дцы не так-то быстро
вводят у себя какие-нибудь новшества, хотя бы и полезные*.
     ______________
     * Не знаю,  как обстояло дело во времена мистера Осбалдистона,  но могу
заверить  читателя,   которому  пришла   бы   охота   посетить  места   этих
романтических приключений,  что в клахане Эберфойл имеется в настоящее время
очень уютная маленькая гостиница.  Если же он к тому же любитель шотландской
старины, его сугубо привлечет сообщение, что он окажется в близком соседстве
с      преподобным     доктором      Патриком      Грэмом,      эберфойлским
священником-нонконформистом,   чья  любезная  словоохотливость,  когда  речь
заходит  о  шотландских  древностях,   немного  уступает  громадному  запасу
собранных  им  легенд  и  сказаний.  (Примечание на  рукописи.)  По  слухам,
почтенный церковнослужитель умер несколько лет тому назад. (Прим. автора.)

     Обитатели этих убогих жилищ всполошились при нашем отъезде, и когда наш
отряд  в  двадцать человек перед  выступлением выстраивался в  ряды,  старые
ведьмы поглядывали на  нас  в  приоткрытые двери  лачуг.  Когда эти  сивиллы
высовывали  свои  седые  головы,   наполовину  покрытые  тугими  фланелевыми
чепцами,  и  хмурили косматые брови,  и  поднимали длинные костлявые руки со
странными  жестами  и  ужимками,  и  перекидывались замечаниями на  гэльском
языке,  мне  вспоминались ведьмы из  "Макбета" и  чудилось,  что лицо каждой
старой карги отмечено коварством вещих сестер.  Выползали и  маленькие дети:
одни совсем голые,  другие кое-как прикрытые лоскутами клетчатого сукна; они
хлопали в крошечные ладошки и скалили зубы на английских солдат с выражением
ненависти и злобы,  не по годам глубокой.  Меня особенно поразило, что среди
жителей клахана,  многолюдного при небольших его размерах,  совсем не  видно
было мужчин - ни даже мальчиков десяти - двенадцати лет; и мне, естественно,
пришло на ум,  что от мужчин,  мы,  пожалуй, получим в дороге более ощутимые
доказательства той ненависти,  что тлела на лицах вокруг и  пробуждала ропот
женщин и детей.
     Только когда  мы  тронулись в  поход,  озлобление старших членов общины
прорвалось  наружу.   Последняя  шеренга  солдат  вышла  из  деревни,  чтобы
двинуться по узкой,  избитой колее,  оставленной санями,  на которых местные
жители перевозят торф,  и  ведущей в  леса,  окаймляющие нижний конец озера,
когда вдруг пронзительный женский вопль пронесся в воздухе, мешаясь с писком
малых детей,  гиком мальчишек и  хлопаньем в  ладоши,  каким обычно гэльские
дамы подкрепляют изъявление ярости и  горя.  Я спросил у бледного как смерть
Эндрю, что все это значит.
     - Боюсь,  мы узнаем это слишком скоро, - ответил тот. - Что это значит?
Это  значит,  что  эберфойлские женщины клянут  и  поносят красные куртки  и
призывают беду на  них и  на  каждого,  кто говорит на  саксонском языке.  Я
слышал и в Англии и в Шотландии,  как ругаются бабы,  -  услышать,  как баба
ругается,  нигде не диво,  но таких зловредных языков,  как у  этих северных
ведьм,  таких мрачных пожеланий:  чтоб  людей перерезали как  баранов,  чтоб
врагу по  локоть искупать руки в  крови их сердец и  чтоб им умереть смертью
Уолтера Каминга из  Гийока*,  от  которого ничего не  осталось и  собакам на
обед, - такой страшной ругани я не слыхивал из человечьей глотки. Сам дьявол
не научил бы их лучше проклинать.  Хуже всего то,  что они нам советуют идти
вдоль озера и поглядеть, на что мы там нарвемся.
     ______________
     *  Жестокий  угнетатель-феодал,  который,  отправившись для  совершения
какого-то  злого дела,  проезжал по Гийокскому лесу и  был выброшен конем из
седла; нога его застряла в стремени, и перепуганный конь волок седока сквозь
чащу,  покуда  его  не  разорвало  на  куски.  Выражение  "проклятие Уолтера
Каминга" вошло в поговорку. (Прим. автора.)

     Сопоставив сказанное мне Ферсервисом с моими собственными наблюдениями,
я  окончательно уверился,  что горцы намерены напасть на наш отряд.  Дорога,
пока мы шли вперед и вперед,  казалось, все больше позволяла опасаться такой
неприятной помехи.  Вначале она  вилась стороной от  озера,  по  болотистому
лугу, поросшему кустами, проходя иногда сквозь темные, густые заросли, где в
нескольких ярдах от нашего пути легко могла бы укрыться засада,  и много раз
пересекая бурные горные потоки,  в которых вода часто доходила пехотинцам до
колен,  а течение было так стремительно, что устоять против него можно было,
только  если  идти  по  двое,  по  трое,  крепко взявшись под  руку.  Я  был
совершенно незнаком с военным делом,  но мне представлялось несомненным, что
полудикие воины,  какими были,  как я  слышал,  шотландские горцы,  на таких
переходах  могли  с   большой  выгодой  атаковать  отряд  регулярных  войск.
Природный здравый смысл и  острая наблюдательность бэйли привели его к  тому
же  выводу,  как  я  это понял из  его попытки договориться с  капитаном,  к
которому он обратился в таких выражениях:
     - Капитан,  не подумайте,  что я  хочу к  вам подольститься,  добиваясь
каких-нибудь милостей -  их я  презираю;  и оговариваю:  я оставляю за собой
свободу действий и  право жалобы на притеснения и беззаконный арест,  -  но,
как друг короля Георга и его армии,  я позволю себе спросить:  не кажется ли
вам,  что вы могли бы удачней выбрать время для похода в горы? Если вы ищете
Роб Роя,  то надо вам знать,  что при нем всегда состоит не меньше полусотни
человек; а если он прихватит гленгайлских молодцов и ребят из Гленфинласов и
Балквиддеров,  он задаст вам перцу.  Как друг короля, искренне вам советую -
возвращайтесь вы лучше назад в клахан,  потому что женщины в Эберфойле - все
одно что чайки и буревестники в Кумризе: клекочут всегда к непогоде.
     - Не беспокойтесь,  сэр, - ответил капитан Торнтон, - я исполняю данный
мне приказ. И если вы друг короля Георга, вам приятно будет узнать, что этой
банде негодяев,  чья  разнузданность так  долго нарушала спокойствие страны,
невозможно ускользнуть от мер, принятых теперь для расправы с ними. Эскадрон
милиции под командой майора Галбрейта соединился уже с двумя другими конными
отрядами,  и они займут все горные проходы в нижней части этой дикой страны;
триста горцев под предводительством двух джентльменов,  которых вы  видели в
трактире,  заняли  верхние  проходы,  а  несколько сильных частей  гарнизона
расставлены в  горах и  долинах по  различным направлениям.  Наши  последние
сведения о Роб Рое соответствуют сообщениям его шпиона:  поняв,  что окружен
со  всех  сторон,   Роб  Рой,  по-видимому,  отпустил  большую  часть  своих
приверженцев с  целью либо спрятаться,  либо выбраться из кольца,  пользуясь
превосходным знанием обходных дорог.
     - Что-то мне сомнительно,  -  сказал бэйли.  - В голове у Гарсхаттахина
нынче утром было больше винных паров,  чем  здравого рассудка.  И  на  вашем
месте,  капитан,  я не стал бы в своих расчетах полагаться на горцев: ястреб
ястребу глаз не выклюет.  Они могут ссориться между собой, браниться, иногда
угостят друг  друга  ударом  палаша,  но  рано  или  поздно  они  непременно
объединятся против всех цивилизованных людей,  которые носят штаны на ляжках
и имеют кошелек в кармане.
     По-видимому, капитан Торнтон не пропустил предостережения мимо ушей. Он
подтянул строй,  отдал команду солдатам примкнуть штыки и  открыть затворы и
выделил арьергард и авангард, каждый в составе одного капрала и двух солдат,
каковым было  строго наказано глядеть в  оба  и  быть  настороже.  Дугал был
подвергнут новому обстоятельному допросу,  во время которого упрямо стоял на
прежних своих показаниях, а когда его упрекали, что он ведет отряд опасной и
подозрительной  дорогой,   он  отвечал  с  раздражением,  казавшимся  вполне
естественным:
     - Она  не  сама  строил дорогу;  если  шентльмены любят  ровные дороги,
сидели бы в Гласко.
     Все шло как будто гладко, и мы снова двинулись в путь.
     Дорога наша, хоть и вела к озеру, была настолько затенена лесом, что мы
лишь изредка видели сквозь деревья красивый водный простор.  Но внезапно она
вырвалась из  чаши  и,  протянувшись по  самому  берегу  озера,  открыла нам
свободный вид на  его широкое зеркало,  которое теперь,  когда ветер улегся,
отражало  в  себе  спокойно-величавый и  темный  хребет,  поросший вереском,
громадные сизые утесы и косматые косогоры,  окружавшие его. Холмы так близко
подступили  теперь  к  воде,  такими  крутыми  и  скалистыми  склонами,  что
оставляли для  прохода только занятую нами узкую полосу дороги под нависшими
над  ней  утесами,  откуда противник,  просто скатывая вниз  камни,  мог  бы
истребить наш отряд, почти лишенный здесь возможности оказать сопротивление.
Прибавьте к  этому,  что дорога огибала каждый выступ,  врезавшийся в озеро,
каждую бухту, редко позволяя нам видеть на сто ярдов вперед.
     Характер теснины,  по  которой  мы  продвигались,  по-видимому,  внушал
нашему  командиру некоторую тревогу,  которую  можно  было  угадать  по  его
повторным приказаниям солдатам быть наготове и  по угрозам прикончить Дугала
на месте,  если окажется,  что он вовлек их в опасное дело. Дугал выслушивал
угрозы  с   тупым  безразличием,   которое  могло  происходить  от  сознания
собственной невиновности или же от непреклонной решимости.
     - Если шентльмены ищут Красный Грегарах,  -  сказал он,  - они не могут
ждать, что найдут его без самой маленькой опасности.
     Едва  он  произнес эти  слова,  как  капрал,  командовавший авангардом,
остановил отряд,  прислав одного из своих людей сказать капитану, что дорога
впереди отрезана горцами,  занявшими на том участке господствующую и  трудно
атакуемую позицию.  Почти в ту же минуту от арьергарда пришло сообщение, что
из  леса,  оставленного позади,  доносятся звуки  волынок.  Капитан Торнтон,
человек отваги  и  действия,  тотчас решил  пробиться вперед,  не  дожидаясь
нападения с  тыла.  Уверив  солдат,  что  они  слышат  волынки дружественных
горцев,  идущих им  на  подмогу,  он  разъяснил,  как важно сейчас поспешить
вперед и захватить Роб Роя прежде, чем подоспеют помощники и разделят с ними
честь и  награду,  назначенную за голову знаменитого разбойника.  Он поэтому
велел арьергарду соединиться с  центром и всему отряду дал приказ наступать,
сдваивая ряды, чтоб колонна представляла такой фронт, какой допускала ширина
дороги. Дугалу он сказал шепотом: "Если ты меня обманул, собака, ты умрешь!"
- и   поместил  его   в   центре  отряда,   между  двумя  гренадерами,   дав
безоговорочный приказ пристрелить его при первой попытке к  бегству.  То  же
место указано было и нам,  как наиболее безопасное.  Взяв свою легкую пику у
солдата, несшего ее, капитан Торнтон стал во главе небольшого отряда и отдал
команду идти вперед.
     Отряд подвигался с настойчивостью, присущей английским солдатам. Только
Эндрю Ферсервис не  проявлял твердости,  со  страху совсем потеряв рассудок.
Да,  по правде сказать,  и мы с мистером Джарви хоть и не испытывали того же
трепета,  но  все же  не  могли со стоическим безразличием думать о  гибели,
грозившей нам в чужой, нас не касавшейся ссоре. Но не было времени на споры,
не было никакого иного выхода.
     Мы были в  двадцати ярдах от места,  где авангард обнаружил присутствие
неприятеля. То был один из тех скалистых мысов, которые врезались в озеро, с
узенькой тропинкой по самому краю,  как я описывал выше.  Однако здесь тропа
шла не у самой воды, как до сих пор, а несколькими резкими изгибами взбегала
вверх  и  отвесно  поднималась по  круче  базальтовой серой  скалы,  которая
казалась совершенно неприступной.  На ее вершине,  куда добраться можно было
только этой извилистой,  узкой и ненадежной тропой,  капрал,  по его словам,
увидел шапки и длинноствольные ружья нескольких горцев, залегших, наверно, в
заросли  кустов  и  высокого вереска  на  гребне.  Капитан  Торнтон приказал
капралу идти вперед с тремя шеренгами -  выбить предполагаемую засаду, а сам
более  медленным,  но  твердым шагом  двинулся ему  на  подмогу с  остальным
отрядом.
     Задуманную  таким  образом  атаку  предупредило  неожиданное  появление
женской фигуры на вершине скалы.
     - Стойте!  -  властным голосом промолвила женщина. - И скажите мне, что
вы ищете в стране Мак-Грегора?
     Редко доводилось мне видеть образ более прекрасный, чем эта женщина. Ей
можно было дать лет сорок с лишним,  и, вероятно, лицо ее некогда отличалось
гордой и впечатляющей красотой;  но теперь, когда под влиянием непогоды или,
может быть,  опустошительного действия гор  и  страстей черты его  сделались
резче,  оно казалось только сильным,  суровым и  выразительным.  Плед носила
она,  не натягивая его на голову и плечи,  как было в обычае у шотландок, но
обмотав вокруг стана,  как носят воины в Горной Стране.  На ней была мужская
шапочка с пером, в руке - обнаженный меч, за поясом - два пистолета.
     - Это  Елена  Кэмбел,  жена  Роба,  -  прошептал встревоженно бэйли.  -
Кое-кому из нас продырявят голову, не миновать этого!
     - Что вы ищете здесь?  -  снова спросила она капитана Торнтона, который
выступил вперед для переговоров.
     - Мы ищем разбойника Роб Роя,  Мак-Грегора Кэмбела, - отвечал офицер, -
но  с  женщинами  мы  не  воюем.   Не  оказывайте  напрасного  сопротивления
королевским войскам, и обещаю, что с вами обойдутся милостиво и учтиво.
     - О да,  -  возразила амазонка, - мне ли не знать вашего милосердия! Вы
не  оставили мне даже доброго имени;  моя мать отшатнется от меня в  могиле,
когда меня положат рядом с ней. Вы не оставили мне и моим родным ни дома, ни
земли,  ни  постели,  ни  одеяла,  не  оставили  нам  ни  коровы,  чтоб  нас
прокормить,  ни овцы,  чтобы одеть нас;  вы отняли у нас все, все! Самое имя
наших предков вы отняли у нас, а теперь пришли отнять у нас жизнь.
     - Я ни у кого не хочу отнимать жизнь,  -  ответил капитан,  -  я только
исполняю приказ.  Если вы одна, добрая женщина, вам нечего бояться; если при
вас есть такие,  что дерзнут оказать нам бесполезное сопротивление, кровь их
падет на их собственные головы! Вперед, сержант!
     - Марш вперед!  -  скомандовал младший офицер.  -  Вперед, ребята, - за
головой Роб Роя, за мошною золота!
     Он двинулся ускоренным шагом в сопровождении шести рядовых. Но едва они
достигли первого  изгиба  дороги  на  подъеме,  несколько кремневых ружей  с
разных  сторон открыли частый и  меткий огонь.  Сержант,  раненный навылет в
грудь,  еще пытался одолеть подъем и,  подтягиваясь на руках,  карабкался на
скалу,  но пальцы его немели, и, сделав последнее отчаянное усилие, он упал,
сорвавшись с  уступа,  в глубокое озеро и там погиб.  Из рядовых трое упали,
убитые или раненые; остальные отступили к своим с тяжелыми увечьями.
     - Гренадеры, во фронт! - крикнул капитан Торнтон.
     Вы  должны  помнить,   Уилл,  что  в  те  дни  солдаты  этой  категории
действительно вооружены  были  теми  разрушительными снарядами,  от  которых
получили свое наименование.  Итак,  четыре гренадера двинулись в лоб. Офицер
приказал остальному отряду быть готовым их поддержать и,  сказав нам только:
"Позаботьтесь о  своей безопасности,  джентльмены",  -  быстро,  по  порядку
скомандовал гренадерам:
     - Открыть подсумок! Гранату в руку! Запалить фитиль! Вперед!
     Отряд,  возглавляемый  капитаном  Торнтоном,  двинулся  в  наступление,
подбадривая себя громкими возгласами. Гренадеры приготовились кинуть гранаты
в  кусты,  где  лежала засада,  мушкетеры -  поддержать их  быстрым штурмом.
Дугал,  забытый в пылу схватки, благоразумно отполз к зарослям, нависшим над
дорогой в том месте,  где мы сделали первую нашу остановку,  и с проворством
дикой  кошки стал  взбираться по  круче.  Я  последовал его  примеру,  поняв
инстинктом,  что с открытой дороги горцы своим огнем сметут все. Я лез, пока
хватило дыхания,  потому что  непрерывный огонь,  при котором каждый выстрел
множило тысячекратное эхо, шипение зажигаемых фитилей и раздающиеся вслед за
ним взрывы гранат,  мешаясь с солдатским "ура" и воплями горцев,  -  все это
вместе,   не  стыжусь  признаться,  разжигало  во  мне  желание  укрыться  в
безопасном месте.  Подъем вскоре стал так  труден,  что  я  отчаялся догнать
Дугала.  А  тот перемахивал с  уступа на уступ,  с пенька на пенек проворней
белки,  и  я отвел от него глаза и глянул вниз,  чтоб узнать,  что сталось с
двумя  другими  моими  спутниками.   Оба  находились  в   крайне  неприятном
положении.
     Мистер Джарви,  которому страх придал, я думаю, на время некоторую долю
ловкости,  залез на двадцать футов вверх от дороги, когда вдруг, взбираясь с
уступа на уступ, поскользнулся и заснул бы вечным сном рядом со своим отцом,
деканом,  на чьи слова и действия он так любил ссылаться,  если б не длинная
ветка растрепанного терновника,  за  которую зацепились фалды его  дорожного
кафтана:  поддерживаемый ею,  несчастный бэйли повис в воздухе, уподобившись
эмблеме золотого руна  над  дверьми одного торговца возле  Рыночных Ворот  в
родном его городе.
     Что же  до Эндрю Ферсервиса,  то он продвигался более успешно,  пока не
достиг вершины голого утеса,  которая,  поднимаясь над лесом, подвергала его
(по  крайней  мере  в  его  собственном воображении) всем  опасностям идущей
битвы,  но  в  то же время была так крута и  неприступна,  что он не смел ни
двинуться вперед,  ни  отступить.  Шагая взад и  вперед по узкой площадке на
вершине утеса (точь-в-точь фигляр на деревенской ярмарке, увеселяющий гостей
во время пирушки), он взывал о пощаде то на гэльском языке, то на английском
- смотря по тому, на чью сторону клонились весы победы, - меж тем как на его
призывы  отвечали  только  стоны  почтенного бейли,  жестоко  страдавшего не
только от  мрачных предчувствий,  но  и  от  неудобства позы,  в  которой он
очутился, подвешенный за филейную часть.
     Видя  опасное положение бэйли,  я  прежде всего  подумал,  как  бы  мне
оказать ему помощь. Но это было невозможно без содействия Эндрю; а между тем
ни  знаки,  ни  просьбы,  ни  приказы,  ни  увещания не  могли  побудить его
набраться мужества и слезть со своей злосчастной вышки: подобно бездарному и
нелюбимому министру,  мой  слуга был  не  способен спуститься с  высоты,  на
которую самонадеянно поднялся.  Он  торчал на своем утесе,  изливал жалобные
мольбы о  пощаде,  не  достигавшие ничьих ушей,  и  метался взад  и  вперед,
извиваясь всем  телом  самым комическим образом,  чтобы уклониться от  пуль,
свистевших, как ему мерещилось, над самой его головой.
     Через  несколько минут этот  повод для  страха отпал,  так  как  огонь,
вначале столь упорный,  сразу стих,  -  верный знак, что борьба закончилась.
Теперь предо мной встала задача подняться на  такое место,  откуда я  мог бы
видеть исход боя, и воззвать к милости победителей, которые, думал я (чья бы
сторона ни  взяла верх),  не оставят почтенного бэйли висеть,  подобно гробу
Магомета,  между  небом  и  землей  и  протянут ему  руку  помощи.  Наконец,
взбираясь то на один,  то на другой уступ,  я нашел пункт, откуда открывался
вид на поле битвы.  Она действительно пришла к концу; и, как я предугадывал,
исходя из позиций противников,  завершилась поражением капитана Торнтона.  Я
увидел,  как горцы разоружают офицера и остатки его отряда. Всего их уцелело
человек  двенадцать,   да  и  те  в  большинстве  были  ранены.   Окруженные
неприятелем,  втрое превосходившим их  численностью,  не имея возможности ни
пробиться вперед,  ни отступить под убийственным и метким огнем,  на который
они  не  могли успешно отвечать,  солдаты сложили наконец оружие по  приказу
офицера:  тот увидел,  что дорога в  тылу занята и  что сопротивляться далее
значило бы напрасно жертвовать жизнью своих подчиненных.  Горцам, стрелявшим
из-за  прикрытия,  победа  стоила недорого -  один  убитый и  двое  раненных
осколками гранат. Все это я узнал позднее. Теперь же я мог только догадаться
об исходе