-то  движении  во  владениях  Камеронов.  Говорили,  будто  в   отрогах
Бен-Невиса слышатся те непонятные и зловещие звуки,  которыми  горцы  иногда
предупреждают о надвигающейся буре. Другие разведчики, чье усердие завело их
дальше в глубь страны, были изловлены и убиты или уведены  в  плен  жителями
ущелий, в которые они пытались проникнуть. В конце  концов,  ввиду  быстрого
продвижения вперед армии  Монтроза,  его  авангард  наткнулся  на  аванпосты
Аргайла, и после небольшой перестрелки из мушкетов и арбалетов  обе  стороны
отступили  к  своим  главным  силам,  чтобы  сделать  донесение  и  получить
дальнейшие приказания.
   Сэр Дункан Кэмбел и Охенбрэк немедленно вскочили  на  коней  и  помчались
проверять аванпосты, между тем как  Аргайл  поддержал  свою  славу  опытного
главнокомандующего, выстроив главные силы на равнине,  ибо  было  совершенно
ясно, что атаки следует ждать в ту же ночь или не позднее  утра.  Монтроз  с
такими предосторожностями расположил  свои  войска  в  горных  ущельях,  что
никакие  попытки,  предпринятые  Охенбрэком  и  Арденвором,  не  помогли  им
установить в точности силы противника. Однако можно было  предполагать,  что
при любом подсчете силы  Монтроза  все  же  меньше  их  собственных,  и  они
возвратились к Аргайлу, чтобы сообщить ему свои соображения; но сей вельможа
отказался поверить, что Монтроз сам ведет против него войско.  Это  было  бы
чистым безумием, уверял он, на какое не способен даже Джеймс Грэм  при  всей
своей безрассудной самонадеянности, и Аргайл не сомневался в том, что  имеет
против себя лишь своих исконных врагов - Гленко, Киппоха и Гленгарри; или же
что  Мак-Вориф  с  Макферсонами  собрали  отряд,  значительно   меньший   по
численности, нежели его собственное войско, - а  следовательно,  ему  быстро
удастся рассеять его или заставить капитулировать.
   Сторонники Аргайла были настроены очень бодро и пылали жаждой  мщения  за
разгром, которому недавно подверглась их страна;  ночь  прошла  в  тревожном
ожидании и в надежде, что вместе с зарею наступит желанный час возмездия. На
аванпостах обеих армий стояли недремлющие часовые, и солдаты Аргайла спали в
том боевом порядке, которого должны были держаться на следующий день.
   Бледные лучи занимающегося утра  едва  осветили  вершины  горных  громад,
когда военачальники обеих армий начали готовиться к  предстоящему  бою.  Это
было второго февраля 1646 года. Войска Аргайла были выстроены в две  шеренги
неподалеку от того места, где река, впадая в озеро, образует угол, и  являли
зрелище внушительное и грозное. Охенбрэк охотно начал бы сражение,  атаковав
аванпосты неприятеля, но Аргайл,  придерживаясь  более  осторожной  тактики,
предпочитал  принять  бой,  нежели  наступать  самому.  Вскоре   послышались
сигналы, возвещающие о том, что им недолго придется ждать. Кэмбелы  услышали
доносившиеся из горных ущелий воинственные напевы различных кланов, идущих в
атаку. Громко отдавался в горах боевой клич Камеронов, начинающийся зловещим
обращением к волкам и воронам:
   "Идите ко мне, и я накормлю вас мертвечиной". Клан Гленгарри не оставался
безмолвным, отчетливо звучал его воинственный призыв  на  языке  шотландских
бардов; и уже явственно можно было  разобрать  звуки  боевых  маршей  других
кланов, появляющихся на выступах  гор,  откуда  они  начинали  спускаться  в
долину.
   - Вот видите, - сказан Аргайл своим приближенным, - я  вам  говорил,  что
нам придется иметь дело только с нашими  соседями.  Джеймс  Грэм  не  посмел
показать нам свое знамя.
   В это самое мгновение раздались громкие звуки труб, игравших туш, которым
шотландцы,  по  заведенному  издревле  обычаю,  приветствовали   королевский
штандарт.
   - По этому сигналу вы можете судить, милорд, - промолвил  сэр  Кэмбел,  -
что тот, кто выдает себя за наместника короля, находится среди своих солдат.
   - И он, по-видимому, ведет за собой конницу, - присовокупил  Охенбрэк,  -
чего я не предполагал. Но неужели это устрашит нас, милорд, когда перед нами
враг, которому мы должны отомстить за обиды?
   Аргайл молчал, поглядывая  на  свою  руку,  висевшую  на  перевязи  после
неудачного падения с лошади во время последнего перехода.
   - Воистину, милорд, - с жаром воскликнул Арденвор, - вы в настоящее время
не можете владеть ни мечом,  ни  пистолетом!  Вам  необходимо  удалиться  на
галеру; ваша жизнь дорога нам, ибо вы мозг нашего клана... Ваша  рука,  рука
воина, не может сей-, час быть нам полезна.
   - Нет, - отвечал Аргайл, в душе которого гордость боролась с  малодушием.
- Да не посмеет никто, сказать, что маркиз  Аргайл  бежал  перед  Монтрозом.
Если я не могу сражаться, то по крайней мере  я  хочу  умереть  среди  своих
сынов.
   Прочие вожди клана Кэмбелов в  один  голос  заклинали  и  умоляли  своего
главнокомандующего  предоставить  на  сей  день  командование  Арденвору   и
Охенбрэку и наблюдать за сражением издали, находясь в  безопасности.  Мы  не
решаемся запятнать честь Аргайла, обвинив его  в  трусости,  ибо,  хотя  его
жизненный путь и не был отмечен особыми подвигами, он с таким достоинством и
хладнокровием держался в час своей трагической смерти, что поведение  его  в
этой битве, как и в  некоторых  других  случаях,  следует  скорее  приписать
нерешительности, нежели недостатку мужества.  История  знает,  немало  таких
примеров: когда глухому, несмелому голосу сердца,  нашептывающему  человеку,
что его жизнь еще нужна ему, вторят голоса окружающих, уверяя, что жизнь его
не менее нужна для общего блага - даже более отважные люди,  нежели  Аргайл,
могут поддаться искушению.
   - Прошу вас, проводите его до  галеры,  сэр  Дункан,  -  сказал  Охенбрэк
своему  родичу,  -  долг  обязывает  меня  позаботиться  о  том,  чтобы  его
нерешительность не передалась кому-нибудь из нас.
   С этими словами он устремился в ряды  воинов,  уговаривая,  приказывая  и
заклиная их помнить о своей былой славе и нынешнем превосходстве; помнить  о
мщении, которым они насладятся в случае успеха, и  не  забывать  об  участи,
которая ожидает их  в  случае  поражения;  пламенными  словами  старался  он
заронить в души солдат искру того огня,  который  горел  в  его  груди,  Тем
временем Аргайл медленно,  как  бы  нехотя,  следовал  за  своим  услужливым
родичем, увлекавшим его на берег озера, откуда его препроводили  на  галеру;
стоя на палубе, он - правда, без риска, зато  и  без  славы  -  наблюдал  за
развернувшимися в долине боевыми действиями.
   Несмотря на то, что времени  терять  было  нельзя,  сэр  Кэмбел  Арденвор
постоял на берегу, провожая глазами корабль, увозивший его  военачальника  с
поля сражения. Трудно выразить словами чувства, волновавшие его в ту минуту:
предводитель рода был как бы отцом всего клана, и ни один из членов  его  не
дерзал судить своего вождя, как судил бы любого другого из смертных. К  тому
же Аргайл, жестокий и суровый с чужими, был щедр и милостив к своим родичам,
и благородное сердце рыцаря Арденвора обливалось кровью при мысли о том, как
будет истолковано поведение маркиза.
   "Может быть, так оно и лучше, - мысленно произнес он,  стараясь  подавить
волнение. - Но.., из сотни его предков я не знаю ни одного, кто  покинул  бы
поле сражения, пока реет знамя Диармидов, угрожая заклятому врагу".
   Громкие крики заставили его оглянуться, и  он  поспешил  возвратиться  на
свой пост на правом фланге небольшой армии Аргайла.
   Отсутствие Аргайла не прошло незамеченным и для  его  бдительного  врага,
который, занимая позицию на более возвышенном месте, мог наблюдать за  всем,
что происходило внизу. Увидев нескольких всадников, скачущих  в  направлении
озера, он понял, что отступающие - люди высокого звания.
   - Они уводят лошадей подальше, чтобы уберечь их от опасности,  -  заметил
Дальгетти, - как это делают все осмотрительные воины. Вон сэр Дункан  Кэмбел
на гнедом мерине, которого я облюбовал себе в качестве запасного коня.
   - Вы ошибаетесь, майор, - возразил Монтроз с  презрительной  усмешкой,  -
они спасают своего драгоценного вождя.  Немедленно  дайте  сигнал  к  атаке!
Передайте приказ по рядам! Благородные вожди Гленгарри, Киппох, Мак-Вориф  -
вперед! Майор  Дальгетти,  скачите  к  Мак-Илду  и  скажите  ему,  чтобы  он
немедленно наступал, и возвращайтесь обратно ко мне с нашей конницей:  пусть
она вместе с ирландцами останется в резерве.

Глава 19

   Как пену тысячной волны -
   Утес, так встретил Инисфейла
   Лохлин, Оссиан

   Трубы и  волынки,  эти  громогласные  глашатаи  кровопролития  и  смерти,
грянули разом, подавая сигнал к наступлению; им  в  ответ  раздался  дружный
крик более двух тысяч воинов и звонкое эхо, прокатившееся по горам  и  долам
позади них. Воины  Монтроза  тремя  колоннами  устремились  вниз  из  темных
ущелий, скрывавших их  до  сих  пор  от  взора  неприятеля,  и  с  отчаянной
решимостью бросились на Кэмбелов, стойко ожидавших нападения. За  атакующими
колоннами под начальством Колкитто шли ирландцы,  составлявшие  резерв.  Они
несли королевский штандарт; тут же был сам Монтроз; с флангов, под  командой
Дальгетти,  шла  конница,  около  пятидесяти   всадников,   каким-то   чудом
сохранившая относительную боеспособность.
   Правую  колонну  роялистов  вел  Гленгарри,  левую  -  Лохил,  а  центром
командовал граф Ментейт, который предпочел сражаться в пешем строю в  одежде
горца, нежели оставаться в тылу в рядах конницы.
   С дикой яростью, вошедшей в поговорку,  горцы  стремительно  бросились  в
атаку; они стреляли из ружей  и  выпускали  свои  стрелы  почти  в  упор  по
неприятелю, который мужественно выдерживал их натиск. Будучи лучше вооружены
огнестрельным оружием, нежели противник, и стоя на месте,  -  следовательно,
имея возможность вернее целиться, - сторонники Аргайла наносили своим  огнем
гораздо больше урона, нежели терпели сами. Убедившись  в  этом,  роялистские
кланы бросились в рукопашный бой и в двух местах смяли  ряды  неприятеля.  В
сражении с регулярными войсками это привело бы к победе; но здесь горцы  шли
против горцев, и род оружия, а также искусство владеть им были  одинаковы  с
обеих сторон.
   Схватка была отчаянной.  Лязг  сталкивающихся  мечей  и  звон  щитов  под
ударами секир смешивались  с  дикими  криками  горцев,  которые  они  обычно
испускают во время боя, пляски и любого состязания в силе. Многие противники
были знакомы между собой и старались перещеголять друг друга либо из  личной
ненависти, либо из более благородного чувства - соревнования в доблести.  Ни
одна из сторон не уступала ни пяди, и места убитых (а убитых было  немало  с
обеих сторон) тотчас же занимали другие  воины,  рвавшиеся  в  первые  ряды,
навстречу опасности. Пар, точно  от  кипящего  котла,  поднимался  в  зимнем
морозном воздухе и носился над сражающимися.
   Так обстояло дело на правом фланге и в центре, без какие-либо решительных
результатов, кроме множества убитых и раненых с той и другой стороны.
   На правом фланге Кэмбелов рыцарь Арденвор добился некоторого преимущества
благодаря своему боевому опыту и численному  превосходству  сил.  Он  обошел
роялистов с фланга в тот момент, когда они ринулись в  атаку,  так  что  они
очутились под перекрестным огнем с фронта и тыла и,  несмотря  на  отчаянные
усилия их начальника, пришли в замешательство. Тогда сэр Дункан отдал приказ
атаковать неприятеля и,  таким  образом,  совершенно  неожиданно  перешел  в
наступление в ту самую минуту, когда, казалось, он сам должен  подвергнуться
нападению. Подобная  перемена  положения  всегда  вносит  смятение  и  часто
приводит к  роковым  последствиям.  Но  тут  подоспели  ирландцы,  бывшие  в
резерве, и под их сильным и непрерывным огнем рыцарь Арденвор  потерял  свое
преимущество и вынужден был удовлетвориться оборонительными действиями.  Тем
временем маркиз Монтроз, пользуясь  прикрытием  редкого  березняка  и  дыма,
поднимавшегося над полем  от  частых  залпов  ирландских  мушкетов,  крикнул
Дальгетти, чтобы тот следовал за ним со своей конницей, и, зайдя  с  правого
фланга, или даже в тыл врага, приказал шести трубачам трубить  атаку.  Звуки
кавалерийских труб и топот  скачущей  конницы  произвели  на  правом  фланге
Аргайла такое смятение, какого де могли бы произвести никакие иные звуки.  В
те времена  горцы  испытывали,  подобно  перуанцам,  суеверный  страх  перед
конницей и имели довольно своеобразное представление о том,  каким  способом
обучают коней военному  ремеслу.  Поэтому,  как  только  ряды  их  оказались
внезапно смятыми и среди них появились существа,  внушавшие  им  смертельный
страх, всеобщая паника охватила горцев, несмотря на все попытки сэра Дункана
образумить их. Поистине достаточно было одного майора Дальгетти, закованного
в непроницаемые доспехи и поднимавшего Густава на  дыбы,  что  делало  более
увесистым каждый его удар, чтобы новизна этого зрелища  устрашила  тех,  кто
никогда не  видел  ничего  похожего  на  верхового  коня,  если  не  считать
низкорослой лошадки, ковыляющей под тяжестью горца, вдвое выше ее самой.
   Отброшенные было роялисты вновь перешли в наступление; ирландцы, сохраняя
строй, поддерживали непрерывный и сокрушительный огонь.  Сторонники  Аргайла
не устояли: смешав ряды, они обратились в бегство, большая часть  бежала  по
направлению к  озеру,  остальные  бросились  врассыпную.  Поражение  правого
фланга,  само  по  себе  решающее,  оказалось  непоправимым   из-за   смерти
Охенбрэка, который пал, пытаясь восстановить порядок.
   Рыцарь Арденвор, собрав отряд в две-три  сотни  человек,  преимущественно
знатных дворян, славившихся своей доблестью (считалось, что в роду  Кэмбелов
больше  знатных  дворян,  нежели  в  любом  другом  из  горных  кланов),   с
беспримерным мужеством  пытался  прикрыть  беспорядочное  отступление  своих
солдат. Но это только привело к гибели их же самих, ибо  противник  вновь  и
вновь нападал со  свежими  силами,  разъединяя  их  и  принуждая  отбиваться
поодиночке, пока наконец им больше ничего не оставалось, как дорого  продать
свою жизнь, оказывая врагу сопротивление до последнего дыхания.
   - Почетный плен,  сэр  Дункан!  -  воскликнул  Дальгетти,  увидев  своего
недавнего радушного хозяина, с двумя родичами  отбивавшегося  от  нескольких
теснивших их горцев. Дабы подкрепить свое  предложение,  майор  подскакал  к
нему с поднятым палашом. Вместо ответа сэр Дункан выстрелил в него в упор из
пистолета, но пуля, не задев Дальгетти, попала прямо в  сердце  благородного
Густава, и тот, мертвый,  рухнул  на  землю.  Раналд  Мак-Иф,  бывший  среди
горцев, теснивших сэра Дункана, воспользовался этим случаем,  чтобы  сразить
старого рыцаря своим мечом в  то  мгновение,  когда  тот  отвернулся,  чтобы
выстрелить в майора.
   Но тут появился Аллан Мак-Олей. Кроме Раналда, все горцы,  сражавшиеся  в
этой части поля, были из отряда его старшего брата.
   - Мерзавцы! - закричал Аллан. - Кто из вас посмел это  сделать,  когда  я
строго-настрого приказал захватить рыцаря Арденвора живым?
   Полдюжины ловких рук, спешивших обобрать поверженного  рыцаря,  оружие  и
роскошная  одежда  которого  вполне  соответствовали  его  высокому  званию,
мгновенно прекратили свое  занятие,  и  в  то  же  время  три  голоса  стали
наперебой оправдываться, сваливая  всю  вину  на  "островитянина",  как  они
называли Раналда Мак-Ифа.
   - Проклятый пес! - крикнул Аллан, в  порыве  гнева  забывая  о  том,  что
Раналд его собрат по ясновидению. - Ступай  вперед  и  не  смей  его  больше
трогать, если не хочешь погибнуть от моей руки!
   Теперь они были почти наедине, ибо угрозы Аллана Мак-Олея разогнали людей
его клана, а все прочие устремились к озеру, сея ужас и  смятение  на  своем
пути и оставляя позади только убитых и  умирающих.  Искушение  было  слишком
велико для мстительной натуры Мак-Ифа, - Моя смерть от твоей руки, по локоть
обагренной кровью моих родичей, - произнес он, отвечая на угрозу  Аллана  не
менее угрожающим тоном, - не более вероятна, чем твоя гибель от моей руки! -
И в ту же минуту он нанес Аллану удар столь молниеносно, что тот едва  успел
подставить свой щит.
   - Негодяй! - воскликнул Аллан. - Что это значит?
   - Я Раналд, Сын Тумана! -  отвечал  мнимый  островитянин,  нанося  Аллану
второй удар, и между ними завязалась отчаянная борьба. Но, видимо, Аллану на
роду было написано карать сынов этого дикого племени в отмщение за страдания
своей матери, ибо исход этой схватки был такой же, как  и  всех  предыдущих.
После нескольких яростных ударов с той и другой стороны Раналд Мак-Иф  упал,
тяжело  раненный  в  голову,  и  Мак-Олей,  наступив  ему  на  грудь  ногой,
намеревался пронзить его палашом, как вдруг  кто-то  сильным  толчком  отвел
клинок смертоносного оружия. Это сделал не кто иной, как Дальгетти, который,
будучи оглушен падением и придавлен мертвым телом своего коня, только сейчас
высвободил из-под него свои ноги и окончательно пришел в себя.
   - Уберите прочь оружие, -  сказал  он  Аллану,  -  и  не  трогайте  этого
человека, ибо он состоит на службе у его светлости маркиза Монтроза, и здесь
я отвечаю за его  безопасность!  И  должен  вам  сказать,  что,  по  военным
законам, ни один честный воин не имеет права во время сражения сводить  свои
личные счеты, - flagrante bello, multo majus flagrante  pro-elio  <В  разгар
войны, а тем более в разгар сражения (лат).>.
   - Глупец! - сказал Аллан. - Поди прочь  и  не  дерзай  становиться  между
тигром и его добычей!
   Но,  вместо  того  чтобы   повиноваться,   Дальгетти   перешагнул   через
простертого на земле Мак-Ифа и дал понять Аллану, что если тот называет себя
тигром, то ему придется иметь дело со львом. Этого было  вполне  достаточно,
чтобы вся ярость воинственного ясновидца обрушилась на того, кто помешал ему
утолить свою жажду мщения, и между обоими противниками  завязалась  жестокая
драка.
   Схватка между  Алланом  и  Раналдом  прошла  незамеченной,  ибо  личность
последнего была мало известна  среди  солдат  Монтроза,  но  поединок  между
Алланом и Дальгетти, которых все хорошо знали, привлек всеобщее внимание  и,
к счастью, и самого  Монтроза,  который  прибыл  сюда,  чтобы  собрать  свою
конницу и продолжать  преследование  неприятеля  на  берегах  озера  Лох-Ил.
Понимая, к каким роковым последствиям могут привести размолвки среди  воинов
его небольшой армии, он поскакал к месту происшествия и, увидев поверженного
Мак-Ифа, над которым  стоял  Дальгетти,  пытаясь  защитить  его  от  Аллана,
Монтроз  мгновенно  догадался  о  причине  ссоры  и  тотчас  нашел  средство
прекратить ее.
   - Стыдитесь! - сказал он. - Виданное ли  дело,  чтобы  благородные  воины
ссорились между собой на поле победоносного сражения! Да  вы  с  ума  сошли!
Или, может, опьянели от славы, которую вы оба стяжали сегодня?
   - Это не моя вина,  ваша  светлость,  -  отвечал  Дальгетти.  -  Во  всех
европейских армиях я был известен как bonus socius <Верный союзник (лат.).>,
bon camarado <Хороший товарищ (исп., искаж.).>, но тот, кто тронет человека,
за жизнь которого я отвечаю...
   - А тот, - заговорил Аллан, перебивая  майора,  -  кто  дерзнет  помешать
моему справедливому мщению...
   - Стыдитесь, джентльмены! - повторил Монтроз. -  У  меня  для  вас  обоих
найдутся дела  поважнее,  нежели  любая  личная  ссора,  которую  вы  можете
разрешить между собой в другое, более  подходящее  время.  Майор  Дальгетти,
извольте преклонить колено!
   - Колено? - воскликнул  Дальгетти.  -  Я  еще  никогда  не  слышал  такой
команды, разве только с  церковной  кафедры.  Впрочем,  в  шведских  войсках
первые ряды действительно становятся на одно колено, но  лишь  тогда,  когда
полк бывает построен в шесть рядов.
   - Тем не  менее,  -  повторил  Монтроз,  -  именем  короля  Карла  и  его
наместника приказываю вам преклонить колено.
   Когда Дальгетти весьма неохотно повиновался, Монтроз слегка ударил его по
плечу шпагой и торжес