  вам  порушение  моего
друга. А что до этой проклятой бабы Мег Додз...
   - В таком случае разрешите мне прервать вас, капитан Мак-Терк. Ведь  ваше
дело ко мне, по-видимому, не стоит ни в  какой  связи  с  этим  удивительным
столкновением с моей хозяйкой, за которое я никак не отвечаю...
   - А если бы я думал, что вы за него в ответе, сэр, -  сказал  капитан,  в
свою очередь прерывая Тиррела, - вам пришлось бы дать мне удовлетворение, не
сходя с места. Я с  радостью  выложил  бы  пять  фунтов  молодчику,  который
решился бы сказать: "Капитан Мак-Терк, а женщина-то была в своем праве!"
   -  Уж  я-то  никак  не  подхожу  к  роли  такого  молодчика,  потому  что
действительно не знаю, кто был прав, а кто нет. Однако, поскольку вы шли  ко
мне, я очень сожалею, что вас приняли так дурно.
   - Ну, раз вы сожалеете, - сердито сказал муж мира и порядка,  -  то  и  я
сожалею, и делу конец., А  что  касается  моего  поручения  к  вам,  то  вы,
конечно, помните, как нелюбезно и невежливо вы обошлись с моим другом, сэром
Бинго Бингсом?
   - Ничего подобного я не припоминаю, капитан, - отвечал Тиррел. - Я только
помню, что вышеназванный джентльмен позволил себе глупейшим  образом  биться
об заклад касательно моих дел, и знаю, что из уважения  к  присутствующим  и
особенно к дамам я обошелся с ним весьма сдержанно и снисходительно.
   - Отличное у вас  представление  о  снисходительности,  добрейший  мистер
Тиррел! Ведь вы взяли близкого моего друга за шиворот  и  убрали  с  дороги,
словно собачонку! Он, могу вас заверить, отнюдь не считает, что  вы  были  к
нему снисходительны, и не собирается быть снисходительным к вам. Посему  мне
надлежит либо передать ему от вас соответствующие извинения, либо вам  обоим
следует тихо и мирно встретиться где-нибудь, прихватив по приятелю с  каждой
стороны. Вот с каким поручением я пришел к вам,  а  эта  проклятая  баба  со
своей метлой, из ярой ненависти к кротким и миролюбивым действиям...
   - Давайте, капитан Мак-Терк, позабудем  пока  о  миссис  Додз,  -  сказал
Тиррел. - Возвращаясь  к  нашему  делу,  должен  вам  заметить,  что  вызов,
по-моему, изрядно запоздал. Вы человек военный, и вам лучше знать,  но  я-то
всегда полагал, что  такие  разногласия  обычно  улаживаются  тотчас  же  по
возникновении. Впрочем, я не стану препятствовать желанию сэра Бинго  ни  на
основании этой задержки, ни по какой другой причине вообще.
   - Разумеется, не  станете,  разумеется,  не  станете,  мистер  Тиррел,  -
отвечал капитан. - Я вправе думать, что вам известно, как подобает поступать
джентльмену. А что касается промедления, так знаете ли, сударь, люди  бывают
различных  сортов,  так  же  как  огнестрельное  оружие.  Бывают   ружья   с
чувствительным спусковым крючком, которые мигом стреляют и как раз в  нужный
момент, - таков, мистер Тиррел, человек чести. Иной же  схватится  сразу,  а
потом уклоняется от дела, как  дрянное  бирмингамское  ружьецо,  что  иногда
выпалит, когда курок еще на предохранителе, а другой раз затравка  горит,  а
оно и вовсе не стреляет. А бывают и такие, что сначала  дают  осечку,  вроде
тех мушкетов, сказал бы я,  которыми  орудуют  темнокожие  в  Индии:  фитиль
приходится раздувать и все такое прочее, вот вам  и  отсрочка,  но  в  конце
концов ружье грохнет как надо.
   - И доблесть вашего друга сэра Бинго как раз этого рода, - не  таково  ли
ваше заключение, капитан? Я бы скорее сравнил ее с детской  пу