╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
арри Бертрам, посмотри, неужели ты меня не узнаешь?
- Да, - воскликнул Бертрам, вставая с места, будто свет озарил его
вдруг, - да, Гарри, так меня действительно звали! И это действительно мой
милый учитель, я узнаю его и по голосу и по виду!
Домини бросился в его объятия; он несчетное число раз прижимал его к
груди, охваченный буйным восторгом, от которого сотрясалось все его тело,
безудержно всхлипывал, а потом, как выразительно говорится в Библии,
возвысил голос и громко зарыдал.
Полковник Мэннеринг тоже взялся за платок; Плейдел морщился и протирал
очки, а добряк Динмонт два раза громко всхлипнул и сказал:
- Это же просто черт знает что! Такого со мной ни разу не бывало с тех
пор, как я старуху мать похоронил.
- Ну довольно, довольно, - сказал наконец адвокат. - Тише, суд идет.
Нам еще много всего предстоит сделать; надо, не теряя времени, собрать
нужные сведения; придется, по-видимому, кое-что предпринять сейчас же, не
дожидаясь утра.
- Я велю тогда оседлать лошадь, - предложил полковник.
- Нет, нет, успеется. С этим можно еще подождать... Только знаете что,
Домини, довольно. Я уже дал вам излить ваши чувства. Время ваше истекло.
Позвольте мне продолжать допрос.
Домини привык повиноваться всем, кто этого требовал. Он снова плюхнулся
в кресло и покрыл лицо клетчатым носовым платком, воспользовавшись им, как
некогда греческий художник - покрывалом. По сложенным рукам можно было
догадаться, что он погрузился в благодарственную молитву. Он то выглядывал
из-за своего покрывала, как будто с тем, чтобы удостовериться, что радостное
видение не растаяло в воздухе, то опускал глаза и снова благоговейно молился
про себя, пока наконец внимание его не привлекли вопросы адвоката.
- А теперь, - сказал Плейдел, после того как он тщательно расспросил
нашего героя о самых ранних воспоминаниях детства, - а теперь, мистер
Бертрам, - я думаю, мы должны уже называть вас вашим настоящим именем, -
сделайте милость, расскажите подробно все, что вы припоминаете о вашем
отъезде из Шотландии.
- События этого дня, сэр, действительно были так ужасны, что оставили в
памяти неизгладимый след, но, должно быть, именно этот ужас и смешал в одно
все подробности виденного тогда. Помню, я где-то гулял, по-моему это было в
лесу...
- Ну да, это было в Уорохском лесу, мой мальчик!
- Молчите, мистер Сэмсон, - прервал его адвокат.
- Да, это было в лесу, - продолжал Бертрам, в памяти которого давно
прошедшие и смутные образы начали укладываться в каком-то порядке, - и
кто-то там был со мной, по-моему вот этот почтенный и добрый человек.
- Ну да, конечно, Гарри, да благословит тебя господь, это был я.
- Тише, Домини, не мешайте ему рассказывать, - остановил его Плейдел. -
Итак, что же дальше? - обратился он снова к Бертраму.
- Так вот, сэр, - продолжал Бертрам, - все перемешалось, будто во сне,
и мне показалось, что я еду с ним на лошадь.
- Нет, нет, - вскричал Сэмсон, - никогда я не подвергал такой опасности
ни тебя, ни себя!
- Честное слово, это просто невыносимо! Слушайте, Домини, если вы еще
хоть слово скажете без моего позволения, я произнесу три заклинания из книги
черной магии, проведу тростью над своей головой три круга, развею все чары
сегодняшней ночи, и Гарри Бертрам снова превратится в Ванбеста Брауна.
- Почтенный и достойный сэр, - простонал Домини, - я покорнейше прошу
извинить меня, это было просто verbum volans .
- И все-таки, nolens volens, не распускайте
язык, - сказал Плейдел.
- Прошу вас, помолчите, мистер Сэмсон, - сказал полковник. - Для вашего
вновь обретенного друга очень важно, чтобы вы дали мистеру Плейделу спокойно
продолжать допрос.
- Я нем, - отвечал усмиренный Домини.
- Вдруг, - продолжал Бертрам, - на нас кинулись несколько человек и
стащили нас с седла. Больше я ничего почти не помню, кроме того, что
началась отчаянная схватка, я хотел убежать и попал в руки очень высокой
женщины, которая вышла из-за кустов и меня защищала. Остальное спуталось в
памяти, но все дальнейшее было ужасно. Я только смутно помню морской берег,
пещеру, мне дали там выпить чего-то крепкого, и я тут же уснул и долго спал.
Словом, дальше все скрывается в каком-то мраке, и потом я помню себя уже
юнгой на корабле, где со мною очень жестоко обращались и морили голодом, а
потом школьником в Голландии: там меня взял к себе один старик купец,
который ко мне благоволил.
- А о вашей родне он вам ничего не рассказывал?
- Рассказывал, но очень мало, и просил больше ни о чем не спрашивать.
Меня уверили, что отец мой занимался контрабандной торговлей на восточном
берегу Шотландии и что он был убит в схватке с таможенными, что судно его
голландских сообщников стояло в то время у берега и что команда судна
принимала участие в схватке. Когда эти люди увидели, что я остался сиротой,
они пожалели меня и увезли с собой. Став старше, я понял, что эта история
никак не вяжется с моими собственными воспоминаниями, но что мне было
делать? Я никак не мог разрешить моих сомнений, у меня не было ни одного
друга, которому я мог бы рассказать их, чтобы с ним потом все обсудить.
Дальнейшая моя жизнь известна полковнику Мэннерингу. Я поехал в Индию и
сделался там конторщиком одного голландского торгового дома. Но их дела
пошли плохо, и я поступил на военную службу, где, смею думать, выполнял свой
долг с честью.
- Вы славный малый, я за это ручаюсь! - воскликнул Плейдел. - И раз вы
столько лет были сиротой, я хотел бы сам иметь право заменить вам отца. Ну,
а это дело с молодым Хейзлвудом?
- Простая случайность, - сказал Бертрам. - Я просто путешествовал по
Шотландии и, погостив с неделю у моего друга, мистера Динмонта, с которым я
познакомился дорогой...
- Это мне прямо-таки счастье подвалило. Без него я совсем бы пропал,
когда на меня эти два стервеца кинулись, - сказал Динмонт.
- Вскоре после того, как мы расстались в городе.., воры украли у меня
все мои вещи. Живя в Кипплтрин-гане, я случайно встретился с Хейзлвудом - в
то время как я подошел поздороваться с мисс Мэннеринг, которую я знал еще в
Индии. Взглянув на мою одежду, Хейзлвуд решил, должно быть, что я
какой-нибудь бродяга, и довольно высокомерно приказал мне отойти. Это и
послужило поводом к столкновению, в котором я имел несчастье его ранить.
Теперь я ответил на все ваши вопросы, и поз-, вольте мне...
- Нет, нет, еще не на все, - сказал Плейдел, многозначительно
подмигивая, - есть еще вопросы, которые я откладываю на завтра, так как,
по-моему, пора уже закрыть наше ночное, или, собственно, даже утреннее
заседание.
- Ну, так я, пожалуй, выражу свою мысль иначе, - сказал Бертрам. - Коль
скоро я ответил на все вопросы, которые вам было угодно задать мне сегодня,
не откажите в любезности сообщить мне, кто вы такой и что заставляет вас
принимать столь близкое участие в моих делах, кем вы считаете меня и почему
мое появление наделало столько шума?
- Что касается меня, - отвечал адвокат, - то я Паулус Плейдел,
шотландский адвокат; в отношении вас не так-то легко сказать, кто вы сейчас.
Но я скоро надеюсь поздравить вас с именем Генри Бертрама, эсквайра,
представителя древнейшего шотландского рода и наследника попавшего сейчас в
чужие руки поместья Элленгауэн.
Тут Плейдел закрыл, глаза и подумал: "Об отце его лучше совсем не
упоминать, надо прямо провозгласить его наследником его деда Льюиса..,
единственного умного человека из всего их рода".
Когда все уже повставали с мест, чтобы идти спать, полковник Мэннеринг
подошел к Бертраму, который все еще не мог прийти в себя после слов
адвоката.
- Поздравляю вас, - сказал он, - с блестящими видами на будущее,
которые вам открыла судьба. Я старинный друг вашего отца, и в ту ночь, когда
вы родились, столь же неожиданным образом попал в замок Элленгауэн, как вы
теперь попали в мой дом. Я не знал этих обстоятельств, когда.., но я
надеюсь, что мы оба не будем помнить зла, которое между нами было. Верьте
мне, что появление Брауна, живого и здорового, избавило меня от самых
тягостных упреков совести; а ваше право носить имя моего старинного друга
делает ваше пребывание здесь, мистер Бертрам, вдвойне для меня приятным.
- А мои родители? - сказал Бертрам.
- Обоих нет уже в живых... И фамильное поместье продано, но я надеюсь,
что его удастся вернуть. Я буду рад сделать все, что от меня зависит, чтобы
подтвердить ваше право.
- Нет, это вы уж предоставьте мне, - сказал Плейдел, - это моя забота,
не отбивайте у меня хлеб.
- Знаю, что не мое дело давать советы людям благородным, - заметил
Динмонт, - но ежели капитану понадобятся деньги, а ведь говорят, что без них
дело никогда не спорится...
- Если не считать субботних вечеров, - сказал Плейдел.
- Да, но ежели вы, ваша милость, денег не берете, то, значит, вы и за
дело не возьметесь. Поэтому знайте, в субботу вечером я уж вас больше не
потревожу. Но у меня ведь в кисете деньжата припасены, считайте, что они
капитановы; мы их с Эйди для того и приберегли.
- Нет, Лидсдейл, ничего этого не надо, даже не думай; побереги их для
своей фермы.
- Для фермы? Мистер Плеидел, ваша милость много чего знает, ну а вот
чарлизхопской фермы не знает: а скота у нас столько, что мы за мясо да за
шерсть шестьсот фунтов доходу каждый год имеем; нет, куда там еще прикупать!
- А чего ж ты тогда еще другой не наймешь?
- Да не знаю, у герцога нет сейчас свободных ферм, а я не могу старых
арендаторов выживать; да я и ни за что бы не пошел наушничать да цену
поднимать, чтобы соседям вредит":
- Как, даже тому соседу в Достоне... Девилстоне, как там его?..
- Что, Джоку из Достона? Нет, незачем это. Он, правда, парень упрямый и
такой зануда, когда дело до межей доходит, и повздорили мы с ним крепко, но
провалиться мне на этом месте, если я Джоку Достону зла хочу.
- Да, ты парень честный, - сказал адвокат, - а сейчас ложись спать. И я
ручаюсь, что сон твой будет крепче, чем у того, кто, ложась в постель,
скидывает с себя расшитый камзол и надевает кружевной колпак. Я вижу,
полковник, что вы занялись разговором со своим enfant trouve. Прикажите-ка Барнсу разбудить меня утром в семь часов, а то мой
слуга большой любитель поспать, а писца Драйвера постигла, должно быть,
судьба Кларенса: он уже утонул в бочке вашего пива, - миссис Эллен ведь
обещала его хорошо угостить; скоро ей доведется узнать, что он под этим
разумеет. Покойной ночи, полковник, покойной ночи, Домини Сэмсон.., покойной
ночи, наш честный Динмонт, покойной ночи и вам, вновь обретенный
представитель рода Бертрамов и Мак-Дингауэев, Кнартов, Артов, Годфри,
Деннисов и Роландов и, что нам всего дороже, наследник отторгнутых земель и
поместья и баронства Элленгауэн, согласно завещанию Льюиса Бертрама,
эксвайра, потомком которого вы являетесь.
С этими словами Плеидел взял свечу, вышел из комнаты, и вся компания
разошлась, после того как Домини еще раз обнял и поцеловал своего
"маленького Гарри", как он продолжал называть молодого офицера шести футов
ростом.
Глава 51
...душа не знает
На свете никого - один Бертрам.
Погибла я, нет жизни у меня,
Коль в ней Бертрама нет.
"Все хорошо, что хорошо кончается"
В назначенный накануне час наш неутомимый адвокат сидел уже в теплом
шелковом халате и бархатной шапочке у ярко пылавшего в камине огня, за
столом, на котором стояли две зажженные свечи, и разбирал следственные
данные по делу об убийстве Фрэнка Кеннеди. Был отправлен нарочный к
Мак-Морлану с просьбой приехать в Вудберн как можно скорее. Динмонт,
утомленный происшествиями вчерашнего вечера, находил, что полковник встретил
его более гостеприимно, чем Мак-Гаффог, и не торопился вставать. Снедаемый
нетерпением, Бертрам, наверно, не усидел бы у себя в комнате, но полковник
Мэннеринг послал предупредить его, что утром зайдет к нему сам, и теперь он
не решался уйти. Перед этим свиданием Бертрам приоделся, так как полковник
отдал Барнсу распоряжение, чтобы его гостя снабдили бельем и всем
необходимым, и, закончив свой туалет, ждал Мэннеринга.
Вскоре раздался тихий стук в дверь: это был полковник; у Бертрама
завязался с ним длинный и интересный для обоих разговор. Но вместе с тем
Каждый из них что-то недоговаривал до конца. Мэннерингу не хотелось
упоминать о своих астрологических предсказаниях, а Бертрам, по вполне
понятным причинам, ни словом не обмолвился о своей любви к Джулии. Обо всем
остальном они говорили с полной откровенностью, которая делала их разговор
приятным для того и другого, и под конец в голосе Мэннеринга почувствовалась
даже какая-то теплота. Бертрам старался сообразоваться в своем поведении с
полковником: он не заискивал перед ним и не добивался его расположения, но
все принимал с благодарностью и радостью.
Мисс Бертрам сидела в столовой, когда туда ввергся весь сияющий от
удовольствия Сэмсон. Вид его был столь необычен, что Люси сразу же пришло в
голову, что кто-нибудь решил подшутить над ним и нарочно привел его в такой
восторг. Он сел за стол и некоторое время только таращил глаза да открывал и
закрывал рот наподобие большой деревянной куклы, изображающей Мерлина на
ярмарке, и наконец сказал:
- Ну, а что вы о нем думаете, мисс Люси?
- Думаю, о ком? - спросила та.
- О Гар.., нет, ну да вы знаете, о ком я говорю.
- Я знаю о ком? - переспросила Люси, которая никак не могла понять, на
что он намекает.
- Да вот о том, кто вчера вечером в почтовой карете приехал, кто в
молодого Хейзлвуда стрелял. Ха-ха-ха! - И тут Домини разразился смехом,
похожим на ржание.
- Послушайте, мистер Сэмсон, - сказала его ученица, - странный вы
все-таки предмет выбрали для смеха... Ничего я об этом человеке не думаю, я
надеюсь, что выстрел был чистой случайностью и не приходится бояться, что за
ним последует другой.
- Случайностью! - И тут Домини снова заржал.
- Что-то вы уж очень сегодня веселы, мистер Сэм-сон, - сказала Люси,
которую задел его смех.
- О да, конечно. Ха-ха-ха, это за-нят-но, ха-ха-ха!
- Ваше веселье само по себе настолько занятно, что мне больше хотелось
бы узнать его причину, чем забавляться, глядя на его проявления.
- Причину вы сейчас узнаете, мисс Люси, - отвечал бедный Домини. - Вы
брата своего помните?
- Господи боже мой! И вы еще меня об этом спрашиваете!.. Кто же и
знает, если не вы, что он исчез как раз в тот день, когда я родилась?
- Совершенно верно, совершенно верно, - ответил Домини, опечаленный
этими воспоминаниями. - Странно, как я мог забыть... Да, правда, сущая
правда. Ну, а папеньку-то вы вашего помните?
- С чего это вы вдруг усомнились, мистер Сэмсон, всего несколько
недель, как...
- Правда, сущая правда, - ответил Домини, и его смех, напоминавший смех
гуингнгнмов, перешел в истерическое хихиканье. - Мне-то не до забавы, когда
я все вспоминаю... Но вы только взгляните на этого молодого человека!
В это мгновение Бертрам вошел в комнату.
- Да, взгляните на него хорошенько, это же вылитый ваш отец. И поелику
господу было угодно оставить вас сиротами, дети мои, любите друг друга!
- Ив самом деле, он и лицом и фигурой похож на отца, - сказала Люси,
побледнев как полотно.
Бертрам кинулся к ней. Домини хотел было побрызгать ей в лицо холодной
водой, но ошибся и схватил вместо этого чайник с кипятком. По счастью,
выступившая у нее на щеках краска спасла ее от этой медвежьей услуги.
- Заклинаю вас, мистер Сэмсон, - проговорила она прерывающимся, но
каким-то особенно трогательным голосом, - скажите, это мой брат?
- Да, это он! Это он, мисс Люси! Это маленький Гарри Бертрам, это так
же верно, как то, что солнце светит на небе.
- Так значит, это моя сестра? - сказал Бертрам, давая волю родственным
чувствам, которые столько лет дремали в нем, так как ему не на кого было их
излить.
- Да, это она!.. Это она!.. Это мисс Люси Бертрам! - воскликнул Сэмсон.
- При моем скромном участии она в совершенстве овладела французским и
итальянским и даже испанским, умеет хорошо читать и писать на своем родном
языке и знает арифметику и бухгалтерию, простую и двойную. Я уже не говорю о
том, что она умеет и кроить, и шить, и вести хозяйство, и надо по
справедливости сказать, что этому она научилась уже не от меня, а от
экономки. Не я также обучал ее игре на струнных инструментах: в этом немалая
заслуга доброй, скромной и притом неизменно веселой и славной молодой леди,
мисс Джулии Мэннеринг, snum cuique tribnito .
- Так значит, это все, - сказал Бертрам, обращаясь к сестре, - это все,
что у меня осталось! Вчера вечером, и особенно сегодня утром, полковник
Мэннеринг рассказал мне обо всех несчастьях, постигших нашу семью, но ни
словом не обмолвился о том, что сестра моя здесь.
- Он предоставил это мистеру Сэмсону, - сказала Люси, - нашему самому
дорогому и самому верному другу, который старался облегчить отцу жизнь в
тяжелые годы болезни, был при нем в минуту его смерти и во всех самых
страшных бедствиях не захотел покинуть несчастную сироту.
- Да благословит его господь, - сказал Бертрам, пожимая руку Домини, -
он действительно заслуживает моей любви, а ведь я всегда любил даже тот
неясный и смутный образ его, который сохранили мне воспоминания детства.
- Да благословит господь вас обоих, милые мои дети! - воскликнул
Сэмсон. - Не будь вас на свете, я охотно бы согласился (если бы это было
угодно господу) лежать в земле рядом с моим благодетелем.
- Но я надеюсь и глубоко убежден, - сказал Бертрам, - что все мы увидим
лучшие времена. Послав мне , друзей, господь даст мне возможность отстаивать
свои , права, и несправедливости будет положен конец.
- Поистине друзей! - повторил Домини. - А послал их тот, кто, как я
давно уже вас учил, есть источник всего благого. Вот приехавший из Индии
прославленный полковник Мэннеринг; он рожден воином, и в то же время это
человек весьма ученый, если принять во внимание, в каких неблагоприятных
условиях он был; вот знаменитый адвокат мистер Плейдел, человек точно так же
весьма сведущий в науках, но позволяющий себе иногда, правда, нисходить до
недостойных настоящего ученого пустяков; а вот мистер Эндрю Динмонт, малый
хоть и не очень-то ученый, но, подобно древним патриархам, все же искусный
во всем, что касается овечьих отар. Наконец, в числе друзей ваших я сам; по
сравнению со всеми этими почтенными людьми у меня были большие возможности
учиться, и могу сказать, что я не упустил их и, насколько позволяли мои
скромные способности, воспользовался ими. Нам надо будет поскорее
возобновить наши занятия, милый Гарри. Я начну все с самых азов... Да, я
займусь твоим образованием, начиная с английской грамматики, и доведу его до
изучения древнееврейского или халдейского языка.
Читатель, конечно, заметит, что на этот раз Сэмсон проявил совершенно
необычную для него словоохотливость. Дело в том, что, когда он увидел перед
собою своего ученика, он мысленно вернулся ко времени их прерванных занятий
и, перепутав все и вся, ощутил сильнейшее желание засесть с молодым
Бертрамом за склады и прописи.