и  ваша
трапеза окончена, я попрошу покинуть зал; я должен все приготовить к  приему
наших английских гостей.
   - Идемте, - шепнул старый слуга, дернув за рукав  лорда  Ментейта.  -  На
него нашло, - добавил он, указывая глазами на Аллана, -  теперь  ему  нельзя
перечить.
   Все вышли из зала, и Доналд проводил Ментейта и капитана Дальгетти в одну
сторону, а один из младших слуг повел обоих спутников лорда в  другую.  Едва
Ментейт успел войти в небольшую комнату, нечто вроде  кабинета,  как  явился
сам владелец замка,  Ангюс  Мак-Олей,  в  сопровождении  английских  гостей.
Встреча была самая дружеская, ибо лорд Ментейт был хорошо  знаком  с  обоими
англичанами; а  капитан  Дальгетти,  представленный  лордом  Ментейтом,  был
радушно принят хозяином дома. Но после  первых  радостных  приветствий  лорд
Ментейт не мог не заметить, что чело его друга омрачено печалью.
   - Вы, вероятно, уже слышали, - сказал сэр Кристофер  Холл,  -  что  дело,
затеянное нами в  Камберленде,  окончилось  неудачей?  Милиция  не  захотела
двинуться в Шотландию, а ваши  ушастые  пуритане  порядком  потрепали  наших
друзей в южных графствах. И вот, прослышав, что вы здесь зашевелились, мы  с
Масгрейвом, не желая сидеть дома сложа руки, прибыли сюда,  чтобы  повоевать
вместе с вашими молодцами в юбках и пледах.
   - Надеюсь, вы захватили с собой оружие, людей и казну? - улыбаясь спросил
Ментейт.
   - Всего каких-нибудь десятка два солдат, которых мы оставили в  последней
деревушке предгорья, - отвечал Масгрейв. - Да и то,  если  бы  вы  знали,  с
каким трудом нам удалось притащить их туда!
   - Что касается денег, - заметил другой англичанин, - то  мы  рассчитываем
пополнить казну с помощью нашего друга и любезного хозяина.
   При этих словах Мак-Олей весь покраснел и,  отведя  Ментейта  в  сторону,
выразил ему свою досаду по поводу глупого  положения,  в  которое  попал  по
своей вине.
   - Я уже слышал об этом от Доналда, - сказал лорд Ментейт, едва  сдерживая
улыбку.
   - Черт бы побрал старика, - сказал Мак-Олей. - Он готов  разболтать  все,
что угодно, хоть бы это стоило человеку жизни. Впрочем, и для вас, милорд, в
этом ничего веселого нет, ибо  я  очень  рассчитываю  на  ваше  дружеское  и
братское расположение и надеюсь, что вы, как близкий  родственник,  поможете
мне расплатиться с этими английскими пудингами. Иначе  скажу  вам  напрямик,
что вы на перекличке недосчитаетесь Мак-Олея, ибо, будь я проклят,  если  не
продамся просвитерианам скорее, нежели взгляну в  глаза  этим  господам,  не
расплатившись с ними! Мне и так уж будет не сладко, ибо я и убыток  потерплю
и хвастуном перед всеми явлюсь.
   - Вам, конечно,  небезызвестно,  милорд,  что  и  мои  денежные  дела  не
блестящи в настоящее время, - возразил граф Ментейт. -  Но  вы  можете  быть
уверены, что я сделаю  все  возможное,  чтобы  помочь  вам,  во  имя  нашего
старинного родства, соседства и дружбы.
   - Благодарю вас!.. Очень, очень вас благодарю!.. - сказал Мак-Олей.  -  А
поскольку эти деньги так или иначе пойдут на службу королю,  то  не  все  ли
равно, кто их внесет - вы, они или я сам? Ведь все мы дети одного  отца,  не
правда  ли?  Но  вы  должны  еще  помочь  придумать  какую-нибудь   разумную
отговорку; иначе мне придется обнажить шпагу, ибо я не потерплю, чтобы  меня
в моем собственном доме назвали обманщиком и  хвастуном,  тогда  как,  видит
бог, я только хотел поддержать честь своего рода и своей отчизны.
   Во время их разговора в комнату вошел Доналд с таким сияющим лицом какого
трудно было ожидать от него  в  ту  минуту,  когда  столь  печальная  участь
угрожала карману и достоинству его господина.
   - Кушанье подано и свечи  зажжены,  -  произнес  старый  слуга  с  особым
ударением на последних словах.
   - Черт побери, что он хочет сказать?  -  заметил  Масгрейв,  взглянув  на
своего соотечественника.
   Лорд Ментейт вопросительно посмотрел на хозяина дома, но в ответ  на  его
взгляд Мак-Олей только недоумевающе покачал головой.
   В дверях произошла небольшая  задержка,  вызванная  спором,  кому  пройти
первому. Лорд Мечтейт настоял на том, чтобы уступить гостям это  право,  при
надлежащее ему в силу его высокого звания; он сослался на то, что он у  себя
на родине и к тому же свой человек в этом доме. Итак, оба  английских  гостя
первыми вступили в зал, где глазам  их  представилось  необычайное  зрелище.
Огромный дубовый стол был весь заставлен сытными мясными кушаньями, а вокруг
него в надлежащем порядке были размещены  стулья.  За  каждым  стулом  стоял
слуга-горец,  исполинского  роста,  в  национальном  костюме  и   в   полном
вооружении. Каждый горец держал в правой руке обнаженный меч острием вниз, а
в левой - пылающий  факел.  Факелы  были  сделаны  из  особого  вида  сосны,
произрастающей на болотах Шотландии. Дерево  это  настолько  смолисто,  что,
расщепленное и высушенное,  оно  отлично  заменяло  горцам  свечи.  Картина,
открывшаяся взорам гостей, была поистине внушительная: пламя горящих факелов
отбрасывало багровый свет на  суровые  лица  горцев,  на  их  необычную  для
постороннего глаза одежду и сверкающее оружие; густые клубы дыма поднимались
под самые своды, образуя над залом как бы воздушный дымчатый шатер.
   Прежде чем гости пришли в себя от изумления, Аллан выступил вперед и,  не
вынимая палаша из ножен, указал им на горцев с зажженными факелами.
   - Взгляните, благородные  гости,  -  сказал  он  торжественно,  -  каковы
шандалы в доме моего брата, каков старинный обычай в нашем древнем роде;  ни
один из этих горцев не знает иного закона,  кроме  воли  своего  вождя!  Так
дерзнете ли вы, господа, сравнить этих людей с самым  драгоценным  металлом,
извлекаемым из недр земли? Что вы  на  это  скажете,  господа?  Выиграли  вы
заклад или проиграли?
   - Проиграли, проиграли! - весело воскликнул Масгрейв. -  Мои  собственные
серебряные шандалы уже давно расплавлены и обращены в  новобранцев;  хорошо,
если они  окажутся  хотя  бы  вполовину  надежнее  этих.  Извольте,  сэр,  -
продолжал он, обращаясь к хозяину, - получайте ваши  деньги;  кошельки  наши
немного отощают, но ничего не поделаешь - долг чести нужно платить!
   - Да будет проклят отцом сын моего отца, - прервал его Аллан, -  если  он
примет от вас хоть пенни! Достаточно того, что вы не притязаете на выигрыш!
   Лорд  Ментейт  горячо  поддержал  Аллана,  и  старший   Мак-Олей   охотно
присоединился к их мнению, заявив, что  вся  затея  была  сущим  вздором,  о
котором не  стоит  больше  говорить.  Англичане  из  вежливости  стали  было
спорить, но быстро согласилась обратить все дело в шутку.
   - А теперь, Аллан, прошу тебя удалить твои светильники, -  сказал  хозяин
дома. - Наши английские гости достаточно насмотрелись на  них  и  предпочтут
пообедать при свете старых оловянных подсвечников, не задыхаясь от дыма.
   Тотчас же, по знаку Аллана, живые шандалы, вложив свои  мечи  в  ножны  и
держа их концом вверх, один за другим вышли из зала, после  чего  хозяева  и
гости приступили к пиршеству.

Глава 5

   В нем было столько смелости
   И страсти
   И в гневе был он так неукротим,
   Что сам отец, предчувствуя
   Несчастье,
   Просил, чтоб он бесстрашием своим
   Зверей не трогал, досаждая им.
   Но сын хотел, чтоб, укрощенный
   Словом,
   И лев на брюхе ползал перед ним
   И тигр свирепый уходил бы с ревом,
   Угрозу чуя в окрике суровом.
   Спенсер

   В те времена чревоугодие англичан вошло в поговорку среди шотландцев,  но
за обедом в замке Дарнлинварах аппетит английских гостей никак не мог идти в
сравнение с чудовищной прожорливостью Дальгетти, хотя  сей  доблестный  воин
уже успел проявить немалое упорство и решительность, когда бросился в  атаку
на легкую закуску, предложенную приезжим по их прибытии в замок.  За  обедом
он не проронил ни слова; и лишь после того как почти все яства  были  убраны
со стола, он соблаговолил объяснить своим сотрапезникам,  не  без  удивления
наблюдавшим за  ним,  какие  причины  побуждают  его  столь  стремительно  и
основательно насыщаться.
   - Привычку есть быстро, - сказал он, - я  по  необходимости  приобрел  за
столом  стипендиатов  эбердинского  духовного  училища,  ибо  там,  если  не
работать челюстями, как кастаньетами, очень легко остаться ни с чем.  А  что
касается обилия поглощаемой мною пищи, - продолжал капитан, -  то  да  будет
вам, господа, известно, что долг каждого  коменданта  крепости  -  пополнять
запасы всеми доступными  ему  средствами,  заготовляя  столько  провианта  и
оружия, сколько могут вместить  склады,  -  на  тот  случай,  если  придется
выдерживать непредвиденную осаду. Согласно этому  правилу,  я  полагаю,  что
если перед воином стоит вкусная и обильная  снедь,  то  он  поступит  вполне
разумно, насытившись дня на три вперед, ибо никто не знает, когда ему  снова
доведется пообедать.
   Хозяин  дома  выразил  свое  одобрение  подобной  предусмотрительности  и
посоветовал капитану запить глотком бренди и бутылкой кларета поглощенные им
мясо и дичь, на что тот охотно согласился.
   После того как было убрано со стола и все слуги вышли  -  за  исключением
пажа, который остался в зале, чтобы в случае надобности принести  что-нибудь
или позвать кого-нибудь, - одним словом, исполняя  обязанности  современного
колокольчика, - разговор перешел на политические темы и положение в  стране;
лорд Ментейт обстоятельно и подробно расспрашивал о том, какие именно  кланы
должны прибыть на предстоящий сбор сторонников короля.
   - Все зависит от того, милорд, кто станет во главе, -  отвечал  Мак-Олей,
ибо вам должно быть известно,  что  если  несколько  наших  северных  кланов
соединятся, они не всегда склонны подчиняться одному из своих вождей, да  и,
по правде говоря, кому бы то ни было. Ходят слухи, будто Колкитто -  младший
Колкитто, иначе говоря - Аластер Мак-Доналд -  переправится  из  Ирландии  с
отрядом людей графа Энтрима; они высадились в Кайле и дошли до Эрднамурхана.
Им следовало уже быть здесь, но я предполагаю, что они задержались  в  пути,
соблазнившись легкой поживой, и теперь занимаются грабежами.
   - Может быть, Колкитто и будет вашим вождем? - спросил лорд Ментейт.
   - Колкитто! -  сказал  Аллан  Мак-Олей  презрительно.  -  Кто  говорит  о
Колкитто? На свете есть только один человек, за которым мы все пойдем, - это
Монтроз.
   - Но о Монтрозе нет ни слуху ни духу со времени нашей  неудачной  попытки
поднять восстание на  севере  Англии,  -  возразил  сэр  Кристофер  Холл.  -
Полагают, что он возвратился в  Оксфорд,  чтобы  получить  от  короля  новые
указания.
   - В Оксфорд? - заметил Аллан,  презрительно  усмехнувшись.  -  Я  бы  вам
сказал, где он... Да не стоит: скоро сами узнаете.
   - Знаешь, Аллан, - сказал лорд Ментейт, - этак ты  выведешь  из  терпения
всех друзей. Твоя мрачность  становится  просто  невыносимой.  Впрочем,  мне
понятна причина, - добавил он засмеявшись, - должно быть, ты сегодня еще  не
видел Эннот Лайл?
   - Как ты сказал? Кого я не видел? - хмуро спросил Аллан.
   - Эннот Лайл, волшебную фею пения и музыки, - отвечал граф.
   - Бог свидетель, я рад бы никогда больше не видеть ее, - вздохнув, сказал
Аллан, - лишь бы такой запрет был наложен и на тебя!
   - Почему же именно на меня? - небрежно спросил Ментейт.
   - А потому, - отвечал Аллан, -  что  у  тебя  на  лбу  написано,  что  вы
погубите друг друга. - С этими словами он встал и покинул комнату.
   - Давно это с ним:
   - спросил лорд Ментейт, обращаясь к старшему Мак-Олею.
   - Третьи сутки, - отвечал Ангюс, - припадок  уже  кончается,  завтра  ему
будет лучше. Однако, гости дорогие, не наполнить ли нам чарки?  За  здоровье
короля! Да  здравствует  король  Карл!  И  пусть  подлый  изменник,  который
откажется от этого тоста, сложит свою голову на плахе!
   Тост был немедленно  принят,  за  ним  последовал  второй,  и  третий,  и
четвертый - все в том же духе, предложенные столь же  торжественно.  Капитан
Дальгетти, однако, счел нужным сделать оговорку.
   - Милостивые государи, - сказал он, - я присоединяюсь к вашим  заздравным
тостам, primo <Во-первых  (лит.).>  -  из  уважения  к  этому  почтенному  и
гостеприимному крову, и secundo <Во-вторых (лат.).>
   - потому, что я inter pocula <За стаканом вина (лат.).> не считаю  нужным
быть особо щепетильным в вопросах политики; но предупреждаю,  что,  согласно
предварительному уговору с  его  светлостью,  я  оставляю  за  собой  право,
невзирая  на  сегодняшние  тосты,  завтра   же   поступить   на   службу   к
пресвитерианам, буде мне так заблагорассудится.
   Услышав такое неожиданное заявление, Мак-Олей и его  английские  гости  с
изумлением  и  гневом  посмотрели  на  капитана;  но  лорд  Ментейт   быстро
восстановил спокойствие, пояснив обстоятельства дела и условия уговора.
   - Я надеюсь, - добавил он  в  заключение,  -  что  нам  удастся  привлечь
капитана Дальгетти на нашу сторону и заручиться его поддержкой.
   - А если нет, - сказал хозяин дома, - то я, в свою очередь, предупреждаю:
никакие обстоятельства, ни даже то, что он нынче ел мою хлеб-соль и  пил  со
мной бренди, бордоское вино и шафранную настойку, не  помешают  мне  рассечь
ему голову до самого шейного позвонка.
   - - Сделайте одолжение, - отвечал капитан,  -  если  только  мой  меч  не
сумеет защитить мою голову, что ему уже не раз удавалось, и притом  в  таких
случаях, когда мне угрожала большая опасность, нежели ваша вражда.
   Тут лорду Ментейту снова пришлось вмешаться, и после того,  как  согласие
было не без труда восстановлено, его скрепили обильными возлияниями.
   Однако лорд Ментейт, сославшись на усталость и  нездоровье,  встал  из-за
стола раньше, чем  это  было  принято  в  замке,  к  немалому  разочарованию
храброго  капитана,  который,  помимо   всего   прочего,   пристрастился   в
Нидерландах к вину и приобрел способность поглощать  невероятное  количество
крепких напитков.
   Хозяин дома самолично проводил гостей в галерею, служившую спальней,  где
стояла  большая  кровать  под  клетчатым  пологом;  вдоль  стены  помещалось
несколько ларей, или, вернее, длинных корзин; три из них были набиты  свежим
вереском и, видимо, предназначались в качестве постелей для гостей.
   - Мне едва ли нужно объяснять вам,  милорд,  -  сказал  Мак-Олей,  отведя
Ментейта в сторону, - как у нас обычно устраивают  ночлег  для  гостей.  Но,
скажу вам откровенно, мне не хотелось оставлять вас на ночь наедине  с  этим
немецким бродягой, и я приказал приготовить постели вашим слугам подле  вас.
Чем черт не шутит, милорд! В наше время можно лечь спать целым и невредимым,
со здоровой глоткой, способной пропустить любое количество бренди, а  наутро
оказаться с перерезанным горлом, зияющим, как вскрытая устрица.
   Лорд Ментейт, сердечно поблагодарив хозяина за его  заботы,  сказал,  что
сам хотел просить о таком  распорядке,  ибо  хотя  он  нимало  не  опасается
насилия со стороны капитана Дальгетти, но все же всегда  предпочитает  иметь
Андерсона поближе к себе, потому что это не простой слуга, а человек  весьма
достойный.
   - Я прежде не видал у вас этого Андерсона,  -  заметил  Мак-Олей.  -  Вы,
вероятно, наняли его в Англии?
   - - Да, - отвечал лорд Ментейт. - Завтра вы его увидите, а пока желаю вам
спокойной ночи.
   Мак-Олей, попрощавшись с гостями, покинул галерею; он сделал было попытку
пожелать спокойной  ночи  также  и  капитану  Дальгетти,  но,  заметив,  что
внимание храброго воина всецело  поглощено  кувшином  с  поссетом,  не  стал
прерывать столь похвальное занятие и удалился без дальнейших церемоний.
   Почти тотчас же после его ухода явились слуги  лорда  Ментейта.  Милейший
капитан,  несколько  отяжелевший  от  выпитого  вина  и  тщетно   пытавшийся
расстегнуть пряжки своего панциря, обратился к Андерсону со следующей речью,
прерываемой частой икотой:
   - Андерсон, дружище, ты, наверное, читал в священном писании:  "Пусть  не
хвалится подпоясывающийся, как распоясывающийся..." Конечно, это непохоже на
команду... Но суть дела в том, что мне придется спать в моих  доспехах,  как
тем  честным  воинам,  которые  уснули  навеки,  если  ты  не  поможешь  мне
расстегнуть вот эту пряжку.
   - Помоги ему снять латы, Сибболд, - сказал Андерсон другому слуге.
   - Клянусь  святым  Андреем!  -  в  изумлении  воскликнул  капитан,  круто
повернувшись на каблуках. - Простой слуга, наймит, получающий четыре фунта в
год и лакейскую ливрею, считает для себя унизительным  услужить  ритмейстеру
Дугалду Дальгетти, владельцу Драмсуэкита, изучавшему  гуманитарные  науки  в
эбердинском духовном училище и  состоявшему  на  службе  у  монархов  доброй
половины европейских государств!
   - Капитан Дальгетти, - сказал лорд Ментейт, которому, видно, суждено было
в этот вечер играть роль миротворца, - прошу вас принять  во  внимание,  что
Андерсон никогда и никому не прислуживает,  кроме  меня;  но  я  охотно  сам
помогу Сибболду расстегнуть ваш панцирь.
   - Слишком много чести, милорд, - возразил Дальгетти, - хотя, быть  может,
вам и не мешало бы поучиться снимать и надевать военные доспехи. Я натягиваю
и стягиваю свои, как перчатку; вот только нынче, хоть я и  не  ebrius  <Пьян
(лат.)>, но, как говорили древние, vino ciboque gravatus  <Отягчен  вином  и
едой (лат.).>.
   Тем временем капитан уже был освобожден от своих доспехов и теперь,  стоя
перед  очагом  с  выражением  пьяного  глубокомыслия  на  лице,   предавался
размышлениям о событиях минувшего вечера.  Больше  всего,  по-видимому,  его
занимала личность Аллана Мак-Олея.
   Так ловко суметь обойти этих англичан! Выставить вместо шести  серебряных
шандалов - восемь голоштанных горцев с горящими факелами! Да ведь  это  верх
находчивости!  Умнейшая  выдумка,  просто  фокус!...  А  говорят,   что   он
сумасшедший! Боюсь, милорд (капитан покачал головой),  что  хоть  он  вам  и
родня, а придется мне признать, что он в своем уме, и  либо  поколотить  его
хорошенько за насилие, совершенное над моей личностью, либо вызвать  его  на
поединок, как подобает оскорбленному дворянину.
   - Если вы согласны в столь позднее время  выслушать  длинный  рассказ,  -
отвечал лорд Ментейт, - то я могу сообщить вам о некоторых  обстоятельствах,
которыми сопровождалось появление на свет Аллана Мак-Олея, и вы сами поимею,
почему нельзя так строго судить его и требовать от него удовлетворения.
   - Длинный рассказ на ночь глядя, милорд, - отозвался капитан Далыетти,  -
да чарочка вина и теплый ночной колпак - лучшее снотворное. А  потому,  если
вашей светлости угодно взять на себя труд рассказывать, я буду  иметь  честь
быть вашим терпеливым и признательным слушателем.
   - Думаю, что и вам, Андерсон, и тебе, Сибболд, - обратился лорд Ментейт к
своим слугам, - очень хочется  услышать  об  этом  странном  человеке;  и  я
полагаю, что лучше мне удовлетворить ваше любопытство,  чтобы  вы  в  случае
надобности знали, как обращаться с  ним.  Подсаживайтесь-ка  все  поближе  к
огню.
   Собрав вокруг себя  слушателей,  лорд  Ментейт  присел  на  край  широкой
кровати, а капитан Дальгетти, вытерев капельки молочного напитка  с  усов  и
бороды и повторив несколько раз  первый  стих  лютеранского  псалма  "Всякое
дыхание да хвалит господа..." - улегся в одну  из  приготовленных  постелей;
высунув из-под одеяла  взлохмаченную  голову,  он  слушал  рассказ  молодого
графа, находясь в блаженном состоянии полупьяной дремоты.
   - Отец Ангюса и Аллана, - начал свой рассказ лорд Ментейт,  -  происходил
из почтенного и древнего рода и был предводителем одного из северных  кланов
- немногочисленного, но стяжавшего добрую славу;  его  супруга,  мать  обоих
братьев, была женщиной благородного происхождения, из  хорошей  семьи,  если
мне дозволено будет так говорить об особе,  родственной  мне  по  крови.  Ее
брат, смелый и достойный молодой человек, получил от короля  Иакова  Шестого
звание  лесничего  и,