о правде, не моя забота.
     - Брайс Снейлсфут, как видите, человек осмотрительный, - со смехом сказал юдаллер, - он знает, что дурак сумеет задать больше вопросов, чем умный захочет дать ответов.
     - Мне в свое время довелось водиться и с контрабандистами, - продолжал Снейлсфут, - и, право слово, не пойму, с чего это нужно еще каждую минуту прилеплять к человеку его имя. А я всегда буду стоять на том, что тот капитан - отличный командир, да притом еще и заботливый: весь экипаж у него почти такой же нарядный, как и он сам, и даже у простых матросов шелковые платки на шее. Многие леди, видел я, носили куда похуже, да еще как гордились! А что до всяких там серебряных пуговиц, да пряжек, да всяких других побрякушек, так этого добра на них и не перечесть.
     - Вот идиоты! - процедил сквозь зубы Кливленд, а затем вслух добавил: - Они часто, должно быть, съезжали на берег пощеголять перед кёркуоллскими красавицами?
     - Вот уж это нет. А коли капитан и отпускал их на берег, так уж боцман обязательно был с ними в шлюпке, а это, доложу я вам, такой зверь, какого редко носила палуба. Скорей увидишь кошку без когтей, чем этого молодчика без тесака да двух пар пистолетов за поясом. И в страхе он всех держит, пожалуй, не хуже самого капитана.
     - Бьюсь об заклад, что это Хокинс, если только не сам дьявол! - воскликнул Кливленд.
     - Потише, потише, капитан, - возразил коробейник. - Тот или другой либо тот и другой вместе, а только помните, что не я назвал их по именам, а вы сами.
     - Ну что же, капитан Кливленд, - сказал юдаллер, - это, пожалуй, тот самый консорт, о котором вы говорили?
     - Тогда, значит, ему улыбнулась удача с тех пор, как мы расстались, - ответил Кливленд. - А не говорили они о том, что потеряли в пути сопровождавшее их судно, Брайс?
     - Как же, говорили, - ответил разносчик, - говорили, слышал я, про спутника, что отправился в этих морях к Дэви Джонсу.
     - А рассказал ты им, что тебе самому было о нем известно? - спросил юдаллер.
     - Ну уж нет! - ответил разносчик. - Что я, дурак какой, черт побери, чтобы так вот все им и выложить? Да узнай они только, что сталось с судном, так тут же пристали бы с ножом к горлу - подавай им груз! А мне, что ли, обрушивать гнев этих людей на наших бедняков из-за каких-то там жалких да негодных тряпок, что выбросило море?
     - Не говоря уж о тех, что нашлись бы в твоем собственном коробе, мошенник ты этакий! - добавил Магнус Тройл.
     Это замечание заставило всех присутствующих громко расхохотаться, и сам юдаллер волей-неволей присоединился к веселью, вызванному его собственной шуткой. Однако он быстро прервал свой смех и сказал необычайно серьезным тоном:
     - Вы можете смеяться, друзья мои, но пока мы не научимся уважать права пострадавших по воле волн и ветра, проклятие и позор будут тяготеть над нашей страной, и мы будем по заслугам терпеть гнет и притеснения более сильных, господствующих над нами пришельцев.
     Гости опустили головы при этом упреке Магнуса Тройла. Быть может, некоторые из них, даже принадлежавшие к высшему кругу, сами почувствовали угрызения совести и все без исключения сознавали, что они в подобных случаях не сдерживали достаточно строго жажды к поживе ни своих арендаторов, ни простого народа.
     Но тут весело заговорил Кливленд:
     - Ну, если эти добрые ребята в самом деле мои товарищи, так я наперед ручаюсь, что они не потребуют обратно каких-то там сундуков, матросских коек и прочей подобной дряни с моего бедного судна, которую Рост выбросил на берег. Не все ли им равно, попал ли весь этот хлам Брайсу Снейлсфуту, или пошел на дно, или провалился к дьяволу? А ты, Брайс, распаковывай-ка свой короб да покажи дамам товары, а мы посмотрим, не найдется ли там чего-нибудь им по вкусу.
     - Нет, это, очевидно, не его консорт, - шепотом сказала Бренда сестре, - он больше обрадовался бы его появлению.
     - Нет, это именно то самое судно, - ответила Минна, - я видела, как глаза его заблестели при мысли, что он скоро снова будет среди товарищей, с которыми делил столько опасностей.
     - Может быть, они заблестели, - продолжала Бренда все еще вполголоса, - при мысли о том, что теперь он сможет покинуть Шетлендию. Трудно угадать сокровенные мысли человека по блеску его глаз.
     - Во всяком случае, не надо дурно истолковывать мысли друга, - сказала Минна, - потому что, если и ошибешься, по крайней мере совесть у тебя будет спокойна.
     Тем временем Брайс Снейлсфут принялся за распутывание целой системы ремней, обвязывавших огромных размеров тюк, на который пошло не менее шести ярдов дубленых тюленьих шкур. Для большей прочности и верности систему эту дополняло великое множество всяческих хитроумных узлов и пряжек. От этого занятия, однако, разносчика то и дело отвлекали то юдаллер, то другие гости, засыпавшие его вопросами о неизвестном судне.
     - А часто ли съезжали на берег штурманы и как встречали их кёркуоллцы? - спросил Магнус Тройл.
     - Встречали как нельзя лучше, сэр, - ответил Брайс Снейлсфут, - и капитан, а с ним еще два-три человека были даже на некоторых празднествах и танцах, что устраивались в городе. Но тут пошли разные разговоры о всяких там таможенных сборах, да королевских пошлинах, да прочих таких вещах, и кое-кто из высокопоставленных лиц, члены магистрата, или как их там еще называют, начали с капитаном спорить, да только он с ними не согласился, и тогда на него стали посматривать косо, и он заявил, что поведет лучше судно вокруг острова, в Стромнесс или Лэнгхоуп, а то тут оно стоит прямо под пушками кёркуоллской батареи. А я так думаю, что как бы там ни было, а оно все-таки задержится в Керкуолле до конца летней ярмарки.
     - Оркнейские заправилы, - сказал Магнус Тройл, - всегда торопятся затянуть как можно туже шотландскую петлю, надетую им на шею. Мало того, что мы должны платить скэт и уоттл, которыми при добром старом норвежском управлении ограничивались все поборы с населения, так нет же, подавай им еще королевские пошлины и таможенные сборы. Долг честного человека - противиться подобным порядкам. Так поступал я всю свою жизнь - так буду поступать до конца своих дней.
     Гости приветствовали эти слова Магнуса громкими и радостными восклицаниями, ибо многим больше приходились по сердцу его вольнодумные взгляды на доходы казначейства (что было, впрочем, вполне естественно для лиц, живущих столь обособленно и вынужденных переносить столько дополнительных трудностей), чем его строгое отношение к выброшенному морем имуществу. Но пылкая и не искушенная в житейских делах Минна оказалась еще смелее отца: она шепнула Бренде, причем ее слышал и Кливленд, что слабые духом оркнейцы во время недавних событий пропустили все возможности, чтобы освободить свои острова от шотландского ига.
     - Почему, - сказала она, - не воспользовались мы переменами, происшедшими в стране за последние годы, не сбросили незаконно возложенную на нас зависимость и не вернулись под защиту родной для нас Дании? Не оттого ли не смеем мы сделать подобный шаг, что оркнейское дворянство слишком прочно связало себя родственными и дружественными узами с захватчиками и не чувствуют больше в своих жилах биения героической норманнской крови, унаследованной от предков?
     Последние слова этой патриотической речи случайно достигли до слуха нашего приятеля Триптолемуса, который, будучи искренне предан установленному последней революции протестантскому порядку, был до того поражен, что воскликнул:
     - Эге! Видно, молодой петушок всегда поет с голоса старого петуха, то есть мне следовало бы сказать "курочка", прошу прощения, миссис Минна, если что у меня получилось не так. Счастлива же, однако, страна, где отец ратует против королевских поборов, а дочь - против королевской власти и дело не кончается деревом да веревкой.
     - Ну, деревьев у нас нет, - сказал Магнус, - а что до веревки, так они нужны нам для оснастки судов, и мы не можем тратить их на пеньковые галстуки.
     - А кроме того, - добавил капитан, - каждый, кто посмеет нелестно отозваться о словах этой юной леди, пусть лучше побережет свой язык и уши для более безопасного занятия.
     - Эге-ге, - сказал Триптолемус, - вот и говори людям правду в глаза! Видно, для них она так же вредна, как корове - мокрый клевер, да еще в стране, где парень вытаскивает нож, чуть только его девушка на кого косо посмотрит. Да, впрочем, чего и ожидать от людей, которые сошник называют маркалом!
     - Послушайте, мейстер Йеллоули, - сказал, улыбаясь, капитан, - надеюсь, что мои привычки и манеры не относятся к числу тех заблуждений, которые вы явились сюда реформировать? Предупреждаю, что такой опыт окажется очень опасным!
     - Да и безнадежным, - сухо ответил Триптолемус. - Но вам нечего бояться меня, капитан Кливленд. Мое дело касается только земли и землевладельцев, а не моря и мореплавателей, так что вы не принадлежите к моей стихии.
     - В таком случае будемте друзьями, дорогой мой обычаегонитель, - сказал, смеясь, Кливленд.
     - Обычаегонитель! - повторил агроном, силясь припомнить уроки, усвоенные в прежние годы. - Обычаегонитель pro <вместо (лат.).>, тучегонитель, ???????????? ???? <тучегонитель Зевс (греч.).> - graecum est. <это по-гречески (лат.).> В каких же это странствиях научились вы подобным выражениям?
     - Я столько же путешествовал в свое время по страницам книг, - ответил капитан, - как и по морям, но последние мои странствия были такого рода, что заставили позабыть прежнюю классическую премудрость. Однако что же ты, Брайс, распутал наконец свои веревки? Ну-ка, посмотрим, не найдется ли в его товарах чего-либо стоящего внимания?
     С хвастливой и вместе с тем лукавой усмешкой хитрый коробейник разложил вещи, намного превосходящие ценностью все, что обычно наполняло его короб. Особенно поражали некоторые ткани и вышитые изделия необычайного изящества, украшенные бахромой и цветами и затканные такими причудливыми заморскими узорами, что могли бы привести в изумление намного более изысканное общество, чем непритязательные жители страны Туле. Все принялись восхищаться и восторгаться, а миссис Бэйби Йеллоули, воздев руки к небу, заявила, что грешно даже смотреть на подобную роскошь, а уж спросить о цене - так это значило бы просто погубить свою душу.
     Прочие, однако, повели себя смелее, тем более что цены, назначенные торговцем, оказались весьма умеренными. Сам он заявил, что продает чуть ли не в убыток себе, просто сущие пустяки набавляет, и действительно, судя по тому, что он запрашивал, товары, видимо, достались ему почти даром. Благодаря подобной дешевизне торговля пошла весьма бойко, ибо в Шетлендии, так же, впрочем, как и в других странах, рассудительные люди покупают не столько потому, что нуждаются в той или иной вещи, сколько из-за благоразумного стремления совершить выгодную сделку. Леди Глоуроурам в силу одного только этого принципа приобрела семь нижних юбок и дюжину лифов, и остальные матроны не уступили ей в подобной дальновидной расчетливости. Юдаллер тоже купил изрядное количество вещей, но главным покупателем всего, что только могло пленять глаза красавиц, оказался, бесспорно, галантный капитан Кливленд, который перевернул вверх дном весь короб Брайса, выискивая подарки для присутствовавших дам, среди которых Минна и Бренда Тройл удостоились особого его внимания.
     - Боюсь, - произнес Магнус Тройл, - что молодым леди придется рассматривать все эти подношения как прощальные подарки и вся ваша щедрость, капитан, означает, что мы скоро с вами расстанемся.
     Вопрос этот, казалось, смутил того, кому был задан.
     - Дело в том, что я сам еще не вполне уверен, что это действительно мой консорт, - ответил он с некоторым замешательством. - Придется мне съездить в Керкуолл, убедиться в том лично, но я надеюсь вернуться еще в Данроснесс, чтобы распроститься окончательно.
     - В таком случае, - сказал юдаллер после минутного раздумья, - пожалуй, я сам смогу вас туда доставить. Мне нужно быть на кёркуоллской ярмарке, чтобы закончить дела с купцами, которым я поручил продать рыбу, и я не раз уже обещал Минне и Бренде свозить их туда. Кстати, и на вашем корабле (или кому еще там он принадлежит) могут найтись подходящие для меня вещи. Люблю, когда в моем сарае столько же товаров, сколько танцующих пар. На Оркнейские острова отправляюсь я на собственном бриге и могу, если хотите, предложить вам на нем койку.
     Это предложение, казалось, весьма обрадовало Кливленда. Он горячо поблагодарил юдаллера и на радостях решил, видимо, раздарить присутствующим все сокровища Брайса Снейлсфута. Содержимое набитого золотом кошелька перешло из рук его прежнего владельца в руки разносчика с легкостью и небрежностью, говорившими либо о крайней расточительности, либо о несметном и неистощимом богатстве. Бэйби Йеллоули шепнула при этом брату, что "если он позволяет себе так швырять деньги, так, видно, за один рейс на разбитом судне заработал больше, чем все шкипера из Данди, вместе взятые, на своих добротных судах, да еще и за все двенадцать месяцев".
     Но язвительность, с какой она сделала это замечание, заметно смягчилась, когда Кливленд, видимо, задавшийся в этот вечер целью привлечь к себе сердца всех присутствующих, подошел к ней, держа в руках нечто напоминающее шотландский плед, но сотканное из такой мягкой шерсти, что на ощупь она казалась гагачьим пухом. Это, объяснил он, составляет неизменную часть костюма испанской леди и называется мантильей, а поскольку по размеру она как раз подойдет миссис Бэйби Йеллоули и весьма пригодится ей в сыром шетлендском климате, то он просит принять этот подарок и носить на добрую о нем память. В ответ на эти слова почтенная леди удостоила Кливленда такой любезной улыбки, какую только способны были выразить ее черты, и не только изъявила согласие принять этот знак учтивого внимания, но позволила капитану надеть мантилью на свои угловатые и костлявые плечи, где, по выражению Клода Холкро, она и повисла, совершенно как на вешалке.
     Пока Кливленд ухаживал таким образом за миссис Бэйби, к великому удовольствию всех присутствующих, что, впрочем, с самого начала и было, видимо, его основной задачей, Мордонт Мертон купил небольшие золотые четки с намерением, когда представится к тому случай, подарить их Бренде. О цене он договорился, и покупка его была отложена в сторону. Клод Холкро тем временем изъявил желание приобрести серебряную табакерку старинной работы, ибо он нюхал табак в весьма изрядных количествах. Но поэт редко имел при себе наличные деньги, да, по правде говоря, при том кочующем образе жизни, какой он вел, он мало в них и нуждался, а Брайс, со своей стороны, поскольку торговля его до сих пор всегда велась на наличные, заявил, что он и так уж совсем мало наживает на такой редкой и дорогой вещице и поэтому никак не может оказать покупателю кредита. Мордонт понял, в чем было дело, по тому виду, с каким они шептались: поэт с вожделением указывал на табакерку пальцем, в то время как осторожный торговец прикрывал ее всей ладонью, словно боясь, как бы она не упорхнула в карман покупателя. Тогда Мордонт Мертон, желая доставить удовольствие своему старому знакомому, положил деньги за табакерку на стол и сказал, что не позволит мейстеру Холкро самому купить вещь, которую он решил поднести ему в подарок.
     - Но, юный мой друг, - воскликнул поэт, - я не могу допустить, чтобы ты так тратился на меня! Правда, безделушка эта удивительно напоминает мне табакерку достославного Джона, из которой я имел честь взять понюшку в "Кофейне талантов", почему я до сих пор отношусь с большим уважением к указательному и большому пальцам правой руки, чем к каким-либо другим частям моего тела. Позволь же мне считать себя твоим должником и рассчитаться с тобой тогда, когда рыба моя из Эркастера пойдет на рынок.
     - Ну, договаривайтесь между собой как там хотите, - сказал коробейник, беря деньги Мордонта, - а вещь продана и оплачена.
     - Как ты смеешь снова продавать то, что уже продал мне? - неожиданно вмешался Кливленд.
     Всех поразил этот резкий окрик и заметное волнение капитана, когда он, отойдя от миссис Йеллоули, неожиданно заметил, что именно продает Брайс Снейлсфут. На запальчивый вопрос капитана разносчик, боявшийся противоречить столь щедрому покупателю, ответил, запинаясь:
     - Что вы, что вы, помилуйте, видит Бог, я и не думал вас обидеть.
     - То есть как это, сэр, не думали обидеть, когда распоряжаетесь моею собственностью? - воскликнул моряк, протягивая руку одновременно к табакерке и к четкам. - Сейчас же верни молодому человеку его деньги и постарайся впредь держать курс по меридиану честности.
     Смущенный и испуганный разносчик достал свой кожаный кошель, чтобы вернуть Мордонту деньги, которые он успел уже спрятать, но юношу не так-то легко было улестить.
     - Эти вещи, - сказал он, - проданы, и за них заплачено, таковы были твои собственные слова, Брайс Снейлсфут, их слышал также мейстер Холкро, и я не позволю ни тебе, ни кому бы то ни было отнять у меня принадлежащую мне собственность.
     - Вашу собственность, молодой человек? - переспросил Кливленд. - Но смею вас уверить, что это моя собственность, а не ваша. Я договорился об этих вещах с Брайсом за минуту до того, как отошел от стола.
     - Я... я... я не совсем ясно это расслышал, - забормотал Брайс, явно не желая обидеть ни одну из сторон.
     - Ну, ну, не стоит ссориться из-за таких безделок, - вмешался юдаллер, - к тому же пора отправляться в такелажную, - так называл он помещение, предназначенное для танцев, - а там все должны быть веселы. Оставьте пока эти вещи у Брайса, а завтра я сам решу, кому они должны достаться.
     Приказания юдаллера в его собственном доме были так же непреложны, как законы мидян, и оба молодых человека, смерив друг друга неожиданно враждебными взглядами, разошлись в разные стороны.
     Редко бывает, чтобы второй день праздника прошел так же оживленно, как первый. Гости, утомленные и духом, и телом, не в состоянии уже были ни проявлять прежнее одушевление, ни расходовать такие же силы, и молодежь танцевала поэтому далеко не так весело, как накануне. До полуночи оставался еще целый час, когда даже сам не поддающийся усталости Магнус Тройл, пожалев о нынешних упадочных временах и о том, что не может поделиться с современной хиалтландской молодежью могучим духом, который до сих пор поддерживал его собственную плоть, признал необходимым подать сигнал для всеобщей отправки на покой.
     В это мгновение Клод Холкро, отведя Мордонта в сторону, сказал, что имеет к нему поручение от капитана Кливленда.
     - Поручение от Кливленда? - повторил Мордонт, и сердце его учащенно забилось. - Вызов, я полагаю?
     - Какой там вызов! - воскликнул Холкро. - Ну кто когда-либо слышал о вызове на наших мирных островах? Неужели я похож на посланца, приносящего вызов, да еще не кому иному, как тебе? Ну нет, я не из тех безумных драчунов, как называл их достославный Джон. И то, что я должен сказать тебе, собственно говоря, даже не поручение. Видишь ли, дело в том, что капитану Кливленду, как я понял, чрезвычайно хочется иметь облюбованные тобой безделушки.
     - Клянусь, что он их не получит! - воскликнул Мордонт Мертон.
     - Да ты только выслушай меня, - продолжал Холкро. - Оказывается, по каким-то знакам или гербам на них он узнал, что они ему когда-то принадлежали. Кроме того, если ты подаришь табакерку мне, как обещал, то, честно говоря, я верну ее настоящему владельцу.
     "И Бренда может поступить так же", - подумал Мордонт и тотчас же произнес вслух:
     - Хорошо, я передумал, мой друг. Капитан Кливленд получит безделки, которых так добивался, но с одним условием.
     - Ты все только испортишь своими условиями, - сказал Клод Холкро, - ибо, как говорил достославный Джон, условия...
     - Выслушайте меня, прошу вас, до конца. Мое условие состоит вот в чем: пусть он оставит себе эти безделушки в обмен на ружье, которое я согласился взять у него. Тогда по крайней мере мы будем квиты.
     - Вижу, куда ты клонишь, точь-в-точь Себастьян и Доракс! Ну