Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
е на выведенный из равновесия
маятник. Он качается из стороны в сторону, и ему нужно время, чтобы вновь
успокоиться и занять вертикальное положение. Революцию также можно сравнить
с бурей или ураганом, который, проносясь над какой-нибудь областью,
причиняет большой ущерб, но сметает прочь болезнетворные застойные
испарения и за временные бедствия и опустошение воздаст в будущем здоровьем
и плодородием.
Граф покачал головой, но, не будучи склонен к спорам вообще, и
особенно в данную минуту, оставил эту речь без возражения.
Такой оборот разговора дал повод молодому офицеру высказать свои
наблюдения. Он говорил о боях, в которых участвовал, очень скромно и в то
же время с таким знанием дела и таким пылом, что восхитил графа, который
был воспитан, как и другие члены его дома, в убеждении, что военная служба
- первый долг мужчины, и считал, что поднять оружие против Франции было в
некотором роде святым делом.
- Чего бы я не дал, - вполголоса сказал гость Олдбоку, когда они
встали, собираясь присоединиться к дамам в гостиной, - чего бы я не дал,
чтобы иметь сына, проникнутого таким высоким духом, как этот молодой
джентльмен! Ему, пожалуй, не хватает изящества манер, некоторой
утонченности. Это быстро восполнится, если он будет вращаться в хорошем
обществе. Зато с каким жаром он говорит, как любит свое призвание, как
восхваляет других, лишь вскользь упоминая о себе!
- Гектор очень обязан вам, милорд, - ответил дядя молодого воина,
польщенный, но все же не настолько, чтобы забыть о собственном умственном
превосходстве над племянником. - Я глубоко уверен, что никто еще не
отзывался о нем так хорошо, разве что сержант его отряда, когда
подлизывался к молодому горцу, чтобы его завербовать. Все же он славный
малый, хотя далеко не такой герой, какого предполагает в нем ваша
светлость, и хотя я больше мог бы хвалить его доброту, нежели живость его
нрава. Ведь эта живость - только врожденная горячность, проявляющаяся во
всех его поступках и часто весьма неудобная для его друзей. Еще сегодня я
был свидетелем бурного поединка между ним и phoca, или тюленем (кстати,
шотландцы называют его не seal, а более правильно sealgh, сохраняя
древнегерманский гортанный звук gh). Племянник сражался с ним не менее
пылко, чем против Дюмурье. Но, представьте, милорд, phoca одержал верх, как
и упомянутый Дюмурье кое над кем. Кстати, Гектор готов с таким же
увлечением распространяться о достоинствах какой-нибудь легавой собаки, как
о плане кампании.
- Я разрешу ему, - сказал граф, - охотиться сколько угодно в моем
поместье, если он так любит эту забаву.
- Вы этим привяжете его к себе, милорд, телом и душой, - сказал
Монкбарнс. - Позвольте ему хлопать из своего дробовика бедных перепелок или
куропаток, и он ваш навеки. Он будет в восторге, когда я сообщу ему об
этом. Но, ах, милорд, если бы вы могли видеть моего феникса Ловела! Это
истинный принц и украшение современной молодежи! Притом мужествен. Смею вас
уверить, он заплатил моему задире тою же монетой, - дал ему Роланда за
Оливье, как принято говорить, подразумевая славных паладинов Карла
Великого.
После кофе лорд Гленаллен выразил желание поговорить с антикварием
наедине и был приглашен в его кабинет.
- Я вынужден отнять вас у вашей милой семьи, - начал он, - чтобы
посвятить вас в затруднения несчастного человека. Вы знакомы со светом, из
которого я давно изгнан, ибо Гленаллен-хауз для меня скорее тюрьма, чем
жилище, тюрьма, из которой у меня нет ни сил, ни мужества вырваться.
- Разрешите мне прежде всего спросить вашу светлость, - промолвил
антикварий, - каковы ваши собственные желания и намерения.
- Больше всего я хочу, - ответил лорд Гленаллен, - объявить о моем
несчастном браке и восстановить доброе имя бедной Эвелин; конечно, если вы
считаете возможным сделать это, не придавая огласке поведение моей матери.
- Suum cuique tributio, - сказал антикварий, - каждому по его
заслугам. Память несчастной молодой леди слишком долго была очернена, и ее
честь, мне кажется, может быть восстановлена без ущерба для памяти вашей
матери, хотя и придется открыть, что она не одобряла этот брак и всеми
силами ему противилась. Все, - простите меня, милорд, - все, кто знал
покойную графиню Гленаллен, узнают об этом без особого удивления.
- Но вы забываете об одном ужасном обстоятельстве, мистер Олдбок, -
взволнованным голосом произнес граф.
- Не знаю, что вы имеете в виду, - отозвался антикварий.
- Судьбу ребенка, его исчезновение с приближенной служанкой моей
матери и те страшные предположения, которые вытекают из моего разговора с
Элспет.
- Если вам угодно выслушать мое откровенное мнение, милорд, и если вы
не усмотрите в моих словах преждевременный луч надежды, я считаю очень
возможным, что ребенок жив. Ибо при моем расследовании событий этого
печального вечера я установил, что какой-то ребенок и женщина ночью были
увезены из Крейгбернфута в экипаже, запряженном четверкой лошадей, и увез
их ваш брат Эдвард Джералдин Невил. Мне удалось проследить несколько этапов
его путешествия до Англии в сопровождении этих же лиц. Тогда я думал, что
это делается с общего согласия семьи, которая решила увезти ребенка, якобы
носившего на себе клеймо незаконного рождения, из страны, где у него могли
бы явиться покровители и защитники его прав. Но теперь я думаю, что ваш
брат, имея, как и вы, основание полагать, что на ребенке лежит еще более
несмываемый позор, все же удалил его - отчасти из уважения к чести дома,
отчасти - из-за той опасности, какой подвергался бы младенец, находясь по
соседству с леди Гленаллен.
По мере того как он говорил, граф Гленаллен смертельно побледнел и
чуть не упал с кресла. Встревоженный антикварий заметался в поисках
каких-нибудь лекарств. Но его музей, наполненный всевозможными бесполезными
вещами, не содержал ничего, что могло бы пригодиться в этом или ином
подобном случае. Выбежав из комнаты, чтобы попросить у сестры ее
нюхательную соль, он не мог удержаться и повздыхал с досадой и недоумением
по поводу того, что усадьба превратилась сначала в лазарет для раненого
дуэлянта, а теперь - в больничную палату для умирающего аристократа. "А
ведь я всегда, - сказал он себе, - держался подальше от солдатни и от
высшей знати! Моей caenobitium* остается стать еще родовспомогательным
заведением, и тогда превращение будет полным".
______________
* Келье отшельника (лат.).
Когда он возвратился с лекарством, лорду Гленаллену было уже
значительно лучше. Новый и неожиданный свет, пролитый мистером Олдбоком на
печальную историю его семьи, совсем ошеломил его.
- Значит, вы думаете, мистер Олдбок, - ибо вы способны думать, а я -
нет, - вы думаете, что возможно - то есть не исключена возможность, что мой
ребенок еще жив?
- Я считаю невозможным, - сказал антикварий, - чтобы ребенку был
причинен какой-либо вред вашим братом, который был известен как человек
веселый и довольно беспутный, но отнюдь не жестокий или бесчестный. А кроме
того, если бы он и задумал какую-нибудь грязную игру, то не взял бы на себя
так открыто попечение о ребенке, как я собираюсь вашей светлости доказать.
С этими словами мистер Олдбок отпер ящик в шкафу своего предка
Альдобранда и достал пачку бумаг, перевязанных черной тесьмой и снабженных
надписью: "Расследование и пр., произведенное мировым судьей Джонатаном
Олдбоком 18 февраля 17** года". Ниже мелким почерком было добавлено: "Eheu
Evelina!"* Слезы полились из глаз графа, который тщетно пытался развязать
узел, скреплявший эти документы.
______________
* Увы, Эвелина! (лат.)
- Вашей светлости лучше не читать этого сейчас, - сказал мистер
Олдбок. - Вы так взволнованы и вам предстоит еще столько дела, что вы
должны щадить свои силы. Наследство вашего брата теперь, я полагаю, перешло
к вам, и вы, расспросив его слуг и арендаторов, без большого труда
выясните, где ваш сын, если он, к счастью, еще жив.
- Я мало на это надеюсь, - с глубоким вздохом сказал граф. - Почему
брат ничего не сказал мне?
- Что вы, милорд! Зачем бы он стал сообщать вашей светлости о
существовании ребенка, которого вы считали плодом...
- Совершенно верно! Это очевидная и милосердная причина его молчания.
В самом деле, если что-либо могло еще усилить ужас кошмарных фантазий,
отравлявших все мои дни, так это только сообщение, что дитя греха
существует.
- В таком случае, - продолжал антикварий, - хотя было бы опрометчиво
заключать, что ваш сын жив, только потому, что более двадцати лет назад он
не был убит сразу же после рождения, я думаю, вам следует немедленно начать
розыски.
- Это будет сделано, - ответил лорд Гленаллен, жадно хватаясь за
надежду, впервые блеснувшую ему за много лет. - Я напишу преданному
управляющему моего отца, оставшемуся в той же должности при моем брате
Невиле. Однако, мистер Олдбок, я не наследник брата.
- Вот как! Очень жаль, милорд, потому что это прекрасное имение, и
одни только руины старого замка Невилбург, самый замечательный памятник
англо-нормандской архитектуры в этой части страны, представляют собой
драгоценное владение. Мне казалось, что у вашего отца не было других
сыновей и близких родственников.
- Не было, мистер Олдбок, - ответил лорд Гленаллен. - Но брат усвоил
себе такие политические взгляды и принял такую религию, какие никогда не
были свойственны нашему дому. Мы уже давно разошлись характерами, да и моя
несчастная мать не всегда считала моего брата достаточно внимательным к
ней. Короче говоря, произошла семейная ссора, и брат, который мог свободно
распоряжаться своей собственностью, воспользовался предоставленным ему
правом и назначил наследником постороннего человека. Мне всегда
представлялось, что это дело не имеет ни малейшего значения, ибо мирские
блага не утоляют сердечной тоски, а я имел их больше чем достаточно, но
теперь мне придется пожалеть о решении брата, если оно затруднит наши
розыски, а мне это кажется возможным. Ведь если выяснится, что у меня есть
родной и законный сын, а брат умер, не оставив потомства, имущество моего
отца должно перейти к моему сыну. Поэтому маловероятно, чтобы назначенный
братом наследник, кто бы он ни был, оказал нам содействие в расследовании,
которое может обернуться так невыгодно для него.
- И весьма вероятно, что тот управляющий, о котором упоминала ваша
светлость, сейчас служит у него, - добавил антикварий.
- Вполне возможно. А так как он протестант, насколько безопасно было
бы доверить ему...
- Я надеюсь, милорд, - строго произнес Олдбок, - что протестант так же
может быть достойным доверия, как и католик. Сам я вдвойне связан с
протестантской верой, милорд. Мой предок Альдобранд Олденбок напечатал
знаменитое "Аугсбургское исповедание", и я могу показать вам первое его
издание, оно у меня есть.
- То, что вы сказали, мистер Олдбок, не внушает мне ни малейшего
сомнения, - ответил граф, - и я говорю не из фанатизма или нетерпимости. Но
протестант-управляющий, вероятно, захочет содействовать протестанту, а не
католику, если, конечно, мой сын воспитан в вере отцов и если... если он в
самом деле жив.
- Мы должны все как следует выяснить, не выдавая себя, - сказал
Олдбок. - У меня есть в Йорке друг-литератор, с которым я давно
переписываюсь по вопросу о саксонском роге, хранящемся в тамошнем соборе.
Мы обмениваемся письмами уже шесть лет и пока могли прочесть лишь первую
строку надписи. Я немедленно напишу этому джентльмену, доктору Драйездасту,
и особенно попрошу его выяснить личность наследника вашего брата, а также -
того, кто ведает его делами, и все прочее, что может способствовать вашей
светлости в розысках. Тем временем ваша светлость соберет доказательства
брака, которые, я надеюсь, еще можно восстановить.
- Без сомнения, - ответил граф. - Свидетели, в свое время укрытые нами
от вашего расследования, еще живы. Мой воспитатель, освятивший брак,
получал от нас средства к жизни во Франции и недавно возвратился на родину
как эмигрант, жертва своей преданности закону и религии.
- Вот хоть одно счастливое следствие французской революции, милорд, вы
должны это признать! - заметил Олдбок. - Но прошу вас не обижаться. Я буду
хлопотать о ваших делах так же горячо, как если бы разделял ваши
политические убеждения и вашу веру. И примите мой совет: если вы хотите,
чтобы важное дело велось тщательно, передайте его в руки какого-либо
антиквария. Вечно погруженные в изучение мелочей, они в значительном
вопросе не упустят ничего существенного. Упражнение ведет к совершенству, и
воинская часть, которую больше других муштровали для парадов, будет
проворнее действовать в день боя. А раз уж мы коснулись этой темы, я охотно
прочел бы кое-что вашей светлости, чтобы скоротать время до ужина.
- Я, право, не хотел бы, чтобы из-за меня нарушались ваши домашние
порядки, - сказал лорд Гленаллен, - но я ничего не ем после захода солнца.
- Я тоже, милорд, - ответил хозяин дома, - несмотря на то, что у
древних было в обычае ужинать. Но я обедаю совсем иначе, чем ваша
светлость, и поэтому мне легче обойтись без тех замысловатых и лакомых
блюд, которые мои женщины (то есть сестра и племянница, милорд) любят
ставить на стол больше для того, чтобы блеснуть своим искусством, чем для
того, чтобы удовлетворить наши потребности. Тем не менее жареная баранина,
или копченая треска, или несколько устриц, или ломтик ветчины собственного
копчения с поджаренным хлебом и кружкой пива, или что-либо в этом роде,
чтобы заткнуть входное отверстие желудка перед отходом ко сну, - все это не
подпадает под ограничения - как мои, так, надеюсь, и вашей светлости.
- Мое воздержание от ужина нужно понимать буквально, мистер Олдбок. Но
я с удовольствием посижу за вашим столом.
- Хорошо, милорд, - ответил антикварий. - Раз мне не придется
доставить приятные ощущения вашему небу, я постараюсь хотя бы занять ваш
слух. То, о чем я собираюсь прочесть вашей светлости, относится к нашим
горным долинам.
Лорд Гленаллен, который предпочел бы поговорить о своих личных, столь
неясных делах, все же был вынужден с унылой вежливостью изъявить согласие.
Тогда антикварий достал папку с множеством отдельных листков и,
предупредив, что изложенные на них топографические сведения приведены как
иллюстрации к небольшому очерку об устройстве лагерей, успешно прочитанному
в нескольких антикварных обществах, начал так:
- Предметом рассмотрения, милорд, служит горное укрепление
Квикенс-бог. С местностью, где оно расположено, вы, несомненно, знакомы:
это ваша скотоводческая ферма Ментеннер в баронстве Клохневен.
- Кажется, я слыхал названия этих мест, - сказал граф в ответ на
обращение к нему антиквария.
"Слыхал названия? О господи! Ведь ферма приносит ему шестьсот фунтов в
год!" - чуть не воскликнул вслух антикварий. Но его гостеприимство помогло
ему превозмочь удивление, и он громким голосом начал читать свои очерк, в
великом восторге от того, что нашел терпеливого и, как он был уверен,
заинтересованного слушателя.
- "Квикенс-бог, как может показаться на первый взгляд, ведет свое имя
от растения quicken, понимая под этим шотландским словом пырей, собачью
траву, или triticum repens Линнея, и от односложного английского слова bog,
что в просторечии означает болото или топь, по-латыни palus. Однако
опрометчивые любители поверхностных этимологических умозаключений будут
смущены, узнав, что пырей, или собачья трава, или, выражаясь научным
языком, triticum repens, не растет ближе четверти мили от этого каструма,
или горного укрепления, валы которого равномерно покрыты
короткостебельчатой травой. Болото же, или palus, пришлось бы искать
гораздо дальше, так как ближайшее - это Герд-зи-мир, на расстоянии
полумили. Таким образом, последний слог bog, очевидно, представляет собой
просто искажение саксонского burgh, которое мы встречаем в различных
вариациях, как burgh, burrow, browgh, bruff, buff и boff, из коих последняя
по звучанию очень близка к bog. Поэтому, если предположить, что
первоначальное слово было borgh, - а это соответствует подлинному
саксонскому произношению, - то при легком изменении, какому современные
органы речи часто подвергают старинные звуки, получится сперва bogh, а
затем после выпадения звука h или же смягчения, а также опускания
гортанного придыхания, к чему наблюдается тенденция в местных диалектах,
образуется, смотря по обстоятельствам, boff или bog. Что же касается слова
quickens, то для выяснения его истинного смысла необходимо аналогичным
образом изменить его и, так сказать, разложить, чтобы привести к
первоначальному и правильному звучанию. Простой заменой qu на wh, знакомой
даже новичку, которому случалось раскрыть том шотландских стихов, мы найдем
либо Уилкинс, либо Уичинсборг. Последний вариант, столь созвучный
современному which*, - мы имеем право это предположить, - представляет
собой вопрос, который некто, под впечатлением чрезвычайной древности этого
сооружения, мог бы задать: "Чья это крепость?" Возможен также вариант
Уэкинсбург, восходящий к саксонскому whacken - бить рукой, так как при
стычках около такого значительного сооружения подобное толкование
оправданно", и так далее и так далее.
______________
* Чей, который (англ.).
Я буду более милосерд к читателю, чем Олдбок к своему гостю, ибо,
зная, как редко ему может представиться случай завладеть вниманием такой
значительной особы, как лорд Гленаллен, антикварий воспользовался или,
вернее, злоупотребил этой возможностью в полной мере.
Глава XXXVI
Старику ль водить
Дружбу с тем, кто молод?
Юным - дни веселья,
Старым - дни забот,
Юность - летний жар,
Старость - зимний холод.
Юность - летний луч,
Старость - зимний лед.
Шекспир
На следующее утро Кексон поднял антиквария, который любил понежиться в
постели, на целый час раньше обычного.
- Ну, что такое? - спросил Олдбок, зевая и протягивая руку к огромным
золотым часам с репетицией, лежавшим возле его подушки на шелковом носовом
платке. - Что случилось, Кексон? Неужели уже восемь часов?
- Нет, сэр, но со мной говорил человек милорда. Он считает, что я
камардин вашей милости. Это, конечно, верно, потому как я состою в этой
до