╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
течение которого,
согласно гороскопу, он должен был безусловно оставаться в живых. И вот
наконец, в минуту, когда он занимал собравшуюся в зале многочисленную
публику, руки, которые могли ввести в заблуждение даже самого зоркого
наблюдателя, вдруг беспомощно повисли; он выронил карты и упал - его разбил
паралич. В таком состоянии он прожил еще два года, после чего наступила
смерть. Мне довелось слышать, что дневник этого астролога скоро будет издан.
Приведенный мною факт, если только он верен, являет собой одно из тех
необыкновенных совпадений, которые иногда имеют место в жизни. Такого рода
вещи не укладываются ни в какие расчеты, но без них, однако, будущее
перестало бы быть для смертных, заглядывающих в него, той темной бездной,
какой господу угодно было его сотворить. Если бы все совершалось всегда
только обычным порядком, будущую судьбу можно было бы рассчитать по правилам
арифметики, как рассчитывают комбинации в карточной игре, по разные
необыкновенные события и удивительные случайности как бы бросают вызов всем
человеческим расчетам и окутывают грядущее непроницаемым мраком.
К только что рассказанной истории можно добавить еще одну, относящуюся
к сравнительно недавнему времени. Автор получил письмо от некоего человека,
весьма сведущего в этих загадочных делах. Господин этот был столь любезен,
что предложил составить гороскоп автора "Гая Мэннеринга", полагая, что тот
сам сочувственно относится к таинственной науке, называемой астрологией. Но
даже если бы автор романа этого захотел, составить его гороскоп оказалось бы
невозможным, так как всех тех, кто мог бы с точностью указать час и минуту,
его рождения, давно уже нет на свете.
Теперь, после того как автор познакомил читателя с первоначальным
замыслом, или, вернее, с общим наброском романа, от которого он вскоре
отказался, ему остается еще сказать несколько слов о прототипах основных
персонажей "Гая Мэннеринга" в соответствии с планом настоящего издания.
Некоторые обстоятельства личной жизни, связанные с особенностями тех
мест, где жил автор, дали ему возможность много всего слышать об этих падших
людях, которых мы называем цыганами; кое-что он даже видел сам. В
большинстве случаев цыгане - смешанное племя, состоящее из выходцев из
Египта, появившихся в Европе приблизительно в начале пятнадцатого века, и
разных бродяг европейского происхождения.
Цыганка, послужившая прототипом Мег Меррилиз, была хорошо известна в
середине прошлого столетии под именем Джин Гордон; жила она в деревне Керк
Иетхолм, в Чевиотских горах, неподалеку от английской гранипы. Автор сообщал
уже кой-какие сведения об этой замечательной личности в одном из ранних
номеров "Блэквудз мэгэзин". Вот они.
"Отец мой помнил старую Джин Гордон из Нетхолма, которая пользовалась
большой властью среди своих соотечественников. Она была очень похожа на Мег
Меррилиз и в той же мере была наделена беззаветной преданностью - этой
добродетелью дикарей. Она часто пользовалась гостеприимством на ферме
Лохсайд, близ Нетхолма, и в силу этого старательно воздерживалась от
воровства во владениях фермера. Но зато сыновья ее (а у нее их было девять)
не отличались такой щепетильностью и преспокойным образом украли у своего
доброго покровителя супоросую свинью. Джин была огорчена их
неблагодарностью, и стыд заставил ее покинуть Лохсайд на несколько лет.
Однажды у лохсайдского фермера не оказалось денег, чтобы внести
арендную плату, и он отправился занять их в Ньюкасл. Это ему удалось, но,
когда он возвращался обратно по Чевиотским горам, его там застала ночь, и он
сбился с дороги.
Огонек, мерцавший в окне большого пустого амбара, оставшегося от не
существующей уже фермы, подал ему надежду найти ночлег. В ответ на его стук
дверь отворилась, и он увидел перед собой Джин Гордон. Бросающаяся в глаза
фигура (почтя шести футов ростом) и столь же удивительная одежда не
оставляли ни малейшего сомнения, что это была она, хоть и прошло уже немало
лет с тех пор, как он видел ее в последний раз. Встреча с этой особой в
столь уединенном месте, да еще, по-видимому, неподалеку от стоянки табора,
была для бедного фермера неприятной неожиданностью: все его деньги были при
нем, и потеря их означала для него полное разорение.
- Э, да это почтенный лохсайдский фермер! - радостно вскричала Джин. -
Слезайте же, слезайте, нечего вам в такую темь ехать, коли друзья под боком.
Фермеру ничего не оставалось, как сойти с лошади и принять предложенный
цыганкой ужин и ночлег.
В амбаре лежали большие куски мяса, неизвестно где раздобытого, и шли
приготовления к обильному ужину, который, как заметил еще больше
встревожившийся фермер, приготовлялся на десять или двенадцать человек,
по-видимому таких же отпетых, как и сама хозяйка.
Джин подтвердила его подозрения. Она напомнила ему о краже свиньи и
рассказала, как она терзалась потом этим поступком. Подобно другим
философам, она утверждала, что мир с каждым днем становится хуже, и, подобно
другим матерям, говорила, что дети совсем отбились от рук и нарушают
старинный цыганский закон - не посягать на собственность их благодетелей.
Кончилось тем, что она осведомилась, сколько у него с собой денег, и
настоятельно попросила, или даже приказала, отдать их ей на хранение, так
как ребята, как она называла своих сыновей, скоро вернутся. Фермер, у
которого другого выхода не было, рассказал Джин о своей поездке и передал ей
деньги на сохранение. Несколько шиллингов она велела ему оставить в кармане,
сказав, что если у него совершенно не найдут денег, то это покажется
подозрительным.
После этого она постелила фермеру постель на соломе, и он прилег, но,
разумеется, ему было не до сна.
Около полуночи разбойники вернулись, нагруженные разной добычей, и
принялись обсуждать свои похождения в таких выражениях, от которых нашего
фермера бросило в дрожь. Вскоре они обнаружили непрошеного гостя и спросили
Джин, кого это она у себя приютила.
- Да это наш славный лохсайдский фермер, - ответила Джин. - Он, бедный,
в Ньюкасл ездил денег достать, чтобы аренду уплатить, и ни один черт там не
захотел раскошелиться, так что теперь вот он едет назад с пустым кошельком и
с тяжелым сердцем.
- Что ж, может быть это и так, - ответил один из разбойников, - но все
же надо сначала пошарить у него в карманах, чтобы узнать, правду ли он
говорит.
Джин стала громко возражать, говоря, что с гостями так не поступают, но
переубедить их она не смогла. Вскоре фермер услышал сдавленный шепот и шаги
около своей постели и понял, что разбойники обыскивают его платье. Когда они
нашли деньги, которые, вняв благоразумному совету Джин, фермер оставил при
себе, бандиты стали совещаться, забрать их или нет. Но Джин стала отчаянно
протестовать, и они этих денег не тронули. После этого они поужинали и легли
спать.
Едва только рассвело, как Джин разбудила гостя, привела его лошадь,
которая ночь простояла под навесом, и сама еще проводила его несколько миль,
пока он наконец не выехал на дорогу в Лохсайд. Там она отдала ему все
деньги, и никакие просьбы не могли заставить ее принять даже гинеи.
Старики в Джедбурге рассказывали мне, что все сыновья Джин были
приговорены к смерти в один и тот же день. Говорят, что мнения судей на их
счет разделились, но что один из ревнителей правосудия, который во время
этого спора мирно спал, вдруг проснулся и громко вскрикнул: "Повесить их
всех!" Единогласного решения шотландские законы не требуют, и, таким
образом, приговор был вынесен. Джин присутствовала при этом. Она только
сказала: "Господи, защити невинные души!" Ее собственная казнь
сопровождалась дикими надругательствами, которых, надо сказать, она вовсе не
заслуживала. Одним из ее недостатков, а может быть, впрочем, одним из
достоинств, пусть это уже решит сам читатель, была ее верность якобитам.
Случилось так, что она была в Карлайле, то ли в дни ярмарки, то ли просто в
один из базарных дней, - это было вскоре после 1746 года;
Там она громко высказала свои политические симпатии, чем разъярила
толпу местных жителей. Ревностные в своих верноподданнических чувствах,
когда проявление их не грозило никакой опасностью, и не в меру кроткие,
когда им пришлось покориться гордым шотландцам в 1745 году, жители города
приняли решение утопить Джин Гордон в Идене. Это было, кстати сказать, не
таким простым делом, потому что Джин была женщиной недюжинной силы. Борясь
со своими убийцами, она не раз высовывала голову из воды и, пока только
могла, продолжала выкрикивать: "Карл еще вернется, Карл вернется!" В детстве
в тех местах, где она когда-то живала, мне не раз приходилось слышать
рассказы о ее смерти, и я горько плакал от жалости к бедной Джин Гордон.
Перед тем как расстаться с пограничными цыганами, скажу еще, что
однажды мой дед, проезжая через Чартерхаузские болота, которые тогда еще
занимали большие пространства, неожиданно очутился среди большой компании
цыган, пировавших в кустах. Они тут же схватили под уздцы его лошадь и стали
громко кричать (а большинство их хорошо знало деда), что ему не раз
случалось угощать их, а теперь вот он должен остаться и отведать их
угощения. Дед мой сначала встревожился, потому что, как и у лохсайдского
фермера, у него была при себе порядочная сумма денег и ему не хотелось
рисковать ею. Тем не менее, будучи человеком веселым и бесстрашным, он
принял их приглашение и разделил с ними ужин, состоявший из разной дичи,
свинины, домашней птицы и т, п. Очевидно, все это было добыто самым
откровенным грабежом. Обед прошел очень весело, но потом кто-то из старых
цыган стал делать ему знаки, чтобы он уезжал, пока
Кипит еще веселый, шумный пир;
И тогда он сел на коня и уехал, правда не простившись со своими
радушными хозяевами, но зато и не обидев их. В пирушке этой, по-видимому,
принимала участие и Джин Гордон" ("Блэквудз мэгэзин", т. I).
После того как всех сыновей Джин постигло несчастье и они
Не избежали виселицы злой,
У нее оставалась еще внучка, которая ее пережила, и мне случалось не
раз ее видеть. Точно так же как у доктора Джонсона сохранилось смутное
воспоминание о королеве Анне, величественной женщине в черном платье и в
бриллиантах, так и в моей памяти, как что-то очень для меня значительное,
остался образ женщины необычайно высокого роста, одетой в длинный красный
плащ. Помнится, когда я встретил ее в первый раз, она дала мне яблоко, но,
несмотря на это, я взирал на нее с не меньшим почтением и даже страхом, чем
будущий доктор, сторонник партии тори и Высокой церкви, смотрел на королеву.
По-моему, эта женщина была именно та самая Мэдж Гордон, о которой говорится
в статье, где есть упоминание о ее матери Джин. По статья эта написана не
мною, а другим автором.
"Покойная Мэдж Гордон была в то время признанной королевой иетхолмских
кланов. Она была, если не ошибаюсь, внучкой знаменитой Джин Гордон и,
по-видимому, была на нее очень похожа. Вот сведения о ней, почерпнутые из
письма одного нашего приятеля, который в течение многих лет имел возможность
наблюдать жизнь иетхолмских цыган:
Мэдж Гордон происходила по материнской линип от семьи Фаа, а замужем
была за неким Янгом. Это была женщина примечательная - высокого роста и
очень властного вида. У нее был большой орлиный нос, пронзительные, даже и в
старости, глаза, густые волосы, которые падали ей на плечи из-под соломенной
цыганской шапочки, короткий, какого-то особенного покроя плащ; ходила она
всегда с палкой, такой же длинной, как и она сама. Я хорошо ее помню: когда
я был еще ребенком, она каждую неделю приходила к моему отцу просить
милостыню, и я всегда глядел на Мэдж с тайным трепетом. Говорила она очень
возбужденно (обычно она громко на что-нибудь жаловалась). При этом она
ступала палкой по полу и так грозно выпрямлялась, что заставляла
присутствующих насторожиться. Она утверждала, что может привести из самых
глухих уголков страны каких-то друзей, которые отомстят за нее, в то время
как она сама будет спокойно сидеть в своей хижине. Часто она хвасталась тем,
что было время, когда ее гораздо больше слушались, чем теперь, что, когда
она выходила замуж, одних только оседланных ослов у нее было пятьдесят, а
неоседланных и не сосчитать. Если Джин Гордон явилась прототипом характера
Мег Меррилиз, то внешний облик своей героини неизвестный автор, по всей
вероятности, списал с Мэдж" ("Блэквудз мэгэзин", т. I).
Насколько прав в своем предположении хитроумный блэквудский
корреспондент и насколько он ошибается, читателю уже известно.
Перейдем теперь к персонажу совершенно иного рода, к Домини Сэмсону.
Читатель, конечно, согласится, что бедный, скромный и смиренный учитель,
проложивший себе дорогу сквозь дебри классической филологии, но в жизни не
сумевший найти себе пути, - довольно частое явление в Шотландии, где есть
люди, способные переносить и голод и жажду, лишь бы утолить жажду знаний,
заставляющую их изучать греческий язык и латынь. Но есть и вполне
определенный прототип нашего доброго Домини, хотя по некоторым причинам мне
приходится говорить о нем только в самых общих чертах.
Человек, на которого походил Сэмсон, действительно был наставником в
семействе одного богатого джентльмена. Воспитанники его уже успели вырасти и
найти себе место на свете, а их бывший учитель все еще продолжал жить в
семье, что вообще нередко случалось в прежнее время в Шотландии, где охотно
предоставляли кров и стол людям смиренным и бедным.
Предки лэрда жили безрассудно и расточительно. Сам же он был человеком
бездеятельным и к тому же неудачником. Смерть похитила его сыновей, которые
своими успехами, может быть, сумели бы в какой-то мере уравновесить
жизненные неудачи своего бездарного отца. Долги его все росли, а состояние
уменьшалось, пока наконец не наступило полное разорение. Имение было
продано, и старику предстояло покинуть дом, где жили его предки, чтобы
переселиться неизвестно куда. И вот, подобно какому-нибудь старому шкафу,
который еще долго мог бы стоять в своем углу, но который распадается вдруг
на куски, едва только его начнут передвигать на новое место, старик упал и
умер от паралича на пороге своего дома.
Наш ученый в эту минуту как бы пробудился от сна. Он увидел, что
покровитель его умер и что единственная дочь старика, женщина уже не очень
молодая, утратившая всякое обаяние и красоту, если они у нее вообще
когда-нибудь были, осталась бездомною сиротою без всяких средств к жизни. Он
обратился к ней приблизительно в тех же выражениях, в которых Сэмсон
обращается к мисс Бертрам, и высказал ей свою решимость не покидать ее. Все
случившееся как бы пробудило дремавшие в нем таланты; он открыл небольшую
школу и поддерживал дочь своего покровителя до конца ее жизни, причем
относился к ней с той же почтительностью и благоговейным вниманием, как и в
дни ее былого благополучия.
Такова в общих чертах истинная история Домини Самсона. Хоть он и не
знал ни романтических увлечений, ни страстей, прямота и простодушие этого
человека могут взволновать сердце читателя и заставить его прослезиться
совершенно так же, как и переживания более возвышенной и более утонченной
души.
Эти предварительные заметки о романе "Гай Мэннеринг" и о некоторых его
персонажах избавят автора от необходимости писать длинные примечания, а
читателя - следить за ними.
Эбботсфорд, 1 августа 1829 года.
Глава 1
Когда, окидывая взглядом эту безлюдную местность, он видел вокруг одни
только пустынные поля, голые деревья, окутанные туманом холмы и затопленные
водою низины, он должен был признать, что ему не справиться с чувством
грусти и что его тянет домой.
"Путешествие Уильяма Марвела"
("Бездельник", э 49)
В начале ноября 17., года молодой англичанин, только что окончивший
Оксфордский университет, воспользовался свободным временем, чтобы побывать в
северных областях Англии; любопытство заставило его заглянуть и в
граничившую с ними страну. В тот день, с которого мы начинаем наш рассказ,
он посетил развалины монастыря в графстве Дамфриз и провел почти весь день,
зарисовывая их с разных точек. Когда он вскочил на лошадь, чтобы ехать
обратно, наступили уже короткие и унылые осенние сумерки. Путь его лежал
через темные болотистые пространства, расстилавшиеся на много миль вокруг.
Над всей этой низиной, словно островки, тут и там поднимались пригорки с
клочками ржаных полей, которые даже и в эту осеннюю пору были зелены, а по
временам появлялась какая-нибудь хижина или ферма, укрытая тенью одинокой
ивы и обсаженная кустами бузины. Эти удаленные друг от друга строения
сообщались между собою извилистыми тропинками, терявшимися в болоте,
пробираться по которому было под силу только местным жителям. Проезжая
дорога, правда, была довольно хорошей и безопасной, и на ней не приходилось
бояться наступления темноты. Но все-таки не слишком приятно путешествовать
одному, да еще в ночное время, но незнакомой стране, и ничто, пожалуй, не
могло дать такую богатую пищу для воображения, как та обстановка, которая в
эти часы окружала Гая Мэннеринга.
По мере того как свет становился все более тусклым, а болотистая низина
вокруг все чернее и чернее, путешественник наш все настойчивее расспрашивал
каждого случайного встречного о том, какое расстояние отделяет его от
деревни Кипплтринган, где он предполагал остановиться на ночлег. Люди, в
свою очередь, задавали ему вопросы, касающиеся тех мест, откуда он ехал.
Пока еще было достаточно светло для того, чтобы по одежде и по всему обличью
узнать в нем дворянина, эти перекрестные вопросы задавались обычно в форме
предположения, вроде того как: "Вы изволили ездить в старое аббатство
Холикрос, сэр?" или: "Ваша честь, верно, следует из замка Пудерлупат?" Но
когда стало так темно, что ничего не было видно и встречные слышали один
только его голос, ему говорили: "И чего это тебя занесло так далеко в эту
темь?" или: "Эй, друг, ты что, не здешний, что ли?" Ответы, которые он
получал, не только никак не вязались один с другим, но и сами по себе были
далеки от точности. Вначале до Кипплтрингана оставалось "порядком", потом
это "порядком" уже более точно определялось как "три мили", потом от "трех
миль" оставалось "чуть побольше мили", но вдруг эта миля снова превращалась
в "четыре мили с лихвой". Под конец женский голос, только что унимавший
плачущего ребенка, которого женщина несла на руках, уверил Гая Мэннеринга,
что "дорога до Кипплтрингана еще длинная-предлинная, да и тяжелая для
пешеходов". Бедная лошадь Мэннеринга считала, должно быть, что и для нее
дорога столь же неудобна, как и для этой женщины; едва только боков ее
касались шпоры, она начинала тяжело дышать и спотыкалась о каждый камень, а
их на дороге было немало.
Мэннеринг потерял терпение. Вдалеке по временам мелькали какие-то
огоньки, вселяя в него обманчивую надежду, что путь его приходит к концу.
Но, как только он подъезжал к ним, он с разочарованием убеждался, что это
мерцали огни тех домиков, которые время от времени скр
╧Ёшъы■ўхэш 