н
за  своеволие.  Но  я  бы  отнюдь  не  хотела,  чтобы этого молодца наказали
слишком  сурово;  тюрьма  или даже немного розог послужили бы хорошим уроком
для  нашей  округи. Его мать, под влиянием которой он, наверное, действовал,
-  давнишняя  наша  служанка,  и  это  склоняет  меня  к  снисходительности.
Впрочем,  -  продолжала  старая  леди, устремив взгляд на портреты покойного
мужа  и  сыновей,  которыми была увешана одна из стен зала, и тяжко при этом
вздыхая,  -  впрочем, полковник Грэм, я не имею права испытывать сострадание
к  этому  упрямому и мятежному поколению. Они сделали меня бездетной вдовой,
и,  не  находись  я  под  защитою августейшего нашего государя и его храбрых
солдат,  они же не замедлили бы лишить меня и земли, и имущества, и крова, и
даже  Господнего  алтаря.  Семеро  моих  фермеров,  арендная плата которых в
совокупности  достигает  ста мерков в год, решительно отказались платить ее,
равно  как  и  другие налоги, и имели дерзость заявить моему управителю, что
не  признают  ни  короля,  ни  землевладельца,  а  только тех, кто принял их
ковенант.
     - С  разрешения  вашей  милости я поговорю с ними по-своему, - сказал в
ответ  на  эти  жалобы  Клеверхауз.  - Я поступил бы неправильно, если бы не
оказал  поддержку  законной  власти,  особенно  когда  она находится в таких
достойных  руках,  как  руки леди Белленден. Должен, однако, признаться, что
положение  в  этой  части  страны день ото дня становится все беспокойнее, и
потому   принимать   против   смутьянов   меры  вынуждают  меня  скорее  мои
обязанности,  чем  личные  склонности.  И  раз мы заговорили об этом, считаю
своим   долгом  поблагодарить  вашу  честь  за  гостеприимство,  которое  вы
изволили   оказать   небольшому  отряду,  доставившему  сюда  арестованного,
повинного  в  том,  что  он  предоставил убежище кровожадному убийце Белфуру
Берли.
     - Двери  Тиллитудлема,  -  ответила леди Маргарет, - всегда открыты для
верных  слуг  его величества короля, и я позволяю себе уповать, что замок не
перестанет  пребывать столько же в распоряжении короля и его слуг, сколько в
нашем,  пока  камни,  из  которых сложены стены его, будут покоиться друг на
друге.   В  связи  с  этим,  полковник,  мне  вспомнилось,  что  джентльмен,
начальствующий  этим  отрядом, - принимая во внимание, чья кровь течет в его
жилах,  - едва ли занимает в нашей армии подобающее ему по рождению место, и
если  бы я могла льстить себя надеждой на то, что моя просьба будет уважена,
я  взяла  бы  на  себя смелость ходатайствовать перед вами, чтобы при первом
удобном случае он был произведен в офицеры.
     - Ваша  честь имеет в виду сержанта Фрэнсиса Стюарта, которого мы зовем
Босуэлом,  -  сказал  с  улыбкою  Клеверхауз.  - По правде говоря, попадая в
сельскую  местность,  он  чрезмерно  усердствует и к тому же не безупречен в
отношении  дисциплины,  которой  требуют от нас правила службы. Но поставить
меня  в  известность,  чем  я  могу  услужить  леди Белленден, все равно что
продиктовать  мне  закон.  Босуэл,  -  продолжал  он,  обращаясь к сержанту,
который  в  это мгновение появился в дверях, - поцелуйте леди Маргарет руку:
она   хлопочет  за  вас;  вы  получите  производство  при  первой  свободной
вакансии.
     Босуэл  направился  выполнять  приказание,  однако  с  явным намерением
показать, что делает это с большой неохотой; покончив с этим, он заявил:
     - Поцеловать  руку  у леди - не унижение для джентльмена; но поцеловать
руку  мужчине,  за  исключением  короля,  -  нет,  я не сделаю этого даже за
генеральский мундир.
     - Вы  его  слышите,  леди, - заметил Клеверхауз, усмехаясь, - здесь его
камень преткновения; он никак не может забыть своей родословной.
     - Я  уверен,  -  тем  же  тоном продолжал Босуэл, - я уверен, что вы не
забудете,  мой благородный полковник, о своем обещании; и тогда, быть может,
вы  разрешите  корнету  Стюарту  помнить о своих прадедах, тогда как сержант
должен о них забыть.
     - Хватит,  сударь, - сказал Клеверхауз привычным для него повелительным
тоном, - хватит; скажите, зачем вы явились сюда и что имеете сообщить.
     - Лорд  Эвендел  со своими людьми и несколькими задержанными дожидается
ваших приказаний на дороге у замка, - ответил Босуэл.
     - Лорд  Эвендел!  -  вмешалась в разговор леди Маргарет. - Вы, конечно,
разрешите  ему,  полковник,  оказать  мне  честь  своим посещением и скромно
позавтракать  с  нами; позвольте напомнить, что его священнейшее величество,
сам  король,  проезжая  мимо нашего замка, остановился в нем и подкрепился в
дорогу.
     Так  как  леди Маргарет уже в третий раз вспомнила об этом достославном
событии,   полковник   Грэм   поспешно,   однако   не   нарушая  вежливости,
воспользовался первою паузой, чтобы пресечь этот злополучный рассказ.
     - Нас  и без того более чем достаточно за этим столом. Но, понимая, как
грустно  было  бы  лорду Эвенделу, - сказал он, взглянув на Эдит, - лишиться
того  удовольствия, которое выпало на мою долю и на долю этих господ, я беру
на  себя  смелость,  рискуя  злоупотребить вашим гостеприимством, принять от
его  имени  ваше  любезное приглашение. Босуэл, сообщите лорду Эвенделу, что
леди Белленден просит оказать ей честь своим посещением.
     - Не  забудьте  передать  Гаррисону, - добавила почтенная леди, - чтобы
он позаботился о людях и лошадях.
     Во  время  этого  разговора  сердце  Эдит  затрепетало  от  радости: ей
представилось,  что  благодаря  своей  власти над лордом Эвенделом она, быть
может,  найдет  способ  избавить  Мортона  от  грозящей  ему опасности, если
ходатайство  ее  дяди  пред  Клеверхаузом  окажется  безуспешным. При других
обстоятельствах  она  не разрешила бы себе воспользоваться этой властью: при
всей  ее  неопытности  в  житейских  делах  врожденная  чуткость не могла не
подсказать  ей,  что красивая молодая женщина, принимая от молодого человека
услуги,  связывает себя известными обязательствами. Она не хотела обращаться
к  лорду Эвенделу с какой бы то ни было просьбой также и потому, что досужие
кумушки  Клайдсдейла  уже давно - по причинам, о которых речь пойдет ниже, -
судачили,  будто  он  добивается  ее  руки.  К  тому  же  ей  было ясно, что
требуется  лишь  незначительное  поощрение  с ее стороны, и эти догадки, еще
недавно  не  имевшие под собой никакой почвы, станут вполне справедливыми. А
этого  и  нужно было больше всего опасаться: вздумай лорд Эвендел сделать ей
формальное  предложение,  он имел бы все основания рассчитывать на поддержку
леди  Маргарет  и  всех  ее  близких,  и она не могла бы противопоставить их
увещаниям  и  родственной  власти ничего, кроме своей любви к Мортону, а это
было   опасно  и  бесполезно.  Поэтому  она  приняла  решение  выждать,  чем
завершатся  хлопоты  ее  дяди,  и,  если  они  окажутся тщетными, о чем она,
конечно,  тотчас  же  догадается  по  взглядам  или  репликам старого воина,
воспользоваться  как последним средством спасения Мортона нежным вниманием к
ней   лорда   Эвендела.   Впрочем,   она   недолго  оставалась  в  неведении
относительно просьбы ее старого дяди.
     Майор  Белленден,  отдавший  должное  обильному  угощению  и  все время
оживленно  беседовавший  с  офицерами,  которые сидели в том же конце стола,
что  и  он,  теперь,  когда  завтрак закончился и можно было встать с места,
нашел  удобный повод подойти к Клеверхаузу и попросил племянницу оказать ему
честь,  представив  его  полковнику.  Так  как  майор был известен в военных
кругах,  они  встретились  как  люди,  глубоко  уважающие друг друга. Эдит с
замиранием  сердца увидела, как ее пожилой родственник вместе со своим новым
знакомым  покинули  остальное  общество  и  уединились  в  проеме  одного из
стрельчатых  окон  зала. Она следила за их беседой почти невидящими глазами,
так  как  напряженное  ожидание  затуманило  ее  зрение;  впрочем,  тревога,
пожиравшая  ее изнутри, обостряла в ней наблюдательность, и по немым жестам,
сопровождавшим  их  разговор,  она догадывалась о том, как Клеверхауз принял
заступничество майора за Мортона и к чему может повести эта встреча.
     Сначала  лицо  Клеверхауза  выражало ту откровенную доброжелательность,
которая,  пока  неизвестно,  в чем состоит просьба, говорит о том, какое это
огромное   удовольствие   оказать   услугу   просителю.  Однако  чем  дольше
продолжался  их  разговор,  тем  более  хмурым  и  суровым  становилось лицо
полковника,  и  хотя черты его все еще сохраняли выражение безукоризненной и
утонченной  вежливости,  оно  показалось  под  конец испуганному воображению
Эдит  неумолимым и жестоким. Губы полковника были сжаты, словно он испытывал
нетерпение;  время  от  времени они кривились в улыбку, в которой проступало
учтивое  пренебрежение к доводам, приводимым майором. Ее дядя, насколько она
могла  судить  по его жестам, горячо убеждал Клеверхауза со свойственным его
характеру  простодушием  и вместе с тем с чувством собственного достоинства,
на  которое  ему давали право возраст и безупречная репутация. Но его слова,
видимо,  не  производили  особого  впечатления  на полковника Грэма, который
вскоре  сделал  движение,  как  бы намереваясь пресечь настойчивость старого
воина   и   закончить  разговор  какой-нибудь  фразой,  содержащей  любезное
сожаление  по  поводу  неисполнимости  просьбы  и вместе с тем решительный и
твердый  отказ.  Они  подошли  так близко к Эдит, что она отчетливо слышала,
как Клеверхауз произнес:
     - Это  невозможно,  майор  Белленден;  снисходительность  в этом случае
несовместима  с возложенными на меня обязанностями, хотя во всем остальном я
искренне  и  с  большой  радостью  оказал  бы вам любую услугу. А вот и лорд
Эвендел,  и,  надо  полагать, с новостями. Какие вести, Эвендел? - продолжал
он,  обращаясь  к  юному  лорду, только что вошедшему в зал. Он был в полной
форме,  хотя  одежда  его  была в беспорядке и сапоги забрызганы грязью, что
свидетельствовало о том, что ему пришлось проделать нелегкий путь.
     - Дурные,  сэр,  -  ответил  Эвендел. - Большая толпа вооруженных вигов
собралась  на  холмах;  нам  придется иметь дело с настоящим восстанием. Они
всенародно   сожгли   Акт   о  верховенстве,  и  тот,  которым  утверждалась
епископальная  церковь, и манифест о мученическом венце Карла Первого, и ряд
других  документов;  они  заявили  о  своем  намерении  не  расходиться и не
расставаться  с  оружием,  чтобы  углубить  и  продолжить  дело, возвещенное
Реформацией.
     Это неожиданное известие взволновало всех, за исключением Клеверхауза.
     - Вы  называете  это  дурными вестями? - сказал полковник, и его темные
глаза  загорелись мрачным огнем. - Но они много лучше всего, слышанного мной
за  последние  месяцы.  Теперь,  когда  негодяи собрались вместе, мы легко и
сразу  справимся  с ними. Если ехидна покажется при дневном свете, - добавил
он,  ударяя  каблуком  об  пол,  словно  и  в самом деле собирался раздавить
ядовитого  гада,  -  я  могу  растоптать ее насмерть; но она в безопасности,
пока  скрывается в своем логове или болоте. Где эти прохвосты? - спросил он,
обращаясь к лорду Эвенделу.
     - В  горах,  приблизительно  в  десяти милях отсюда, в месте, именуемом
Лоудон-хилл,  -  последовал  ответ  молодого  лорда.  -  Я разогнал сборище,
против  которого  вы  послали  меня,  и  захватил  одного  старика - это так
называемый  пуританский священник, которого мы застали за подстрекательством
его  паствы  к  восстанию,  к  борьбе,  как он выражался, за правое дело, и,
кроме  того, еще двоих из его слушателей, показавшихся мне особенно наглыми;
все прочее известно мне от местных жителей и лазутчиков.
     - Каковы могут быть силы мятежников? - спросил Клеверхауз.
     - Возможно, около тысячи, но сведения на этот счет очень разноречивы.
     - В  таком  случае,  господа, - сказал Клеверхауз, - пора в путь и нам.
Босуэл, велите трубить наступление.
     Босуэл,  который, подобно боевому коню из Писания, чуял битву издалека,
поспешил  передать  приказ  Клеверхауза  шестерым  неграм  в  белых,  богато
расшитых  галунами  мундирах,  с массивными серебряными воротниками и такими
же  нарукавниками. Эти черные служаки были в полку трубачами, и вскоре стены
старого замка и окрестные леса огласились трубными звуками.
     - Значит,  вы  покидаете  нас?  -  спросила  леди  Маргарет;  сердце ее
болезненно  сжалось,  в ней ожили тягостные воспоминания о былом. - Не лучше
ли  послать  людей  для  выяснения  численности  мятежников?  О, сколько раз
слышала  я  эти  грозные звуки, сколько раз звали они из Тиллитудлема полных
жизни  и  сил,  молодых,  цветущих  мужчин,  но  мои старые глаза никогда не
видели, чтобы они возвращались назад.
     - Я  не  могу  оставаться  дольше, - сказал Клеверхауз, - в этих местах
найдется  достаточно  негодяев,  чтобы  впятеро  увеличить число мятежников,
если мы немедленно их не раздавим.
     - И  так  уже  многие,  -  добавил  Эвендел,  -  сбегаются к ним, и они
утверждают,   что   ждут  сильное  подкрепление  из  принявших  индульгенцию
пресвитериан,  которых  ведет  молодой  Милнвуд,  как  они называют его, сын
прославленного некогда круглоголового, полковника Сайлеса Мортона.
     Присутствующие   каждый   по-своему   восприняли  это  известие.  Эдит,
потрясенная  им,  едва  не  упала  со  стула,  тогда как Клеверхауз устремил
острый  и полный сарказма взгляд на майора Беллендена, выражавший, казалось,
следующее:  "Теперь  вы  видите, каковы убеждения того юноши, за которого вы
заступались".
     - Это  ложь,  это наглая ложь бесстыдных фанатиков! - воскликнул майор.
-  Я  готов  отвечать  за  Генри Мортона, как отвечал бы за своего сына. Его
религиозные  взгляды  столь  же  благонадежны,  как  взгляды  любого офицера
лейб-гвардии.  В  этом  ни  для  кого нет ни малейшего сомнения. Он бывал со
мной  в церкви, по крайней мере, раз пятьдесят, и я ни разу не слышал, чтобы
он  не  ответил  вместе со всеми, когда это полагается по ходу богослужения.
Эдит  Белленден  может  подтвердить  справедливость моего свидетельства - он
пользуется  тем  же  молитвенником, что и мы, и знает тексты Писания не хуже
священника. Позовите, выслушайте его.
     - Неповинен  он  или  виновен,  убытку  от  этого, конечно, не будет, -
сказал  Клеверхауз.  - Майор Аллан, - продолжал он, поворачиваясь к старшему
офицеру,  - возьмите проводника и ведите полк к Лоудон-хиллу самой удобной и
короткой  дорогой.  Двигайтесь как можно быстрее, но смотрите, чтобы люди не
заморили  коней.  Лорд Эвендел и я нагоним вас через четверть часа. Оставьте
Босуэла с небольшим отрядом, он будет конвоировать арестованных.
     Аллан  поклонился  и вышел из зала в сопровождении всех офицеров, кроме
Клеверхауза  и молодого Эвендела. Через несколько минут звуки военной музыки
и  топот  коней  возвестили, что всадники покидают замок. Потом музыка стала
доноситься только урывками и наконец замерла в отдалении.
     Пока  Клеверхауз  старался  успокоить  тревогу леди Белленден и убедить
старого   воина  в  ошибочности  его  мнения  о  Мортоне,  Эвендел,  поборов
застенчивость,  обычную для неискушенного юноши в присутствии той, к кому он
питает  склонность,  подошел  к  мисс  Белленден  и  обратился  к  ней тоном
глубокого  уважения,  в  котором  вместе  с  тем  ощущалось сильное и нежное
чувство.
     - Мы  должны  вас  покинуть,  - сказал он, беря ее руку, которую сжал с
неподдельным  волнением,  -  покинуть  ради  дела,  не  лишенного  известной
опасности.  Прощайте,  дорогая,  милая  мисс  Белленден; позвольте сказать в
первый  и,  быть  может,  последний  раз  -  дорогая  Эдит!  Мы  уходим  при
обстоятельствах  столь  необычных,  что  они  могут,  как  кажется, извинить
некоторую  торжественность при расставании с той, которую я так давно знаю и
к которой испытываю столь глубокое уважение.
     Тон   лорда   Эвендела   не   соответствовал   содержанию  его  слов  и
свидетельствовал  о чувстве более сильном, чем выраженное в произнесенных им
фразах.  Не  нашлось  бы,  вероятно,  женщины,  которая  могла  бы  остаться
бесчувственной  к  этому  скромному,  идущему  из  глубины  души  изъявлению
нежности.  И  хотя  Эдит была подавлена горем и ужасной опасностью, нависшей
над  тем,  кого  она  так  любила, все же почтительная и безнадежная страсть
милого  юноши, прощавшегося с ней перед тем, как пойти навстречу неведомым и
грозным опасностям, тронула и взволновала ее.
     - Я  надеюсь,  я  искренне  убеждена, - сказала Эдит, - вам не угрожает
опасность.  Надеюсь,  что  нет оснований для такого торжественного прощания,
что  эти  обезумевшие  повстанцы  будут рассеяны скорее собственным страхом,
чем  силою,  и  что лорд Эвендел вскоре возвратится сюда, и снова окажется с
нами, и будет навсегда дорогим и уважаемым другом всех обитателей замка.
     - Всех,  -  повторил Эвендел с нескрываемой грустью. - Пусть будет так:
все,  что  близко и дорого вам, так же близко и дорого мне, и поэтому я ценю
их  внимание и любовь. Что же касается успеха нашего предприятия, то в нем я
отнюдь  не  уверен.  Нас  так  мало,  что  я  не  смею надеяться на быстрое,
бескровное  и  благополучное  завершение  этого злосчастного бунта. Эти люди
исполнены  фанатизма,  они  решительны,  они  отчаянно храбры, и их вожди не
лишены  военного  опыта.  Я  не могу освободиться от мысли, что порывистость
нашего  командира бросает нас против них, пожалуй, несколько преждевременно.
Впрочем,  о  личной  безопасности  я  не думаю; оснований щадить себя у меня
меньше, чем у кого бы то ни было.
     Теперь  Эдит  представился  случай  -  чего  она так хотела - попросить
юного  дворянина,  чтобы  он  вступился  за  Мортона;  ей  казалось, что это
единственный  способ  избавить  того  от  почти  неминуемой  смерти.  Но она
чувствовала,  что,  обратившись  к  Эвенделу,  злоупотребит  преданностью  и
доверием  влюбленного  в  нее юноши; она знала, что творится в его душе, как
если  бы он ей признался в любви. Совместимо ли с ее честью заставлять лорда
Эвендела  оказывать  услуги  сопернику?  Благоразумно ли обращаться к нему с
какой-либо  просьбой  и тем самым связать себя и дать пищу надеждам, которым
никогда  не  суждено  сбыться? Впрочем, момент был критический и не допускал
ни  длительных  колебаний,  ни  объяснений, которые могли бы скрыть истинную
причину ее горячего участия в Мортоне.
     - Я  допрошу  этого  молодца,  -  сказал  Клеверхауз с противоположного
конца  зала,  -  после чего, лорд Эвендел, как мне ни грустно прерывать вашу
беседу,  нам  придется  все  же  сесть  на  коней.  Босуэл,  почему не ведут
арестованного? Пусть двое солдат зарядят карабины.
     Эдит  услышала в этих словах смертный приговор ее Генри. Она пересилила
робость,   принуждавшую  ее  так  долго  к  молчанию;  в  сильном  смущении,
запинаясь, она сказала:
     - Лорд  Эвендел,  этот  молодой  человек - близкий друг моего дяди; вы,
очевидно,  имеете  влияние  на полковника - разрешите просить вас вступиться
за Мортона... Этим вы премного обяжете дядю.
     - Вы  преувеличиваете  мои  возможности,  мисс Белленден, - сказал лорд
Эвендел.  -  Не раз, движимый простым человеколюбием, я обращался с тем же к
полковнику, но, увы, безуспешно.
     - А теперь попытайтесь ради моего старого дяди.
     - А  почему  бы  не ради вас, Эдит? - спросил лорд Эвендел. - Позвольте
мне  думать, что в этом деле я оказываю услугу вам, и никому больше. Неужели
вы  настолько  не  доверяете  старому другу, неужели не хотите доставить ему
удовольствие думать, что он исполнил ваше желание?
     - Конечно,  конечно, - поспешила согласиться Эдит, - вы бесконечно меня
обяжете...  Я  принимаю к сердцу эту историю с молодым Мортоном, так как она
очень волнует майора. Не теряйте времени, заклинаю вас Господом Богом!
     Она  все  смелее  и  настойчивее  обращалась  к  Эвенделу,  потому  что
услышала  шаги  часовых,  входивших  в это мгно