чему леди Пенелопа  за  ней  так
ухаживает? И отчего эта дама явилась в амазонке и фетровой шляпе, когда  все
мы (тут она оглядела самое себя) в шелках и атласе?
   - Кто она такая, миссис Блоуэр, мне  сообщить  вам  нетрудно,  -  ответил
обязательный доктор. - Это мисс Клара Моубрей, сестра владельца замка,  того
джентльмена в зеленом сюртуке со стрелой на пелерине. Но зачем она  надевает
костюм для верховой езды или почему она делает еще что-нибудь - не под  силу
выяснить  докторскому  искусству.  По  правде  сказать,  я  думаю,  что  она
немножко.., самую малость.., так сказать, тронута.  Называйте  это  нервами,
или ипохондрией, или как хотите.
   - Господи помилуй, вот бедняжка! - с состраданием воскликнула вдова. -  И
в самом деле, похоже на то. Но ведь  нельзя  же  давать  ей  разгуливать  на
свободе, доктор, ведь она может  сама  изувечиться  или  другого  изувечить.
Смотрите-ка, она берется за нож! Ах, она просто хочет отрезать  себе  ломтик
булки, не дожидаясь, чтобы ей  услужили  эти  пудреные  лакейские  мартышки.
Пожалуй, доктор, это разумно, ведь она может отрезать себе кусок,  какой  ей
надо - толстый или тонкий. Ох, господи, да она взяла самую  крошечку!  Такой
кусочек можно просунуть канарейке в клетку  между  прутьями.  Лучше  бы  она
подняла свою длинную вуаль и сменила бы юбку  для  верховой  езды.  В  самом
деле, ей надо растолковать, как вести себя по правилам, доктор Киклшин.
   - Какие бы правила мы ни вводили, она на них не посмотрит, миссис Блоуэр,
- сказал доктор. - По соизволению брата и по капризу леди Пенелопы,  которая
решила потакать Кларе Моубрей, ей все  сходит  с  рук.  А  им  следовало  бы
подумать о ее поведении.
   - Ох, пора, пора подумать! Разве годится такой молодой девушке  врываться
к нарядным дамам, словно прискакав прямо с Литских песков? А  как  миледи  с
ней носится! Они, право, друг друга стоят.
   - Пожалуй, что и так, - сказал доктор Квеклебен. - Одна ничуть  не  лучше
другой. О леди Пенелопе-то, впрочем,  было  кому  хорошенько  подумать.  Мой
покойный друг, граф Фезерхед, был человек рассудительный и руководил  семьей
по всем правилам медицины. От минеральной воды или от моего ухода, а  только
здоровье  леди  Пенелопы  отличное,  и  оно  тут  ни  при  чем:  просто  она
капризница, и характер у нее вздорный - вот и все. При ее титуле и богатстве
это позволительно. Однако другой способ лечения мог бы довести ее до беды.
   - Да, да, ей друзей не занимать стать, - согласилась вдова. - Ну,  а  эта
девочка Моубрей? Бедняжка! Почему так вышло, что о ней никто не позаботится?
   - Мать ее умерла, отец же ни о чем другом не думал, кроме своих забав,  -
ответил доктор. - Брат ее воспитывался в Англии, а если бы жил тут, так тоже
заботился бы только о своем благе. Воспитание она  получила  из  собственных
рук, книги читала те, что находила в библиотеке, набитой старыми  рыцарскими
романами, общество у нее было случайное, друзья - кто  попало.  При  ней  не
было наконец домашнего врача - поблизости не было даже  порядочного  лекаря.
Нечего и удивляться, что бедная девочка выросла такой странной.
   - Ах, бедняжка! Выросла без  доктора!  Даже  без  лекаря!  -  воскликнула
вдова. - Но знаете, доктор, может быть она, бедненькая, всегда была  здорова
и поэтому не нуждалась...
   - Ха-ха-ха, сударыня, это значит лишь, что она нуждалась во враче гораздо
больше, чем если бы была  болезненной.  Искусный  врач  знает,  как  умерить
крепкое здоровье, миссис Блоуэр. Здоровье - чрезвычайно  тревожный  признак,
если  подходить  к  организму  ecudum  artem  .
Внезапная смерть приключается чаще всего,  когда  люди  находятся  в  добром
здоровье. Ох, состояние полного здоровья - вот в чем главная  опасность  для
пациента, на взгляд врача!
   - Так, так, доктор! Я-то прекрасно понимаю, как важно  иметь  подле  себя
человека искусного, - сказала вдова.
   Доктору так захотелось уверить миссис Блоуэр в  том,  насколько  для  нее
опасно  одно  только  предположение,  будто  ей  можно  жить  и  дышать  без
разрешения врача, что тут его голос перешел  в  нежный  умоляющий  шепот,  и
сообщивший нам эти строки наблюдатель уж не мог дальше разобрать  ни  звука.
Речь доктора, как это случается подчас с великими ораторами, "не была слышна
на галерее".
   Тем временем  леди  Пенелопа  продолжала  осыпать  Клару  Моубрей  своими
ласками. Любила ли миледи  в  глубине  души  молодую  девушку  -  утверждать
довольно трудно. Так ребенок, наверно,  любит  свою  игрушку.  Но  Клара  не
всегда оказывалась послушной игрушкой и в своем роде была так  же  капризна,
как ее светлость. Однако причуды бедной  Клары  бывали  причудами  на  самом
деле, а ее светлость свои большей частью выдумывала. Не соглашаясь с резкими
суждениями доктора относительно  Клары,  надо  все  же  признаться,  что  ее
настроение  действительно  отличалось  неустойчивостью  и  случайные  порывы
легкомыслия сменялись у нее долгими промежутками печали. К тому же светскому
обществу ее легкомыслие казалось гораздо большим, чем было на самом деле. Ей
никогда не приходилось испытывать сдерживающего  влияния  подлинно  хорошего
общества, и она  несправедливо  презирала  то,  с  которым  ей  по  временам
приходилось сталкиваться. К несчастью, некому  было  внушить  ей  ту  важную
истину, что иные формы и ограничения нужно соблюдать не столько для  других,
сколько ради нас самих. Поэтому она одевалась, вела себя и судила по-своему,
и хотя ее наряды, манеры и мнения удивительно шли ей, они, как венок  Офелии
и обрывки ее странных песен, должны были по сути дела вызывать сострадание и
грустные чувства, а не  только  забавлять  окружающих,  -  А  почему  вы  не
приехали к обеду? Мы ожидали вас, ваш трон был приготовлен.
   - Я не приехала бы и к чаю, будь моя воля, - ответила мисс Моубрей. -  Но
брат говорит, что вы, ваша милость, собираетесь  посетить  Шоуз-касл.  Желая
утвердить вас в этом приятном намерении, он считал  совершенно  необходимым,
чтобы я приехала и сказала: "Пожалуйста, приезжайте, леди Пенелопа". И вот я
явилась и говорю: "Приезжайте, пожалуйста!"
   - Неужели ваше лестное приглашение относится только ко мне,  моя  дорогая
Клара? Леди Бинкс будет обижена.
   - Привозите и леди Бинкс, если она захочет сделать  нам  честь  (тут  обе
обменялись принужденным поклоном), привозите мистера Спрингблоссома, то бишь
Уинтерблоссома . Мы знаем, Клара, вам легче скончаться, чем выступать хозяйкой на
званом обеде.
   - Ничего подобного: я буду жить долго, составлю завещание и всякие званые
обеды оставлю в наследство дьяволу, который их придумал.
   Супруге баронета, которая сама ходила раньше в кокетках  и  сорванцах,  а
сейчас играла роль строгой дамы, развязность молодой девушки пришлась не  по
нраву, и она громко объявила:
   - Мисс Моубрей высказывается в пользу

   Шампанского с цыпленком на закуску.

   - Предпочитаю цыпленка без шампанского, с вашего разрешения,  -  ответила
мисс  Моубрей.  -  Мне  известно,   что   иным   дамам   приходится   дорого
расплачиваться за свое желание всегда иметь шампанское к обеду. Кстати, леди
Пенелопа, вам не удается держать ваш зверинец в такой строгости, как Барбоса
с Полканом. Проходя их помещение в нижнем этаже,  я  слышала,  как  они  там
ворчали и грызлись.
   - Это час кормления, душенька, - сказала леди Пенелопа, - а все  животные
низших видов в это время склонны к драке.  Вы  видите,  мы  наших  ручных  и
ученых зверей не держим под замком, и они ведут себя хорошо.
   - О да - в  присутствии  укротительницы,  разумеется.  Ну,  придется  мне
рискнуть и снова пройти через холл, несмотря на этот рык и ворчанье. Мне бы,
как принцу в сказке, иметь про  запас  бараньи  окорока,  чтобы  швырять  их
вашему зверью, если оно на меня кинется.  Помните,  жил-был  принц,  который
хотел добыть воды из Львиного источника?  Впрочем,  я  лучше  пройду  другим
ходом, не встречаясь с ними. Недаром честный ткач Основа говорит:

   Когда б, как львы, они пришли сюда,
   То их самих настигла бы беда.

   - Проводить мне вас, дорогая? - спросила леди Пенелопа.
   - Не надо, у меня и самой духу хватит пройти через холл:  ведь  любые  из
них сходны со львами только шкурой.
   - Но почему вы уходите так рано, Клара?
   - Да ведь поручение исполнено - я пригласила вас и всех ваших, не так ли?
Сам лорд Честерфилд признал бы, что я выполнила все требования вежливости.
   - Но вы и слова ни с кем не молвили! Нельзя же быть такой нелюбезной, моя
дорогая, - сказала леди Пенелопа.
   - Обращаясь к вам и  леди  Бинкс,  я  обращалась  и  ко  всем  остальным.
Впрочем, я буду паинькой и сделаю как мне велят.
   Тут она оглядела собрание и с преувеличенной  любезностью  и  учтивостью,
едва скрывавшими презрение, сказала по несколько слов каждому из гостей:
   - Мистер Уинтерблоссом,  надеюсь,  что  подагра  немного  отпустила  вас?
Мистер Роберт Раймер (слава богу, я удержалась и не назвала  его  Томасом!),
надеюсь, публика  оказывает  музам  покровительство?  Ваш  карандаш,  мистер
Килевин, наверное, по-прежнему трудится без отдыха? Мистер Четтерли,  паства
ваша, несомненно, все совершенствуется? Доктор Квеклебен,  я  надеюсь,  ваши
пациенты выздоравливают? Вот и все, кого я знаю в этом  уважаемом  обществе.
Прочим - кто болен - желаю доброго здоровья, а кто здоров - веселья!
   - Неужели вы в  самом  деле  покидаете  нас,  душенька?  -  сказала  леди
Пенелопа. - Так носиться верхом вредно для ваших нервов, право  же,  вредно.
Вам следует беречь себя. Не поговорить ли мне с Квеклебеном?
   - Не надо мне ни лекарей, ни знахарей, моя дорогая. Зачем вы подмигиваете
леди Бинкс? Зряшные намеки, со мной ничего такого  нет,  уверяю  вас.  Я  не
хочу, чтобы на Сент-Ронанских водах меня все жалели и все мне дивились,  как
леди Клементине. Не хочу я быть и Офелией, хоть  и  повторю  вслед  за  ней:
"Доброй ночи, сударыни доброй ночи вам, милые дамы!" Теперь же.., нет, нет,
я не скажу: "Подайте мне карету!", а только - "Коня, коня!"
   С  этими  словами  она  выскользнула  из  комнаты  через  боковую  дверь,
предоставив дамам  обмениваться  понимающими  взглядами  и  многозначительно
покачивать головами.
   - Бедная девушка чем-то встревожена, - сказала  леди  Пенелопа,  -  такой
странной я вижу ее в первый раз.
   - Что до меня, - сказала леди Бинкс - я думаю, что, как говорит в комедии
миссис Хаймор, напрасно она старается свою дерзость выдать за безумие.
   - Нехорошо, милая леди Бинкс! - упрекнула ее леди Пенелопа,  -  Пожалейте
мою любимицу. Уж кому-кому, а вам-то следует быть  снисходительней  к  милым
эксцентрическим выходкам. Простите меня, душенька, но должна же  я  защитить
отсутствующую подружку. Ведь я уверена, что у леди Бинко хватит  великодушия
и искренности, и она не станет

   Уловки осуждать, что помогли возвыситься самой,

   - Не знаю, о каком возвышении  вы  говорите,  миледи,  -  возразила  леди
Бинкс, - и поэтому не пойму,  какие  я  должна  была  применять  уловки  для
достижения его. По-моему, нет ничего особенно странного в том, что  леди  из
старинной шотландской семьи выходит замуж за английского баронета.
   - Конечно нет, но знаете ли, чего только на свете не считают странным,  -
кольнула ее леди Пенелопа.
   - Если вам завиден мой бедный чудак, сэр Бинго, я  помогу  вам  раздобыть
себе такого же, милая.
   - Ничуть не  сомневаюсь  в  вашей  сноровке,  дорогая,  но  уж  если  мне
понадобится, я и сама раздобуду себе  такого.  Ну  вот  наконец  и  все  эти
чудаки!.. Джолиф, предложите джентльменам чаю, а потом приготовьте здесь все
для танцев и расставьте столы для карт в соседней комнате,

Глава 8

ПОСЛЕ ОБЕДА

   Берут стаканы, пьют и вскоре
   От дружбы переходят к ссоре,
   Прайор

   Если читателю доводилось присматриваться к нравам собачьего племени,  он,
наверно, заметил, что ссоры женского пола у них сильно  отличаются  от  ссор
мужского. Особы, принадлежащие к первому роду, задиристы и обидчивы, а  свое
раздражение, неприязнь  и  ревность,  возникающие  в  присутствии  соперниц,
склонны  выражать  внезапным  лаем  и  стремительным   нападением,   которое
производится по возможности врасплох. Однако эти взрывы озлобления не  ведут
к  очень  глубоким  и  затяжным  столкновениям  -   схватка   начинается   и
заканчивается в один миг. Не такова  вражда  среди  мужественных  псов.  Раз
возникнув и подогреваемая  оскорбительным  и  вызывающим  рычанием  с  обеих
сторон, она непременно приводит к яростному и упорному  поединку.  Если  эти
бравые псы равны по силе, то они, катаясь  по  загону,  будут  долго  рвать,
грызть и душить друг друга. Чтобы разъединить  бойцов,  нужно  притушить  их
ярость ведром холодной воды либо изо всех сил тянуть за ошейники, и,  только
почти задохнувшись, они разжимают пасти.
   Это грубое сравнение, взятое из жизни собак, все-таки вполне приложимо  к
людям. Пока дамы, как только что описывалось, занимались  за  чайным  столом
перестрелками и перепалками, у джентльменов, оставшихся в столовой,  уже  не
раз назревали более серьезные столкновения.
   Мы говорили, какие веские причины заставляли мистера Моубрея отнестись  с
враждебным предубеждением к  молодому  человеку,  приглашенному  к  обеду  с
общего согласия. Этого предубеждения отнюдь не уменьшило поведение  Тиррела,
который хоть и был хорошо воспитан, но держался со всеми на равной ноге, что
сент-ронанскому лэрду казалось чрезмерной самонадеянностью.
   Что касается сэра Бинго, то в нем уже росла  настоящая  ненависть,  какую
человек низкой души  всегда  испытывает  к  противнику,  перед  которым  ему
случилось однажды позорно отступить. Он не  забыл,  как  Тиррел  пресек  его
непрошеную назойливость, он не забыл его взгляда и тона при этом. И  хотя  в
то мгновение сэр Бинго смолчал,  в  сердце  его  засела  обида,  требовавшая
отмщения. За вином в нем стала пробуждаться храбрость, отсутствие которой  в
более  трезвые  минуты  оказывало  сдерживающее  влияние  на  сто  драчливый
характер. Эта храбрость быстро распалила его злобу, и он уже несколько  раз,
выдавая свое раздражение, затевал споры с Тиррелом  без  всякой  причины,  и
притом более резко, чем то дозволяло их столь  недавнее  знакомство.  Тиррел
замечал его враждебность, но обращал  на  его  слова  столько  же  внимания,
сколько вызвали бы в нем выходки великовозрастного  школьника,  которому  не
стоит отвечать, хотя бы его глупость и заслуживала того.
   Один раз внешним поводом для грубой  выходки  баронета,  носившей  совсем
ребяческий характер, послужило следующее. Разговор коснулся охоты,  то  есть
одной из самых волнующих тем для молодых  шотландских  помещиков,  и  Тиррел
упомянул своего любимого сеттера, собаку редкой красоты, которую он не  взял
с собой, но которую ему должны были привезти на следующей неделе.
   - Сеттер! - насмешливо заметил сэр Бинго. - Вы, наверно, хотели сказать -
пойнтер.
   - Нет, сэр, - возразил Тиррел.  -  Мне  отлично  известна  разница  между
сеттером и пойнтером, и я знаю, что старомодный сеттер нынче не  в  чести  у
охотников. Но я люблю свою собаку как друга и ценю  ее  охотничьи  качества.
Сеттер к тому же понятливей, привязчивей, и с ним лучше  коротать  вечера  у
камина, чем с пойнтером. Этому причиной, - добавил он, - вовсе не недостаток
у него сообразительности. Но грубые псари и  конюхи  обыкновенно  так  плохо
обращаются с пойнтерами, пока те находятся в их ведении, что псы теряют все,
кроме своих охотничьих навыков, и пойнтер в конце концов только и умеет, что
находить дичь и делать стойку.
   - А кому нужно, чтобы он годился на что-нибудь еще? - спросил сэр Бинго.
   - Многие, сэр Бинго, придерживаются того мнения, - ответил Тиррел, -  что
и собаки и люди, которые хороши на охоте, могут  подчас  пригодиться  и  для
дружеского общения.
   - То  есть  для  того,  чтобы  вылизывать  тарелки  и  скрести  кастрюли,
вероятно, - пробормотал сэр Бинго  otto  voce   и прибавил несколько громче и членораздельнее:
   - Никогда не  слыхивал,  чтобы  с  сеттером  охотился  кто-нибудь,  кроме
браконьеров.
   - Теперь это вам известно, сэр Бинго, - ответил Тиррел, - и, надеюсь,  вы
не впадете снова в такую грубую ошибку.
   Тут блюститель мира и порядка  счел  свое  вмешательство  необходимым  и,
преодолев привычную молчаливость, произнес следующую содержательную речь:
   - Шорт побери! А по-моему, коли вы  хотите  знать  мое  мнение,  здесь  и
спорить не о чем. Потому что - шорт побери! - мне кажется, знаете ли, вы оба
правы, шорт побери! Хорошо моему другу, увашаемому сэру Бинго, имея  конюшни
для лошадей и конуры для псов и все такое, держать полдюжины  грязных  псов,
что визшат и воют весь день и всю ночь у меня под окном,  шорт  побери!  Они
там визшат и воют, а я - шорт побери! - предпочел бы, чтобы  они  визшали  и
выли где-нибудь в  другом  месте.  На  свете  немало  людей,  по  сути  дела
настоящих джентльменов, которые ничуть не хуже моего увашаемого  друга  сэра
Бинго, только они, может быть, бедны. А если человек беден  -  будь  это  я,
например, или этот достойный  джентльмен  мистер  Тиррел,  ведь  нет  такого
правила  или  закона,  чтобы  ему  не  держать  пса  для  охоты  или  своего
удовольствия? И если нет у него конюшни или конуры, чтобы дершать  там  свою
животину, так разве он не мошет дершать ее у себя в спальне или на подстилке
у камина, поскольку матушка Додз к себе на кухню их ни за что не пустит? Так
что, если мистер Тиррел считает, что ему для этого  сеттер  подходит  больше
пойнтера, то, шорт побери, по-моему против этого нет закона, умереть мне  на
этом месте!
   Если читателю эта речь покажется слишком пространной для  такого  случая,
пусть он припомнит, что капитану Мак-Терку приходилось, вероятно, переводить
ее с перифрастического языка Оссиана, на каковом она первоначально  возникла
в его мозгу.
   Мужу мира и порядка ответствовал муж закона:
   - Ну, на этот раз вы ошиблись, капитан! Против  сеттеров  есть  закон.  Я
берусь доказать,  что  они-то  и  есть  те  "брехливые  собаки",  о  которых
говорится в  одном  старинном  шотландском  статуте  и  которых  запрещается
укрывать у себя под страхом...
   Тут капитан принял важный вид и прервал его весьма строго:
   - Шорт побери, мистер Миклем, я хотел бы знать, что  вы  имеете  в  виду,
заявляя мне, будто я ошибаюсь, сэр, и упоминая о  "брехливых  собаках"?  Вам
следует понять, и запомнить, и твердо усвоить, что я  ни  разу  в  жизни  не
ошибался, разве что принимая вас за джентльмена, сэр.
   - Не имел намерения  оскорбить  вас,  капитан!  Да  и  ваше  дело  блюсти
порядок, а не заводить ссоры, - сказал муж закона и тихонько зашептал на ухо
своему патрону:
   - Он сварлив, словно старый шотландский террьер, что кидается на всякого,
кто ни подойди. Но вот что я скажу вам, Сент-Ронан: честное слово,  по-моему
это тот самый мальчишка Тирл, против которого еще во времена вашего  отца  я
поднимал дело за то, что они - с ним был еще один висельник -  охотились  на
Спрингвелхедской пустоши.
   - Верно, верно, Мик,  -  так  же  шепотом  ответил  ему  лэрд.  -  Теперь
благодаря вам мне становится понятно, почему он все время  так  не  нравился
мне. Я чувствовал, что это какой-то проходимец. Ну, я выведу его  на  чистую
воду, попомните мое слово!
   - Тише, тише, погодите, Сент-Ронан! Помалкивайте пока.  Ведь  я  возбудил
процесс по желанию вашего батюшки  перед  сессией  суда,  но  только  старый
помощник шерифа оказался на  стороне  этого  мальчишки,  и  некоторые  судьи
посчитали, что парни нечаянно забрели на пустошь. Поэтому добиться решения в
нашу пользу не удалось. У вашего отца тогда разыгралась подагра,  а  мне  не
хотелось тревожить его.  Я  боялся,  как  бы  их  не  оправдали  вчистую,  и
предпочел  отложить  разбор  дела.  Так  что,  Сент-Ронан,  тут  вам   лучше
действовать осторожно - в суд-то их вызывали, да ведь не осудили же.
   - А нельзя ли снова подня