а, - сказал Миклем, - пускай мисс Клара продаст свои акции, раз  уж
вы о них заговорили. - Не понимаю, почему вы об этом раньше не подумали.
   - Лучше б у вас язык отсох, чем предлагать мне сейчас такое!  -  вскричал
Моубрей, вздрогнув, словно ужаленный гадюкой. -  Отнять  эти  жалкие  гроши!
Пустячную сумму, оставленную Кларе теткой  на  ее  собственные  прихоти!  Ее
собственный небольшой капитал, который она тратит  на  разные  добрые  дела!
Бедная Клара, да у нее и так почти ничего нет! А почему  не  взять  лучше  у
вас, почтенный Миклем, у вас, который называет себя другом  и  слугою  нашей
семьи?
   - Все это верно, Сент-Ронан, - ответил Миклем, - да служба не вотчина,  а
дружба начинается дома, как говаривали мудрые люди в те поры, когда  мы  еще
на свет не родились. И в этом деле, считаю я, ближайшей  родне  и  брать  на
себя весь риск. Вы, Сент-Ронан, ближе и дороже  вашей  сестре,  чем  бедному
Сандерсу Миклему, в ком благородной крови не наберется и голодной  блохе  на
ужин.
   - Я этого не сделаю, - говорил Сент-Ронан, в волнении шагая взад и вперед
по комнате: при всем своем эгоизме он любил сестру, и любил  особенно  из-за
тех обстоятельств, которые делали его  покровительство  необходимым  для  ее
благополучия. - Ни за что я не стану грабить  ее.  Лучше  пойду  волонтером,
отправлюсь на континент и погибну как порядочный человек.
   Он продолжал ходить по комнате в мрачном молчании, которое  начинало  уже
беспокоить Миклема, не помнившего, чтобы патрон принимал что-либо так близко
к сердцу. Наконец он сделал попытку привлечь внимание лэрда и вывести его из
угрюмой задумчивости:
   - Мистер Моубрей... Никакого ответа.
   - Так вот, Сент-Ронан, я полагаю... По-прежнему ни слова в ответ.
   - Я обдумал дело и...
   - И что же, сэр? - немилостиво отозвался Сент-Ронан, круто оборачиваясь.
   - Если уж говорить напрямик, я считаю, что из этого дела все равно ничего
путного не выйдет. Окажись деньги сегодня у вас в кармане, ведь  наутро  они
перейдут в карман графа Этерингтона.
   - Вы дурак! - сказал Моубрей.
   - Может быть, - ответил Миклем, - но сэр Бинго Бинкс  тоже  дурак,  а  за
последние дни он обыграл вас два-три раза...
   -  Не  правда!  И  не  думал  он  обыгрывать  меня!  -  яростно  закричал
Сент-Ронан.
   - А я отлично знаю, - докончил Миклем, - что вы проиграли ему пари насчет
той рыбы и не далее как сегодня еще насчет чего-то.
   - Повторяю, вы дурак, Миклем! В моих действиях вы разбираетесь хуже,  чем
в космографии. Бинго робеет, нужно немножко  отпустить  леску,  вот  и  все.
Потом я прекрасно подсеку рыбку. Это дело верное, так же  как  и  с  тем,  с
другим. Знаю я, на какую приманку они ловятся! И вот  из-за  проклятых  пяти
сотен мимо меня пройдут десять тысяч!
   - Раз вы так уверены, что оберете его, то есть  я  хотел  сказать  -  так
уверены, что сорвете банк, то чем повредите вы мисс Кларе, пустив в  ход  ее
капитал? За риск вы можете вернуть ей вдесятеро больше.
   - Разумеется, могу, клянусь небом! - воскликнул  Сент-Ронан.  -  Мик,  вы
правы. Я мелочный трусливый глупец. За свои жалкие пять сотен Клара  получит
тысячу фунтов, черт возьми! И я свезу ее в Эдинбург, даже в Лондон,  мы  там
проведем весь сезон, я приглашу к ней лучших  врачей,  соберу  самое  лучшее
общество, чтоб повеселить ее! А если она им покажется несколько  странной  -
черт побери, я сумею за нее вступиться, ведь я брат ее! Да,  да,  вы  правы:
никакой беды не случится, если я возьму у нее сотен пять на несколько дней -
ведь это может принести только выгоду и ей и мне.  Ну-ка,  налейте  стаканы,
дружище, и выпьем за успех, так как вы совершенно правы.
   - Пью за успех от всей души, - ответил Миклем,  чрезвычайно  обрадованный
тем, что пылкий характер патрона подтолкнул его к нужному решению. Однако он
захотел все-таки на всякий случай выгородить себя. - Только тут правы-то вы,
а не я. Я бы ничего не  присоветовал,  кабы  не  ваши  уверения,  что  вы-де
побьете этого английского графа, да и сэра Бинго  тоже.  А  если  вы  твердо
надеетесь на успех, то со стороны любого из ваших друзей было  бы  неумно  и
невеликодушно мешать вам.
   - Верно, Миклем, верно, - ответил Моубрей, - однако кости и карты - всего
лишь кость да картон. И самая резвая беговая лошадь может поскользнуться, не
добежав до столба. Лучше бы не впутывать сестрины  деньги  в  такое  дело...
Впрочем, горевать рано! Если не повезет, я сумею вывернуться не хуже всякого
другого. Так что готовьте-ка наличные денежки, Мик.
   - Ну то-то! Но вот что еще надо сказать вам. Акции положены в банк на мое
имя и на имя банкира Тэма Тернпенни, как опекунов мисс  Клары.  Добудьте  от
нее письмо, в котором она поручала бы нам проедать  акции  и  выплатить  вам
полученную  сумму,  и   Тэм   Тернпенни   на   основании   этого   документа
незамедлительно выложит вам  пятьсот  фунтов.  Вы  ведь,  наверно,  захотите
продать весь пакет? Это даст больше шестисот, а то и целых семьсот фунтов. Я
считаю, что вам лучше продать все: стоит ли такую малость делить?
   - Верно, верно, - ответил Моубрей. - Если идти нам с вами в  подлецы  или
вроде того, так не зря же. Заготовьте мне образец письма, а Клара перепишет,
- если, конечно, согласится. У нее, знаете, может оказаться свое собственное
мнение, как у всякой женщины.
   - А уж тут, - сказал Миклем, - ничего не поделаешь, спорить с ней  -  все
равно что уговаривать ветер. Но разрешите дать вам  совет:  я  бы  на  вашем
месте сказал мисс  Кларе  только,  что  вам  очень  нужны  наличные  деньги.
Насколько я понимаю, ей едва ли будет по душе, чтобы вы  на  теткины  деньги
пытали счастья в орла и решку  с  лордами  и  баронетами.  У  нее,  я  знаю,
странные понятия в иных вопросах: все доходы с  этого  капитала  она  тратит
лишь на дела милосердия.
   - Значит, я рискую ограбить и бедняков и свою сестру зараз,  -  промолвил
Моубрей, снова наливая вина и себе и  своему  другу.  -  Ну,  Мик,  деваться
некуда! Выпьем за Клару, она-то ангел, а вот я... Что я такое - я и  сам  не
скажу и никому другому не позволю сказать. Только на  этот  раз  я  выиграю,
непременно выиграю - ведь от этого зависит состояние Клары.
   - Зато, думаю я, - сказал Миклем, - коли дело обернется плохо - ведь  бог
свидетель, часто срываются и самые умные расчеты, - нас утешит сознание, что
в конце концов в накладе останутся одни бедняки, да и  тем  приход  не  даст
умереть голодной смертью. Вот если бы ваша сестра  тратила  свои  деньги  на
себя - тогда дело другое.
   - Довольно, Мик!  Молчите,  ради  бога,  мой  почтенный  друг,  -  сказал
Моубрей. - Все это так.
   В черный день не найти советчика лучше вас - дюжина казуистов не могла бы
так славно примирить совесть человека с его потребностями. Но  поберегитесь,
мой усердный исповедник и советник, не перестарайтесь! Смотрите, как бы ваши
шуточки не отбили  у  меня  всякую  охоту  к  этому  делу.  Давайте-ка  ваше
послание, и я пойду с ним к Кларе, хотя, пожалуй, я предпочел бы  сойтись  с
лучшим стрелком Британии на зеленой лужайке в десяти шагах.
   С этими словами он вышел из комнаты,

Глава 11

БРАТСКАЯ ПРИВЯЗАННОСТЬ

   Мой родич быть мне близок должен сердцем.
   Когда я вижу, как играют дети
   И как Уильям рвет цветы для Эллен,
   А та ему для лески мушек ловит,
   Не верю я, что минет лет десяток,
   И алчность, подозренье, равнодушье
   Навеки разорвут святые узы,
   Связующие брата и сестру.
   Неизвестный автор

   Расставшись со своим зловредным советчиком, чтобы  предпринять  действия,
которые  тот,  не  очень  расхваливая,  все  же  подсказывал  ему,   Моубрей
направился в маленькую гостиную, которую его сестра привыкла называть  своей
и где проводила почти все время. Комната была убрана тщательно и  прихотливо
и  по  своему  изяществу  и  порядку  представляла  полный  контраст  другим
помещениям старого и запущенного дома. На маленьком рабочем  столике  лежали
предметы, говорившие о художественных склонностях обитательницы и  в  то  же
время намекавшие на неустойчивость характера. Там были неоконченные рисунки,
ноты с помарками, вышивки всех родов и  прочие  мелочи,  сделанные  женскими
руками. Видно было, что за  них  принимались  со  старанием,  что  над  ними
трудились со вкусом и умением и что их бросили, так и не доведя до конца.
   Сама Клара сидела на низеньком диванчике у окна и читала книгу или только
переворачивала страницы, делая вид, что читает.  Увидев  брата,  она  тотчас
вскочила и с самой искренней радостью бросилась к нему.
   - Добро пожаловать, дорогой Джон! Как мило, что  ты  навестил  затворницу
сестру! А я тут стараюсь приневолить свои глаза и мысли к чтению этой глупой
книги - ведь говорят, будто мне нехорошо много думать. Не знаю, в чем дело -
повесть скучна или я не умею сосредоточиться, но глаза мои лишь скользят  по
странице, словно во сне, когда снится, что читаешь, а  ты  не  понимаешь  ни
слова. Поговори со мной, так будет  лучше.  Чем  мне  угостить  тебя,  чтобы
доказать, как я рада тебе? Боюсь, что могу предложить тебе только чашку чая,
а ты до него не большой охотник.
   - Сейчас я с удовольствием выпью чашку, -  сказал  Моубрей.  -  Мне  надо
поговорить с тобой.
   - Тогда Джесси быстро приготовит нам  чаю,  -  сказала  мисс  Моубрей  и,
позвонив, отдала распоряжение горничной. - А за то ты не будь неблагодарным,
Джон, и не мучь меня разговорами о церемониале своего празднества.  "Довлеет
дневи злоба его" - в свое время я выйду к гостям и для  твоего  удовольствия
постараюсь сыграть свою роль как можно лучше. Но думать об  этом  заранее  -
голова и сердце разболятся. Так  что,  пожалуйста,  пощади  меня,  не  будем
говорить об этом.
   - Ах ты моя дикарочка! - сказал Моубрей. - С каждым днем  ты  все  больше
боишься встреч с людьми когда-нибудь ты убежишь у нас в лес и одичаешь там,
как принцесса Карабу. Нет, я постараюсь не мучить тебя. Если в этот  великий
день что-нибудь пойдет вкривь и вкось - пусть  бранят  болвана,  который  не
нашел себе в помощь советницы. Но я хотел поговорить с тобой, Клара, о более
важном деле, о деле чрезвычайной важности.
   - О каком деле? - воскликнула, вернее почти закричала  Клара.  -  Господ"
боже мой, что это? Ты сам не знаешь, как пугаешь меня!
   - Да что тебе померещилось? - сказал брат.  -  В  моем  деле  нет  ничего
необыкновенного. Право, это довольно обычная неприятность, и, насколько  мне
известно, она часто случается в жизни. Мне до зарезу нужны деньги.
   - И это все? - спросила Клара.
   По тону ее брат понял,  что  теперь,  узнав,  в  чем  суть,  она  склонна
настолько же преуменьшать беду, насколько раньше, до его объяснения в страхе
готова была преувеличить ее.
   - Все? Действительно, в этом все дело, но  оно  сулит  изрядные  хлопоты.
Если я не достану  некоторой  суммы,  мне  придется  очень  трудно.  Я  даже
вынужден обратиться к тебе с просьбой - может быть, ты поможешь мне?
   - Помогу ли я тебе? - переспросила  Клара.  -  Разумеется,  и  с  великой
радостью! Но ты сам знаешь, мой кошелек не очень тяжел...  Впрочем,  у  меня
сейчас осталось еще около половины того, что  я  получила  прошлый  раз,  и,
конечно, Джон, я буду рада, если мои  деньги  тебе  пригодятся.  Особенно  я
радуюсь тому, что, значит, и нужда твоя не так уже велика.
   - Увы, Клара, если ты  хочешь  помочь  мне,  -  сказал  брат,  уже  почти
раскаиваясь в своих замыслах, - тебе надо прирезать  курицу,  которая  несет
золотые яйца: ты должна дать мне взаймы весь свой капитал.
   - А почему бы и нет, если этим я окажу тебе услугу, Джон?  -  простодушно
отозвалась девушка. - Разве ты не попечитель мой по  родству?  Разве  ты  не
добр ко мне? И разве мое маленькое состояние не вполне в твоем распоряжении?
Я знаю, ты все сделаешь как нельзя лучше.
   - А вдруг нет? - сказал Моубрей, отшатываясь от нее. - А если я не уверен
в этом?
   Ее доверчивость и готовность показались ему горше всех ожидаемых споров и
возражений. Хитрости и уловки, к которым ему пришлось бы прибегнуть  в  этом
случае, чтобы вынудить ее согласие, заглушили бы голос совести. Тут была  та
же разница, что отличает убийство  прирученного  и  покорного  животного  от
охоты на дикого зверя,  когда  возбуждение  от  долгой  погони  заглушает  в
охотнике тайное сознание собственной жестокости. Именно эта  мысль  посетила
сейчас Моубрея. "Боже мой, ведь это все  равно  что  стрелять  в  птичку  на
ветке!" - подумал он.
   - Клара, - обратился он к ней, - боюсь, что  эти  деньги  едва  ли  будут
истрачены так, как тебе хотелось бы.
   - Трать их как тебе нравится, братец, - отвечала она, - и я буду считать,
что все хорошо.
   - Я и делаю все для этого, - подхватил он, - во всяком  случае,  я  делаю
то, что нужно делать, ибо другого выхода не вижу. Теперь от  тебя  требуется
только переписать эту бумагу и распроститься с банковскими  дивидендами,  по
крайней мере на время. Я надеюсь увеличить вдвое эту маленькую сумму,  пусть
только фортуна будет дружна со мной.
   - Не доверяй фортуне, Джон, - сказала Клара, улыбаясь, хотя во  взоре  ее
промелькнуло горестное выражение. - Увы! фортуна не в ладах с нашей семьей -
во всяком случае, в последнее время.
   - Фортуна любит смелых - это я знаю с детства из грамматических прописей,
- отвечал брат, - и я должен довериться ей, будь она изменчивей, чем  флюгер
на коньке дома. Но если.., но если она обманет  меня?..  Что  сделаешь,  что
скажешь ты, Клара, если, наперекор моей уверенности, наперекор моим надеждам
и ожиданиям, я не верну тебе этих денег в скором времени?
   - Что я сделаю? - воскликнула Клара. - Я должна буду  обойтись  без  них,
сам понимаешь. А что я скажу? Я ничего не скажу тебе, ни слова.
   - Так я и думал, - сказал Моубрей. - Ну, а твои  собственные  расходы  на
добрые дела? А твои слепые и увечные? А все твои нищие?
   - Ну, с этим-то  я  справлюсь.  Смотри-ка,  Джон,  сколько  здесь  всяких
недоделанных вещиц. Героиня любого романа в беде всегда обращается к игле  и
карандашу, не правда  ли?  И  поверь  мне,  хотя  последнее  время  я  стала
неусидчива и не очень прилежна, если я возьмусь за дело,  ни  одна  из  этих
Эмелин и Этелинд не угонится за мной - такие горы безделушек буду отправлять
на продажу и такую уйму денег заработаю. Леди Пенелопа и все эти господа  на
Сент-Ронанских водах наверняка кинутся раскупать мои работы, разыгрывать  их
в лотерею  и  будут  делать  все  на  свете,  чтобы  поддержать  грустную  и
задумчивую мастерицу. Я засыплю их ландшафтами с ярко-зелеными  деревьями  и
синими-пресиними речками, портретами, от которых содрогнутся сами оригиналы,
носовыми  платками  и  тюрбанами  с  хитрым  шитьем,  которое   поспорит   с
запутанными тропками, проложенными к нашему Бельведеру, - поверь, я составлю
себе состояние за первый же сезон!
   - Нет, Клара, мы придумаем кое-что получше, - серьезно сказал Джон,  ибо,
пока сестра говорила все это, добрые намерения взяли верх в  его  сердце.  -
Если твоя великодушная помощь не спасет меня на этот раз, я  брошу  все  это
дело.  Надо  мной  посмеются,  пошутят  раз-другой  какой-нибудь  весельчак
спросит:
   "Черт побери, Джек, куда девалась твоя  удаль?"  -  вот  и  все.  Собаки,
лошади и все прочее пойдет с молотка.  Оставим  только  твою  лошадку,  а  я
обойдусь  парой  крепких  ног.  Последние  акры  старой  земли   дадут   нам
возможность вести такую жизнь, какая нравится тебе и какую я научусь любить.
Буду работать в саду, буду сам ходить в лес и  ставить  метки  на  деревьях
буду сам рубить их, сам вести свои счетные книги и пошлю к дьяволу  Сандерса
Миклема.
   - Вот это самое лучшее из всех твоих решений, Джон, - сказала Клара, - и,
если наступит такой день, счастливей меня на свете никого не будет.  У  меня
тогда не останется ни одной заботы, а если и останется,  так  ты  о  ней  не
узнаешь и не услышишь. Она скроется здесь, - промолвила она, кладя  руку  на
грудь, - здесь я схороню ее, словно урну с  погребальным  пеплом  в  глубине
холодной гробницы. Ах, пусть бы мы повели такую  жизнь  с  завтрашнего  дня!
Если для этого уж так необходимо сначала избавиться от этих денег, брось  их
в речку и считай, что ты проиграл их в карты или на бегах.
   Любовно  устремленные  на  брата  глаза   Клары   сияли   сквозь   слезы,
навернувшиеся от волнения, которое охватило ее при этих словах.  Моубрей  же
не мог поднять на нее взгляда, и щеки его горели румянцем ложного  самолюбия
и истинного стыда. Наконец он взглянул ей в лицо.
   - Моя дорогая сестренка, - заговорил он, - как неразумно ты  рассуждаешь,
и как неразумно с моей стороны стоять здесь и слушать  тебя,  когда  у  меня
столько дел на руках! Мой план отлично удастся, а если нет,  у  нас  есть  и
твой про запас, и, клянусь, я  выполню  его  без  спора.  Пустячные  деньги,
которыми по твоему письму я получу право распоряжаться, могут  принести  мне
счастье, а пока есть надежда на успех, сдаваться нельзя. Выйди я  сейчас  из
игры, мы не разбогатеем и не обеднеем от этих  нескольких  сотен.  Так  что,
видишь, дело наше верное.  Надо  признаться,  счастье  иногда  оборачивается
против меня, но при равных условиях и честной игре я могу побить любого,  не
зовись я Моубреем. Прощай, дорогая Клара! С  этими  словами  он  нагнулся  и
нежнее обычного поцеловал ее.
   Прежде чем он успел выпрямиться, она ласково обхватила его руками за  шею
и сказала с выражением глубокой нежности:
   - Милый брат, самое малое твое желание всегда было и  будет  законом  для
меня. О, если бы и ты исполнил одну-единственную мою просьбу!
   - Какую просьбу, глупышка? - сказал Моубрей, мягко  высвобождаясь  из  ее
рук. - Что это у тебя за просьба, которая нуждается  в  таком  торжественном
предисловии? Ты ведь знаешь, я не люблю предисловий и, когда  мне  случается
взяться за книжку, всегда их пропускаю.
   - Тогда скажу без  предисловий:  не  можешь  ли  ты,  братец,  ради  меня
избегать ссор, которые  постоянно  возникают  между  обитателями  отеля  там
внизу,  на  Сент-Ронанских  водах?  Всякий  раз,  бывая  там,  я   узнаю   о
какой-нибудь новой стычке. И всякий раз, едва склонив голову на  подушку,  я
вижу во сне, что ты становишься жертвой такой ссоры. Вот и вчера...
   - Ну, Клара, если ты начнешь рассказывать свои сны, мы никогда не кончим.
Спать для тебя, наверно, самое главное занятие  -  ведь  ешь  ты  не  больше
воробья. Но покорнейше прошу: спи без всяких снов или  храни  их  про  себя.
Почему  ты  так  ухватилась  за  меня?  Ну,  чего  ты  боишься?  Неужто   ты
воображаешь, что  этот  болван  Бинкс  или  кто  другой  из  этих  господ  с
Сент-Ронанских вод посмеет наступить мне на ногу? Какого черта, я даже  буду
рад, если кто-нибудь из них наберется задора - у меня по крайней мере  будет
предлог проткнуть его шпагой. Ей-ей, я мигом покажу им, как вести себя!
   - Нет, Джон, не  таких  людей  я  опасаюсь,  -  ответила  ему  сестра.  -
Случается, правда, что, впадая в бешенство, трус  становится  опасней  иного
храбреца - и все же такие люди не страшны  мне.  Но  бывают  люди,  по  виду
которых не угадаешь их свойств. Их мужество, их отвага скрыты, словно металл
в глубине рудника, и таятся  под  покровом  ничем  не  примечательной,  даже
обыкновенной внешности. Ты можешь встретиться с людьми  такого  рода,  а  ты
горяч и опрометчив, ты любишь упражняться в остроумии, не  всегда  взвешивая
последствия, и...
   - Честное слово, Клара, - ответил Моубрей, - ты сегодня решила читать мне
проповеди! Такой логике и глубокомыслию позавидовал бы даже  наш  священник!
Твою речь надо лишь поделить на главки, сдобрить  выводами  практическими  и
выводами богословскими и  затем  читать  с  церковной  кафедры  перед  всеми
прихожанами ради их поучения и наставления. Но  я-то,  милая  моя  Клара,  в
церковь не ходок! И хотя я свою голову зря подставлять не собираюсь, все  же
запугать меня трудно. Кто же это собирается ко мне сунуться?  Мн