Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
слезы на старых глазах, видавших и не такое горе. Нет, нет! Но
здесь была эта бедняжка, дочь Кексона. Она места себе не находит, и никто
не может ее успокоить: со времени последнего шторма нет известий о бриге
Тэфрила. Люди на набережной рассказывают, будто какой-то военный корабль
наскочил на риф Рэтри и вся команда погибла. Помилуй господи, ведь там был
молодой Ловел, которого вы так любили, и он как пить дать тоже погиб.
- Да, избави господи! - повторил за ним антикварий бледнея. - Лучше бы
Монкбарнс-хауз сгорел. Бедный мой друг и соавтор! Я сейчас же пойду на
набережную.
- Навряд ли вы узнаете больше, чем я вам сказал, - промолвил Охилтри.
- Здешние стражники были порядком любезны (для констеблей, конечно). Они
просмотрели все свои бумаги, спрашивали у начальства, но дело остается
таким же темным.
- Это не может быть правдой, это неправда! - воскликнул антикварий. -
Я этому ни за что не поверю: Тэфрил - отличный моряк, а Ловел - мой бедный
Ловел! - имеет все качества верного и приятного спутника на суше и на море.
Именно такого спутника, Эди, я за ум и чистосердечие избрал бы для морского
путешествия, fragilem mecum solvere phaselum* (впрочем, я никогда не
пускаюсь в море, если не считать переезда на пароме через наш залив). Его
избрал бы я делить со мной опасность, как человека, к которому стихии не
могут питать вражду. Нет, Эди, это неверно и не может быть верно. Это
выдумка праздной шлюхи - молвы, которую я вздернул бы, повесив ее трубу ей
на шею. Она своим совиным криком только пугает до смерти честных людей. А
теперь расскажи, как ты попал в такую переделку?
______________
* Чтобы повести вместе со мною в море утлое судно (лат.).
- Вы спрашиваете меня как судья, Монкбарнс, или так просто, для
собственного интереса?
- Только для собственного интереса, - ответил антикварий.
- Тогда уберите свою записную книжку и этот самый карандаш, потому что
я ничего не скажу, пока у вас в руках эти штуки: мы, люди неученые, боимся
их. Эти писцы в соседней комнате начиркают черным по белому такое, что
человек и не оглянется, как его повесят.
Монкбарнс уступил причуде старика и убрал записную книжку.
Тогда Эди весьма откровенно изложил ту часть истории, которая уже
известна читателю, рассказав антикварию также про сцену, разыгравшуюся в
руинах святой Руфи между Дюстерзивелем и его покровителем. Так же открыто
он признался в том, что не мог устоять перед соблазном еще раз заманить
искателя руд на могилу Мистикота, с целью посмеяться над ним и проучить его
за шарлатанство. Эди легко уговорил Стини, смелого и безрассудного парня,
помочь ему в этой проказе, но шутка помимо их воли зашла слишком далеко.
Что касается бумажника, то Эди выразил свое удивление и огорчение, как
только выяснилось, что эта вещь неумышленно была унесена. Старик рассказал,
что Стини в присутствии всех обитателей хижины обещал возвратить бумажник
на следующий же день, и только внезапная гибель помешала ему это сделать.
Немного подумав, антикварий сказал:
- Твоя история, Эди, звучит вполне правдоподобно, и, зная всех
участников, я ей верю. Но мне кажется, что ты знаешь о найденном кладе
гораздо больше, чем счел нужным сообщить мне. Я подозреваю, что ты тут
разыграл роль Плавтова lar familiaris*, своего рода домового, чтобы тебе
понятнее было, который сторожил спрятанные сокровища. Я припоминаю, что был
первым, кого мы встретили, когда сэр Артур так успешно атаковал могилу
Мистикота, и опять-таки ты же, Эди, когда рабочие начали уставать, первым
спрыгнул в яму и обнаружил клад. Ты должен объяснить мне все это, не то я
сделаю тебе то же, что Эвклион Стафиле в "Aulularia"**.
______________
* Покровителя очага (лат.).
** "Кубышке" (лат.).
- Помилуйте, сэр, - ответил нищий. - Что я знаю про вашу Гавлуларию?
Это больше похоже на собачий язык, чем на человеческий.
- Но ты все-таки знал заранее, что там был ящик с серебром? -
продолжал Олдбок.
- Дорогой сэр, - ответил Эди, принимая вид совершенного простака, - ну
есть ли в этом какой-нибудь смысл? Неужто вы думаете, что бедный старик,
пронюхав о таком богатстве, не попользовался бы им? Вы ведь хорошо знаете,
что я, как тот, кого Майкл Скотт обучал, ничего не искал да и не получал.
Что мне за дело до этого клада?
- Вот об этом-то я и хочу от тебя услышать, - сказал Олдбок. - Я
уверен, что ты знал о кладе.
- Ваша милость, Монкбарнс, человек не глупый. И как человек не глупый,
надо признать, вы часто бываете правы.
- Так ты признаешь, Эди, что моя догадка основательна?
Эди кивнул в знак согласия.
- Тогда будь добр объяснить мне все дело от начала до конца, - сказал
антикварий.
- Будь это моя тайна, Монкбарнс, - ответил нищий, - вам не пришлось бы
просить дважды, потому как я не раз говорил за вашей спиной, что, при всех
ваших бреднях, какими вы частенько набиваете себе голову, вы самый умный и
достойный доверия из всех наших сельских джентльменов. И я скажу вам
напрямик, что это тайна моего друга. И пусть меня разорвут дикими лошадьми
или распилят пополам, как сделали с детьми Аммона, но я не скажу больше ни
слова, разве только одно: что никто не хотел сделать худого, а напротив,
только хорошее, и что таким способом хотели помочь людям, которые в тысячу
раз лучше меня. Но я понимаю, что нет такого закона, который запрещал бы
знать, где лежат чьи-либо деньги, - лишь бы их не трогать.
Олдбок в глубокой задумчивости прошелся раз и другой по камере,
пытаясь найти правдоподобную причину для таких таинственных действий, но
его фантазия ничего не могла ему подсказать. Наконец он остановился перед
арестованным.
- То, что ты рассказываешь, друг мой, сплошная загадка, и понадобился
бы второй Эдип, чтобы ее разгадать... Кто такой Эдип, я объясню тебе в
другой раз, если ты мне напомнишь. Однако, будь то от ума или от бредней,
которые ты мне любезно приписываешь, я весьма склонен считать все, что ты
сказал, правдой, тем более что ты не взывал к высшим силам, как ты и твои
товарищи делаете, когда вы хотите обмануть людей. (Тут Эди не мог удержать
улыбку.) Поэтому, если ты ответишь мне всего на один вопрос, я постараюсь
добиться твоего освобождения.
- Скажите, какой вопрос, - промолвил Эди с осторожностью истого
шотландца, - и я скажу вам, отвечу я или нет.
- Вопрос простой, - сказал антикварий. - Знал ли Дюстерзивель о
спрятанном ящике с серебром?
- Он-то? Эта подлая скотина? - с большой готовностью отозвался Эди. -
Если бы он что-нибудь знал, тогда бы и разговаривать не пришлось. Это было
бы все равно, что хранить масло в собачьей будке.
- Я так и думал, - сказал Олдбок. - Так вот, Эди, если я выхлопочу
тебе свободу, ты должен будешь явиться в назначенный день, чтобы мне
вернули мой залог. Сейчас не такие времена, чтобы дальновидные люди бросали
деньги на ветер, разве что ты можешь указать еще одну aulam auri plenam
quadrilibrem*, еще один "Ищи номер один".
______________
* Четырехфунтовую кубышку с золотом (лат.).
- Ах, - ответил нищий, покачав головой, - не улетела ли та птица, что
снесла золотые яйца! Не стану называть ее гусыней, хоть ее так намалевали в
книжке сказок. Но я приду в указанный день, Монкбарнс. Вы не потеряете
из-за меня ни одного пенни. И до чего же тянет меня на свежий воздух!
Погодка-то опять наладилась, и мне невтерпеж узнать новости про моих
друзей.
- Хорошо, Эди, стук и лязг внизу немного стихли. Вероятно, судья
Литлджон отпустил своего воинственного наставника и от служения Марсу
вернулся к служению Фемиде. Я пойду и поговорю с ним. Но я не хочу и не
стану верить ужасным известиям, о которых узнал от тебя.
- Дай боже, чтобы ваша милость были правы! - сказал нищий вслед
уходившему Олдбоку.
Судья был измучен муштровкой и отдыхал в своем кресле инвалида. Он
напевал: "Как весело живется нам, солдатам" и после каждого такта
подкреплялся ложкой супа из телятины. Он хотел заказать такое же угощение и
для Олдбока, но тот отказался, заметив, что, не будучи человеком военным,
не расположен нарушать свою привычку принимать пищу в определенные часы.
- Солдаты вроде вас, судья, - добавил он, - питаются чем придется и
когда придется. Однако что это за печальные известия о бриге молодого
Тэфрила?
- Ах, бедняга! - ответил судья. - Он был украшением города и весьма
отличился первого июня.
- Но почему, - воскликнул Олдбок, - вы говорите о нем в прошедшем
времени?
- Боюсь, что для этого достаточно оснований, Монкбарнс. Все же будем
надеяться на лучшее. Говорят, что несчастье произошло на рифах Ратри, в
двенадцати милях к северу, близ залива Дертеналлен. Я послал туда узнать, в
чем дело, а ваш племянник помчался на берег, словно за газетой с вестью о
победе.
Тут как раз вошел Гектор.
- Мне кажется, что все это дурацкая выдумка! - воскликнул он. - Слухов
много, но я не мог найти им ни малейшего подтверждения.
- А скажи, пожалуйста, Гектор, - встретил его дядя, - если бы это было
правдой, по чьей вине Ловел оказался на борту?
- Конечно, это не моя вина, - ответил Гектор, - а только моя неудача.
- Вот как! - удивился дядя. - Это не приходило мне в голову.
- Вот видите, сэр! При всей вашей склонности неизменно считать меня
неправым, - ответил молодой воин, - надеюсь, вы признаете, что в этом
случае меня не в чем упрекнуть. Я изо всех сил старался попасть в Ловела,
и, если бы мне это удалось, очевидно, он был бы в моем положении, а я - в
его.
- А кого или что ты собираешься поразить теперь, таща с собой это
кожаное вместилище с надписью "порох"?
- Я готовлюсь, сэр, к охоте на болотах лорда Гленаллена двенадцатого
числа, - ответил Мак-Интайр.
- Ах, Гектор, твоя великая chasse* лучше происходила бы,
______________
* Охота (франц.).
Omne cum Proteus pecus agitaret
Visere montes...*
______________
* Когда Протей свое стадо гонит к горным высотам (лат.).
Вот бы встретиться тебе с каким-нибудь воинственным phoca вместо
безобидной птицы!..
- Черт бы побрал всех тюленей, сэр, или phoca, как вы предпочитаете их
называть. Право, не слишком приятно, когда тебе без конца напоминают про
сделанную глупость!
- Хорошо, хорошо, - сказал Олдбок, - я рад, что ты ее стыдишься! А так
как я не терплю все племя Нимрода, я желаю всем им найти таких же достойных
противников. И не надо так обижаться на каждую шутку. Впрочем, с phoca я
покончил. Кстати, я уверен, что судья может сказать нам, каковы нынче цены
на тюленьи шкуры.
- Высоки, - ответил судья. - Очень высоки: улов в последнее время был
плохой.
- Мы можем это засвидетельствовать, - заметил мучитель антикварий,
которому этот эпизод доставлял богатую тему для подтрунивания над
племянником. - Еще одно слово, Гектор, и мы
в тюленью шкуру беглеца оденем.
Ну, мой мальчик! Брось, не сердись! Я перехожу к делам.
Судья, разрешите сказать вам два слова. Вы должны принять залог, -
умеренный, конечно, - за старого Охилтри.
Он явится в назначенный день.
- Вы не подумали, о чем просите, - ответил судья. - Его обвиняют в
нападении и грабеже.
- Тс! Ни слова об этом, - прошептал антикварий. - Я уже намекнул вам
раньше. Подробное сообщение - потом. Заверяю вас, что тут тайна.
- Однако, мистер Олдбок, если затронуты интересы государства, я как
лицо, проделывающее здесь всю будничную работу, конечно, имею право на то,
чтобы выслушали мое мнение, и если я не...
- Тс, тс! - опять остановил его антикварий, подмигнув и приложив палец
к носу, - вам достанется вся честь, и вы всем будете руководить, когда дело
созреет. Но Эди - упрямый старик, он и слышать не желает, чтобы двух
человек посвятить в свою тайну. Он и меня еще не вполне посвятил во все
козни Дюстерзивеля.
- А! Значит, надо будет применить к этому субъекту закон об
иностранцах, не так ли?
- Откровенно говоря, я бы этого хотел.
- Довольно, - произнес судья. - Это будет сделано немедленно. Он будет
выслан tanquam suspect*, кажется, так вы выражаетесь, Монкбарнс?
______________
* Как лицо подозрительное (лат.).
- Превосходная латынь, судья! Вы совершенствуетесь.
- Вы знаете, на меня за последнее время взвалено столько общественных
дел, что я вынужден был взять моего старшего приказчика в компаньоны. И мне
пришлось уже дважды писать помощнику министра: один раз - по поводу
намеченного налога на семена рижской конопли, а другой раз - о запрещении
политических обществ. Таким образом, вы можете довериться мне и рассказать,
что вам стало известно от старика о том, как он раскрыл заговор против
правительства.
- Я это сделаю без промедления, как только факты будут в моих руках, -
ответил Олдбок. - Ненавижу, когда самому приходится возиться с такими
делами. Но помните: я ведь не сказал, что здесь явно государственный
заговор. Я только надеюсь раскрыть с помощью этого человека нечистую игру.
- Если это заговор, в нем не может не быть измены или по крайней мере
подстрекательства к бунту, - сказал судья. - Вы согласны внести в залог за
арестованного четыреста марок?
- Четыреста марок за старика нищего? Вспомните закон тысяча семьсот
первого года, устанавливающий размер залогов! Зачеркните в этой сумме одну
цифру, и я готов буду внести за Эди Охилтри сорок марок.
- Что ж, мистер Олдбок, в Фейрпорте все бывают рады сделать вам
одолжение, а кроме того, я знаю, что вы человек осторожный и так же не
согласитесь потерять сорок марок, как и четыреста. Итак, я приму ваш залог
- meo periculo*. Ну, что вы скажете по поводу этого юридического выражения?
Я узнал его от одного ученого адвоката. "Я ручаюсь вам, милорд, - сказал
он, - meo periculo".
______________
* На свой страх и риск (лат.).
- А я ручаюсь, таким же образом, meo periculo, за Эди Охилтри, -
сказал Олдбок. - Так прикажите же вашему писцу составить поручительство, и
я подпишу.
Когда эта церемония была проделана, антикварий сообщил Эди радостную
весть, что он снова свободен, и предложил ему немедленно поспешить в
Монкбарнс, куда, завершив свое доброе дело, возвратился и он сам с
племянником.
Глава XXXIX
Полн острых слов и мудрых изречений.
"Как вам это понравится"
- Во имя неба, Гектор, - сказал на другой день после завтрака
антикварий, - пощади наши нервы и перестань щелкать курком своей пищали!
- Сожалею, сэр, что нарушил ваш покой, - отозвался племянник, не
выпуская из рук дробовика. - Да ведь ружье-то какое, посмотрите: настоящий
"Джо Мэнтон" в сорок гиней.
- "Деньгам у глупца недолго ждать конца", племянничек! Вот что говорит
Джо Миллер о твоем "Джо Мэнтоне", - ответил антикварий. - Я рад, что ты так
свободно можешь швырять гинеи.
- У всякого свои причуды, дядя. Вы вот влюблены в книги.
- Ах, Гектор, - вздохнул дядя, - если бы моя коллекция была твоей, она
бы живо упорхнула от тебя к оружейнику, барышнику и дрессировщику собак.
Coemptos undique nobiles libros - mutare loricis Iberis*.
______________
* Превосходные книги, которые добывал повсюду, променять на иберийские
панцири (лат.).
- Да ведь и на самом деле, дорогой дядя, мне ваши книги были бы ни к
чему, - сказал молодой воин. - И вам следует распорядиться, чтобы они
попали в лучшие руки. Но не думайте о моем сердце так же плохо, как о моем
уме: я не расстался бы с Кордери, принадлежавшим старому другу, даже ради
упряжки лорда Гленаллена.
- Не сомневаюсь, мой милый, не сомневаюсь, - смягчился дядя Гектора. -
Я люблю иной раз подразнить тебя. Это поддерживает дух дисциплины и
привычку к субординации. Ты приятно проведешь время здесь, где командую я,
а не какой-нибудь майор, или полковник, или "рыцарь в латах", как у
Мильтона. А вместо французов, - снова с иронией продолжал он, - у тебя тут
gens humida ponti*, ибо, как говорит Вергилий,
______________
* Мокрый народ моря (лат.).
Sternunt se somno diversae in littore phocae*,
______________
* На берегу разбредясь, для сна распростерлись тюлени (лат.).
что можно передать так:
Тюлени дремлют на песке,
Но Гектор наш невдалеке.
Ладно, ладно! Если ты сердишься, я перестану. Кроме того, я вижу во
дворе старого Эди, а у меня к нему дело. Прощай, Гектор! Ты помнишь, как
phoca плюхнулся в море, подобно своему хранителю Протею, et se jactu dedit
aeguor in altum*.
______________
* И взметнулась кверху морская вода (лат.).
Мак-Интайр подождал, пока не закрылась дверь, а после дал волю своему
неукротимому нраву:
- Мой дядя - лучший из смертных и в своем роде добрейший. Но я
предпочитаю перевестись в Вест-Индию и больше никогда не видеться с ним,
чем слушать еще про этого проклятого phoca, как дяде угодно его называть.
Мисс Мак-Интайр, привязанная к дяде узами благодарности и горячо
любившая брата, обычно выступала в таких случаях посланцем мира. Она
поспешила встретить возвратившегося дядю, прежде чем он успел войти в
гостиную.
- Ну, мисс женщина, что означает сие умоляющее выражение лица? Не
сделала ли Юнона очередную пакость?
- Нет, дядя, но хозяин Юноны в отчаянии от ваших насмешек из-за
тюленя. Уверяю вас, что он переживает их гораздо болезненнее, чем вы
думаете. Конечно, это очень глупо с его стороны, но ведь вы умеете
выставить каждого в таком смешном виде!
- Хорошо, дорогая моя, - ответил Олдбок, польщенный комплиментом. - Я
надену на свою сатиру узду и постараюсь больше не говорить о тюленях. Не
стану упоминать даже о тюлевых занавесках и буду произносить "мм" и кивать
тебе, если захочу, чтобы ты сорвала тюльпан. Я вовсе не какой-нибудь
monitoribus asper*, a - как Гектору известно - самый кроткий, тихий и
покладистый из людей, которым сестра, племянница и племянник могут вертеть,
как им заблагорассудится.
______________
* Человек, не желающий слушать советов (лат.).
С этим небольшим панегириком собственному послушанию мистер Олдбок
вошел в гостиную и предложил племяннику пройтись до Массел-крейга.
- Мне нужно кое о чем расспросить одну из женщин у Маклбеккитов, -
сказал он, - и я хотел бы, чтобы со мной был разумный свидетель. Поэтому за
отсутствием лучшего придется довольствоваться тобой.
- А тут как будто есть старый Эди, сэр, и Кексон; не подойдут ли они
лучше меня? - промолвил Мак-Интайр, несколько встревоженный перспективой
продолжительного пребывания наедине с дядюшкой.
- Честное слово, молодой человек, ты рекомендуешь мне прекрасное
общество, и я вполне ценю твою любезность, - ответил мистер Олдбок. - Нет,
дорогой мой, Голубой Плащ пойдет с нами, но не как полноправный свидетель,
ибо он в настоящее время, как выражается наш друг судья Литлджон (да
благословит бог его ученость), tanquam suspectus, а ты с точки зрени