видел Роб,  большое стадо.  Старательно
отобрали они животных, уведенных у их хозяина, и приготовились погнать их по
склону холма. Но только они пустились в путь, за их спиной поднялись крики и
вопли;  дрожа от  страха,  они оглянулись и  увидели женщину,  которая точно
выросла из-под земли и обрушилась на них с руганью на гэльском языке. Однако
же,  когда они, собрав все, что знали по-гэльски, передали ей слова Роб Роя,
она  угомонилась и  исчезла,  не  причинив им  больше никакого беспокойства.
Когда они вернулись, Роб выслушал их рассказ и стал с удовольствием говорить
о  том,   что  он  владеет  искусством  улаживать  такие  дела  без  шума  и
неприятностей.  Отряд двинулся в  обратную дорогу,  и  всякая опасность была
теперь позади, хотя трудов предстояло еще немало.
     Они гнали скот почти без отдыха,  пока не  смерклось,  и  тогда Роб Рой
предложил  заночевать  посреди  широкой  вересковой  пустоши,  где  холодный
северо-восточный  ветер,   неся  мороз  на   крыльях,   насвистывал  песенку
волынщиков из  Страт-Дирна*.  Горцы,  закутавшись в  пледы,  довольно удобно
улеглись на вереске,  а пастухам нечем было накрыться.  Заметив это, Роб Рой
приказал одному из  приближенных уделить старику часть своего пледа,  "а что
до мальчишки,  то он может,  -  добавил разбойник,  -  согреться, расхаживая
вокруг и сторожа скот".  Рассказчик выслушал эти слова с немалым огорчением;
ледяной ветер пронизывал его все сильнее и,  казалось,  леденил кровь в  его
жилах. Всю жизнь приходилось ему переносить непогоду, говорил он, но никогда
не  мог он позабыть эту холодную ночь;  с  досады он ругал ясную луну за то,
что она так ярко светит, а ничуть не греет. В конце концов холод и усталость
сделались до  того  нестерпимы,  что  он  решил  покинуть свой  пост,  чтобы
где-нибудь укрыться и  заснуть.  Вот он  и  прилег за спиной одного из самых
рослых горцев, который был в отряде чем-то вроде адъютанта. Не довольствуясь
защитой его широкой спины,  он позарился еще на кусочек пледа и  помаленьку,
полегоньку натянул на себя один его конец и завернулся.  Теперь он был почти
как в раю и крепко проспал до зари,  а когда проснулся, страшно перепугался,
заметив,   что   своими  ночными  маневрами  совсем  открыл  шею   и   плечи
дунье-вассала,  которые,  лишившись защищавшего их  пледа,  покрылись инеем.
Мальчик  вскочил  в  страхе,   что  его  по  меньшей  мере  изобьют,   когда
обнаружится,  как он  со  всеми удобствами устроился за счет главного лица в
отряде. Но добрый господин адъютант встал и отряхнулся, отирая пледом иней и
что-то бормоча про холодную ночь.  Затем они погнали дальше скот,  который и
был возвращен владельцу без новых приключений.  Вышеизложенное вряд ли можно
назвать рассказом,  но  все  же  в  нем  кое-что  найдут для  себя и  поэт и
художник.
     ______________
     * Так называют ветры горной долины в Баденохе. (Прим. автора.)

     Около  этого  же   времени,   быстро  продвинувшись  с   отрядом  своих
арендаторов в  Балквиддерские горы,  герцог Монтроз наконец захватил Роб Роя
врасплох и  взял  его  в  плен.  Его  посадили в  седло за  спиной одного из
приверженцев  герцога,  некоего  Джеймса  Стюарта,  и  связали  обоих  одной
подпругой.  Тот,  кому  таким  образом вверили Роб  Роя,  был  дедом  одного
смышленого человека (носившего то же имя и ныне умершего), который последнее
время содержал трактир неподалеку от Лох-Кэтрин и  услужал своим постояльцам
в  качестве проводника по  этим живописным местам.  От него я  и  слышал эту
повесть еще задолго до того,  как он стал трактирщиком и проводником, - в те
времена он  только изредка сопровождал охотников на тетеревов.  Был вечер (я
продолжаю рассказ), и герцог спешил перевести пленника, за которым так долго
и  безуспешно охотился,  куда-нибудь в  надежное место,  когда при переправе
через Тейт или Форт,  точно не  припомню,  Мак-Грегор,  улучив минуту,  стал
заклинать Стюарта всеми узами старой дружбы и  добрососедских отношений дать
ему возможность спастись от верной гибели. Стюарта охватила жалость, а может
быть,  и страх.  Он расстегнул подпругу,  и Роб, соскользнув с крупа лошади,
нырнул,  поплыл и скрылся почти так,  как это описано в романе. Когда Джеймс
Стюарт вступил на  берег,  герцог сразу обратился к  нему  с  вопросом,  где
пленник. Не получая ясного ответа, он тут же заподозрил Стюарта в содействии
побегу разбойника и, вынув из-за пояса тяжелый пистолет, нанес ему по голове
удар, от которого тот, по словам внука, никогда не мог вполне оправиться.
     Когда ему  несколько раз удалось уйти от  преследования могущественного
врага,  Роб Рой стал и вовсе дерзок и заносчив. Он написал насмешливый вызов
герцогу и  пустил его по  рукам,  чтобы позабавить своих друзей за бутылкой.
Этот документ читатель найдет в приложениях*.  Написан он хорошим почерком и
не    особенно   грешит   против   грамматики   и    правописания.    Поясню
читателям-южанам,   что  это  была  просто  шутка  потехи  ради  со  стороны
разбойника,  слишком умного,  чтоб  на  самом деле предлагать такую встречу.
Письмо это было написано в 1719 году.
     ______________
     * Приложения к введению в данном издании опущены.

     В следующем году Роб Рой сочинил другое послание,  но не к чести своей,
так  как  в  нем  он  признается,  что  намеренно проигрывал игру  во  время
гражданской войны 1715 года.  Послание адресовано генералу Уэду, который был
занят  тогда  разоружением горных  кланов  и  прокладывал по  стране военные
дороги.  Оно весьма примечательно.  Автор его говорит,  что он  с  искренней
готовностью предложил бы свои услуги королю Георгу, если бы не опасался, что
его по настоянию герцога Монтроза бросят в тюрьму за долги.  Лишенный, таким
образом,  возможности встать за правое дело,  он примкнул,  признается он, к
противной стороне -  по  правилу Фальстафа:  в  такое  время,  когда  король
испытывал недостаток в людях,  а мятежники -  в солдатах,  постыдней было бы
остаться  праздным  среди  всей  этой  сумятицы,  чем  примкнуть к  неправой
стороне,  будь  она  даже  так  черна,  как  только может быть  черен мятеж.
Невозможность для  себя сохранить нейтралитет во  время гражданской войны он
выдвигает как нечто неоспоримое.  В то же время,  признаваясь,  что вынужден
принять участие в этом чудовищном мятеже против короля Георга, он приводит в
свое  оправдание то,  что  не  только  избегал  выступать против  войск  его
величества,  но,  напротив, доставлял им время от времени те сведения, какие
мог собрать.  Если требуется это подтвердить,  он  сошлется на его светлость
герцога Аргайла. Как принял это послание Уэд, остается для нас неизвестным.
     Роб  Рой,  по-видимому,  продолжал вести свою прежнюю жизнь.  Слава его
между тем распространилась далеко за  пределами того края,  где он проживал.
Еще  при  его  жизни  появилась  в  Лондоне  его  вымышленная биография  под
заглавием "Шотландский лиходей".  Это грошовая брошюра,  на  обложке которой
изображен великан-людоед с  бородой чуть не  по  пояс;  подвиги его  так  же
преувеличены,  как его внешность.  Переданы лишь немногие наиболее известные
похождения нашего героя,  да  и  то  не  слишком правдиво,  а  большая часть
книжонки -  сплошной вымысел.  Очень жаль,  что за  эту превосходную тему не
взялся Дефо,  который занимался в то время подобными сюжетами, хотя не столь
занимательными.
     С  годами Роб Рой становился все более миролюбив,  а его племянник Глун
Ду  и  большая  часть  его  рода  отказались от  мелочных  ссор  с  герцогом
Монтрозом,  в  которых  так  отличался дядя.  Политика этого  именитого дома
состояла в  последнее время в стараниях привлечь к себе дикий род лаской,  а
не насилием, к которому бесплодно прибегали до сих пор. За низкую плату была
предоставлена аренда  многим  из  Мак-Грегоров,  прежде  получавшим землю  в
горных  владениях герцога  только  путем  захвата;  и  Гленгайл (или  Черное
Колено),  продолжая собирать "черную дань",  теперь  выступал как  начальник
охраны  из  горцев,  снаряженной на  средства  правительства.  Он,  говорят,
неукоснительно  воздерживался  от  открытых  и  беззаконных  набегов,  какие
предпринимал его родич.
     Вероятно, после того как достигнуто было это временное спокойствие, Роб
Рой  стал подумывать о  будущем.  Он  был  воспитан в  протестантской вере и
долгое время  придерживался ее;  однако в  последние годы  жизни  он  принял
католичество - может быть, следуя принципу миссис Кол, утверждавшей, что эта
религия удобна для людей его профессии.  Говорят,  причиной своего обращения
он  выставлял желание уважить достойное семейство Перт,  в  то  время строго
державшееся католичества.  Приняв,  по  его  словам,  имя  герцога  Аргайла,
первого своего покровителя,  он  не мог отблагодарить графа Перт иначе,  как
признав его религию.  Когда его донимали вопросами по этому поводу, Роб даже
не пытался отстаивать догматы католицизма и  признавался,  что миропомазание
при соборовании ему всегда казалось лишней тратой ульзи, то есть масла*.
     ______________
     * Такое утверждение приписывается в  "Уэверли"  разбойнику Доналду  Бин
Лину. (Прим. автора.)

     В  последние годы жизни Роб Роя его клан был вовлечен в ссору с другим,
более сильным кланом. Стюарт Аппин, один из вождей клана этого имени, владел
фермой в горах Балквиддера,  называемой Инверненти.  Мак-Грегоры из рода Роб
Роя,  притязавшие на нее по праву стародавнего владения, объявили, что будут
всеми силами противиться поселению на  ферме кого бы  то  ни  было не  из их
рода.  Стюарты явились с хорошо вооруженным отрядом в двести человек,  решив
отстоять свое право в бою.  Мак-Грегоры приняли вызов, но не могли выставить
равную  силу.  Роб,  убедившись в  численном перевесе противника,  вступил в
переговоры,  где утверждал,  что,  дескать, оба клана - верные друзья короля
Иакова и  он,  Мак-Грегор,  не  желал  бы,  чтобы  они  ослабляли свои  силы
междоусобицей:  таким образом, передачу Аппину спорной территории Инверненти
он поставил себе же в заслугу. Аппин соответственно поселил там арендаторами
на  льготных условиях Мак-Ларенов  -  семейство,  стоявшее в  зависимости от
Стюартов;  и,  так как они славились силой и отвагой,  можно было ждать, что
они  отстоят свои  права,  если Мак-Грегоры нападут на  них.  Когда спор был
полюбовно разрешен  в  присутствии обоих  вооруженных кланов,  сошедшихся во
всеоружии близ Балквиддерской церкви, Роб Рой, должно быть, опасаясь, как бы
его род не сочли слишком покладистым,  вышел вперед и сказал,  что там,  где
собралось так  много  вооруженных храбрецов,  позорно  будет  разойтись,  не
испытав своего искусства,  а  потому он  берет на  себя  смелость пригласить
любого из  Стюартов сразиться с  ним  за  честь своего клана.  Зять  Аппина,
второй предводитель клана,  Алластер Стюарт из Инвернахила,  принял вызов, и
они сразились на  палашах и  с  круглыми щитами пред лицом своих сородичей*.
Поединок длился,  пока Роб не был слегка ранен в  руку,  на чем и  кончались
обычно такого рода поединки -  когда сражались не до смертельного исхода,  а
только "ради чести".  Роб  Рой  опустил меч и  поздравил своего противника -
первого,  кому довелось пролить его  кровь.  Победитель великодушно признал,
что, не будь на его стороне преимущества молодости и ее спутника - ловкости,
он едва ли одержал бы верх.
     ______________
     * По другим версиям, противником Роб Роя был при этом случае сам Аппин.
В  тексте я  привожу версию Инвернахила,  как я  ее помню.  Но я получил эти
сведения в такие далекие годы,  что,  возможно, я и ошибаюсь. Инвернахил был
ростом  невысок,  но  отличался атлетическим сложением и  превосходно владел
мечом. (Прим. автора.)

     Это был,  вероятно, последний воинский подвиг Роб Роя. Время его смерти
точно неизвестно,  но  обычно считают,  что  он  пережил 1738 год  и  умер в
преклонном возрасте.  Когда он  увидел,  что  конец близок,  он  раскаялся в
некоторых своих поступках. Его жена посмеялась над этими угрызениями совести
и увещевала его умереть, как он жил, мужчиной. В ответ он стал ее укорять за
неукротимые страсти и за те советы,  какие она ему давала. "Ты сеяла раздор,
- сказал он,  - между мной и лучшими людьми страны, а теперь хочешь поселить
вражду между мною и Богом".
     Существует предание,  вовсе  не  противоречащее вышеприведенному,  если
правильно понимать нрав Роб Роя, будто, лежа на смертном одре, он узнал, что
его хочет навестить один человек,  с которым он враждовал.  "Подымите меня с
постели, - сказал больной, - накиньте мне на плечи тартан и подайте мне меч,
кинжал и  пистолеты,  чтобы никто не  мог  сказать,  что  враг видел Роб Роя
Мак-Грегора беззащитным и невооруженным". Его недруг - как полагают, один из
Мак-Ларенов (о которых речь уже была и еще будет ниже) - вошел и, рассыпаясь
в  любезностях,  осведомился о здоровье своего грозного соседа.  Роб Рой был
холоден и  надменно вежлив во  время короткого свидания и,  как только гость
оставил дом,  сказал:  "Теперь все кончено -  пусть волынщик сыграет Ha  til
tulidh" ("Мы больше не  вернемся");  и,  говорят,  он  отошел в  лучший мир,
прежде чем была доиграна прощальная песнь.
     Этот необыкновенный человек умер в  постели,  в  своем доме,  в приходе
Балквиддер.  Его  похоронили там  же  на  кладбище,  где  его  могилу  можно
различить лишь по грубо высеченному на плите изображению палаша.
     Роб  Рой,  конечно,  сложная натура.  Его принципиальность,  смелость и
осторожность  -   качества,   столь  необходимые  для  военного  успеха,   -
оборачивались иногда пороками,  в зависимости от того,  как они применялись.
Однако надо признать,  что беззакония,  какие он  постоянно совершал,  можно
отчасти  извинить  его  воспитанием;   а   что  касается  его  политического
непостоянства в  эти смутные времена,  так тут он мог бы сослаться на пример
людей  гораздо более могущественных,  которым труднее простить то,  что  они
становились игрушкой обстоятельств,  нежели бедному, доведенному до отчаяния
отверженцу.  С  другой стороны,  в  нем  нередко проявлялись добродетели тем
более похвальные,  что они как будто не вязались с  основными свойствами его
характера.  Занимаясь ремеслом вожака грабителей -  или,  говоря современным
языком,  атамана бандитов,  - Роб Рой не был особенно мстителен и бывал даже
гуманен в случае удачи.  Над памятью его не тяготеют нарекания в жестокости,
и  если проливал он  кровь,  то  не  иначе,  как в  сражениях.  Этот грозный
разбойник,  напротив,  был другом бедных,  помогал, чем только мог, вдовам и
сиротам,  всегда  держал  данное  слово  и  умер,  оплакиваемый дикой  своей
страной,  где  было немало людей,  чьи  сердца благодарили его за  оказанные
благодеяния и чьи непросвещенные умы не могли осудить его заблуждения.
     Здесь,  может  быть,  автору надлежало бы  остановиться;  однако судьба
некоторых членов семьи Роб Роя так необычайна, что соблазняет нас продолжить
наш  затянувшийся рассказ,  ибо  она  представляет одну из  интересных глав,
рисуя нам не только нравы горцев, но и всю жизнь общества на той его стадии,
когда  первобытное  полуцивилизованное племя  вступает  в  соприкосновение с
народом,   у  которого  цивилизация  и  государственность  достигли  полного
развития.
     У Роба было пять сыновей -  Кол,  Роналд,  Джеймс,  Дункан и Роберт.  С
тремя из  них не произошло ничего достопримечательного;  но Джеймс,  который
был  очень красив,  кажется,  унаследовал ум  своего отца,  а  плащ  Дугалда
Киар-Мора покрыл,  как видно,  плечи Робина Оога, то есть юного Роба. Вскоре
после  смерти  Роб   Роя   снова  вспыхнула  вражда  между  Мак-Грегорами  и
Мак-Ларенами,  разжигаемая,  говорят,  вдовою Роба,  которую муж ее,  должно
быть, по заслугам, называл неугомонной Атэ, подстрекающей к кровавым спорам.
Робин Оог по ее наущению поклялся, что, как только он получит обратно ружье,
принадлежавшее раньше  его  отцу  и  недавно отданное в  починку в  Дун,  он
застрелит Мак-Ларена  за  то,  что  тот  осмелился поселиться на  земле  его
матери*. Он сдержал слово и выстрелил в Мак-Ларена, когда тот шел за плугом,
смертельно ранив его.
     ______________
     *  Много  лет  спустя,  когда  Робин  Оог  был  захвачен властями,  это
злополучное ружье было у  него отобрано.  Оно осталось во владении судьи,  к
которому Робина привели на  допрос,  а  теперь входит в  небольшую коллекцию
оружия,  принадлежащую автору. Это ружье испанского образца, с меткою R.М.С.
- то есть Роберт Мак-Грегор Кэмбел. (Прим. автора.)

     Прибегли  к  помощи  лекаря-горца,   который  исследовал  рану  зондом,
сделанным из кастока,  то есть из кочерыжки или сурепицы.  Ученый джентльмен
объявил, что не решается прописать лечение, потому что не знает, какою пулей
ранен  пациент.  Мак-Ларен  умер,  и  вскоре за  тем  его  коровам подрезали
сухожилия, а весь мелкий скот перебили самым варварским способом.
     Робин Оог после этого убийства, объясняемого одним из его биографов как
нечаянный ружейный выстрел,  удалился в  дом своей матери,  похваляясь,  что
первый пролил кровь в этой давней ссоре.  Когда же подоспели милиция и отряд
Стюартов (обязанных встать на защиту своего арендатора),  Робин Оог скрылся,
и его не нашли.
     Вышеупомянутого лекаря, по имени Каллам Мак-Инлестер, вместе с Джеймсом
и  Роналдом,  братьями  действительного виновника преступления,  привлекли к
суду.  Им,  однако,  удалось  представить  дело  как  безрассудный  поступок
"полоумного парнишки Роба",  за которого они не ответственны,  и суд признал
их соучастие в  убийстве недоказанным.  Обвинение в истреблении и изувечении
скота Мак-Ларенов также отпало за отсутствием доказательств. Но так как было
все же установлено,  что оба брата,  Роналд и Джеймс, слывут грабителями, их
присудили внести залог в  размере двухсот фунтов стерлингов в обеспечение их
доброго поведения на ближайшие семь лет.
     Так силен был в  то время дух общности клана и  так соблазнительно было
приобрести крепких и отважных приверженцев - то, что у шотландцев называлось
"порядочными  людьми",  -  что  представитель  благородного  семейства  Перт
соизволил открыто  взять  Грегоров под  свою  эгиду  и  выступил на  суде  в
качестве их покровителя.  Так по крайней мере сообщил автору покойный Роберт
Мак-Интош, эсквайр и адвокат. Впрочем, возможно, что это произошло не в 1736
году, при первом судебном разбирательстве, а позднее.
     Робин  Оог  некоторое время служил в  42-м  полку и  принимал участие в
битве при Фонтенуа,  где был ранен и взят в плен. Он был обменен, вернулся в
Шотландию  и  вышел  в  отставку.   Позднее  он  открыто  появился  в  стане
Мак-Грегоров и,  невзирая на  то,  что  был объявлен вне закона,  женился на
дочери Грэма из Дрэнки, довольно состоятельного джентльмена. Жена его умерла
несколько лет спустя.
     Вскоре после этого Мак-Грегоров снова призвало к  оружию восстание 1745
года.  Роберт Мак-Грегор из  Гленкарноха,  общепризнанный глава всего рода и
дед сэра Джона,  которого клан принял своим вождем, собрал полк Мак-Грегоров
и  встал  под  знамена  кавалера.  Однако  склонное  к  независимости  племя
Киар-Мора,  во  главе которого стояли Гленгайл и  его родственник Джеймс Рой
Мак-Грегор,  не  примкнуло к  полку  своего клана,  а  временно -  впредь до
прибытия из  Франции Уильяма Мак-Грегора Драммонда из  Болхалдина,  которого
они  считали главой  их  ветви  клана  Алпайн,  -  присоединилось к  отрядам
номинального герцога Перта.  Чтобы скрепить союз,  Джеймс, по обычаю горцев,
отказался от имени Кэмбел и принял имя Драммонда,  в честь лорда Перта.  Его
называли также Джеймс Рой по  отцу и  Джеймс Мор (то есть большой Джеймс) за
высокий рост.  Его отряд,  собранный из остатков банды его отца Роба, развил
бурную  деятельность;  с  какими-нибудь двенадцатью молодцами сыну  Роб  Роя
удалось захватить и сжечь во второй раз форт Инверсн