Глава XLIII

                                           Летит от нас Фортуна, вы сказали?
                                           Нет, белой чайкою она кружит
                                           Над медленной ладьею птицелова.
                                           То скроется в тумане, то крылом
                                           Чуть паруса коснется. Мудрый ждет
                                           И на лету ее хватает...

                                                             Старинная пьеса

     Возглас  торжества  воинственного Гектора очень походил на боевой клич.
Но  когда  он  примчался наверх с пакетом в руке, восклицая: "Да здравствует
старый  солдат!  Прибыл  Эди  и  привез  целую  кучу добрых вестей!" - стало
очевидно, что на этот раз причиной шума было нечто приятное.
     Капитан  подал  Олдбоку  письмо,  сердечно  пожал  руку  сэру  Артуру и
пожелал  мисс  Уордор  много  радости со всей искренностью настоящего горца.
Судебный  исполнитель,  который успел проникнуться безотчетным страхом перед
капитаном  Мак-Интайром,  придвинулся поближе к своему пленнику, внимательно
следя за каждым движением юного воина.
     - Не  воображайте,  что  я  стану  возиться  с  такой дрянью, как вы, -
бросил  ему Гектор. - Вот вам гинея за то, что я нагнал на вас страху! А вон
идет  старый  рубака сорок второго полка, ему удобнее иметь с вами дело, чем
мне.
     Судебный  исполнитель  (он  был  из тех псов, что не слишком брезгуют и
грязным  куском) поймал на лету монету, которую Гектор швырнул ему в лицо, и
ждал  настороженно  и терпеливо, какой оборот примут теперь события. Со всех
сторон сыпались вопросы, но никто не спешил на них ответить.
     - В чем дело, капитан Мак-Интайр? - недоумевал сэр Артур.
     - Спросите  старого  Эди,  -  сказал  Гектор.  - Я знаю только, что все
обернулось хорошо.
     - Что все это значит, Эди? - спросила нищего мисс Уордор.
     - Пусть миледи спросит у Монкбарнса - письмо-то у него в руках.
     - Боже,  спаси  короля!  -  воскликнул  антикварий,  едва  взглянув  на
содержимое пакета.
     Застигнутый  врасплох  неожиданным  известием,  на  миг  забыв  о своей
степенности,   философии   и  бесстрастии,  он  подбросил  вверх  треуголку,
которая,  однако,  не  вернулась  к  нему,  зацепившись  за один из завитков
канделябра.  Тогда,  радостно  оглянувшись,  он  ухватил  себя  за  парик и,
вероятно,  послал  бы  его  вслед  за  шляпой, если бы Эди не схватил его за
руку, воскликнув:
     - Да  он  совсем  спятил!  Ведь  Кексона-то здесь нет! Кто вам поправит
прическу?
     Теперь  все приступили к антикварию, на разные голоса требуя объяснения
внезапной   перемены.   И   он,  несколько  устыдившись  своего  экстаза,  в
буквальном  смысле показал пятки, удирая, как лисица от своры собак. Взбежав
через  две  ступеньки  по  лестнице  до  верхней  площадки,  он  обратился к
изумленным слушателям:
     - Мои  добрые  друзья,  favete  linguis*.  Для  того чтобы сообщить вам
новости,  я,  как  учат  логики,  должен  сначала  ознакомиться  с ними сам.
Поэтому,  с  вашего  разрешения, я удалюсь в кабинет и просмотрю эти бумаги.
Сэр  Артур и мисс Уордор будут так добры пройти в гостиную. Мистер Суипклин,
вас  я  попрошу  secede  paulisper**,  или, на вашем языке, предоставить нам
пятиминутную  отсрочку. А ты, Гектор, отведи свои боевые силы и позабавься в
другом  месте. Ну, и, наконец, все, не падая духом, ждите моего возвращения,
которое последует instanter***.
     ______________
     * Безмолвствуйте (лат.).
     ** Удалиться ненадолго (лат.).
     *** Незамедлительно (лат.).

     Содержимое  пакета  оказалось  действительно настолько неожиданным, что
антикварию  вполне  можно  было  простить  и  несвойственное  ему проявление
восторженности  и желание повременить с оглашением этих известий, пока он не
разберется в них и должным образом не усвоит их сам.
     В  конверте  находилось  письмо,  адресованное  в  Монкбарнс  Джонатану
Олдбоку, эсквайру. В письме говорилось:

     Дорогой   сэр,   вынужденный   очень  важными  воинскими  обязанностями
задержаться  здесь,  решаюсь  обратиться  к  вам как к испытанному и глубоко
ценимому   другу   моего   отца.  В  настоящее  время  вы,  несомненно,  уже
осведомлены  о  запутанном  состоянии  наших дел, и, я уверен, вас обрадует,
что   я   получил   счастливую   и   неожиданную  возможность  оказать  отцу
существенную   помощь.  Я  узнал,  что  сэру  Артуру  угрожают  люди,  ранее
состоявшие   его  поверенными,  и,  по  совету  одного  здешнего  почтенного
делового   человека,   добыл  прилагаемый  документ,  который,  насколько  я
понимаю,   приостановит   их   мероприятия,  пока  их  притязания  не  будут
рассмотрены  в судебном порядке и сокращены до надлежащего предела. Прилагаю
также  банкноты на сумму в тысячу фунтов для оплаты возможных других срочных
требований  и  дружески  прошу  вас  употребить их по вашему усмотрению. Вас
удивит,   что   я   затрудняю   этим  вас,  когда  представлялось  бы  более
естественным  обратиться  по делам отца непосредственно к нему. Однако я еще
не  имею  уверенности,  что у него открылись глаза на истинную сущность того
лица,  против  которого,  я знаю, вы его часто предостерегали и чье пагубное
влияние  и  было причиной наших несчастий. А так как средствами для спасения
сэра  Артура  я  обязан великодушию несравненного друга, считаю своим долгом
сделать  все необходимое для того, чтобы посылаемые деньги были использованы
для  той  цели,  для  которой  они  предназначены,  и  я  уверен,  что вы со
свойственным  вам  благоразумием  любезно  позаботитесь  об  этом. Мой друг,
вспоминающий  о вашем добром к нему отношении, выскажет в прилагаемом письме
некоторые   свои   соображения.   Поскольку  фейрпортская  почтовая  контора
пользуется  дурной  славой,  я  вынужден  направить это письмо в Тэннонбург.
Однако  старик  Охилтри,  которого  особые обстоятельства показали достойным
доверия,  приблизительно знает, когда пакет прибудет на место, и позаботится
о  его  дальнейшей  доставке. Я надеюсь в близком времени иметь случай лично
попросить у вас извинения за причиняемые хлопоты.
     Имею честь быть вашим преданным слугою.
                                                   Реджиналд Гамелин Уордор.
     Эдинбург, 6 августа 179* г.

     Антикварий  поспешно  взломал печать на вложенном втором письме, чтение
которого  в  равной  мере  удивило и обрадовало его. Немного успокоившись от
волнения,   вызванного   такими   неожиданными   известиями,   он  тщательно
просмотрел  остальные  бумаги - все делового характера, - положил банкноты в
бумажник,  написал  краткую расписку, чтобы отправить ее с очередной почтой,
ибо  был  крайне  методичен  в  денежных  делах,  и, наконец, преисполненный
важности от сделанных им открытий, спустился в гостиную.
     - Суипклин,  -  обратился он к судебному исполнителю, смиренно стоящему
у  дверей, - вы должны убраться из Нокуиннока со всеми своими приспешниками.
Этой сволочи здесь нечего делать. Видишь, любезный, эту бумагу?
     - Приостановление   действия   ордера  на  взыскание,  -  разочарованно
произнес  чиновник.  -  Мне  и  то  казалось  странным,  чтобы против такого
человека,  как  сэр  Артур, принимались крайние меры. Что ж, сэр, я ухожу со
всеми своими людьми. А кто покроет мои издержки?
     - Те,  кто  тебя посылал, как ты прекрасно знаешь, - сказал Олдбок. - А
вот еще какой-то нарочный. Ну, сегодня настоящий день новостей.
     Это  был  мистер  Мейлсеттер, прибывший на своей кобылке из Фейрпорта с
письмом  для  сэра  Артура  и  другим  -  для судебного исполнителя. Оба эти
послания  ему,  по его словам, приказано было доставить немедленно. Судебный
исполнитель  прочел  свое  и  сказал,  что  Гринхорн  и  Грайндерсон обещают
оплатить  его  издержки  и  предлагают  прекратить  взыскание.  После этого,
немедленно  выйдя  из  комнаты  и  задержавшись лишь для того, чтобы собрать
свой  отряд,  он,  по  выражению  Гектора,  который  следил  за его отбытием
подозрительным   взглядом   мастифа,   провожающего  обращенного  в  бегство
бродягу, "очистил Фландрию".
     Письмо,   врученное   сэру   Артуру,   было   от  мистера  Гринхорна  и
представляло  собой  нечто  в  своем  роде весьма любопытное. Приводим его с
комментариями почтенного баронета:

     Сэр...   (О,   я   уже   больше  не  "дорогой".  Мистерам  Гринхорну  и
Грайндерсону  люди  дороги  только,  пока они в беде!) Я был весьма огорчен,
узнав  по возвращении из поездки по важному делу (полагаю, игра на скачках),
что  мой  компаньон  позволил  себе в мое отсутствие действовать в интересах
фирмы  Голдибердс,  отдав  им  предпочтение  перед  вашими,  и  писал  к вам
неподобающим  образом.  Приношу  вам  мои,  а  также  мистера  Грайндерсона,
глубокие  извинения...  (Эге,  я  вижу,  он  умеет  писать  и  за  себя и за
компаньона!)  и  уверен,  что  вы не подумаете, будто я стал неблагодарным и
забыл  о  постоянном  покровительстве,  которое  моя  семья...  (его  семья!
Нахальный  щенок!)  встречала  со  стороны  владельцев  Нокуиннока. Мне было
крайне  неприятно  убедиться из разговора, который я имел сегодня с мистером
Уордором,  что  он очень раздражен и, я должен признать, не без причины. Для
того  чтобы  исправить,  насколько  это  в моих силах, ошибку, на которую он
жалуется...  (в  самом деле, недурная ошибка - упрятать своего покровителя в
тюрьму!),  я  срочно  посылаю  это  письмо,  чтобы  прекратить все действия,
направленные  против вашей особы и ваших имущественных прав, и в то же время
почтительно  выразить  свое сожаление. Мне остается только добавить, что, по
мнению  мистера  Грайндерсона,  если  вы  вернете нам свое доверие, он будет
иметь   возможность   указать   на  некоторые  обстоятельства,  связанные  с
теперешними  претензиями  фирмы  Голдибердс, которые значительно сократят их
сумму...  (Так,  так!  Теперь  они идут на новое вероломство в пользу другой
стороны!)  и  что  нет  ни малейшей надобности для особо спешного подведения
баланса по вашему счету у нас.
     Остаюсь  за мистера Г. и за себя, дорогой сэр... (Ага, он уже дописался
до вольностей!) ваш премного обязанный и покорный слуга
                                                           Гилберт Гринхорн.

     - Хорошо  сказано,  мистер  Гилберт  Гринхорн! - заметил Монкбарнс. - Я
вижу,  неплохо  иметь  двух  стряпчих в одной фирме. Они действуют наподобие
мужа  и  жены  в  голландском кукольном домике. Когда между ними и клиентами
тишь  и  гладь, выходит компаньон-джентльмен и виляет хвостом, как спаниель;
когда  погода  портится,  выскакивает  деловой  собрат  и  берет вас мертвой
хваткой,  как  бульдог.  Да,  слава  богу,  мой поверенный носит треугольную
шляпу,  имеет дом в старом городе, так же как и я, боится лошадей, играет по
субботам  в  гольф,  по  воскресеньям ходит в церковь и, не имея компаньона,
просит прощения только за свою глупость.
     - Среди  юристов  бывают  и  честные  люди,  -  вставил Гектор. - Пусть
кто-нибудь  посмеет  отрицать,  что  мой  двоюродный брат Доналд Мак-Интайр,
седьмой  сын Стрэттудлема (остальные шесть служат в армии), не самый честный
человек, какого...
     - Без  сомнения,  без  сомнения,  Гектор, все Мак-Интайры такие, это их
привилегия!  Но  я  хотел  сказать, что нет ничего удивительного, если среди
представителей   профессии,   по   необходимости  требующей  неограниченного
доверия  клиентов,  находятся лодыри, не оправдывающие его по своей лености,
и  обманщики, злоупотребляющие им по своей подлости. Тем больше чести тем, -
а   я   поручусь  за  многих,  -  кто  сочетает  честность  с  искусством  и
бдительностью  и  ходит  высоко держа голову, когда вокруг столько ловушек и
камней  преткновения  для  более  слабых  натур.  Таким  людям их сограждане
спокойно  могут  вверять  защиту  своих  наследственных прав, а родина - еще
более священную заботу о соблюдении своих законов и привилегий.
     - Все  же  лучше  тем,  кто  не  имеет  с  ними дела, - сказал Охилтри,
просовывая  голову  в  гостиную,  потому  что  общее смятение в семье еще не
улеглось  и слуги, подобно волнам после урагана, еще не вошли в свои обычные
пределы и беспорядочно бродили по дому.
     - А,  старый  правдолюбец,  ты  здесь? - обратился к нему антикварий. -
Сэр  Артур,  позвольте  войти  сюда  вестнику  удачи,  хотя он и не похож на
Гермеса.  Вы недавно говорили о вороне, издали чующем сечу. А вот перед вами
сизый  голубь  (старый  и  упрямый,  надо признаться), который почуял добрые
вести  за  шесть  или  семь  миль,  помчался туда в двуколке и возвратился с
оливковой ветвью.
     - Это  все  бедняга  Роби,  который  меня вез, - сказал нищий. - Парень
боится, что он в немилости у миледи и сэра Артура.
     Покаянное и робкое лицо Роберта выглядывало из-за плеча Эди.
     - В  немилости  у  меня? - удивился сэр Артур. - Как так? - Баронет уже
давно  забыл, в какое исступление он пришел из-за пережаренного хлеба. - Ах,
я  припоминаю,  Роберт. Я был сердит, а ты - не прав. Ступай займись делом и
никогда не возражай хозяину, когда он раздражен.
     - И  никому  вообще, - вставил антикварий, - ибо короткое слово отводит
гнев.
     - И  скажи матери, если ее опять мучит ревматизм, пусть придет завтра к
экономке,  -  промолвила  мисс  Уордор.  -  Мы  посмотрим, что можно для нее
сделать.
     - Да  благословит  бог  вас,  миледи, - сказал растроганный Роберт, - и
его  милость сэра Артура, и молодого лорда, и весь дом Нокуиннок во всех его
коленах,  ближних  и дальних. Это уже сотни лет гостеприимный и открытый для
бедных людей дом.
     - Вот,  - сказал антикварий сэру Артуру, - не будем об этом спорить, но
вы  видите, что бедные люди платят естественной благодарностью за внимание и
благотворительность  вашей  семьи. Вы не услышите, чтобы эти люди вспоминали
о  Красной Руке или о Дьяволе в латах. Что до меня, то я должен сказать: Odi
accipitrem  qui  semper vivit in armis*. Поэтому будем мирно есть, и пить, и
веселиться, сэр!
     ______________
     * Ненавижу хищника, никогда не слагающего оружия (лат.).

     В   гостиной   был   наскоро  накрыт  стол,  и  все  общество  радостно
расположилось  за  ним,  чтобы  подкрепить свои силы. По просьбе Олдбока Эди
было  предложено  сесть у буфета в огромное кожаное кресло, которое частично
было скрыто экраном.
     - Я  соглашаюсь  на  это  тем охотнее, - сказал сэр Артур, - что помню,
как  в  дни моего отца это кресло занимал Эйлши Горлей, последний, насколько
мне известно, из тех шутов, которых держали в знатных шотландских домах.
     - Это  верно,  сэр  Артур,  -  отозвался  нищий,  который ради красного
словца  не  пожалел бы родного отца. - Многие мудрые люди сиживали в креслах
шутов и многие шуты - в креслах мудрых людей, особенно - в знатных домах.
     Мисс  Уордор,  опасаясь  действия  этой  речи  (хотя  и достойной Эйлши
Горлея  или  иного  образцового  шута) на нервы отца, поспешила обратиться к
нему  и  спросить,  не следует ли угостить элем и говядиной слуг и ближайших
сельских жителей, в значительном числе привлеченных событиями к замку.
     - Конечно,  радость  моя,  -  сказал  отец,  -  бывало ли в нашей семье
иначе, когда снималась осада?
     - Да,  осада,  начатая  судейским  крючкотвором Суипклином, и снятие ее
нищим  Охилтри  -  это par nobile fratrum*, - сказал Олдбок, - причем второй
заслуживает  не меньшего уважения, чем первый. Но не огорчайтесь, сэр Артур,
такие  осады и снятие их теперь в порядке вещей, и нынешнее избавление стоит
того,  чтобы отметить его стаканом вашего великолепного вина. Честное слово,
это, кажется, бургундское!
     ______________
     * Одинаково замечательные (деяния) братьев (лат.).

     - Будь  в  погребе что-либо лучшее, - промолвила мисс Уордор, - оно все
равно не могло бы достойно вознаградить вас за дружескую поддержку.
     - Вы  так  считаете?  - сказал антикварий. - Ну что ж, с благодарностью
пью  за  вас, мой прекрасный враг, и за то, чтобы вы скоро подверглись такой
осаде,  какую особенно любят леди, и подписали условия капитуляции в часовне
святого Уиннокса!
     Мисс  Уордор  покраснела, а лицо Гектора сперва залилось краской, затем
побледнело.
     - Моя  дочь  очень  обязана вам, Монкбарнс. Но, если вы сами не примете
ее  руку,  я  прямо скажу, не знаю, где дочь бедного рыцаря может найти себе
пару в наши корыстные времена.
     - Вы  говорите обо мне, сэр Артур? Ну нет! Но я сохраняю за собой право
поединка  и, неспособный сразиться сам с моим прекрасным врагом, выставлю за
себя  другого  бойца. Впрочем, об этом - потом! Что ты нашел в этих бумагах,
Гектор? Ты склонился над ними так, словно у тебя пошла из носу кровь.
     - Ничего  особенного,  сэр.  Но только моя рука теперь уже почти совсем
поправилась,  и  я  собираюсь  через  день  или  два  избавить вас от своего
общества  и  отправиться в Эдинбург. Я узнал, что туда прибыл майор Невил. Я
хотел бы повидать его.
     - Какой майор? - спросил дядя Гектора.
     - Майор Невил, сэр, - повторил молодой воин.
     - А   кто  он  такой,  черт  возьми,  этот  майор  Невил?  -  настаивал
антикварий.
     - Вы,  мистер  Олдбок,  -  вмешался сэр Артур, - наверно, не раз видели
его  имя в газетах. Это весьма выдающийся молодой офицер. Но я рад сообщить,
что  мистеру  Мак-Интайру незачем уезжать из Монкбарнса, чтобы его повидать:
сын  пишет,  что  майор  приедет  с ним в Нокуиннок, и мне нечего говорить о
том,  что  я  охотно  познакомлю  молодых  людей  - конечно, если они еще не
знакомы.
     - Нет,  лично мы еще не знакомы, - ответил Гектор, - но мне приходилось
много  слышать  о  майоре Невиле, и у нас есть общие друзья; ваш сын один из
них.  Но  мне все равно пора в Эдинбург. Я вижу, что начинаю надоедать дяде,
и боюсь...
     - ...что  дядя надоест тебе? - перебил его Олдбок. - Кажется, этого уже
не  исправить.  Но  ты  забыл,  что  приближается восхитительное двенадцатое
августа  и  что  ты  условился  где-то встретиться с одним из лесничих лорда
Гленаллена, чтобы преследовать ни в чем не повинных пернатых.
     - Верно,   верно,   дядя,   я   совсем   забыл!   -   воскликнул  легко
воспламеняющийся  Гектор. - Но вы перед тем сказали что-то такое, что у меня
все вылетело из головы.
     - Если  угодно  вашим  милостям,  -  сказал  старый Эди, высовывая свою
седую  голову из-за экрана, где он обильно угощался элем и холодным мясом, -
если  угодно  вашим  милостям,  я могу сообщить новость, которая удержит тут
капитана не хуже охоты. Вы слыхали о том, что сюда идут французы?
     - Какие французы, глупая голова? Вздор!
     - У   меня   не  было  времени,  -  сказал  сэр  Артур,  -  просмотреть
направляемую  мне  как  представителю  власти  корреспонденцию  за последнюю
неделю.  Я  взял  себе  за  правило  читать ее, кроме спешных дел, только по
средам,  потому  что  я  все  делаю методически. Но мне довольно было одного
взгляда на письма, чтобы заметить, что поднялась какая-то тревога.
     - Тревога?  -  переспросил  Эди. - Я думаю - тревога, если мэр приказал
немедленно  зажечь  на  Хелкит-хеде  огонь (это надо было сделать на полгода
раньше),  а  сторожить  этот маяк городской совет назначил не кого-нибудь, а
самого  старика  Кексона.  Одни  говорят,  что  этим хотели уважить капитана
Тэфрила,  который  почти  наверно  женится на Дженни Кексон, другие считают,
что  хотели  угодить вашей милости и Монкбарнсу, как вы носите парики, а еще
иные  вспоминают  старую  историю  про судью, который заказал парик, а потом
так  и  не  заплатил  за него. Так или иначе, а Кексон уже сидит на верхушке
утеса, как баклан, чтобы кричать в непогоду.
     - Клянусь  честью,  отличный  страж!  -  сказал  Монкбарнс. - А что тем
временем будет с моим париком?
     - Я  точь-в-точь  это  же  спросил у Кексона, -