╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
овядиной угостить. Я бы другое платье надела, да и тебе не худо было
бы галстук переменить. Но ты ведь никогда вовремя ни о чем не скажешь, а
потом каждый раз такая кутерьма получается. Видит бог, я больше этого не
выдержу! Вот не будет меня, тогда, может быть, лучше поймешь.
- Ну, хватит, хватит! К черту все, и говядину, и платье, и стол, и
галстук! Поверь, что все будет хорошо. Джон, а где же Домини? (Слова эти
относились к лакею, который хлопотал у стола.) Где Домини, где наш малыш?
- Мистер Сэмсон уже часа два как дома, а то и больше, но только
сдается, что Гарри с ним не вернулся.
- Не вернулся! - вскричала леди Бертрам. - Скажи, чтобы мистер Сэмсон
сейчас же сюда пришел.
- Мистер Сэмсон, - сказала она, как только тот явился, - слыханное ли
это дело, живете здесь на всем готовом, да еще двенадцать фунтов в год
получаете за то, чтобы за мальчиком присматривать, а вы вдруг на несколько
часов бросили его неизвестно где!
Сэмсон низко кланялся каждый раз после того, как разгневанная леди
упоминала то или иное свое благодеяние, делая это как бы для придания
большего веса всему, что она говорила; а потом словами, повторять которые мы
не будем, чтобы его не обидеть, объяснил, как Фрэнк Кеннеди неожиданно увез
маленького Гарри, несмотря на все возражения, которые он, Домини, ему
представил.
- Ну, не очень-то я благодарна Фрэнсису Кеннеди за такую затеют -
раздраженно воскликнула миссис Бертрам. - А что, если ребенок упадет с
лошади и сломает себе ногу? А что, если пушечное ядро долетит до берега и
убьет его? А что, если?..
- А что, если, - возразил Элленгауэн, - случилось самое вероятнее из
всего: они оба сели на корвет или на захваченный люгер и войдут в бухту
вместе с приливом?
- И еще, того гляди, утонут, - добавила леди.
- Право же, - сказал Сэмсон, - я был уверен, что господин Кеннеди уже
давно вернулся. Мне действительно казалось, что я слышал топот его лошади.
- Да это Гризл, - сказал Джон, улыбаясь во весь рот, - она комолую
корову из сада выгоняла.
Сэмсон покраснел до ушей - не от насмешки Джона, которой он никогда бы
и не заметил, а если бы и заметил, то оставил бы без внимания, но от
какой-то мысли, которая вдруг его осенила.
- Это моя вина, - сказал он, - конечно, мне надо было дождаться
маленького Гарри. - Сказав это, он схватил трость с костяным набалдашником и
шляпу и побежал в сторону Уорохского леса так быстро, как никогда не бегал
ни до этого дня, ни после.
Лэрд продолжал пререкаться с женой, высказывая, свои догадки по поводу
того, что могло случиться. Наконец он увидел, что корвет появился вновь, но,
не подходя к берегу, шел на всех парусах на запад и скоро скрылся из вида.
Вечные страхи и опасения жены были явлением настолько привычным для ее
супруга и повелителя, что он совершенно уже перестал обращать на них
внимание, но растерянность и смятение слуг его встревожили. И тревога эта
усилилась, когда его отозвали потихоньку в другую комнату и сообщили, что
лошадь Кеннеди вернулась в конюшню без седока, с седлом, съехавшим под
брюхо, и с порванными поводьями и что какой-то фермер сказал, будто люгер
контрабандистов горит, как порох, по другую сторону Уорохского мыса, а сам
он, хоть и только что проходил лесом, нигде не видел ни Кеннеди, ни
маленького лэрда и ничего о них не слыхал.
- Там один только Домини Сэмсон бегает как оглашенный да ищет их.
Смятение охватило все поместье Элленгауэн. Лэрд вместе со всеми слугами
и служанками кинулся в Уорохский лес. Соседние крестьяне и фермеры
последовали за ним. Одни усердно предлагали свою помощь, других туда влекло
простое любопытство. Спустили несколько лодок и стали обыскивать морской
берег, поднимавшийся напротив мыса высокими зубчатыми скалами. Явилось
смутное подозрение - слишком ужасное, чтобы говорить о нем вслух, - что
мальчик разбился, упав с одной из этих отвесных скал.
Начинало уже смеркаться, когда люди, разделившись на группы, бросились
в лес и рассеялись в разных направлениях, разыскивая малютку и Кеннеди.
Темнеющее небо, глухие завывания ноябрьского ветра среди голых деревьев,
шуршанье сухих листьев, которыми были усыпаны лесные прогалины, далекое
ауканье людей, шедших, навстречу друг другу в надежде отыскать пропавших, -
все это создавало зловещую и вместе с тем величественную картину.
Наконец, обшарив тщательно, но совершенно бесплодно весь лес,
разбредшиеся по нему люди стали сходиться вместе и делиться друг с другом
своими опасениями. Бертрам уже не мог скрыть своего горя, но казалось, что
Сэмсон переживал случившееся еще сильнее.
- Лучше бы мне самому умереть вместо него! - в глубочайшем отчаянии
повторял несчастный учитель.
Те, кого это все не так близко касалось, пустились в шумные пересуды о
том, что могло стрястись с ребенком. Высказывались различные предположения,
и каждая новая догадка сразу начинала казаться самой вероятной. Одни думали,
что мальчик увезен на корвете, другие - что Кеннеди и он в деревне в трех
милях отсюда; иные шепотом говорили, что, может быть, они оба были на борту
люгера: остатки его мачт вместе с отдельными досками только что выбросило на
берег приливом.
В это мгновение с берега донесся крик, такой громкий, такой
пронзительный, такой душераздирающий, такой непохожий на все крики,
раздававшиеся в этот день в лесу, что никто ни минуты не сомневался, что он
возвещал о чем-то страшном. Все кинулись в ту сторону и, не задумываясь,
стали спускаться вниз по такой крутизне, на которую в другое время было бы
страшно даже взглянуть, пробираясь в ущелье у подножия скалы, где к тому
времени из одной лодки уже высадились люди.
- Сюда, сюда! Здесь, сюда вот, бога ради! Сюда! Сюда! - кричали оттуда
снова и снова. Элленгауэн пробрался сквозь толпу людей, собравшихся у этого
рокового места, и там увидел, чем был вызван этот всеобщий ужас. То было
мертвое тело Кеннеди. С первого взгляда могло показаться, что он погиб, упав
со скалы, отвесно поднимавшейся футов на сто над морем. Тело лежало
наполовину на берегу, наполовину погруженное в воду: волны нахлынувшего
прилива шевелили руки и вздували одежду, придавая ему на расстоянии
видимость движения, так что те, кто первый увидел тело, решили, что в нем
были еще признаки жизни. Но Кеннеди давно уже испустил последний вздох.
- Дитя мое! Дитя мое! - кричал обезумевший от горя отец. - Где ты? Где?
С десяток людей открыли было рты, чтобы ободрить его словами надежды,
которой в действительности уже не было. Наконец у кого-то вырвалось:
- Цыгане!
Элленгауэн мгновенно вскарабкался наверх, вскочил на первую попавшуюся
лошадь и во весь опор помчался в Дернклю. Мрак и запустение царили там.
Сойдя с лошади, с тем чтобы более тщательно все осмотреть, он наткнулся на
обломки разной утвари, выброшенной из хижин, на валявшиеся всюду доски и на
солому, по его же приказанию сброшенную с крыш. В это мгновение пророчество
или проклятие, слышанное им из уст Мег Меррилиз, пронеслось вдруг в его
сознании: "Ты сорвал солому с семи домов; смотри, стала ли от этого крепче
крыша твоего дома".
- Верни, - вскричал он, - верни мне моего ребенка! Верни мне сына, и я
все забуду и все прощу! - В то время как он, словно в каком-то бреду,
повторял эти слова, он вдруг увидел в одной из разрушенных хижин какой-то
мерцающий огонек - это была та самая хижина, где прежде жила Мег Меррилиз.
Свет этот шел, должно быть, от очага и виден был не только сквозь окно, но и
между стропилами, в местах, где была сорвана крыша.
Он кинулся к хижине, дверь была заколочена; отчаяние удесятерило его
силы: он навалился на дверь всем телом и с такой яростью, что она мгновенно
поддалась.
Хижина была пуста, однако носила следы недавнего пребывания человека: в
очаге догорал огонь, и в котле были остатки еды. В то время как он
пристально оглядывал помещение, надеясь увидеть хоть какой-нибудь след,
который укрепил бы в нем надежду, что ребенок еще жив, хотя и находится во
власти этих страшных людей, в хижину вошел человек.
Это был его старый садовник.
- Не думал я, сэр, - сказал старик, - что мне доведется переживать
такую ночь, как сегодня! Спешите скорее в замок!
- Значит, малютку нашли? Он жив? Вы нашли Гарри Бертрама? Эндрю, вы
нашли Гарри?
- Нет, сэр, но...
- Тогда, значит, его украли! Это так, Эндрю, это так же верно, как то,
что я сейчас живу. Это она его украла - и я с места никуда не сойду, пока не
узнаю, где мой сын!
- Ступайте домой, сэр, ступайте домой! Мы послали за шерифом и будем
караулить всю ночь, не вернутся ли цыгане, но вам, вам надо быть дома, сэр:
леди кончается.
Бертрам поглядел на старика, сообщившего ему об этом новом несчастье,
бессмысленными, неподвижными глазами и повторил слово "кончается", как будто
не понимал его значения. Он дал ему посадить себя на лошадь. По пути домой
он только повторял: "Жену и ребенка, обоих, мать и сына, обоих вместе,
сразу..."
Но к чему описывать горе, которое его ждало дома. Известие об участи,
постигшей Кеннеди, было неосторожно принесено в Элленгауэн с добавлением,
что "маленький лэрд, без сомнения, упал вместе с ним с обрыва и тело ребенка
осталось в море, - он ведь такой крошка, волны его за единый миг унесли".
Миссис Бертрам услыхала эти слова. Она была уже на исходе беременности,
у нее начались преждевременные родовые схватки, и, раньше чем Элленгауэн
успел понять все случившееся и хоть сколько-нибудь освоиться с потерей сына,
он стал отцом дочери и вдовцом.
Глава 10
Лицо черно и кровью налилось,
Глаза навыкате, как будто кем-то
Задушен он, и в них остался ужас.
Раздуты ноздри, волосы кругом
Разметаны, и распластались руки,
В последней обессилевшие схватке.
"Генрих VI", ч. II
На следующий день, на рассвете, в Элленгауэн прибыл шериф графства.
Шотландский закон наделяет этих провинциальных должностных лиц значительной
судебной властью и вменяет им в обязанность расследовать все преступления,
совершенные на территории графства, арестовывать и заключать в тюрьму
подозрительных лиц и т, д. .
В это время шерифом графства *** был человек благородный и
образованный; несмотря на некоторую сухость свою и педантичность, он
пользовался всеобщим уважением, как деятельный и умный чиновник. Первым
делом он допросил всех свидетелей, чьи показания могли пролить свет на это
загадочное преступление, и составил proces-verbal, или
акт дознания, как его принято называть, который в Шотландии обычно заменяет
следственное дело. Внимательное и разумное расследование вскрыло многие
обстоятельства, несовместимые с первоначально сложившимся мнением, что
падение Кеннеди со скалы было простой случайностью. Мы вкратце остановимся
на некоторых из них.
Труп Кеннеди был перенесен в ближайшую рыбацкую хижину и оставлен там в
том же положении, в каком он был найден. Им-то шериф в первую очередь и
занялся. Тело было сильно повреждено и обезображено падением с большой
высоты, но тем не менее на голове можно было ясно обнаружить глубокую рану,
которая, по мнению вызванного туда опытного хирурга, была нанесена палашом
или саблей. Врач нашел на теле и другие подозрительные признаки. Лицо сильно
почернело, глаза закатились, шейные вены вздулись. Цветной платок на шее
несчастного был повязан не совсем обычно та слишком свободно свисал, узел же
был сдвинут с места и очень крепко затянут; платок был сильно смят, и можно
было подумать, что убитого схватили именно за этот платок и так и тащили
потом к пропасти.
С другой стороны, кошелек бедного Кеннеди был в полной сохранности, и,
что казалось еще более странным, заряженные пистолеты, которые он обычно
брал с собой, пускаясь в какое-нибудь опасное предприятие, оказались в его
карманах. Это было особенно странно, потому что контрабандисты знали его как
человека бесстрашного и хорошо владеющего оружием, чему доказательств было
немало. Шериф осведомился, не носил ли Кеннеди какого-либо другого оружия.
Большинство слуг Бертрама припоминало, что убитый всегда имел при себе
conteau de chasse или тесак, но на трупе его
обнаружено не было, а из тех, кто видел Кеннеди утром этого рокового дня,
никто не мог с уверенностью сказать, взял ли он его с собой.
На трупе не было больше обнаружено никаких indicia,
позволявших судить о том, какая участь постигла Кеннеди; хотя одежда его и
была в большом беспорядке, а руки и ноги переломаны, первое казалось
вероятным, а второе даже и несомненным последствием падения. В крепко
стиснутых руках убитого были зажаты дерн а земля, но и это могло быть
истолковано по-разному.
После этого шериф отправился на место, где был найден труп, и заставил
тех, кто обнаружил его там, дать подробные показания о том, в каком
положении он находился. Там же лежал большой обломок скалы, оборвавшийся
сверху и упавший, по-видимому, вместе с телом Кеннеди или сразу же вслед за
ним; обломок этот был настолько плотен и тверд, что при падении совсем почти
не изменил вида, и шериф, измерив его, смог установить сначала его вес, а
затем уже на основании формы решить, какой стороной он примыкал к скале, от
которой потом оторвался. Это легко было определить, потому что с этой
стороны камень, не подвергавшийся действию воздуха, выглядел совсем иначе.
Потом все поднялись на скалу и осмотрели место, откуда оторвался обломок.
Внешний вид скалы позволял сделать вывод, что, если бы на выступе находился
только один человек, веса его было бы недостаточно, чтобы обломить этот
камень, который, упав, и увлек его за собой. В то же время положение
отломанного куска позволяло думать, что его можно было сдвинуть каким-нибудь
рычагом или соединенными усилиями трех-четырех человек. Низенькая травка у
самого края пропасти была вся смята, как будто ее топтали несколько человек,
то ли учинявших там какое-то насилие, то ли схватившихся не на жизнь, а на
смерть. Такие же следы, только менее отчетливые, привели проницательного
следователя к лесу, который в этом месте поднимался высоко над берегом и
доходил до самой вершины скалы.
Упорно и терпеливо шериф вместе со своими помощниками добрался по этим
следам до глубокой чащи. Такую дорогу могли выбрать только люди,
стремившиеся скрыться от преследования. Здесь уже на каждом шагу видны были
следы насилия и борьбы. Тут и там валялись мелкие ветки, как будто
оторванные несчастным, которого насильно куда-то волокли и который хватался
за все, что только попадалось на его пути; на земле, в местах, где она была
сырой и мягкой, осталось много отпечатков ног. Наконец, кое-где попадались
пятна, как будто от запекшейся крови. Во всяком случае, очевидно было, что
несколько человек пробивались в чаще среди дубов, орешника и сплетавшегося с
ними кустарника; в иных местах земля выглядела так, как будто во вей тащили
что-то грузное и большое - то ли мешок с зерном, то ям труп. В глубине леса
оказалась болотистая низина. Почва в этом месте была беловатого цвета,
вероятно от примеси мергеля в глине. Одежда Кеннеди сзади тоже была покрыта
белыми пятнами.
Наконец, на расстояния четверти миля от рокового обрыва, следы привели
к маленькой поляне, которая была вся истоптана и забрызгана кровью, хотя
потом место это было забросано сухими листьями я видно было, что преступники
старались тем иди иным способом скрыть все, что могло говорить о
происходившей здесь отчаянной борьбе. У самой поляны был найден тесак
погибшего: по-видимому, он был закинут в кусты; по другую сторону поляны
были обнаружены ремень и ножны, спрятанные более обдуманно и тщательно.
Шериф приказал точно измерить и описать следы ног, обнаруженные на этом
месте. Некоторые из них совпадали с величиной ноги несчастного Кеннеди; иные
же были больше или меньше, и это доказывало, что в схватке участвовало не
меньше четырех или пяти человек. К тому же там, и только там, были заметны
следы детских ног, и, так как их нигде больше не было, а проезжая дорога,
проходившая через Уорохский лес, была совсем близко, естественно было
предположить, что в минуту общего смятения мальчик мог убежать и спастись в
лесу. Но, ввиду того что узнать о нем ничего не удалось, шериф, тщательно
сопоставив все эти данные, пришел к заключению, что Кеннеди был предательски
убит и что убийцы, кто бы они ни были, похитили маленького Гарри Бертрама.
Было сделано все возможное, чтобы разыскать преступников. Подозрение
падало на контрабандистов и на цыган. Судьба люгера Дирка Хаттерайка не
вызывала никаких сомнений. Два человека с противоположного берега Уорохской
бухты (так называется узенькая бухта к югу от Уорохского мыса) видели, хотя
и на большом расстоянии, как люгер, обогнув мыс, направился на восток;
насколько можно было судить по его ходу, он был сильно поврежден. Вскоре он
сел на мель, был охвачен дымом, а потом и пламенем. Судно, по словам одного
из очевидцев, вспыхнуло, как стог сева, и в ту же минуту они увидели, как
из-за мыса показался корвет, который шел к нему на всех парусах. Пушки
люгера, когда пламя добралось до них, начали стрелять сами собой, и видно
было, как при звуках оглушительного взрыва корабль взлетел на воздух. Корвет
осторожности ради держался поодаль и ждал; после того как люгер взорвался,
он поднял паруса и пошел в южном направлении.
Никто не сомневался в том, что погиб именно люгер Дирка Хаттерайка.
Судно это было всем хорошо известно на берегу, и приход его ожидался как раз
в эти часы. Письмо капитана королевского корвета, к которому шериф обратился
за разъяснениями, не оставляло никаких сомнений на этот счет. Капитан
прислал также выписку из своего вахтенного журнала с записями всех событий
этого дня, из которых явствовало, что корвет следил за контрабандистским
люгером Дирка Хаттерайка в соответствии с указаниями и по требованию
Фрэнсиса Кеннеди, королевского таможенного, и что Кеннеди сам собирался
наблюдать с берега на случай, если бы Хаттерайк, которого местные власти
знали как человека отчаянного и не раз уже объявляли вне закона, попытался
посадить преследователя на мель. Около девяти часов утре они увидели судно,
которое, по всем признакам, было люгером Хаттерайка, погнались за ним,
потребовав от него несколько раз сигналами, чтобы он остановился и поднял
флаг, и, когда это не было исполнено, открыли огонь. Люгер выкинул тогда
гамбургский флаг и ответил стрельбой. Бои продолжался три часа, после чего,
в то самое время, когда люгер огибал Уррохский мыс, они заметили, что стропы
грот-реи были прострелены и судно повреждено. В течение некоторого времени
корвету не удавалось воспользоваться этим обстоятельством, потому что он
слишком близко подошел к берегу и ему негде было развернуться, чтобы зайти
за мыс. После двух попыток они наконец этого добились и тогда увидели, что
преследуемый ими люгер охвачен огнем и людей на нем, по-видимому, не
осталось. Как только огонь достиг бочек с водкой, сложенных на палубе вместе
с другим горючим скорее всего не без умысла, пламя разгорелось так яростно,
что лодкам нельзя было подойти к судну, тем более что заряженные пушки
стреляли от жара сами собой. Капитан был уверен, что экипаж л
╧Ёшъы■ўхэш 