боком раздумье прошелся он по палубе, затем снова вернулся к Бансу, взял его за руку и произнес:
     - Джек, я должен увидеть ее еще раз!
     - Желаю успеха, - мрачно ответил Банс.
     - Я должен увидеть ее еще раз, чтобы у ног ее отречься от этой проклятой жизни и искупить совершенные преступления...
     - На виселице, - закончил за него Банс. - желаю успеха! "Сознайся и лезь в петлю", - весьма почтенная поговорка.
     - Но, дорогой Джек!
     - Дорогой Джек! - повторил Банс тем же угрюмым тоном. - Дорого ты стоил своему дорогому Джеку. Но поступай как знаешь, а я навсегда закаялся помогать тебе - ведь это значило бы только стать тебе противным своими низкими советами!
     - Вот видите, теперь я должен успокаивать этого глупого парня, как капризного ребенка, - проговорил как бы про себя Кливленд. - А ведь у него должно бы хватить ума, и прямодушия, и, казалось бы, доброты, чтобы понять, что в шквал не до того, чтобы выбирать слова.
     - Да, ты прав, Клемент, - ответил Банс, - и вот тебе моя рука. А теперь как подумаю, так ты действительно должен увидеться с ней в последний раз, ибо не в моем духе препятствовать прощанию влюбленных. А велика ли важность - отлив? Мы можем уйти завтра с таким же успехом, как сегодня.
     Кливленд вздохнул, вспомнив угрозы Норны, но возможность в последний раз увидеть Минну была слишком соблазнительна, чтобы отказаться от нее из-за какого-то предчувствия или предсказания.
     - Я сейчас же отправлюсь на берег в тот самый замок, где все они находятся, - заявил Банс, - расплата за полученные припасы послужит мне хорошим предлогом - и передам от тебя Минне письмо или послание так же ловко, как настоящий valet de chambre <камердинер (франц.).>.
     - Но их окружает стража, ты можешь оказаться в опасности, - сказал Кливленд.
     - Нисколько, нисколько, - возразил Банс, - ведь я защитил девушек, когда они были в моей власти, и ручаюсь, что отец и сам не причинит мне зла и никому не позволит меня тронуть.
     - Ты прав, - ответил Кливленд, - это не в его характере. Так я сейчас же напишу Минне записку.
     С этой целью он бросился вниз, в каюту, где испортил не один лист бумаги, прежде чем дрожащей рукой и с замирающим сердцем сочинил такое письмо, какое, по его мнению, заставило бы Минну согласиться на последнее с ним свидание завтра утром.
     Тем временем его приспешник Банс отыскал Флетчера, твердо уверенный, что тот поддержит его в любом предприятии, и в сопровождении этого верного спутника предстал пред грозные очи Хокинса, боцмана и Деррика - вахтенного начальника, которые после тягот трудового дня угощались кружкой грога.
     - А вот и тот, кто все нам расскажет, - сказал Деррик. - Ну, господин лейтенант, - хочешь не хочешь, а приходится теперь называть тебя так - выкладывай, какие у вас там секреты, когда поднимаем мы якорь?
     - Когда будет угодно небу, господин вахтенный начальник, - ответил Банс, - а я знаю о том не больше, чем этот вот ахтерштевень.
     - Как, черт побери мои пуговицы! - воскликнул Деррик. - Разве мы не уходим с этой водой?
     - Или уж, на худой конец, с завтрашней? - добавил боцман. - А то ради какого рожна мы мучали всю команду и пороли этакую горячку с погрузкой?
     - Джентльмены, - ответил Банс, - должен вам сообщить, что Купидон взял нашего капитана на абордаж, завладел его судном и запер его рассудок в трюм.
     - Брось свои театральные кривлянья, - грубо перебил его боцман. - Если у тебя есть что сказать, говори ясно, как мужчина.
     - Ну, как ты там ни верти, - вмешался Флетчер, - а на мой взгляд, Джек Банс всегда говорит и действует как мужчина, а потому, сдается мне...
     - Помолчи-ка немного, Дик, дружище, попридержи язык, - сказал Банс. - Итак, джентльмены, говоря самыми простыми словами, наш капитан влюблен.
     - Ну и что ж такое? Подумаешь! - воскликнул боцман. - Как будто со мной этого не случалось, как и со всеми прочими, да только тогда, когда судно стояло на приколе.
     - Но теперь, - ответил Банс, - влюблен сам капитан, понимаете ли? Влюблен принц Вольсций! И хотя на сцене это чрезвычайно смешно, но нам теперь не до смеха. Он хочет встретиться со своей девушкой в последний раз завтра утром, а это, как мы прекрасно понимаем, поведет еще к одной встрече, а там и еще... и так до тех пор, пока "Альциона" не захватит нас врасплох, а тогда уж на нашу долю достанется больше щелчков, чем пенсов!
     - Ах, вот как... - И боцман облегчил свою душу громогласным проклятием. - Ну, тогда мы взбунтуемся и не пустим его на берег. Так, что ли, Деррик?
     - Самое наилучшее дело, - ответил тот.
     - А ты как думаешь, Джек Банс? - спросил Флетчер; ему самому подобный план казался весьма благоразумным, но уголком глаза он все же поглядывал на своего приятеля.
     - Что до меня, джентльмены, - ответил Банс, - так я бунтовать не буду, и лопни мои печенки, если кто-нибудь здесь осмелится бунтовать.
     - Ну ладно, тогда уж и я не буду, - согласился Флетчер, - но что же нам делать? Как ты там ни верти, а...
     - Заткни свою глотку, Дик! - прикрикнул на него Банс. - Так вот, боцман, я отчасти согласен с тобой, что придется-таки нам употребить небольшое благотворное насилие, чтобы образумить капитана: вы ведь знаете, что он неукротим, как лев, и делает только то, что сам захочет. Так вот: я съезжу на берег и договорюсь с девушкой. Утром она явится на рандеву, и капитан тоже. Мы подберем надежную шлюпочную команду, ибо грести придется и против прилива, и против течения, по условленному сигналу выскочим из шлюпки, схватим капитана и девушку и увезем их с собой, хотят они того или нет. Наш капризный ребенок не станет очень противиться, поскольку мы вместе с ним захватим и его погремушку, а если он все-таки закапризничает, так мы сумеем сняться с якоря и без его разрешения; а там он мало-помалу опомнится и сам поймет, кто его истинные друзья.
     - Ну что же, это, может быть, неплохо придумано, мейстер Деррик, - сказал Хокинс.
     - Джек Банс всегда хорошо придумает, - добавил Флетчер, - но как ты там ни верти, а только капитан при этом обязательно застрелит кого-нибудь из нас, это уж вы помяните мое слово.
     - Да придержи ты язык, - остановил его Банс, - ну какая, к черту, разница, застрелят тебя или повесят?
     - Оно правда, разница-то не больно велика, - ответил Дик, - как там ни верти...
     - Молчи, говорят тебе, - повторил его неумолимый патрон, - и слушай. Мы захватим капитана врасплох, так что он не успеет вытащить ни тесака, ни пистолетов, и я сам - так сильна моя любовь к нему - первый брошусь, чтобы повалить его на землю. Надо сказать, что добычу, за которой гонится капитан, всегда сопровождает небольшой, ладно построенный полубаркасик; так вот, если представится случай, я не прочь был бы захватить его для себя лично.
     - Так, так, - ответил Деррик, - дай только тебе волю, так ты об одной своей выгоде и будешь думать!
     - Ну, нет, клянусь честью, - воскликнул Банс, - но я не упускаю ее, когда она сама дается мне в руки, или я добиваюсь ее собственной сообразительностью: ведь никому из вас не пришел бы в голову подобный план. А капитан наш, таким образом, полностью будет с нами: умом и сердцем, с руками и ногами, а кроме того, мы разыграем прекрасную заключительную сцену, достойную любой комедии. Итак, я отправлюсь на берег, чтобы обо всем столковаться, а вы сообщите тем из джентльменов, кто еще трезв и заслуживает доверия, о нашем замысле.
     Договорившись таким образом, Банс и его друг Флетчер ушли, а оба старых пирата долго молча смотрели друг на друга. Наконец заговорил боцман:
     - Убей меня, Деррик, а не по душе мне эти щелкоперы, нет в них настоящей разбойничьей породы. Они так же мало походят на тех пиратов, что я знал до сих пор, как этот шлюп - на линейный корабль. Да вот взять, к примеру, хоть старого Шарпа - помнишь, он каждое воскресенье читал молитвы перед всей командой - что бы он сказал, коли услышал, что к нам на корабль собираются взять двух девчонок?
     - А что сказал бы старый ворчун Черная Борода, - добавил Деррик, - коли они хотели бы захватить их только для себя? Да за такое бесстыдство пустить бы их прогуляться по доске или связать спиной к спине, да и вниз головой в воду, и чем скорее, тем лучше.
     - Так-то оно так, но кто же тогда будет управлять судном? - спросил Хокинс.
     - А чем плох старина Гофф? - осведомился Деррик.
     - Ну, он так часто и подолгу прикладывается к бутылке, - сказал боцман, - что стал никуда не годен. Трезвый - он хуже старой бабы, а как налижется, так и пойдет буянить! Да нет, хватит с нас Гоффа!
     - Ну, а что ты скажешь насчет себя самого, боцман, или, к примеру, меня? - спросил вахтенный начальник. - Давай кинем, орел или решка?
     - Нет, это не пойдет, - ответил после некоторого раздумья боцман. - Если бы еще недалеко было до пассатных ветров, так мы могли бы - ты или я - еще как-нибудь извернуться, но, чтобы добраться до них, тут, брат, нужно все умение Кливленда, и, пожалуй, сейчас нам лучше всего последовать совету Банса. Слышишь? Это он требует себе шлюпку. Придется-таки мне вылезти на палубу и спустить ее для "его светлости", лопни его глаза!
     Шлюпку спустили; она благополучно пересекла озеро, и Банс высадился в нескольких сотнях шагов от древнего замка Стеннис. Подойдя к дому, он увидел, что обитатели его приняли срочные меры для обороны: окна нижнего этажа были забаррикадированы, и только местами в них были оставлены отверстия в виде бойниц. У главного входа стояла снятая с корабля пушка, и, кроме того, его охраняли двое часовых. Подойдя к воротам, Банс попросил разрешения войти, в чем ему кратко и бесцеремонно отказали, посоветовав убираться подобру-поздорову, если он не хочет нажить себе беды. Пират, однако, продолжал настаивать на своем желании видеть кого-либо из семьи Магнуса Тройла, утверждая, что явился по весьма важному делу, так что в конце концов показался Клод Холкро, и с раздражительностью, вовсе ему не свойственной, поклонник достославного Джона стал укорять своего старого знакомого в упрямстве и легкомыслии.
     - Вы, - сказал он, - похожи на глупых мотыльков, порхающих вокруг свечи. Кончится тем, что вы все на ней сгорите.
     - А вы, - ответил Банс, - похожи на трутней без жала, которых ничего не стоит выкурить из их убежища полдюжиной ручных гранат.
     - Выкурите лучше дурь из собственной головы! - сказал Холкро. - Послушайтесь-ка моего совета и занимайтесь своими делами, а то как раз попадетесь тем, что сумеют вас выкурить. Или уходите, или скажите мне в двух словах, что вам надо, ибо не будет вам здесь иной встречи, кроме пули из аркебузы. Нас тут достаточно мужчин, да еще с острова Хой прибыл молодой Мордонт Мертон - тот самый, которого ваш капитан чуть не убил.
     - Полегче, дядюшка, - возразил Банс, - он всего только выпустил ему немного лишней крови, чтобы тот не горячился.
     - Мы не нуждаемся в подобных кровопусканиях, - сказал Клод Холкро, - а кроме того, ваш пациент оказался связанным с нами более близкими узами, чем вы или я могли бы предполагать, а потому вы понимаете, каким нежеланным гостем будет здесь ваш капитан или кто-либо из его команды.
     - Ну, а что, если я привез деньги за припасы, присланные нам на судно?
     - Приберегите их для себя, пока с вас их не спросят, - ответил Холкро. - Есть два рода дурных плательщиков: тот, кто платит слишком рано, и тот, кто совсем не платит.
     - Хорошо, но тогда позвольте нам по крайней мере принести нашу благодарность жертвователю.
     - Приберегите ее также до тех пор, пока ее с вас не спросят, - ответил поэт.
     - Итак, это все, что вы можете сказать мне хорошего, хотя бы в память нашего давнего знакомства? - спросил Банс.
     - Но что же я могу сказать для вас, мистер Алтамонт? - сказал, несколько смягчившись, Холкро. - Да ведь если бы молодой Мордонт мог распоряжаться, как ему хочется, он встретил бы вас красным бургундским номер тысячный. Спасайтесь же, ради всего святого, а то еще получится, как в сценических ремарках: "Входит стража и хватает Алтамонта".
     - О, я не доставлю вам подобного беспокойства, - сказал Банс, - и сейчас же уйду со сцены. Но подождите, я чуть было не забыл, что со мной клочок бумаги для той из ваших барышень, что выше ростом... для Минны... да, ее зовут Минна. Видите ли, это прощальное письмецо от капитана Кливленда... Вы ведь не откажетесь передать его?
     - Ах, бедный молодой человек! - воскликнул Холкро. - О, я понимаю... понимаю... Прощай, прекрасная Армида:

     И бури, и пламень, и пули, и кровь
     Страшны, но страшней без надежды любовь!

     Но скажите мне только: есть в этом послании стихи?
     - О да, оно набито песнями, сонетами и элегиями до краев, до самой сургучной печати, - ответил Банс, - но смотрите передайте записку осторожно и незаметно.
     - О, конечно, конечно! Не учите меня, как передавать billet doux <любовную записку (франц.).>, меня, завсегдатая "Кофейни талантов", слышавшего все тосты в Кит-Кэт клубе! О, Минна получит эту записку и ради нашего с вами давнего знакомства, мистер Алтамонт, и ради вашего капитана, у которого сердце далеко не такое черное, как требуется для его профессии. А записку я передам, в прощальном письме вреда быть не может.
     - Прощай же, старина, прощай навек! - воскликнул Банс и так крепко стиснул руку поэта, что бедняга взвыл от боли и долго еще тряс пальцами, как пес, которому на лапу упал горячий уголь.
     Предоставив разбойнику возвращаться на борт пиратского судна, посмотрим, что поделывает семья Магнуса Тройла, собравшаяся у своего родственника в замке Стеннис, где ее день и ночь охраняет от неожиданностей бдительная стража.
     Магнус Тройл весьма ласково встретил Мордонта Мертона, когда тот явился к нему на помощь с небольшим отрядом преданных Норне людей, которыми она поручила ему командовать. Юдаллера легко было убедить, что наветы на Мордонта, которые нашептывал ему коробейник, желая расположить его в пользу своего более щедрого покупателя Кливленда, не имели никаких оснований. Правда, наветы эти подтверждались и почтенной леди Глоуроурам, и всеобщей молвой: в обоих случаях Мордонт представлен был как дерзкий претендент на руку одной из сестер из Боро-Уестры, твердо уверенный в благосклонности обеих и только раздумывавший, как султан, которой из них бросить свой платок. Но Магнус знал, что молва - большая лгунья, а что касается клеветы, то склонен был считать почтенную леди Глоуроурам одним из самых злых языков в округе и поэтому вернул Мордонту все свое расположение, с величайшим удивлением услышав, какие права предъявляет Норна на сыновнюю преданность юноши, и с не меньшим интересом - о ее намерении передать Мордонту все огромное, унаследованное от отца состояние; и хотя Магнус и не дал немедленного ответа, когда Норна намекнула на возможный брак его старшей дочери с ее наследником, однако, по всей вероятности, считал такой союз вполне желательным, отчасти из-за личных качеств юноши, отчасти и потому, что таким образом соединились бы воедино огромные поместья, в свое время разделенные между его отцом и отцом Норны. Как бы то ни было, Магнус Тройл встретил своего юного друга чрезвычайно приветливо и вместе с хозяином замка поручил ему, как самому молодому и энергичному из всех собравшихся, быть начальником ночного караула и наблюдать за сменой часовых вокруг замка Стеннис.

Глава XL

     Тому, кто вне закона жил
     И проиграл игру,
     Закон судил: висеть в петле,
     Качаясь на ветру.

     "Баллада о девушке
     с каштановыми кудрями"

     До рассвета было еще далеко, когда Мордонт, сменив стоявших с полуночи часовых и распорядившись, чтобы следующая стража вступила в караул с восходом солнца, вышел в соседнюю с передней комнату, сел в кресло и задремал, положив около себя оружие. Вдруг он почувствовал, что кто-то потянул его за край плаща, в который он был закутан.
     - Как, разве уже утро? - спросил он. - Так скоро? - Но, вскочив на ноги, он увидел, что на горизонте едва брезжит рассвет.
     - Мордонт! - раздался в эту минуту около него голос, каждый звук которого проникал ему прямо в сердце.
     Он оглянулся и с радостным изумлением увидел, что перед ним стоит Бренда Тройл. Мордонт готов уже был заговорить с ней, но остановился, заметив, что она смущена и взволнована, лицо ее бледно, губы дрожат, а глаза полны слез.
     - Мордонт, - сказала она, - ты должен оказать Минне и мне услугу - выпустить нас потихоньку из замка, так, чтобы этого никто не знал. Нам обязательно надо быть у Стеннисских камней.
     - Что за странная фантазия, дорогая Бренда? - спросил Мордонт, в высшей степени изумленный подобной просьбой. - Может быть, это дань какому-либо оркнейскому суеверию, но время сейчас слишком опасное, а приказ, полученный мной от вашего отца, так строг, что я никак не могу выпустить вас без его разрешения. Посуди сама, милая Бренда, ведь я - солдат на посту и должен выполнять полученные мной приказания.
     - Мордонт, - продолжала Бренда, - нам не до шуток. Рассудок Минны, даже самая жизнь ее зависят от того, позволишь ли ты нам выйти.
     - Но для чего? - спросил Мордонт. - Объясни мне по крайней мере для чего?
     - Ты скажешь, что это отчаянная, дикая затея, - ответила Бренда, - но она условилась встретиться с Кливлендом.
     - С Кливлендом! - воскликнул Мордонт. - Да если только этот негодяй посмеет высадиться на берег, мы встретим его таким градом пуль, что ему не поздоровится, - прибавил он, хватаясь за оружие, - и за все зло, которое он причинил мне, я расплачусь с ним одной унцией свинца.
     - Но если он умрет, Минна сойдет с ума, - ответила Бренда, - а на того, кто причинит зло Минне, Бренда никогда уже больше не взглянет.
     - Но ведь это же безрассудство, совершенное безумие! - воскликнул Мордонт. - Ваша честь... ваш долг... подумай о них!
     - Я не хочу думать ни о чем, кроме опасности, угрожающей Минне, - ответила Бренда, разражаясь потоком слез. - Ее прежняя болезнь - ничто по сравнению с тем состоянием, в каком она находилась всю эту ночь. Она не выпускает из рук его письма, написанного скорей огнем, чем чернилами, где он заклинает ее встретиться с ним в последний раз, если она хочет спасти его грешное тело и бессмертную душу. Он ручается ей за полную безопасность и клянется, что никакая сила не заставит его покинуть наш берег, пока он не увидит ее еще раз. Ты должен нас выпустить, Мордонт!
     - Но это невозможно, - ответил ей юноша в крайнем замешательстве. - Этому мошеннику, конечно, ничего не стоит клясться всем, чем угодно, но где ручательство, что он сдержит свое слово? Нет, я не могу выпустить Минну.
     - Ну что же, - с некоторым укором промолвила Бренда, осушая слезы, которые все еще текли у нее из глаз, - значит, правда, есть что-то между тобой и Минной, как говорила Норна, и ты слишком ревнуешь ее к этому несчастному, чтобы позволить ему хоть на единый миг встретиться с ней перед разлукой.
     - Ты несправедлива ко мне, Бренда, - возразил Мордонт, и обиженный, и вместе с тем несколько польщенный ее подозрениями, - ты так же несправедлива, как и неблагоразумна. Ты знаешь, ты не можешь не знать, что Минна дорога мне прежде всего как твоя сестра. Хорошо, я помогу вам в этой безумной затее, но скажи мне, Бренда, веришь ли ты пирату, нет ли у тебя каких-либо подозрений?
     - Нет никаких, - ответила Бренда, - а если бы они были, неужели ты думаешь, что я стала бы тебя так упрашивать? Он в отчаянии, он страдает, но я уверена, что на слово его мы можем положиться.
     - И свидание назначено у Стеннисских камней на рассвете? - еще раз осведомился Мордонт.
     - Да, и время это уже подошло, - ответила Бренда. - О Мордонт, ради всего святого, дай нам выйти!
     - Я сам, - ответил Мордонт, - займу на несколько минут место часового у ворот замка и тогда выпущу вас. Но это опасное свидание не затянется слишком долго?
     - О нет, - ответила Бренда, - но ведь ты, Мордонт, не воспользуешься высадкой этого несчастного на берег, чтобы причинить ему какой-либо вред или схватить его?