я, - сказал Инглис. - Ну что ж, еще кувшин эля -
и  в  Тиллитудлем?  Эй,  Бесс,  слепая,  где  ты?  Куда черт унес эту старую
ведьму?
     - Задержите  их,  сколько сможете, - прошептал Мортон, всовывая кошелек
в руку хозяйки. - Теперь самое главное - выиграть время.
     Торопливо  шагая  к  кустарнику, где девочка держала наготове его коня,
он  напряженно  думал:  "В  Фери-ноу?  Нет,  я  не  смогу их защитить. Нужно
скакать  прямо в Глазго. Виттенбольд, который командует там войсками, охотно
даст  кавалерийский  отряд  и  обеспечит  содействие гражданских властей. По
дороге я извещу обо всем Эвендела".
     - Ну,  Муркопф,  -  сказал  он,  обращаясь  к коню, - сегодня ты должен
показать свою быстроту и выносливость.


                                 Глава XLIV

                                     Но оторвать померкнувших очей
                                     Не мог он от Эмилии своей;
                                     Лежал он молча и уже без сил,
                                     Потом сжал руку ей и дух свой испустил.

                                                           "Паламон и Арсит"

     Нездоровье  приковало  Эдит  к постели на весь тот памятный день, когда
ее  так  сильно  потрясло  внезапное  появление  Мортона. На следующее утро,
узнав,  что  она  чувствует  себя много лучше, лорд Эвендел снова вернулся к
своему  решению покинуть Фери-ноу. Незадолго до полудня в комнату Эдит вошла
леди  Эмили,  необычно сдержанная и серьезная. Поздоровавшись, она заметила,
что  хоть  ее  новость  и  тяжела  для нее самой, но снимет с мисс Белленден
немалое бремя.
     - Мой брат, - сказала она, - сегодня уезжает из Фери-ноу.
     - Уезжает!  -  воскликнула  мисс  Белленден, пораженная этим известием.
Надеюсь, к себе?
     - Я   имею   основания  предполагать,  что  он  задумал  более  дальнее
путешествие,   -   ответила  леди  Эмили.  -  Что  может  его  теперь  здесь
удерживать?
     - Боже  милостивый!  -  воскликнула  Эдит.  -  Зачем я родилась на горе
всем,  кто  мужественен  и благороден! Что нужно сделать, чтобы удержать его
от  этого  рокового  шага?  Я сейчас выйду к нему. Скажите, что я умоляю его
поговорить со мною перед отъездом.
     - Это бесполезно, мисс Белленден. Но я скажу ему о вашем желании.
     Она  вышла  с  тем  же  безразличным  видом,  с каким вошла, и сообщила
брату,  что  мисс  Белленден  чувствует себя лучше и изъявляет желание сойти
вниз и повидаться с ним до отъезда.
     - Я  думаю,  -  добавила  она  с  раздражением,  - что надежда в скором
будущем  избавиться  от  нашего  общества  принесла исцеление ее расшатанным
нервам.
     - Сестра, - сказал лорд Эвендел, - ты несправедлива или завидуешь.
     - Несправедлива,  Эвендел,  возможно, но я никогда не думала, - сказала
она,  взглянув  на  себя в зеркало, - что меня могут упрекнуть в зависти, не
имея  на  то  более  веских  причин.  Но пойдем к леди Маргарет; она готовит
настоящее  пиршество.  Тут  можно было бы накормить целый отряд, если б он у
тебя был.
     Лорд  Эвендел  молча последовал за нею в гостиную, зная, что бесполезно
бороться  с  ее предубеждением и оскорбленной гордостью. Стол был накрыт под
тщательным наблюдением леди Маргарет и уставлен всякими яствами.
     - Вряд   ли   вы  будете  утверждать,  милорд,  что  вы  сегодня  утром
позавтракали;  перед  отъездом  вам  нужно  отведать  хотя  бы  того,  что в
нынешних  обстоятельствах  могут  предложить обитатели этого скромного дома,
которые  перед  вами  в таком долгу. А я люблю, чтоб, уезжая на охоту или по
делу,  молодые  люди  как  следует  подкреплялись,  и я говорила об этом его
священнейшему  величеству,  когда  он  завтракал  в  Тиллитудлеме  в году от
рождества  Христова  тысяча  шестьсот  пятьдесят  первом, и его священнейшее
величество  изволил  ответить  на  это, подняв и выпив за мое здоровье кубок
рейнвейна:  "Леди Маргарет, вы говорите совсем как оракул горной Шотландии".
Таковы  были подлинные слова его величества короля, так что ваша честь может
судить,  опираюсь  ли я на высокий авторитет, когда настаиваю, чтобы молодые
люди не отказывались от завтрака.
     Нетрудно  догадаться,  что  значительную часть этой речи почтенной леди
лорд  Эвендел  пропустил  мимо ушей, так как напрягал слух в ожидании легких
шагов  Эдит.  Его  рассеянность, вполне, впрочем, естественная, обошлась ему
дорого.  Пока  леди  Маргарет  исполняла обязанности радушной хозяйки, роль,
которую  она  играла  с  большим удовольствием и искусством, - к ней подошел
Джон  Гьюдьил, прервавший ее на полуслове. Как обычно, возвещая хозяйке дома
о приходе лица незначительного, он сказал:
     - Там один хотел бы переговорить с вашей милостью.
     - Один?  Что  это  еще  за  один? Разве у него нет своего имени? Вы так
разговариваете  со  мной,  словно  я  держу лавочку и выхожу к каждому, лишь
только мне свистнут.
     - Да,  сударыня,  у  него  есть  свое  имя, - ответил Джон, - но только
вашей милости неприятно его услышать.
     - Что это значит? Какую чепуху вы городите!
     - Это  Теленок  Джибби,  миледи, - сказал Джон сверхпочтительным тоном,
хотя  обычно позволял себе отступления от этикета, полагаясь на свои заслуги
старого,  преданного  слуги,  не  покинувшего  господ в беде. - Если уж ваша
милость  стоит  на  своем,  так это не кто иной, как Теленок Джибби, который
пасет  за  мостом  коров  Эдди  Хеншоу;  в  Тиллитудлеме  его звали Гусенком
Джибби, и он отправился на боевой смотр и там...
     - Помолчите  немного,  Джон,  -  сказала  старая  леди,  с достоинством
поднимаясь  из-за стола, - вы позволяете себе дерзость, полагая, что я стану
разговаривать  с  этим  человеком.  Пусть  он сообщит о своем деле либо вам,
либо Хедригу.
     - Он  и слышать об этом не хочет, миледи; он твердит, что пославший его
велел  передать  эту  вещь только вам или лорду Эвенделу, никому другому. По
правде  говоря,  он  не  очень-то  трезвый,  да и остался таким же дурачком,
каким был.
     - В  таком  случае  гоните  его, - сказала леди Маргарет, - и прикажите
ему  прийти  завтра утром, когда протрезвится. Наверно, он хочет попросить у
нас какой-нибудь милости как бывший слуга нашего дома.
     - Может статься, миледи: он, бедняга, в лохмотьях.
     Гьюдьил  еще  раз  сделал  попытку  выяснить, в чем состояло поручение,
данное  Джибби:  оно  действительно было исключительной важности, так как то
были  несколько  строк  Мортона  к  лорду  Эвенделу, извещавшие последнего о
грозящей  ему  со  стороны  Олифанта  опасности  и умолявшие либо немедленно
искать  спасения  в  бегстве,  либо выехать в Глазго и отдаться властям, где
он,  Мортон,  мог бы обеспечить ему покровительство. Эта наспех составленная
записка   была   вручена  Мортоном  Джибби,  которого  он  увидел  вместе  с
находившимся  под  его  опекою  стадом у моста. Он велел ему сразу же идти в
Фери-ноу  и  передать  ее  в  руки  лорда Эвендела, подкрепив свое поручение
двумя долларами.
     Но  судьбе,  видно, было угодно, чтобы участие Джибби в делах семейства
Белленден  в  качестве  гонца  или  в  качестве  воина  неизменно  кончалось
неудачно.  Как  назло,  он  застрял  в  кабаке,  чтобы проверить, хорошие ли
монеты  дал  ему  его  наниматель,  и  притом  так  основательно, что, когда
добрался  до  Фери-ноу, скудная доля рассудка, отпущенная ему природой, была
окончательно  потоплена  в  эле  и  бренди. Вместо того чтобы спросить лорда
Эвендела,  он пожелал говорить с самой леди Маргарет, имя которой было более
привычно  для слуха. Его к ней не допустили, и Джибби, пошатываясь, поплелся
назад,  оставив  письмо  у  себя  и выполнив в точности инструкции Мортона в
одном-единственном  пункте,  и  именно  в том, в котором нарушить их было бы
весьма кстати.
     Через  несколько  минут  после  его  ухода в гостиную вошла Эдит. Она и
лорд  Эвендел были смущены этой встречей; леди Маргарет, которой, не сообщая
о  происшедшем,  сказали  только  о  том, что их брак на время отложен из-за
недомогания  ее  внучки,  объясняла охватившее их смущение робостью жениха и
невесты  и,  чтобы  их  не стеснять, затеяла светский разговор с леди Эмили.
Воспользовавшись    удобным    моментом,    Эдит,    лицо    которой   стало
мертвенно-бледным,  невнятно  и  сбивчиво  прошептала лорду Эвенделу, что ей
нужно  сказать  ему  несколько  слов.  Он  предложил  ей  руку  и проводил в
маленькую  комнатку,  которая,  как  мы  уже  сообщали,  находилась  рядом с
гостиной. Усадив ее в кресло и усевшись возле нее, он приготовился слушать.
     - Я  очень  смущена,  милорд,  -  были первые слова, которые она смогла
выговорить,  да  и  то с трудом. - Я, право, не знаю, что я должна сказать и
как к этому приступить.
     - Если  мое  присутствие для вас тягостно, - мягко сказал лорд Эвендел,
- то вскоре вы от него избавитесь.
     - Значит,  вы  решили,  милорд,  пуститься  на  эту  отчаянную  затею в
содружестве   с   этими  отчаянными  людьми,  несмотря  на  свой  трезвый  и
проницательный  ум,  несмотря  на настояния ваших друзей, несмотря на верную
гибель, которая вас ожидает?
     - Прошу  прощения,  мисс Белленден, но даже ваши увещания не могут меня
удержать,  раз дело идет о моей чести. Мои кони оседланы, мои слуги готовы к
походу,  и сигнал к восстанию будет подан, как только я прибуду в Килсайт! И
если  меня  призывает  моя  судьба,  я  не  стану  бежать от нее. Умереть, -
добавил  он,  беря  ее  руку,  -  вызвав  в  вас  сострадание, раз я не смог
добиться любви, для меня тоже немалое утешение.
     - О  милорд,  останьтесь!  -  произнесла  Эдит голосом, проникшим ему в
самое  сердце.  - Кто знает, быть может, время принесет разъяснение странным
событиям,  которые  так меня потрясли, и мои возбужденные нервы, может быть,
успокоятся.  О,  не  торопитесь навстречу гибели! Оставайтесь с нами, будьте
нашей опорой и надейтесь на всесильное время!
     - Слишком  поздно,  Эдит,  -  сказал  лорд  Эвендел.  -  Было  бы очень
неблагородно  злоупотребить  вашим расположением и вашими добрыми чувствами.
Я  знаю:  любить  меня вы не можете; ваша скорбь так сильна, что она вызвала
образ  умершего или отсутствующего; это говорит о вашем чувстве к другому, и
чувстве  настолько  глубоком,  что  мне  остается  рассчитывать лишь на вашу
дружбу и благодарность.
     В этот момент в комнату ворвался запыхавшийся и испуганный Кадди.
     - О   милорд,   прячьтесь,   они   окружили  дом!  -  было  его  первое
восклицание.
     - Кто они? - спросил лорд Эвендел.
     - Кавалерийский  отряд  во  главе  с  Бэзилом  Олифантом,  -  торопливо
ответил Кадди.
     - Прячьтесь, милорд! - повторила за Кадди перепуганная насмерть Эдит.
     - Клянусь  небесами,  не  стану я прятаться! - вскричал лорд Эвендел. -
Какое   право   имеет   этот   мерзавец  осаждать  меня  в  чужом  доме  или
останавливать  на  дороге?  Я  проложу  себе  путь  даже  в том случае, если
придется  сразиться  с  целым  полком;  скажите  Хеллидею  и  Хентеру, пусть
выводят  коней...  А теперь прощайте, Эдит! - Он обнял ее и нежно поцеловал.
Затем,  вырвавшись  из  рук  леди  Эмили  и  леди  Маргарет,  пытавшихся его
удержать, он выбежал из дома и вскочил на коня.
     Все  были  в  смятении;  женщины,  крича, бросились к окнам; отсюда они
могли  разглядеть  кучку  всадников,  из  которых,  видимо,  лишь  двое были
солдаты.  Они  были  уже на открытом лугу перед хижиной Кадди, где начинался
подъем  к  усадьбе; и медленно, соблюдая меры предосторожности, приближались
к дому, ожидая, очевидно, встретить сопротивление.
     - Он  может  спастись,  он  еще  может спастись! - повторяла Эдит. - О,
если бы он свернул на боковую дорогу!
     Но   лорд  Эвендел,  решив  грудью  встретить  опасность,  которая  его
отважной   душе   представлялась   меньше  действительной,  приказал  слугам
следовать  за  ним  по  пятам  и  спокойно направился вниз по главной аллее.
Старый  Гьюдьил  побежал  за  оружием; Кадди схватил ружье, выданное ему для
охраны  дома,  и  последовал  за  лордом  Эвенделом.  Поспешившая на тревогу
Дженни  тщетно  цеплялась  за  его  платье,  суля ему смерть на плахе или на
виселице "за то, что суется в чужие дела".
     - Замолчи,  сучья  дочь,  -  рявкнул  Кадди,  -  кажется,  говорю  тебе
по-шотландски.  Разве  чужое  дело  смотреть, как лорда Эвендела прикончат у
меня  на  глазах?  -  Сказав  это,  он махнул рукой и понесся вниз по аллее.
Впрочем,  сообразив  по  дороге,  что,  за  отсутствием  Джона  Гьюдьила, он
окажется  единственным  пехотинцем,  он  занял  выгодную позицию за оградой,
вставил  новый кремень, взвел курок и, прицелившись в хозяина Бэзила, как он
его называл, приготовился к действию.
     Как  только  лорд  Эвендел выехал из аллеи, отряд Олифанта расступился,
чтобы  его  окружить.  Их  начальник и еще трое хорошо вооруженных людей, из
которых   двое  были  драгуны,  а  третий  одет  в  деревенское  платье,  не
сдвинулись   с   места.  Впрочем,  крепкое  сложение,  хмурое  злое  лицо  и
решительные  движения  третьего свидетельствовали, что он - наиболее опасный
противник  из  всех.  И тот, кому доводилось встречать его прежде, без труда
узнал бы в нем Белфура Берли.
     - За  мной!  -  приказал  лорд  Эвендел  слугам. - И если нам помешают,
делайте  то  же,  что я. - Он направил коня легкою рысью прямо на Олифанта и
уже  собирался  его  спросить, на каком основании тот загораживает ему путь,
как  Олифант закричал: "Стреляйте в предателя!" - и все четверо одновременно
разрядили  свои карабины в несчастного лорда. Он пошатнулся в седле, вытащил
из  кобуры  пистолет,  но  не  смог  выстрелить  и свалился с коня, раненный
насмерть.  Его  слуги  вскинули  карабины: Хентер выпалил наудачу, Хеллидей,
смелый  и  решительный  парень, прицелился в Инглиса и уложил его наповал. В
то  же  мгновение  из-за  ограды  раздался  еще один выстрел, отомстивший за
смерть  лорда  Эвендела,  так  как  пуля  попала в лоб Бэзилу Олифанту, и он
замертво  упал  на  землю. Его люди, пораженные столь быстрым возмездием, не
трогались  с  места, не зная, что предпринять, но Берли, загоревшийся боевым
пылом,  воскликнул:  "Смерть мадианитянам!" - и с палашом в руке бросился на
Хеллидея.  В  этот момент послышался топот, и кавалерийский отряд, несясь во
весь  опор  по  дороге из Глазго, начал разворачиваться на роковом поле. Это
были  драгуны,  которых  вел голландский генерал Виттенбольд, сопровождаемый
Мортоном и представителем гражданских властей.
     Предложению  немедленно  сдаться,  сделанному  во  имя  Бога  и  короля
Вильгельма,   повиновались  все,  за  исключением  Берли,  который,  надеясь
скрыться,  повернул  коня и пустил его вскачь. Несколько солдат под командою
офицера  бросились  за  ним  в  погоню,  но только двоим, чьи кони оказались
выносливее,  почти удалось настигнуть его. Он дважды, не торопясь, обернулся
в  седле  и,  разрядив  сначала  один, а потом и второй пистолет, ускакал от
преследователей,  смертельно  ранив  одного  из  драгун  и подстрелив лошадь
другого.  Так  он  скакал  до  Босуэлского  моста,  где, на его беду, ворота
оказались  запертыми  и под сильной охраной. Повернув, он примчался к берегу
Клайда    и,   отыскав   подходящее   место,   устремился   в   воду;   пули
преследователей,  стрелявших  из  карабинов  и  пистолетов,  свистели вокруг
него,  и,  когда  он  был уже на середине реки, в него одна за другою попали
две  пули.  Почувствовав, что опасно ранен, он поворотил коня назад к левому
берегу,  показывая  жестами,  что  сдается. Кавалеристы прекратили стрельбу,
дожидаясь  его возвращения. Двое из них въехали в воду, чтобы схватить его и
обезоружить.  Но  вскоре  выяснилось, что он хотел отомстить, а не сдаться и
спасти  себе жизнь. Приблизившись к обоим солдатам, он собрал последние силы
и  нанес  одному  из драгун страшный удар по голове, сваливший того с седла.
Второй,  дюжий  и  мускулистый,  в то же мгновение уцепился за Берли. Тот, в
свою  очередь, сдавил ему горло, словно тигр, который, издыхая, не выпускает
добычи,  и  оба, упав с коней во время схватки, оказались в воде. Их увлекло
течением.  За ними тянулся кровавый след. Стоявшие на берегу видели, как они
дважды  оказывались  на  поверхности воды; голландец пытался плыть, но Берли
не  выпускал  его из рук, решившись, видимо, погубить его вместе с собой. Их
трупы  были  найдены  на  четверть  мили  ниже  по  течению  Клайда. Так как
освободить  драгуна  из  цепких  объятий  Берли  можно  было,  лишь  обрубив
последнему  руки,  их  поспешили  зарыть  в одной общей могиле, на которой и
посейчас  сохраняется  нескладный  надгробный камень с высеченной на нем еще
более  нескладной  эпитафией*.  И пока душа этого мрачного фанатика летела в
небо,  чтобы отдать отчет в своем земном бытии, душа храброго и благородного
лорда  Эвендела  также  покидала  его  бренное тело. Увидев, что произошло с
лордом  Эвенделом,  Мортон  спрыгнул  с коня, чтобы оказать посильную помощь
своему  сраженному  насмерть  другу.  Тот  сразу  его  узнал, но, не в силах
что-либо  выговорить,  дал  понять  знаками,  чтобы его перенесли в дом. Это
было  сделано  со  всею  возможной  осторожностью;  его окружили опечаленные
друзья.  Впрочем,  шумное горе леди Эмили намного уступало безмолвной скорби
Эдит.   Еще   не  зная  о  присутствии  Мортона,  она  заключила  в  объятия
умирающего.  Она  не  знала  и  о  том,  что  судьба,  отнимая  у нее одного
преданного   поклонника,  возвращала  ей,  словно  воскресшего  из  мертвых,
другого,  -  до тех пор пока лорд Эвендел, взяв их руки в свои, не сжал их с
глубоким  чувством  и не соединил вместе, после чего возвел к небу взор, как
бы  моля  о  благословении  их союза, откинулся на подушки и тотчас испустил
дух.
     ______________
     *  Благородный  читатель!  Я  попросил  моего  почтенного  друга Питера
Праудфута,  странствующего торговца, известного многим в стране честностью и
порядочностью  не  менее,  чем своими муслинами, батистами и мелким товаром,
чтобы  при  первой поездке в эти места он достал мне точную копию упомянутой
эпитафии.  Согласно его сообщению, которому я не имею оснований не доверять,
она звучит следующим образом:
                Здесь камень прах земной хранит,
                Джон Белфур Берли здесь лежит,
                Он полон пламенного рвенья,
                За лигу требовал отмщенья,
                В бою при Магусе он был,
                Он Джеймса Шарпа умертвил,
                И здесь, голландцами сражен,
                Был в воды Клайда брошен он.
     (Прим. автора.)


ЗАКЛЮЧЕНИЕ

     Я  решил  было  освободить  себя  от труда писать заключительную главу,
предоставив  читателю  дорисовать  в своем воображении все происшедшее после
смерти  лорда  Эвендела.  Но,  понимая,  что  нарушение  сочинителем  давней
традиции,  даже  если  оно удобно и ему и читателям, вызовет неудовольствие,
я,  признаюсь,  был  в  большом  затруднении,  когда,  к моему счастью, меня
пригласила  на  чашку  чая  мисс  Марта  Баксбоди,  еще не старая женщина, с
большим  успехом  занимавшаяся  в  течение  добрых  сорока лет изготовлением
дамских  нарядов  для  Гэндерклю  и  окрестностей.  Зная  ее  пристрастие  к
повестям  подобного рода, я попросил ее просмотреть накануне моего посещения
эти  разрозненные  в  то  время  листы  и  помочь  мне  опытом,  который она
накопила,  прочитав  все  книги  в трех библиотеках для чтения в Гэндерклю и
двух  соседних  городках,  где бывают базары. И когда с трепещущим сердцем я
предстал  перед  нею  в  назначенный  вечер,  я  нашел  ее  весьма  склонной
удостоить меня похвального отзыва.
     - Никогда  еще,  -  сказала  она, протирая очки, - ни один роман, кроме
"Истории  Джемми и Дженни Джессеми", не приводил меня в такое волнение, - но
там  действительно  настоящий  пафос. А что касается вашего плана отказаться
от  заключения,  то он никуда не годитс