яти.
     - Самый  длинный,  самый  длинный!  -  кричала  Дженни Ринтерут, волоча
двуручный меч двенадцатого столетия.
     - Женщины,  -  обратился к ним Олдбок в большом волнении, - успокойтесь
и не поддавайтесь напрасному страху! Уверены ли вы, что они пришли?
     - Уверены,  уверены!  -  воскликнула  Дженни. - Больше чем уверены! Все
морские   ополченцы,   и  сухопутные  ополченцы,  и  добровольцы,  и  йомены
готовятся  и  спешат,  как  могут,  пешком и верхом, в Фейрпорт. Даже старый
Маклбеккит  пошел  с  остальными  (много  от  него  будет  толку!). Господи,
скольких из тех, кто хорошо послужил королю и родине, недосчитаются завтра!
     - Дайте  мне,  -  сказал  Олдбок,  - ту шпагу, которую мой отец носил в
сорок пятом году. У нее нет перевязи, но мы как-нибудь обойдемся.
     Сказав  это,  он  продел  шпагу под клапан кармана панталон. В этот миг
вошел   Гектор,  который  поднимался  на  ближайший  холм,  чтобы  выяснить,
насколько справедлива эта тревога.
     - Где  твое  оружие,  племянник?  -  встретил  его  Олдбок.  - Где твоя
двустволка,  с  которой  ты  не  расставался,  когда она была нужна лишь для
того, чтобы тешить твое тщеславие?
     - Что  вы,  сэр!  -  ответил  Гектор.  -  Кто  ж  берет с собой в поход
охотничье  ружье?  Я,  как видите, в форме и надеюсь принести больше пользы,
если  мне  дадут под команду отряд, чем если у меня будет десять двустволок.
А  вам,  сэр,  надо  отправиться  в  Фейрпорт и, во избежание сумятицы, дать
указания, где расквартировать людей и лошадей.
     - Ты  прав,  Гектор! Кажется, мне лучше поработать головой, чем руками.
А  вот  и  сэр  Артур  Уордор; впрочем, между нами говоря, он мало поможет и
головой и руками.
     Сэр   Артур,   вероятно,   был  иного  мнения.  Одетый  в  свой  старый
лейтенантский  мундир,  он  тоже  направлялся в Фейрпорт и хотел захватить с
собой  мистера  Олдбока, так как после недавних событий особенно укрепился в
своем  первоначальном  мнении  о  его  мудрости.  И,  несмотря на все мольбы
женщин,  чтобы  антикварий  остался  в качестве гарнизона Монкбарнса, мистер
Олдбок и его племянник сразу же приняли предложение сэра Артура.
     Только  тот,  кому  случалось  вблизи  наблюдать  подобные сцены, может
представить  себе  царившую  в  Фейрпорте  суматоху.  В окнах сверкали сотни
огней.  Они  внезапно  появлялись  и исчезали, свидетельствуя о суете внутри
домов.  Жены  и дочери горожан с громкими причитаниями сбегались на рыночную
площадь.  Иомены  из  окрестных  долин  носились  верхом  по  улицам,  то  в
одиночку,   то   группами   по   пять-шесть   человек.   Барабаны  и  флейты
добровольцев,  призывавшие  к  оружию, сливались с командой офицеров, звуком
горнов  и  набатов.  Корабли  в  гавани были освещены, и шлюпки, спущенные с
вооруженных  судов,  увеличивали  сумятицу,  высаживая  людей  и  пушки  для
усиления   местной  обороны.  Этой  частью  приготовлений  весьма  деятельно
руководил  Тэфрил.  Два или три небольших корабля уже отдали концы и вышли в
море на поиски ожидаемого неприятеля.
     Такова  была  картина общего смятения, когда сэр Артур Уордор, Олдбок и
Гектор  не  без  труда  проложили  себе  путь  на главную площадь, к ратуше.
Здание  было  освещено,  и там собрались члены магистрата и многие окрестные
землевладельцы.  И  на  этот  раз,  как  всегда  бывало  в подобных случаях,
здравый смысл и твердость духа шотландцев восполняли недостаток опыта.
     Членов  магистрата  осаждали  квартирмейстеры  воинских  частей, требуя
билетов на постой для людей и лошадей.
     - Давайте,  -  сказал  судья  Литлджон,  -  разместим  лошадей  в наших
товарных  окладах,  а  людей - в наших гостиных. Поделимся ужином с одними и
фуражом  -  с  другими.  Мы  разбогатели  под  защитой  уважающего свободу и
отечески  пекущегося  о нас правительства; теперь пришло время показать, что
мы его ценим!
     Присутствующие  громкими  возгласами  выразили  свое  одобрение, и люди
разных  сословий  единодушно  предлагали отдать все свое достояние на защиту
отечества.
     Капитан  Мак-Интайр  выступал  как  военный  советник  и адъютант мэра,
проявляя  хладнокровие  и  знание дела, совершенно неожиданные для его дяди,
помнившего  его  обычную  insouciance*,  отчего  тот  время  от времени лишь
удивленно  поглядывал  на  него, наблюдая, с каким спокойствием и твердостью
капитан  объяснял  различные меры предосторожности, подсказанные ему опытом,
и  давал  указания,  как  их  выполнять. Он нашел состояние различных частей
неплохим,  если  учесть  их  случайный состав. Их было много, и все они были
проникнуты  бодрой уверенностью и полны воодушевления. Потребность в людях с
воинским  опытом в эту минуту настолько перевешивала все другие соображения,
что  даже  старый  Эди,  вместо  того  чтобы  остаться  в стороне, - подобно
Диогену  в  Синопе,  катавшему  свою  бочку,  когда  все кругом готовились к
обороне,  -  взял на себя надзор за раздачей боевых припасов, что и выполнял
весьма толково.
     ______________
     * Беспечность (франц.).

     Все  с  нетерпением  ожидали  двух  событий:  появления гленалленовских
добровольцев,  которые,  во внимание к высокому положению этой семьи, должны
были  образовать  особый  отряд,  и  заранее  объявленного прибытия офицера,
которому   главнокомандующий  вверил  заботу  об  обороне  берега  и  полное
распоряжение местными воинскими силами.
     Наконец  послышались  звуки  рога  иоменов  Гленаллена,  и  сам граф, к
удивлению  всех,  кто  знал  его  привычки  и  слабое  здоровье,  появился в
мундире,  во  главе  своего  отряда.  Его нижнешотландские иомены, верхом на
прекрасных  лошадях, составили внушительный эскадрон; за ним следовал полк в
пятьсот  человек,  в  одежде  горцев,  которых  также  вызвал  граф из своих
северных  владений.  Впереди  двигались  музыканты,  игравшие  на  волынках.
Опрятный  и  подтянутый  вид  этого  отряда  вассалов  привел  в  восхищение
Мак-Интайра.  На  дядю  же  его  еще большее впечатление произвело то, как в
этот  ответственный  час сказался боевой дух древнего рода, одаривший новыми
силами  немощного  и,  казалось,  полуживого  графа, вождя этих бойцов. Граф
потребовал,  чтобы  ему  и  его  людям отвели позицию, которой действительно
грозила  бы  опасность,  выказал  большую  распорядительность при разработке
плана  размещения сил и остроту ума при его обсуждении. Когда над Фейрпортом
занялось  утро,  военный  совет все еще заседал и приготовления к защите шли
полным ходом.
     Но  вот  в  толпе  послышались  крики,  возвещавшие  прибытие "храброго
майора  Невила  и  еще  одного  офицера",  и  на площадь въехала запряженная
четверкой  лошадей  почтовая  карета,  которую  громким "ура" приветствовали
добровольцы   и   горожане.  Члены  магистрата  вместе  с  мировыми  судьями
поспешили  к  дверям  ратуши  встретить  прибывших. Каково же было удивление
всех  присутствующих,  и в особенности антиквария, когда носителем красивого
мундира   и  треуголки  оказался  не  кто  иной,  как  столь  мирный  Ловел!
Понадобились   дружеские  объятия  и  сердечные  рукопожатия,  чтобы  Олдбок
поверил  своим  глазам.  Сэр  Артур  был  не менее удивлен, когда в обществе
Ловела,  или,  точнее,  майора Невила, увидел своего сына, капитана Уордора.
Первые  же слова молодых офицеров свидетельствовали, что храбрость и усердие
всех  собравшихся  были  совершенно  напрасны,  если  не  считать  того, что
послужили лишним доказательством их патриотического духа и расторопности.
     - Как  мы  выяснили  по  пути сюда, - объяснил майор Невил, - сторож на
Хелкит-хеде  был  весьма  естественно  введен в заблуждение костром, который
какие-то  праздные  люди  разожгли на холме над Глен Уидершинзом, как раз на
линии передачи сигналов.
     Олдбок  виновато взглянул на сэра Артура, и тот, пожав плечами, ответил
ему таким же взглядом.
     - Это,  вероятно,  машины, которые мы в порыве гнева обрекли пламени! -
сказал  антикварий;  он  ободрился,  но  был  немало пристыжен, что оказался
причиной   такого   нарушения   всеобщего   покоя.  -  Черт  бы  взял  этого
Дюстерзивеля!  Видно,  он  оставил нам в наследство кучу неприятностей вроде
этого  прощального фейерверка. Кто знает, какие еще хлопушки взорвутся у нас
под  ногами!..  А  вот  и  сам  бдительный Кексон! Выше голову, старый осел!
Отвечать  за  тебя  приходится нам. А теперь забери эту железину! - И Олдбок
передал  ему  шпагу.  -  Не  знаю,  что  бы я вчера сказал человеку, который
вздумал бы меня уверять, что я прицеплю к себе такое украшение.
     Тут  лорд  Гленаллен  слегка  тронул  его за локоть и увлек в отдельную
комнату.
     - Ради  бога, скажите, кто этот молодой человек, так разительно похожий
на...
     - ...на  несчастную  Эвелин?  -  перебил  его Олдбок. - Я полюбил его с
первого взгляда, а ваша светлость указали причину.
     - Но  кто...  кто он? - продолжал лорд Гленаллен, судорожно сжимая руку
антиквария.
     - Раньше  я  назвал бы его Ловелом, но теперь оказывается, что он майор
Невил.
     - ...которого  мой брат воспитал как внебрачного сына... и сделал своим
наследником... Боже, это дитя моей Эвелины!
     - Постойте,  милорд, постойте! - сказал Олдбок. - Не торопитесь с таким
предположением. Какова его вероятность?
     - Вероятность?  Нет,  здесь не вероятность, а уверенность! Управляющий,
о  котором  я  вам  говорил, письменно изложил мне всю историю. Я лишь вчера
получил  это  письмо.  Приведите его, ради бога, чтобы отец мог благословить
его, прежде чем умрет.
     - Хорошо.  Но  ради  вас  самого  и  ради него, дайте мне минуту, чтобы
подготовить его к такой встрече.
     И,   решив  расследовать  дело  глубже,  чтобы  полностью  убедиться  в
справедливости  столь  странной  истории, Олдбок отправился к майору Невилу,
который  в это время отдавал распоряжение распустить собравшиеся вооруженные
силы.
     - Прошу  вас,  майор,  на  минуту  передать  дела  капитану  Уордору  и
Гектору,  с  которым вы, надеюсь, окончательно помирились (Невил улыбнулся и
через стол пожал руку Гектору), и выслушать меня.
     - Вы  могли бы этого требовать от меня, мистер Олдбок, даже если бы мои
дела  были  более  неотложны,  так как я выступал перед вами под вымышленным
именем и за ваше гостеприимство отплатил тем, что ранил вашего племянника.
     - Вы  поступили  с  ним,  как  он  того заслуживал, - ответил Олдбок, -
хотя,  кстати  сказать,  сегодня  он  выказал  и  здравый  смысл и подлинный
воинский  дух.  Право,  если  б  он  освежил в памяти науку, а также почитал
Цезаря,  и  Полибия,  и  "Stratagemata"  Polyoeni*, я думаю, он добился бы в
армии повышения, а я, конечно, помог бы ему.
     ______________
     * "Военные хитрости" Полиэна (греч.).

     - Он  вполне  этого  заслуживает,  -  сказал  Невил.  - А я рад, что вы
готовы  меня  простить. Вы сделаете это еще более охотно, если узнаете, что,
к  сожалению,  я  имею  не  больше  прав на имя Невила, под которым все меня
знают, чем на имя Ловела, под которым знали меня вы.
     - Вот  как!  Тогда, я уверен, мы найдем вам такое имя, на которое у вас
будет самое твердое и законное право.
     - Сэр!  Я  полагаю,  что вы не считаете несчастные обстоятельства моего
рождения подходящим предметом для...
     - Ни  в  коем  случае,  молодой  человек, - перебил его антикварий. - Я
думаю,  что  знаю о вашем рождении больше, чем вы сами, и, чтобы убедить вас
в  этом,  скажу:  вы были воспитаны и известны как внебрачный сын Джералдина
Невила  из  Невилсбурга  в  Йоркшире  и, я предполагаю, как его наследник по
завещанию.
     - Простите,  но  мне  никто  не сулил таких видов. На мое воспитание не
жалели  затрат,  мне предоставляли средства для успешного прохождения службы
в  армии,  но,  мне  кажется,  мой  предполагаемый  отец  долгое время питал
надежду на брак, хотя она и не осуществилась.
     - Вы  говорите  "предполагаемый"  отец.  Что  побуждает вас думать, что
мистер Джералдин Невил не был в действительности вашим отцом?
     - Я  знаю,  мистер  Олдбок,  что  вы  не стали бы расспрашивать о таких
деликатных   вещах   для   удовлетворения   праздного  любопытства.  Поэтому
откровенно  расскажу  вам,  что  случилось в прошлом году, когда мы занимали
небольшой  город  во  французской  Фландрии.  В  монастыре, близ которого мы
квартировали,  я  нашел женщину, удивительно хорошо говорившую по-английски.
Это  была  испанка,  звали  ее  Тереза д'Акунья. Когда мы познакомились и ей
стало  известно,  кто я, она сказала мне, что нянчила меня в раннем детстве.
Впоследствии  она  то и дело бросала намеки на то высокое положение, которое
я  будто  бы  вправе занять, и обещала объяснить все более подробно в случае
смерти  некоей  шотландской  леди:  пока  та  была  жива,  она  считала себя
обязанной  хранить  тайну.  Она  же сообщила мне, что мистер Джералдин Невил
мне  не  отец.  Вскоре  мы подверглись нападению неприятеля и были вынуждены
покинуть  город,  ставший добычей свирепых республиканцев. Монашеские ордена
были  предметом  их  особой  ненависти и жестокости. Монастырь был сожжен, и
многие  монахини  погибли,  в  том  числе  и  Тереза,  а с ней исчезли и все
возможности  узнать  историю  моего  рождения и всю - несомненно связанную с
ней - трагедию.
     - Raro  antecedentem  scelestum,  или,  как  я  мог  бы  здесь сказать,
scelestam,  -  заметил  Олдбок,  -  deseruit  poena*.  Это  признавали  даже
эпикурейцы. Что же вы после этого сделали?
     ______________
     *   Злодея   редко   минует   кара   за   былое   (былые)  преступление
(преступления) (лат.).

     - Я  написал  мистеру Невилу и просил у него объяснений, но без успеха.
Тогда  я  взял отпуск, поехал к моему приемному отцу и бросился к его ногам,
умоляя  раскрыть  мне до конца то, чего не досказала Тереза. Он отказался и,
когда   я   проявил   настойчивость,   стал   гневно   попрекать  меня  теми
благодеяниями,  которые  мне  уже  оказал.  Я  нашел, что он превышает права
благодетеля,  а он вынужден был признать, что не имеет права на звание отца,
и  мы  расстались,  весьма  недовольные  друг  другом.  Я отказался от имени
Невила  и  принял то, под которым вы меня знали. В эту пору, гостя на севере
Англии  у  друга, который покровительствовал моему инкогнито, я познакомился
с  мисс  Уордор  и,  повинуясь романтическому увлечению, последовал за ней в
Шотландию.  Я  колебался  между  различными планами устройства своей жизни и
решил  еще  раз  обратиться  к  мистеру  Невилу  за  объяснением тайны моего
рождения.  Прошло много времени, прежде чем я получил ответ. Его вручили мне
как  раз  в  вашем присутствии. Мистер Невил писал о плохом состоянии своего
здоровья  и  заклинал  меня в моих же интересах не допытываться правды о его
родстве  со  мной,  хотя  оно  настолько  близкое, что он решил сделать меня
своим  наследником.  Когда  я готовился покинуть Фейрпорт и посетить мистера
Невила,  прибыл второй гонец с сообщением, что его не стало. Внезапно обретя
большое  богатство,  я  не  мог подавить угрызения совести, вспоминая, как я
вел  себя с моим благодетелем. К тому же в письме были намеки, будто на моем
рождении  лежит пятно, которое намного хуже простой незаконности. При этом я
вспомнил также о предубеждении против меня сэра Артура.
     - И  вы до тех пор ломали себе голову над этой печальной темой, пока не
заболели,  вместо  того  чтобы обратиться ко мне за советом и рассказать всю
историю? - сказал Олдбок.
     - Совершенно  верно. А тут подоспела моя ссора с капитаном Мак-Интайром
и необходимость бежать из Фейрпорта и вообще из здешних мест.
     - Бежать от любви и поэзии - от мисс Уордор и "Каледониады"?
     - Именно так!
     - И  с  тех  пор  вы,  по-видимому,  вынашивали  планы, как помочь сэру
Артуру?
     - Да, сэр, в чем мне помогал капитан Уордор в Эдинбурге.
     - И  Эди  Охилтри  - здесь. Вы видите, я все знаю! Но откуда у вас было
столько серебра?
     - Это  была  посуда,  принадлежавшая  мистеру  Невилу.  Она хранилась у
доверенного  лица  в  Фейрпорте.  Незадолго  до смерти мистер Невил приказал
переплавить ее. Вероятно, он не хотел, чтобы я видел гербы Гленалленов.
     - Так  вот,  майор Невил, или, разрешите мне сказать, Ловел, - это ваше
имя  мне  особенно  мило,  -  мне  кажется,  вам  придется  сменить оба ваши
псевдонима   на   имя  и  титул  высокородного  Уильяма  Джералдина,  обычно
называемого лордом Джералдином.
     И  антикварий  поведал  о  странных  и  грустных обстоятельствах смерти
матери молодого человека.
     - Не  сомневаюсь,  -  добавил  он,  -  что ваш дядя поддерживал версию,
будто  дитя  того  несчастного  брака  умерло.  Может  быть, он сам помышлял
наследовать  брату:  ведь  он когда-то был разгульным и необузданным молодым
человеком.  Но  что  касается  каких-либо  злоумышлении против вас лично, то
хотя  нечистая  совесть  Элспет  и могла навести ее на подозрения, вызванные
взволнованностью  мистера Невила, рассказ Терезы и ваш полностью оправдывают
его. А теперь, мой дорогой сэр, разрешите мне представить сына отцу.
     Мы  не  будем пытаться описать эту встречу. Всесторонние доказательства
оказались   исчерпывающими,   так   как   мистер   Невил  оставил  у  своего
управляющего,  пользовавшегося  его  доверием,  запечатанный  пакет  и в нем
подробный  отчет обо всем деле. Этот пакет приказано было вскрыть лишь после
смерти  старой  графини.  Причиной столь долгого сохранения тайны, вероятно,
был  страх  перед тем, как разоблачение позорного обмана может отразиться на
высокомерной и властной старухе.
     Вечером  того  же  дня йомены и добровольцы Гленаллена пили за здоровье
молодого  наследника.  Месяцем  позже лорд Джералдин сочетался браком с мисс
Уордор.  Антикварий  преподнес  молодой  леди  массивное  обручальное кольцо
старинной чеканки с девизом Альдобранда Олденбока "Kunst macht Gunst".
     Старый  Эди,  самая замечательная личность из всех, когда-либо носивших
голубой  плащ,  спокойно  переходит  из  одного  дружеского  дома в другой и
хвалится  тем, что странствует только в солнечные дни. Впрочем, за последнее
время  появились  признаки,  что  он  как будто собирается перейти к оседлой
жизни:  его  часто можно застать в уголке уютного домика между Монкбарнсом и
Нокуинноком,   куда   после  свадьбы  дочери  удалился  Кексон,  с  расчетом
пребывать  недалеко  от  трех  местных  париков,  за  которыми он продолжает
ухаживать  -  теперь  уже  только  для  собственного  удовольствия.  Сам Эди
поговаривает:  "Это  -  славное  местечко, к тому же приятно иметь угол, где
можно  посидеть  в  дурную  погоду".  Все думают, что, когда его суставы еще
более утратят гибкость, он навсегда останется здесь.
     Миссис  Хедоуэй  и  Маклбеккиты  были  щедро  одарены  своими  богатыми
покровителями,   лордом   и   леди   Джералдин.  Вдова  хорошо  использовала
полученное,  рыбаки  же  растратили  его  впустую.  Им  и  теперь перепадает
кое-что,  но  распоряжается  всем  Эди  Охилтри, хоть они и ворчат, не желая
признавать такого посредника.
     Гектор  быстро  повышается  по  военной службе. О нем уже не раз лестно
упоминали   в   "Правительственном   вестнике";   вместе   с  тем  растет  и
расположение  к  нему дяди. Не менее доволен молодой воин тем, что застрелил
двух  тюленей,  положив этим конец бесконечным намекам антиквария на историю
с  phoca.  Ходят  слухи,  что  мисс  Мак-Интайр  скоро станет женою капитана
Уордора, но это нуждается в подтверждении.
     Антикварий  часто посещает Нокуиннок и Гленаллен-хауз - якобы для того,
чтобы  закончить  два  очерка:  о кольчуге Великого графа и о левой перчатке
Дьявола  в  латах.  Он  неизменно  осведомляется,  начал  ли  лорд Джералдин
"Каледониаду",  и,  получив ответ, качает головой. En attendant*, однако, он
закончил  свои  комментарии,  которые,  мы полагаем, он предоставит всякому,
кто пожелает опубликовать их, не вводя в расхо