том  дымкой
таинственности  свою  осведомленность  и  ловкость, - вот, мой молодой друг,
самые   светлые   минуты  жизни,  разом  вознаграждающие  за  весь  труд,  и
огорчения,  и  неослабное  внимание, которых в особенно большой мере требует
наша профессия!
     Ловел  немало потешался, слушая такие речи старого джентльмена, и, хотя
не  мог  полностью оценить достоинства того, что было перед его глазами, все
же  восхищался,  как и ожидалось от него, сокровищами, которые показывал ему
Олдбок.  Здесь  были  издания,  почитаемые  как  первые,  а  тут стояли тома
последующих  и  лучших  изданий,  ценимые  едва  ли  меньше. Тут была книга,
примечательная   тем,   что  в  нее  были  внесены  окончательные  авторские
исправления,  а подальше - другая, которая - странно сказать! - пользовалась
спросом  потому,  что  исправлений в ней не было. Одной дорожили потому, что
она  была  издана  ин-фолио,  а  другой - потому, что она была в двенадцатую
долю  листа,  некоторыми  -  потому, что они были высокие, другими - потому,
что  они  были низенькие. Достоинство одних заключалось в титульном листе, а
других  -  в  расположении букв слова "Finis"*. Не было, по-видимому, такого
отличия,  хотя бы самого мелкого или ничтожного, которое не могло бы придать
ценность  книге, при одном непременном условии - что она редкая или вовсе не
встречается в продаже.
     ______________
     * Конец (лат.).

     Не  меньшее  внимание  привлекали  к  себе  оригиналы  печатных листков
"Предсмертная  речь", "Кровавое убийство" или "Чудесное чудо из чудес" в том
изрядно  потрепанном  виде,  в каком их когда-то продавали вразнос на улицах
за  более  чем  скромную  цену  в  одно пенни, хотя теперь за них давали вес
этого  же  пенни  в  золоте.  О них антикварий распространялся с увлечением,
восторженным  голосом  читая замысловатые названия, так же соответствовавшие
содержанию,  как  раскрашенная  вывеска  балаганщика соответствует животным,
находящимся  внутри.  Например, мистер Олдбок особенно гордился "уникальным"
листком    под    заглавием    "Странные   и   удивительные   сообщения   из
Чиппинг-Нортона,  в графстве Оксон, о некоторых ужасных явлениях, виденных в
воздухе  26  июля  1610  года  с  половины  десятого  часа  пополудни  и  до
одиннадцати  часов, в каковое время видено было явление нескольких пламенных
мечей  и  странные  движения  высших сфер при необычайном сверкании звезд, с
ужасными  продолжениями: рассказом о разверзшихся небесах и об открывшихся в
них  непонятных  явлениях,  а также об иных удивительных обстоятельствах, не
слыханных  в  веках,  к  великому  изумлению созерцавших сие, как о том было
сообщено  в письме к некоему мистеру Колли, живущему в Западном Смитфилде, и
как  засвидетельствовано  Томасом  Брауном, Элизабет Гринуэй и Энн Гатеридж,
каковые   созерцали   означенные  ужасные  явления.  И  ежели  кто  пожелает
убедиться   в  истине  настоящего  оповещения,  пусть  обратится  к  мистеру
Найтингейлу,  в  гостиницу  "Медведь"  в  Западном  Смитфилде,  где  получит
надлежащее подтверждение"*.
     ______________
     *  Автор владеет экземпляром этого исключительно редкого листка. (Прим.
автора.)

     - Вы  смеетесь, - сказал владелец коллекции, - и я вас прощаю. Конечно,
то,  что  так  прельщает  нас,  не  столь  чарует  глаза юности, как красота
молодой  леди.  Но  вы  поумнеете  и  начнете судить справедливее, когда вам
придет  пора надеть очки. Впрочем, погодите, у меня тут есть одна древность,
которую вы оцените больше.
     Сказав  это,  мистер  Олдбок  отпер  ящик и вынул оттуда связку ключей,
потом  откинул ковер, скрывавший дверцу маленького чулана, куда он спустился
по  четырем  каменным  ступенькам.  Позвякав  там  какими-то  бутылками  или
банками,  он  принес  две рюмки в форме колокольцев на длинных ножках, какие
можно  видеть  на  полотнах  Тенирса, небольшую бутылку, содержавшую, как он
сказал,  превосходное  старое  Канарское,  и кусок сухого кекса на маленьком
серебряном подносе замечательной старинной работы.
     - Не   стану   говорить   о   подносе,  -  заметил  он,  -  хотя  можно
предполагать,  что  его  чеканил этот безумный флорентиец Бенвенуто Челлини.
Однако,  мистер  Ловел,  наши  предки  пили  сухие испанские вина, и вы, как
любитель  театра,  должны  знать,  где об этом сказано. За успех ваших дел в
Фейрпорте, сэр!
     - За  ваше здоровье, сэр, и за непрерывное приумножение ваших сокровищ!
Пусть  новые приобретения стоят вам лишь столько труда, сколько нужно, чтобы
вы их ценили.
     После   возлияния,   столь   удачно  заключившего  приятное  для  обоих
времяпрепровождение,  Ловел  встал,  чтобы проститься, и мистер Олдбок решил
немного  проводить  его,  желая показать ему нечто достойное его любопытства
на обратном пути в Фейрпорт.


                                  Глава IV

                                          С полей притащился хитрый бродяга.
                                          "Пошли вам боже всякие блага!
                                          Вы, сэр, такой добрый: наверняка
                                          Накормите глупого старика!"

                                                                     "Нищий"

     Наши  два  друга  прошли  через  фруктовый  садик,  где  старые яблони,
отягченные  плодами,  показывали,  как  это  обычно  бывает  по  соседству с
монастырскими  строениями,  что монахи не все дни проводили в праздности, но
часто  посвящали  их огородничеству и садоводству. Мистер Олдбок не преминул
обратить  внимание  Ловела  на  то,  что садовники тех времен уже знали, как
воспрепятствовать  корням  плодовых  деревьев  уходить вглубь и заставить их
распространяться  в  стороны,  для  чего  при  посадке  подкладывали под них
большие плоские камни, создавая преграду между корнями и подпочвой.
     - У  этого  старого  дерева,  -  сказал он, - прошлым летом поваленного
бурей  и  почти  лежащего на земле, но все-таки покрытого плодами, была, как
вы  видите,  такая  преграда  между корнями и тощим грунтом. А вон то дерево
имеет  свою  особую  историю.  Его плоды называют "яблоками аббата". Супруга
одного  из соседних баронов так любила их, что часто посещала Монкбарнс ради
удовольствия   самой   снимать  плоды  с  веток.  Муж,  по-видимому  человек
ревнивый,  подумал,  что вкус, столь близко напоминающий вкус праматери Евы,
предвещает  такое  же  падение.  Поскольку  дело  касается чести благородной
семьи,  я  не  скажу  ничего  больше  и  лишь  добавлю,  что земли Лохарда и
Кринглката  до  сих  пор  еще  ежегодно  платят  штраф в шесть мер ячменя во
искупление  вины  их  владельца,  нарушившего  своими  земными  подозрениями
уединение   аббата   и   его   исповедницы.   Полюбуйтесь-ка   колоколенкой,
возвышающейся   над  увитым  плющом  порталом,  -  здесь  некогда  помещался
hospitium,   hospitale   или   hospitamentum*   (в   старинных   грамотах  и
удостоверениях  можно  встретить  все  три  способа  написания),  где монахи
принимали   благочестивых   странников.   Правда,   наш   пастор   в   своем
"Статистическом  отчете"  утверждает,  будто  hospitium  находился на землях
либо  Холтуэри,  либо Хафстарвита, но это неверно, мистер Ловел! Вот ворота,
все  еще  называемые  Воротами  Паломника,  а  мой  садовник, роя грядку для
посадки  зимнего  сельдерея, нашел много обтесанных камней; некоторые из них
я   разослал  как  образцы  моим  ученым  друзьям  и  различным  антикварным
обществам,  коих  недостойным  членом я состою. Но сейчас я больше ничего не
скажу.  Надо  оставить  что-нибудь для следующего вашего посещения, а теперь
вас ждет нечто поистине любопытное.
     ______________
     * Странноприимный дом (лат.).

     Говоря  это,  Олдбок  быстро зашагал по цветущему лугу и вывел гостя на
пустошь или общинный выгон, расположенный на вершине небольшого холма.
     - Это, мистер Ловел, - сказал он, - поистине замечательное место.
     - Отсюда   открывается   прекрасный   вид,  -  промолвил  его  спутник,
оглядываясь кругом.
     - Это  верно.  Но не ради этого вида я привел вас сюда. Вы не замечаете
больше ничего особенного на поверхности земли?
     - В самом деле! Я вижу нечто вроде канавы, только не очень ясно.
     - Неясно?  Простите  меня,  сэр,  но  неясность, наверно, происходит от
слабости  вашего  зрения.  Здесь можно совершенно точно проследить настоящую
agger  или  vallum*  с соответствующим рвом, или fossa**. Неясно? Помоги вам
небо!  Ведь  девчонка, моя племянница, пустоголовая гусыня, как все женщины,
и  та  сразу разглядела следы рва! Неясно! Еще бы! Конечно, большой лагерь у
Ардоха  или  у  Бернсуорка  в  Эннендейле  виден  лучше, - так ведь там были
постоянные  укрепления,  тогда  как  здесь  лишь  временный  лагерь. Неясно!
Неужели  так  трудно  догадаться,  что  какие-то  дураки,  болваны  и идиоты
перепахали  здесь всю землю и, словно дикие звери или невежественные дикари,
уничтожили  две стороны прямоугольника и сильно повредили третью. Но ведь вы
сами видите, что четвертая сторона совершенно цела!
     ______________
     * Насыпь, вал (лат.).
     ** Канавой (лат.).

     Ловел  хотел  извиниться и объяснить неудачное выражение, сославшись на
свою  неопытность.  Но  это  удалось  ему  не  сразу.  Первоначальные  слова
вырвались   у   него   так  откровенно  и  непосредственно,  что  всполошили
антиквария, который не мог сразу оправиться от потрясения.
     - Дорогой  сэр,  -  продолжал  старший из собеседников, - ваши глаза не
так  уж  неопытны:  я  полагаю,  что  вы  способны отличить канаву от ровной
земли.  Неясно! Да ведь самые простые люди, последний подпасок, все называют
это  место  Кем*  оф Кинпрунз. Не знаю, что может яснее указывать на древний
лагерь!
     ______________
     * Кем - искаженное произношение английского слова "лагерь" (camp).

     Ловел  опять согласился, и наконец ему удалось усыпить подозрительность
раздраженного  и  тщеславного  антиквария, который теперь снова вошел в свою
роль чичероне.
     - Вам,  должно  быть,  известно,  -  начал  он,  - что наши шотландские
знатоки  старины  резко расходятся в вопросе о месте последнего столкновения
между  Агриколой  и каледонцами. Одни высказываются за Ардох в Стрэтхаллене,
другие  -  за  Иннерпефри,  а  третьи  -  за Редайкс в Мирнее. Есть и такие,
которые  переносят  театр военных действий далеко на север, к самому Блеру в
Эсоле.  А  теперь, после всех этих объяснений, - продолжал старый джентльмен
с  самой лукавой и довольной улыбкой, - что бы вы сказали, мистер Ловел, да,
я  говорю,  что  бы  вы  сказали,  если бы место достопамятного столкновения
оказалось  как  раз  в той точке земли, которая называется Кем оф Кинпрунз и
лежит  во  владениях  безвестного и скромного человека, сейчас беседующего с
вами?  -  Немного  помолчав,  чтобы  гость  успел  переварить  такое  важное
известие, он возвысил голос и снова заговорил о своих изысканиях.
     - Да,  мой  славный друг, я поистине грубо ошибаюсь, если эта местность
не  обладает всеми признаками знаменитого поля сражения. Оно находилось близ
Грэмпианских  гор.  Взгляните,  вон они. Видите, как тают, сливаясь с небом,
их  очертания  на  самом горизонте! Оно находилось in conspectu classis, - в
виду  римского флота. А мог ли какой-нибудь адмирал, римский или британский,
пожелать  для стоянки своего флота лучшей бухты, чем та, что видна справа от
вас?  Поразительно,  до  чего слепы бываем иногда мы, искушенные антикварии.
Сэр  Роберт  Сибболд, Сондерс Гордон, генерал Рой, доктор Стьюкли - никто из
них  этого  не заметил. Я предпочитал молчать, пока не приобрел этот участок
земли.  Он принадлежал старому Джонни Хови, здешнему мелкому землевладельцу,
и  с  ним пришлось немало поспорить, пока мы не пришли к соглашению! В конце
концов  -  мне  даже  неловко об этом говорить - я решился отдать ему за эту
пустошь   отличную   пахотную   землю  акр  за  акр.  Ведь  это  было  делом
национального  значения. И когда место такого знаменитого события стало моей
собственностью,  я  был вознагражден с лихвой. В ком любовь к отечеству, как
говорит  старик  Джонсон,  не  вспыхнет  жарче на равнинах Марафона! Я начал
раскапывать  землю,  чтобы  посмотреть,  что  здесь  можно  обнаружить. И на
третий  день,  сэр, мы нашли камень, который я перевез к себе, чтобы сделать
гипсовый  слепок  сохранившегося  на  нем  изображения.  На  камне  высечены
жертвенный  сосуд  и  буквы  A.D.L.L.,  которые  без  большой  натяжки могут
означать Agricola Dicavit Libens Lubens*.
     ______________
     * Агрикола посвятил от всей души (лат.).

     - Конечно,  сэр!  Ведь  объявляют  же  голландские  антикварии Калигулу
основателем  одного из маяков из-за букв С.С.P.F., которые они истолковывают
как Caius Caligula Pfarum Fecit*.
     ______________
     * Маяк построил Кай Калигула (лат.).

     - Совершенно  верно. И их объяснение всегда считалось разумным. Я вижу,
из  вас  выйдет толк даже раньше, чем вы наденете очки, хотя вам показалось,
что  следы  этого  великолепного  лагеря  неясны, когда вы разглядывали их в
первый раз.
     - Со временем, сэр, и под хорошим руководством...
     - ...вы   станете  лучше  разбираться,  не  сомневаюсь.  При  следующем
посещении  Монкбарнса  вы просмотрите мой довольно заурядный очерк о римских
лагерях  с  кое-какими замечаниями об остатках старинных укреплений, недавно
открытых   автором   у   Кем   оф   Кинпрунз.  Мне  кажется,  что  я  привел
неопровержимые  доказательства  древности  сооружений.  В  связи  с  этим  я
предпосылаю  несколько  общих  правил  о  том,  какого  рода свидетельствами
следует  в  подобных  случаях  руководствоваться.  Между  прочим,  прошу вас
обратить  внимание,  например, на то, что я мог бы использовать и знаменитый
стих  Клавдиана  "Ille  Caledoniis posuit qui castra pruinis"*, ибо pruinis,
истолковываемое  как  заморозки  -  которым,  надо  признать,  мы  несколько
подвержены  здесь,  на  северо-восточном  берегу,  -  может  означать  также
местность,  а  именно  -  Прунз. Поэтому castra pruinis posita согласуется с
Кем  оф  Кинпрунз.  Но  я отбрасываю это свидетельство, понимая, что придиры
могут  ухватиться  за  него,  чтобы  отнести мой castra ко времени Феодосия,
посланного  Валентинианом  в  Британию лишь в триста шестьдесят седьмом году
или  около  того.  Нет, мой добрый друг, я взываю к очевидности: разве здесь
не   "декуманские   ворота"?   А   разве   вон  там,  не  будь  опустошений,
произведенных  ужасным  (как  выражается один из моих ученых друзей) плугом,
не  стояли  бы  "преторские  ворота"? С левой стороны вы видите еще заметные
остатки  porta  sinistra**,  a  справа - почти полностью сохранившуюся часть
porta  dextra***.  Теперь  станем  на  этом  пригорке,  где  видны основания
разрушенных   зданий.  Это,  несомненно,  центральная  часть  praetorium****
лагеря.  Мы  можем  предположить,  что  с  этого  места,  теперь  лишь  едва
различимого  благодаря  тому,  что  оно чуть выше и выделяется более зеленым
дерном,  Агрикола  смотрел на бесчисленную армию каледонцев, занимавших скат
вон  того  противоположного  холма. Пехота возвышалась ряд над рядом, причем
из-за  уклона  почвы  был  прекрасно  виден  ее  боевой порядок. Кавалерия и
covinarii  -  под  этим словом я разумею колесничих, тогдашнюю разновидность
нынешних  возниц  с Бонд-стрит, правящих четверкой коней, - неслись по более
ровному пространству внизу.
     ______________
     * Тот, кем был лагерь разбит в Каледонии с первым морозом (лат.).
     ** Левого входа в лагерь (лат.).
     *** Правого входа в лагерь (лат.).
     ****  Главной  площадки  в  римском  лагере  вокруг  палатки полководца
(лат.).

                ...Взгляни, взгляни же, Ловел!
                Взгляни на бой, кипящий на горах!
                Драконьей чешуей сверкают брони,
                Летят бойцы, как вихрь! Гляди на них.
                Тебе не видеть Рима!..

Да,  мой  дорогой   друг,  судя  по  этой  строфе,  вероятно  -  нет,  почти
достоверно,  -  что  Юлий  Агрикола видел картину, так превосходно описанную
нашим Бомонтом! С этого самого praetorium...
     Раздавшийся сзади голос прервал это восторженное описание:
     - Преторий тут, преторий там, будет вам выдумывать!
     Оба  джентльмена  разом обернулись, Ловел - с удивлением, а Олдбок - со
смешанным  чувством  удивления  и  негодования  по  поводу столь невежливого
вмешательства.  Они  не  слышали,  как к ним подкрался слушатель, помешавший
восторженной   декламации   антиквария,  которой  учтиво  внимал  Ловел.  По
внешнему  виду  пришелец  был  нищим.  Огромная  мягкая шляпа, длинная белая
борода,  сливавшаяся с седыми волосами, старческие, но четкие, выразительные
черты  огрубелого  лица, которому климат и жизнь на открытом воздухе придали
цвет  толченого  кирпича,  длинный голубой плащ с оловянной бляхой на правом
рукаве,  котомки  или  мешки,  перекинутые через плечо и предназначенные для
различных  видов  пищи, получаемой в виде милостыни от тех, кто сам был лишь
немногим  богаче, - все это изобличало в нем одного из тех привилегированных
попрошаек,   которых   в  Шотландии  называют  королевскими  нищими  или,  в
просторечии, Голубыми Плащами.
     - Что  ты  такое  говоришь, Эди? - спросил Олдбок в надежде, что, может
быть, ослышался. - О чем это ты?
     - Вот  об этом самом сарае, ваша милость, - отозвался неустрашимый Эди.
- Будет вам выдумывать!
     - Что  за  черт!  Да  ведь  эти  развалины  были  здесь,  прежде чем ты
родился, старый дурак, и останутся после того, как тебя повесят!
     - Повесят  меня  или  я  утону,  тут  я или там, мертвый или живой, а я
говорю: будет вам выдумывать!
     - Ты...  ты...  ты...  -  начал,  заикаясь,  растерявшийся и обозленный
антикварий,  -  что  ты,  старый  бродяга, черт тебя побери, можешь знать об
этих развалинах?
     - Ну,  знать-то  я  вот  что  знаю, Монкбарнс, и врать мне ни к чему, -
знаю  я  вот  что: годов двадцать назад я и еще несколько таких же нищих, да
еще  каменщики,  что  длинную  дамбу  вдоль  дороги  мостили, да еще, может,
два-три  пастуха сложили ту штуку, что вы называете преторием. А понадобился
этот  сарай  только  на то, чтобы сыграть свадьбу Эйкена Драма. А после того
там,  бывало,  в  дождь  укроешься!  А  что  это так, можете убедиться сами,
Монкбарнс.  Коли  начнете  тут  копать - а вы, кажется, уже начали, - так вы
найдете  здоровенный  камень.  Один  из  каменщиков  потехи ради возьми да и
высеки  на  этом  камне  ложку  и  четыре буквы A.D.L.L. - Aiken Drum's Lang
Ladle*, потому как Эйкен всегда бывал на пирушках в Файфе.
     ______________
     * Длинная ложка Эйкена Драма (шотл.).

     "Какая  замечательная  параллель, - подумал Ловел, - к истории "Keip on
this  syde"*. Он украдкой покосился на антиквария и поспешил отвести взгляд.
Ибо,  мягкосердечный  читатель,  если тебе довелось когда-либо видеть девицу
шестнадцати  лет,  чья романтическая любовь была преждевременно обнаружена и
разбита,  или  десятилетнего  ребенка, чей карточный домик был сдут коварным
товарищем  по  игре,  могу  смело  заверить  тебя,  что  Джонатан  Олдбок не
выглядел ни более умным, ни менее расстроенным.
     ______________
     * "Держись этой стороны" (шотл.).

     - Тут какая-то ошибка, - сказал он и быстро отвернулся от нищего.
     - Только,  черт  возьми,  не  моя,  - ответил упрямый Эди. - Мне нельзя
делать  ошибки:  "За  ошибки  бьют шибко". Теперь скажу вам, Монкбарнс: этот
молодой  джентльмен,  что  стоит тут с вашей милостью, поди не больно высоко
судит  о  таком  старике,  как я. А вот бьюсь об заклад, я могу сказать ему,
где  он  был вчера в сумерки! Только, может, он не хочет, чтобы я говорил об
этом в обществе.
     Щеки  Ловела  вспыхнули  ярким  румянцем  двадцатидвухлетнего  молодого
человека.
     - Не  обращайте  внимания  на  старого мошенника! - с