чал  что-то в ответ, но можно было разобрать только
слова  "долг",  "мой уважаемый покрофитель" и "явиться к сэру Артуру". После
этого  баронет  и  его  друг  покинули руины в сопровождении слуг и рабочих,
которые  весело  шли  за  своим  нанимателем, предвкушая обещанную награду и
виски;  заклинатель  же в самом мрачном настроении остался у края разверстой
могилы.
     - Кто  мог  все  это  предвидеть?  -  невольно  воскликнул  он. - Meine
Heiligkeit!*  Я слыхал о таких вещах и часто говорил о таких вещах, но, черт
возьми,  никогда  не рассчитывал их увидеть! А ведь стоило мне копнуть землю
на  два-три  фута  глупше...  Mein  Himmel!**  Тогда  все  было  бы  моим. И
насколько больше, чем я мог бы вишать из моего дурака!
     ______________
     * Святые угодники! (нем.)
     ** О небо! (нем.)

     Тут  немец  прекратил  свой  монолог,  ибо, подняв глаза, он встретился
взглядом  с  Эди  Охилтри,  который  не  последовал за остальной компанией и
стоял  по  другую  сторону  могилы, опершись, по обыкновению, на посох. Лицо
старика,  от  природы  умное,  проницательное  и слегка плутоватое, выражало
сейчас  такое  глубокое  понимание  всего происходящего, что даже прожженный
авантюрист  Дюстерзивель  невольно  потупил  взор.  Но он видел неизбежность
объяснения  и,  собравшись с духом, сразу же принялся нащупывать, что думает
нищий о событиях дня.
     - Допрый мейстер Эдис Охилтрис...
     - Эди  Охилтри,  и  не  мейстер,  а  ваш  и  короля бедный молельщик, -
поправил его Голубой Плащ.
     - Ну хорошо, мой допрый Эди, что ш ви думаете обо всем этом?
     - А  я вот как раз думал, как добры (чтоб не сказать - просты) были вы,
отдав  двум  богатым джентльменам, у которых и земли, и усадьбы, и денег без
счету,  такой огромный клад серебра (трижды испытанного огнем, как говорится
в  Писании).  Ведь  на  него вы сами и еще два-три честных человека могли бы
жить в довольстве до скончания дней своих.
     - Право,  Эди,  мой честный друг, это очень ферно. Только я не знал, то
есть я не был уверен, где мне найти деньги.
     - Как?  Разве не по вашим советам и указаниям Монкбарнс и нокуиннокский
баронет пришли сюда?
     - Гм...  да, но тут были другие обстоятельства... И я ведь не знал, мой
друг,  что они найдут клад, хоть и подумал в ту ночь, когда слышал тут такой
грохот,  и  кашель,  и чиханье, и вздохи здешних духов, что здесь где-нибудь
долшен  быть  клад,  долшен  быть  металл. Ach, mein Himmel! Этот дух охал и
ахал  над  своими  деньгами,  как  немецкий  бургомистр, считая талеры после
парадного обеда в Stadthaus*.
     ______________
     * Ратуше (нем.).

     - Неужели  вы,  такой  знающий  человек,  верите  в  подобные вещи? Вот
стыд-то.
     - Мой   друг,   -  ответил  заклинатель,  вынужденный  обстоятельствами
держаться  ближе к истине, чем обычно, - я верил в колдовство не больше, чем
ви  или  кто иной, пока сам не услыхал в ту ночь все эти вздохи и стоны и не
увидел  сегодня  их  причину - большой сундук, полный мексиканского серебра.
Что ше ви прикашете мне думать?
     - А  что вы дали бы тому, кто помог бы вам найти другой ящик серебра? -
спросил Эдн.
     - Что бы я дал?.. Mein Himmel! Дал бы целую четверть.
     - Видите  ли,  если  бы  тайна  была  в моих руках, - сказал нищий, - я
настаивал  бы  на половине. Правда, я всего лишь нищий оборванец и не мог бы
носить  серебро  или золото на продажу, - ведь можно попасться, - но я нашел
бы многих, кто помог бы мне на гораздо лучших условиях.
     - Ach,  Himmel!  Мой  допрый  друг,  что  я  такое сказал? Ведь я хотел
сказать,  что  ви  получите  три  четверти  на свою половину, а мне довольно
одной четверти на мою половину.
     - Нет,  нет,  мистер  Дустердевил*,  мы,  как  братья,  разделим добычу
поровну.  Теперь  посмотрите  на  эту доску, которую я отбросил в сторону, в
темный  проход,  пока  Монкбарнс  таращил  глаза  на  серебро.  Хитрец  этот
Монкбарнс!  Я  не  хотел,  чтобы  доска  попалась ему на глаза. Вы, наверно,
разберете  буквы  лучше,  моего.  Я  ведь не такой уж ученый, а главное - не
приходилось этим заниматься.
     ______________
     *  Эди  нарочно коверкает фамилию заклинателя: Duslerdevil по-английски
состоит из двух слов: duster - тряпка, метла и devil - черт.

     С  этим  скромным  признанием  своего  невежества  Охилтри достал из-за
колонны  крышку  от  ящика,  в  котором  хранилось  сокровище.  Эту  крышку,
сорванную  с  петель, небрежно отбросили, когда все жаждали поскорее узнать,
что  скрыто  под  нею,  а  потом ее припрятал нищий. На крышке было написано
какое-то  слово  и  число.  Поплевав на свой рваный голубой платок, Эди стер
глину,  чтобы  надпись  выступила яснее. Она была сделана обычным готическим
шрифтом.
     - Вы можете разобрать ее? - спросил Эди заклинателя.
     - S,  -  прочел  философ,  уподобляясь  ребенку,  который  трудится над
букварем.  -  S, Т, A, R, С, Н - starch*, это - чем пользуются прачки, чтобы
воротнички у рубашек были тверше.
     ______________
     * Крахмал (англ.).

     - Какое  там  starch?  -  повторил  за  ним Охилтри. - Нет, нет, мистер
Дустердевил,  вы,  может,  хороший  заклинатель,  но  плохой  грамотей!  Тут
написано search, да, search - поглядите: букву "е" совершенно ясно видно!
     - Так,  так!  Теперь  я  вишу.  Тут  сказано "search, номер один". Mein
Himmel,  значит,  долшен  быть и "номер два", мой допрый друг. Ведь "search"
на  вашем  языке  значит "искать" и "копать", а это всего лишь "номер один".
Честное  слово, здесь в лотерейное колесо залошен для вас хороший номер, мой
допрый мейстер Охилтрис!
     - Что  ж,  похоже  на  то.  Но  мы  сейчас не можем копать - лопат нет.
Рабочие  унесли  их,  и,  может,  кого-нибудь пришлют обратно засыпать яму и
привести  здесь  все  в  порядок. А вы пока немного посидите со мной в лесу.
Могу  сказать,  что  ваша  милость  натолкнулась на единственного человека в
этих  краях,  кто  мог  бы  вам  рассказать  про  Малколма  Мистикота  и его
спрятанное сокровище. Но сперва сотрем буквы, чтобы они не проболтались.
     Достав   нож,   нищий  соскоблил  буквы  настолько,  чтобы  сделать  их
совершенно  неразличимыми,  а  потом  еще  заляпал доску глиной, уничтожив и
следы ножа.
     Дюстерзивель смотрел на него в молчании, имевшем двоякий смысл.
     Разумность  и  проворство  всех  движений  Эди  показывали,  что  этого
старика  нелегко  перехитрить,  а  с  другой  стороны  (ибо  даже  негодяи в
известной  мере  признают  личное  превосходство),  наш  заклинатель  считал
унизительным  для  себя  играть  второстепенную роль и делить барыши с таким
ничтожным   сообщником.  Однако  алчность  победила  оскорбленную  гордость.
Гораздо  более мошенник, чем простофиля, он все же не был вполне свободен от
тех  суеверий,  которыми  сам  пользовался,  чтобы  надувать других. Однако,
привыкнув  в  таких  случаях  главенствовать,  он  считал, что его бесчестит
положение   коршуна,  которому  указывает  добычу  простая  ворона.  "Ладно,
выслушаю  его  историю  до  конца,  -  подумал Дюстерзивель, - а тогда, надо
полагать,  я  сумею  подвести  итог  лучше,  чем мне предлагает мейстер Эдис
Охилтрис".
     Итак,  заклинатель, превратившись из учителя оккультных наук в ученика,
послушно  побрел  за  Охилтри  к  "дубу настоятеля", который, как, вероятно,
помнит  читатель,  находился  неподалеку  от  развалин. Здесь немец присел и
приготовился слушать.
     - Мейстер  Дустандснивел*,  - начал рассказчик, - давно уже я не слыхал
об  этом  деле,  потому  что хозяева Нокуиннока - и сэр Артур, и его отец, и
его  дед  (чихать  мне  на  всех их!) - не любили, да и теперь не любят этих
толков.  Но,  вы знаете, в больших домах на кухне часто болтают о том, о чем
в  залах  говорить запрещено. Так вот, и я узнал эту историю от старых слуг.
А  в  наши  дни  не  так-то  уж  часто  услышишь  у зимнего очага рассказы о
старине,  и, я думаю, во всей округе нет человека, кроме меня, да еще самого
лэрда,  который  мог  бы  это  рассказать.  Но  в Нокуиннокском замке, в той
комнате,  где  хранятся  бумаги, есть целая книга об этом, и написана она на
пергаменте.
     ______________
     * Снова Эди народно искажает имя немца.

     - Так,  так!  Все  это  очень  хорошо, но, пошалуйста, продолшайте вашу
историю, мой допрый друг, - поторопил его Дюстерзивель.
     - Ну,  видите  ли,  -  продолжал  нищий,  - это было время, когда землю
рвали  и  терзали по всей стране, когда каждый стоял за себя, а бог за всех.
Тогда  никто  не оставался без земли, если хватало сил ее отбить, и никто не
мог  удержать  землю,  если сил не было. Кто сильнее, тот и прав. И так было
во всей нашей восточной стороне и, наверно, во всей Шотландии.
     В  эти  дни  и  появился в наших краях Ричард Уордор, первый, кто здесь
носил  это  имя.  С  тех  пор  много их было. Почти все они, как и тот, кого
называли  Дьявол в латах, спят в руинах. Это было надменное, жестокое племя,
но  большие  храбрецы,  готовые драться за свое отечество. Да благословит их
господь,  -  заметьте,  в этом пожелании нет ничего папистского! Их называли
норманскими  Уордорами,  потому  что  они  пришли  сюда с юга. Так вот, этот
Ричард,  которого  прозвали  Красная  Рука,  сговорился  с  тогдашним старым
Нокуинноком  -  а  Нокуинноки  жили  здесь  издавна  -  и  посватался  к его
единственной  дочке,  которой  должны  были  достаться замок и земли. Девица
очень  противилась  (те,  кто  рассказывал мне об этом, называли ее Сибиллой
Нокуиннок),  очень  ей не хотелось выходить за него, потому что она чересчур
близко  сдружилась  со  своим двоюродным братом, которого ее отец терпеть не
мог.  Так  и  вышло,  что,  пробыв  замужем  за  сэром Ричардом всего четыре
месяца,  -  а  выйти-то  ей  все-таки  пришлось,  -  она,  хочешь не хочешь,
подарила  ему  отличного  мальчугана.  Поднялся  такой  шум,  что небу жарко
стало.  "Сжечь  ее! Зарезать!" - кричали все. Однако все обошлось, и ребенка
отослали  на  воспитание куда-то в горы, и вырос он великолепным парнем, как
многие,  кто  является  на  свет  без  дозволения. А сэр Ричард Красная Рука
потом  имел  своего собственного отпрыска, и все было тихо-мирно, пока он не
уснул  в земле. И тогда спустился с гор Малколм Мистикот (сэр Артур говорит,
что  его  правильнее  было бы называть Misbegot*, но так уж его называли те,
от  кого  я  слыхал  эту стародавнюю повесть). Сошел, значит, с гор этот сын
любви  Мистикот,  а  с  ним  -  отряд  длинноногих горцев, готовых на всякое
темное  дело,  и объявил он, что замок и земли принадлежат ему, как старшему
сыну  матери, и выгнал Уордоров из насиженного гнезда. Была драка, пролилась
кровь,  потому  что часть соседей поддержала одну сторону, а часть - другую.
Но  Малколм  в  конце  концов  одержал  верх,  и захватил замок Нокуиннок, и
укрепил  его,  и построил ту большую башню, которую по сей день зовут башней
Мисти-кота.
     ______________
     * Незаконнорожденным (англ.).

     - Мой  допрый  друг, старый мейстер Эдис Охилтрис, - прервал его немец,
-  все это похоже на длинные истории про баронов с родословной в шестнадцать
колен,  которые  рассказывают  у  меня на родине. Но я предпочел бы услишать
про золото и серебро!
     - А  вот, видите ли, - продолжал нищий, - этому Малколму сильно помогал
его  дядя,  брат  отца, который был настоятелем монастыря святой Руфи. И они
вдвоем  собрали  большое  богатство, чтобы обеспечить дальнейших наследников
нокуиннокских  земель.  Говорят,  что  монахи  в те дни знали способ множить
металлы.  Правда  это  или  нет,  но они были очень богаты. Наконец дошло до
того,  что  молодой  Уордор, сын Красной Руки, вызвал Мистикота биться с ним
на  арене.  Только  это  была  не арена, а просто огороженное место, где они
должны  были  сражаться,  как  боевые петухи. Мистикот был побежден, и жизнь
его  была  в  руках  брата, но тот не захотел предать его смерти, потому что
кровь  Нокуиннока  текла  в  жилах  обоих.  После  этого  Малколма заставили
постричься  в  монахи,  и  он  скоро  умер в здешнем монастыре - от досады и
злобы.  Никто  так  и  не  узнал, где его дядя-настоятель схоронил его и что
сделал  с  его  золотом  и  серебром, потому что он опирался на права святой
церкви  и никому не давал отчета. Но по нашей округе ходит пророчество, что,
когда найдут могилу Мистикота, поместье Нокуиннока будет "отдано и взято".
     - Ах,  мой  допрый старый друг мейстер Эдис, это легко мошет случиться,
если  сэр  Артур станет ссориться со своими допрыми друзьями в угоду мистеру
Олденбоку.  Так  ви  думаете,  что  это серебро принадлешало допрому мистеру
Малколму Мистикоту?
     - Не сомневаюсь в этом, мистер Дустердевил.
     - И ви верите, что здесь есть еще?
     - Ну  конечно!  Как же иначе? "Search, номер один". Это значит: ищите и
найдете  номер  два.  Кроме  того,  в  этом  ящике  было только серебро, а я
слыхал, что часть клада состояла из червонного золота.
     - Тогда,  мой  допрый  друг,  - воскликнул немец, поспешно вскакивая на
ноги, - почему би нам не приступить сейчас ше к этому маленькому делу?
     - По  двум веским причинам, - по-прежнему спокойно сидя, ответил нищий.
-  Во-первых, как я уже сказал, нам нечем копать: мотыги-то и лопаты унесли.
А  во-вторых,  пока  светло,  сюда  будут  приходить зеваки, глазеть на яму.
Потом  и  лэрд  может  прислать  кого-нибудь  ее  засыпать,  так что, как ни
вертись,  нас сцапают. А вот, если вы хотите встретиться со мной в полночь и
захватите  с  собой  потайной  фонарь,  я  приготовлю  лопаты,  и  мы вдвоем
спокойно поработаем, так что никто и знать не будет.
     - Но...  но...  мой  допрый  друг,  - возразил Дюстерзивель, у которого
даже  блестящие надежды, вызванные рассказом Эди, не могли полностью стереть
воспоминаний  о  прежнем  ночном  приключении,  -  не  так  хорошо  и не так
безопасно  приходить  среди  ночи  к  могиле  допрого мейстера Мистикота. Ви
забыли,  что  я  слышал  здесь  вздохи  и  стоны  духов. Уферяю вас, они нам
помешают.
     - Если  вы  боитесь духов, - холодно ответил нищий, - я проделаю работу
один и принесу вашу долю, куда укажете.
     - Нет...  нет...  мой  префосходный  старый мейстер Эдис! Слишком много
для  вас  хлопот.  Я не согласен. Я приду сам. И это будет лучше всего. Ведь
это  я,  Герман Дюстерзивель, открыл могилу мейстера Мистикота, когда искал,
куда   бы  сунуть  шутки  ради  несколько  шалких  монет,  чтобы  подстроить
маленький  трюк  моему  дорогому  сэру Артуру. Я затеял это, конечно, только
для  потехи. Да, так вот, убрав там в сторону кучу этого - как его? - хлама,
я  и  уфидел  собственный  памятник  мистера Мистикота. Похоже на то, что он
хотел  сделать  меня  своим  наследником.  Поэтому  нефешливо было би мне не
явиться самому за своим наследством.
     - Стало  быть,  в двенадцать часов, - сказал нищий, - мы встретимся под
этим  деревом.  Я  сейчас  посторожу  немного  и  позабочусь, чтобы никто не
трогал  могилу;  для этого, мне достаточно сказать, что лэрд не велел. Потом
поужинаю  у  лесника  Рингана  -  до  него  недалеко - и лягу спать у него в
сарае. А ночью тихонько выйду и вовремя буду на месте.
     - Так  и  сделаем,  мой допрый мейстер Эдис, и встретимся на этом самом
месте, а там пусть духи стонут и чихают, сколько им угодно!
     Он  пожал  старику  руку, и с этим обоюдным залогом верности соглашению
они на время расстались.


                                 Глава XXV

                                              ...порастряси-ка кошельки
                                              Аббатов-скопидомов и свободу
                                              Дай ангелам плененным...
                                              Ни колокол, ни книга, ни свеча
                                              Мне золото добыть не помешают.

                                                               "Король Джон"

     Ночь выдалась бурная и ветреная. То и дело начинался проливной дождь.
     - Эх,  друзья  мои,  - сказал старый нищий, располагаясь с подветренной
стороны  огромного  дуба,  чтобы  подождать  своего компаньона. - Эх, друзья
мои,  как удивительно и непонятно устроен человек! Достаточно, чтобы впереди
блеснуло  богатство,  и  этот  Дустердевил  тащится сюда в полночь под таким
ветром  и  дождем! А я-то разве не глупее еще во сто крат, что торчу здесь и
жду его?
     Высказав  эти  мудрые  соображения,  он  плотнее  запахнулся  в  плащ и
устремил  глаза  на  луну,  катившуюся  по  небу среди бурных и мрачных туч,
которыми  ветер  время  от  времени  закрывал  ее  бледный  лик. Печальные и
неверные    лучи,    пробивавшиеся    сквозь   дрожащий   сумрак,   освещали
растрескавшиеся  арки  и  стрельчатые  окна  старого  здания,  на  миг  ясно
показывая   все  их  изъяны  и  тотчас  же  снова  превращая  их  в  темную,
неразличимую,  расплывчатую  массу.  Озерцо  тоже  получало  свою  долю этих
беглых   белесых  лучей.  Его  воды  были  покрыты  рябью,  они  побелели  и
волновались  под  ветром.  Когда  тучи,  скользя,  скрывали  луну,  эти воды
напоминали  о  себе  только  угрюмым бормотанием и плеском волн о берег. При
каждом  новом порыве бури, проносившемся над узкой лощиной, лесная прогалина
повторяла  глубокие  стоны,  которыми деревья отвечали на свист вихря. Когда
же  ветер улетал дальше, слышался слабый, замирающий шепот, подобный вздохам
измученного  преступника после того, как затихли первые муки его пытки. Этих
звуков  было  достаточно,  чтобы привести суеверного человека в то состояние
ужаса,  в  котором  он так часто пребывает, которого боится и которое все же
любит.   Однако   такие  чувства  были  чужды  натуре  Охилтри.  Воображение
перенесло его в годы молодости.
     "Я,  бывало, стоял на часах, - сказал он себе, - в Германии и в Америке
и  в  худшие  ночи,  чем  эта,  да  к  тому же еще зная, что в чаще прячется
десяток  вражеских  стрелков.  Но  я  не  забывал  своего  долга, и никто не
заставал Эди спящим".
     Бормоча  эти  слова, он непроизвольно поднял свой верный посох к плечу,
как  ружье часового, и, услышав приближавшиеся к дереву шаги, крикнул тоном,
больше подходившим к его воинским воспоминаниям, чем к нынешнему положению:
     - Стой! Кто идет?
     - Черт  побери,  мой  допрый  Эдис! - ответил Дюстерзивель. - Почему ви
говорите громко, как... часовщик... я хочу сказать - часовой?
     - Просто  потому,  что  я в эту минуту и считал себя часовым, - ответил
нищий. - Кругом тьма кромешная. Вы принесли фонарь и мешок для денег?
     - Ну  да, ну да, мой допрый друг, - сказал немец. - Вот они - пара, как
ви  их  называете, чересседельных мешков: одна сторона будет для вас, другая
-  для  меня.  Я  сам  навьючу их на лошадь, чтоби вам, старому человеку, не
было хлопот.
     - Значит, у вас тут и лошадь? - спросил Эди Охилтри.
     - Да, да, мой друг, она привязана там у ограды, - ответил заклинатель.
     - Еще  слово  к  нашему  уговору:  моей  доли  не  будет на спине вашей
лошади.
     - Как? Чего ше ви боитесь? - спросил немец.
     - Да потерять из виду коня, седока и деньги, - ответил Эди.
     - Ви знаете, что этак ви исобрашаете тшентльмена большим мошенником?
     - Многие  джентльмены,  -  ответил  Охилтри,  -  сами  изображают  себя
мошенниками.  Но  к  чему  нам  ссориться? Если вы хотите приступать к делу,
приступайте!  А  не  то  я  пойду к Рингану Эйквуду на его теплый сеновал, с
которым я расстался без всякой охоты, и положу мотыгу и лопату на место.
     Дюстерзивель  колебался,  соображая,  не  отпустить  ли  ему  Эди  и не
завладеть  ли  безраздельно  всем  ожидаемым  богатством.  Однако отсутствие
инструментов,  неуверенность  в  том,  сможет  ли  он,  даже при их наличии,
расчистить  могилу  достаточно  глубоко  без  чьей-либо  помощи, а главное -
связанный  с  впечатлениями  той,  другой  ночи страх перед мрачными тайнами
могилы  Мистикота, -