мой добрый друг. Я сейчас прохожу мимо тюрьмы для бродяг
так  же  спокойно,  как  мимо церкви в день субботний, и к черту пойдет тот,
кто  тронет  теперь хоть волос на голове старого Эди. Когда забреду в город,
я  шагаю  по самой середке панели и прохожу плечо к плечу мимо судьи, словно
это не судья, а грязный мальчишка.
     ______________
     *  Королевскими  ключами  на  языке  юристов  назывались ломы и молоты,
служившие  для  взлома  дверей  и замков во исполнение королевского приказа.
(Прим. автора.)

     Произнося  эти  слова,  нищий в то же время перекладывал груду камней в
одном  из углов пещеры. Под камнями был вход на лестницу, о которой упоминал
Эди,  и  он  стал  подниматься по ней. Ловел покорно и молчаливо следовал за
ним.
     - Воздух-то  здесь  чистый,  -  сказал  старик.  - Об этом позаботились
монахи.  Они,  думается  мне, любили дышать полной грудью. Вот и просверлили
тут  и  там  дырки  наружу.  Оттого  воздух  здесь  прохладный и свежий, как
капустный лист.
     Ловел,  в  самом  деле,  убедился,  что лестница хорошо проветривается.
Узкая,  но  не  длинная  и  нисколько  не разрушенная, она скоро вывела их в
тесную  галерею,  которую  монахи  умудрились проложить внутри боковой стены
алтаря;  воздух  и  свет проникали сюда через отверстия, искусно скрытые под
завитками готических орнаментов.
     - Этот  потайной  ход  когда-то  обходил чуть не все здание, - объяснил
нищий,  -  а  потом  шел  в  стене, где, говорит Монкбарнс, была затрапезная
(вероятно,  Эди  подразумевал  трапезную),  и дальше, до самого дома приора.
Видно,  он  иной раз слушал, что говорили монахи за едой, а потом мог прийти
сюда  и посмотреть, что они там, внизу, делают да бубнят ли свои псалмы. Ну,
и,  приглядев,  все  ли  в  полном  порядке,  он  мог уйти и привести к себе
какую-нибудь  красотку.  Монахи,  если  про  них не лгут, были по этой части
ребята  не промах. Но наш брат давно уже положил немало труда, чтобы кое-где
подправить  ход,  а кое-где обрушить его. Мы боялись, как бы кто посторонний
не  нашел  дороги  в пещеру. Тогда дело обернулось бы для нас худо и, будьте
уверены, у многих наших зачесалась бы шея.
     Теперь  они достигли места, где галерея расширялась в небольшую круглую
площадку,  достаточно  просторную,  чтобы в ней поместилась каменная скамья.
Ниша,  устроенная  прямо напротив нее, вдавалась внутрь алтаря, а так как ее
боковые  стороны были сделаны решетчатыми, образуя ажурный каменный узор, из
нее  открывался  вид  на  алтарь во всех направлениях. Эта ниша, рассказывал
Эди,   вероятно,   была  сооружена  как  удобная  сторожевая  вышка,  откуда
настоятель,  невидимый  сам,  мог  следить  за  поведением  монахов и воочию
убеждаться,  точно  ли они соблюдают те обряды, от которых его избавлял сан.
Таких  ниш,  размещенных  вдоль алтарной стены, было несколько, и снизу одну
от  другой  нельзя  было  отличить, благодаря чему тайный пост, загороженный
каменным  изваянием святого Михаила, поражающего дракона, и сквозной резьбой
вокруг  ниши,  был  совершенно скрыт от наблюдения. Потайной ход, сужаясь до
своей  первоначальной  ширины,  когда-то  продолжался  и  за скамьей, однако
предусмотрительная  осторожность  бродяг,  посещавших  пещеру  святой  Руфи,
побудила их тщательно заделать его тесаными камнями, взятыми из руин.
     - Здесь  нам  будет  лучше,  -  сказал  Эди,  опускаясь  на  скамью. Он
разостлал  подле  себя  полу  своего голубого плаща и пригласил Ловела сесть
рядом.
     - Здесь  нам  будет  лучше,  чем  внизу:  воздух тут свежий и теплый, а
запах  кустов  в  лесу  и цветов ползучих растений на полуразрушенных стенах
приятнее  запаха  сырого  подземелья.  Такие  цветы  -  они  особенно  часто
встречаются  среди  развалин  -  слаще  всего  пахнут  ночью.  Могут ли ваши
ученые, мистер Ловел, дать этому объяснение?
     Ловел ответил отрицательно.
     - А  я  думаю,  -  заметил нищий, - они похожи на людскую доброту - она
ведь  лучше  всего познается в беде. А может, это вроде притчи, которая учит
нас  не  брезговать теми, кто погряз во грехе и проводит дни в горестях, ибо
господь  посылает благоухание, чтобы скрасить самый темный час, да еще цветы
и  красивые  кусты,  чтобы  одеть  ими  развалины.  А  еще я хотел бы, чтобы
какой-нибудь  мудрый  человек  сказал мне, нравится ли небесам то, на что мы
отсюда  взираем: мягкие и спокойные лунные лучи, что так тихо ложатся на пол
этой  старой  церкви  и  заглядывают  сюда  из-за прекрасных колонн и сквозь
резные  окна  и  вроде как пляшут на листве темного плюща, когда его колышет
дыхание  ветерка,  - я хотел бы знать, что приятней небесам: это или прежняя
картина,  когда  здесь  пылали лампады да, конечно, свечи и факелы, и царило
благолепие,  и  пахло  миром и ладаном, как говорится в Священном писании, и
теснились  певцы  и  певицы,  и  гремели  фанфары,  и  цимбалы, и все прочие
музыкальные  инструменты,  -  так  вот,  было ли это угодно небесам, и не об
этих  ли  пышных  церемониях  в  Писании  сказано:  "Мерзостны они мне"? И я
думаю,  мистер  Ловел,  если  бы две такие сокрушенные души, как ваша и моя,
сподобились вознести мольбу...
     Тут Ловел с беспокойством положил руку на плечо нищего.
     - Тсс!.. Я слышал чей-то голос.
     - Я  туг  на  ухо,  -  шепотом  ответил  Эди. - Но здесь мы, конечно, в
безопасности. Откуда шел звук?
     Ловел  указал  на  богато украшенную дверь в западном конце здания. Над
нею возвышалось резное окно, открывавшее доступ потоку лунного света.
     - Это  не  наши  ребята,  -  так  же  тихо и осторожно продолжал Эди. -
Только  двое  из  них знают про пещеру, а они за много миль отсюда, если все
еще  продолжают  свои земные скитания. Не думаю, чтоб в эту ночную пору сюда
заглянули  слуги закона. Да и в бабьи сказки про духов я не верю, хоть здесь
подходящее  для  них  место.  Но  смертные или жители иного мира, а они идут
сюда: два человека с фонарем!
     И  правда,  пока нищий говорил, две человеческие фигуры заслонили собой
вход  в  церковь,  через  который  только  что  была  видна освещенная луной
лужайка,  и фонарик, который нес один из пришельцев, бледно замерцал в ясных
и  сильных  лунных  лучах, как вечерняя звезда в свете уходящего дня. Прежде
всего   напрашивалась   мысль,   что,   вопреки   заверениям   Эди  Охилтри,
посетителями  руин  в такой необычный час должны быть представители судебной
власти,  разыскивающие  Ловела.  Однако  их  действия  вовсе не подтверждали
такого  подозрения. Старик, прикоснувшись к Ловелу, шепотом предупредил его,
что  ему следует сидеть тихо и следить за пришедшими из своего укрытия. Если
бы  возникла  необходимость отступить, к их услугам были потайная лестница и
пещера,  и  они  могли  бы  скрыться  в  лесу задолго до приближения погони.
Поэтому  они  остались  на  месте, стараясь не шуметь и с жадным и тревожным
любопытством  следя  за  каждым  звуком,  издаваемым ночными пришельцами, за
малейшим их движением.
     Пошептавшись  между  собой, фигуры вышли на середину церкви, и голос, в
котором  по  выговору  и оборотам речи Ловел сразу узнал голос Дюстерзивеля,
чуть громче, но все же приглушенно, произнес:
     - Право  ше,  мой  допрый  сэр,  не  мошет  быть лучшего часа для нашей
большой  цели.  Ви  убедитесь,  мой  допрый сэр, что мистер Олденбок говорил
сплошную  чепуху  и  что  он  понимает  в  нашем  деле  не больше, чем малий
ребенок.  Господи  помилуй!  Он  рассчитывает  разбогатеть, как шид, за свои
шалкие,  грязные  сто фунтов. А мне на них, честное слово, наплефать, как на
сто  грошей!  Но  вам,  мой  щедрый  и  увашаемый  покрофитель, я открою все
секреты искусства и даже тайну великого Пимандера.
     - Другой,  - прошептал Эди, - видать, сэр Артур Уордор. Больше никто не
пришел  бы  сюда  в  такой  час,  да  еще  с  этим немецким мерзавцем. Немец
прямо-таки  околдовал его: сэр Артур готов поверить, что белое - это черное.
Посмотрим, что им тут надо.
     Эти  слова  и  тихий  голос,  каким  говорил сэр Артур, помешали Ловелу
расслышать   его   ответ  магу,  за  исключением  трех  последних  -  весьма
выразительных  -  слов:  "...очень  большие расходы...", на что Дюстерзивель
тотчас же возразил:
     - Расходы  -  да, конечно, необходими большие расходы. Не рассчитываете
ше  ви  собрать  урошай  до  посева? Расходы - это семена, а сокровища, руда
хорошего  металла,  сундуки  с  драгоценной  посудой - это шатфа, и, честное
слово,  неплохая.  А  теперь,  сэр  Артур,  ви  посеяли в эту ночь маленькое
семечко  в  десять гиней, - это вроде понюшки табаку, не больше, - и если ви
не  соберете  богатый урошай, - я хочу сказать, богатый для посева с понюшку
табаку,  ибо, ви сами знаете, во всем долшна быть соразмерность, - больше не
назыфайте  Германа  Дюстерзивеля  честным челофеком. А теперь ви видите, мой
покровитель  -  ибо я совсем не хочу скрыфать свою тайну от вас, - ви видите
эту  серебряную  пластинку? Вам изфестно, что луна обходит все знаки зодиака
за  двадцать  восемь  дней,  это  знает  каштый  ребенок.  Так  вот,  я беру
серебряную  пластинку, когда луна находится в своем пятнадцатом доме, что во
главе  Libra*,  и графирую на одной стороне слова "шедбаршемот шартахан", то
есть  эмблему  духа  луны,  и  делаю  рисунок,  вроде летящей змеи с голофой
индюка.  Отлично!  А  теперь  на другой стороне я черчу таблицу луны, в фиде
квадрата  из  дефятки, умноженной на самое себя. На каждой из двух сторон ми
имеем  восемьдесят  одно число при поперечнике дефять. Все это сделано очень
точно.  Эту пластинку я заставлю служить мне при каштой смене четверти луны.
Мои  находки будут в пропорции с затратами на серные курения, принимаемые за
дефятку,  - и составят дефять, умноженное на самое себя. Но сегодня я найду,
может  быть,  лишь дважды или трижды дефять, так как в доме главного влияния
есть противодействующая сила.
     ______________
     * Созвездия Весов (лат.).

     - Послушайте,  Дюстерзивель, - остановил его простодушный баронет, - не
смахивает  ли  это  на  колдовство?  Я  хотя  и  недостойный,  но верный сын
епископальной церкви и не хочу иметь никаких дел с нечистым.
     - Ну,  ну!  Во  всем этом нет ни капли колдовства, ни единой капли! Все
основано  на  флиянии  планет,  на  симпатии и на власти чисел. Я покажу вам
кое-что  еще  получше.  Я  не  говорю,  что  все  обходится  без духа: мы же
производим курения. Но, если вам не страшно, он перестанет быть нефидимым.
     - Я  нисколько  не  любопытствую  увидеть  его,  -  сказал баронет, чье
мужество, судя по дрожащему голосу, внезапно несколько поостыло.
     - Как  жаль, - сказал Дюстерзивель, - а мне хотелось показать вам духа,
охраняющего  сокровища,  подобно сфирепому сторошефому псу. Я ведь знаю, как
укрощать его. Так ви не хотите на него взглянуть?
     - Нет,  не  желаю,  -  с  притворным равнодушием ответил баронет. - Мне
кажется, у нас мало времени.
     - Простите  меня,  мой  покрофитель,  но  ведь  еще  нет  двенадцати, а
двенадцать  -  это как раз час нашей планеты. И я пока очень хорошо успел бы
показать  вам  духа  - просто для удофольствия. Я, видите ли, начерчу внутри
круга  пятиугольник, это совсем не трудно, и фоскурю в нем серу, и ми с фами
будем  как  в  большом  крепком  замке. Фи будете дершать меч, а я произнесу
необходимые   слова.  И  тогда  перед  фашими  глазами  эта  сплошная  стена
раскроется,  как городские ворота, а тогда... одну минутку... да... тогда ви
увидите  прешде  фсего  оленя,  преследуемого  тремя  черными борзыми, и они
повалят  его,  как  это  бивает на парадной охоте курфюрста, а затем филезет
безобразный  и  злой  маленький негр и отнимет у них оленя, а потом - пуф! -
все  исчезнет,  и  фи  услышите  звук  рога, такой громкий, что загремят все
руины,  честное  слово!  Рога  сыграют охотничью песню, да так прекрасно, не
хуже,  чем  у  вашего  Фишера на гобое... Ну хорошо!.. Потом выйдет, трубя в
рог,  герольд  -  его  зовут Эрнгольд, а после этого появится на черном коне
великий  Пеольфан:  его  иначе  называют  Великим  Охотником сефера... Но ви
вовсе не хотите увидеть все это?*
     ______________
     *  Много  подобного  вздора, вроде вложенного в уста преследующего свои
цели  немецкого  "мага", можно найти в книге Реджиналда Скотта "Разоблачение
колдовства",  3-е  изд.,  ин-фолио,  Лондон,  1665.  Добавление озаглавлено:
"Замечательный  разбор  природы  и  сущности  чертей и духов, в двух книгах:
первая   написана   упомянутым  автором  (Реджиналдом  Скоттом),  вторая  же
добавлена   к   настоящему   3-му   изданию   как   продолжающая   первую  и
способствующая  законченности  всего произведения". Эта вторая книга, хотя о
ней  и говорится как о продолжающей первую, фактически совершенно расходится
с  ней,  ибо  произведение  Реджиналда  Скотта представляет собой компиляцию
общераспространенных   в  то  время  нелепых  и  суеверных  представлений  о
ведьмах,  а  неправильно  названное  "Дополнение"  есть  серьезный трактат о
различных способах заклинания астральных духов (Прим. автора.).

     - Отчего  же,  я  не  боюсь, - ответил бедный баронет, - если... я хочу
сказать... Не происходят ли в таких случаях какие-нибудь большие несчастья?
     - О,  несчастья?  Никаких! Но иногда, если круг начерчен не очень точно
или  если  зритель  - шалкий трус и не дершит крепко меч, напрафив его прямо
на  Великого  Охотника, тот может воспользоваться этим, витащить заклинателя
из круга и задушить его. Это бивает.
     - Тогда,  знаете  ли, Дюстерзивель, при всем доверии к моему мужеству и
вашему  искусству,  мы обойдемся без этого духа и займемся нашим сегодняшним
делом!
     - От  всей  души... Мне совершенно все равно, а кстати, пришло и время.
Подержите меч, пока я разожгу эти... как вы их называете - лючинки.
     И  Дюстерзивель  тут  же  зажег  горсточку  щепок,  смазанных  каким-то
смолистым   веществом,  от  которого  они  ярко  запылали.  Когда  же  пламя
разгорелось  с  полной силой и на мгновение осветило развалины, немец бросил
в  огонь  щепотку  каких-то  благовоний, сразу же распространивших сильный и
острый  запах. Заклинатель и его ученик оба закашлялись и расчихались вовсю.
Пахучие  испарения  поплыли  между  колонн здания, проникая во все уголки, и
оказали такое же действие на нищего и Ловела.
     - Что  это  -  эхо?  -  спросил  баронет,  пораженный донесшимся сверху
раскатистым  звуком.  - Или, может быть, - продолжал он, придвигаясь поближе
к  заклинателю,  -  это  дух,  о котором вы толковали, насмехается над нашим
покушением на спрятанное сокровище?
     - Н-нет,  -  пробормотал  немец,  уже  готовый  разделить  ужас  своего
ученика. - Надеюсь, что нет!
     Тут  громкий  взрыв  чиханья,  которое  нищий не мог подавить и которое
никак  нельзя  было  объяснить  замиранием  эха,  - чиханья, сопровождаемого
хриплым  глухим  кашлем,  -  привел  обоих  кладоискателей  в  окончательное
замешательство.
     - Боже, помилуй нас! - воскликнул баронет.
     - Alle  guten  Geister  loben  den  Herrn!*  - подхватил объятый ужасом
чародей.  -  Я  начинаю  думать,  -  продолжал он, помолчав, - что нам лучше
будет действовать при днефном свете, а теперь лучше уйти.
     ______________
     * Хвалите господа, все ангелы его! (лат.)

     - Ах  вы,  подлый обманщик! - возмутился баронет, в котором слова немца
пробудили  подозрение,  пересилившее  в нем ужас, так как оно было порождено
предчувствием  близкого  разорения. - Дрянной шут, это опять какой-то фокус,
за  которым  вы  прячетесь от выполнения обещаний, как делали уже много раз.
Но  перед  лицом  неба говорю вам: нынче ночью я узнаю, ради чего я позволял
вам  дурачить  и грабить меня. Продолжайте же, пусть является хоть фея, хоть
дьявол,   а  вы  покажете  мне  сокровище  или  признаете  себя  подлецом  и
самозванцем,  не  то,  клянусь гневом отчаявшегося и разоренного человека, я
отправлю вас туда, где вы увидите сколько угодно духов!
     Заклинатель,  дрожа  от  ужаса  перед  сверхъестественными  существами,
которыми  он  считал себя окруженным, и страшась за свою жизнь, которая была
в руках доведенного до отчаяния баронета, мог лишь пробормотать:
     - Мой   покрофитель,  это  не  самое  лучшее  обхождение!  Учтите,  мой
почтенный сэр, что духи...
     Тут  Эди,  который  начал входить в роль, соответствовавшую этой сцене,
издал  необычайный  рев,  представлявший  собой  усиление  и  удлинение  его
обычных   жалобных  завываний  при  вымаливании  милостыни,  и  Дюстерзивель
бросился на колени.
     - Дорогой сэр Артур, пойдемте или же отпустите меня!
     - Нет,  обманщик  и негодяй, - ответил сэр Артур, вынимая из ножен меч,
принесенный  им  для  заклинаний,  -  эти  увертки вам не помогут. Монкбарнс
давно  предостерегал  меня  против  ваших  мошеннических  фокусов.  Я должен
увидеть  клад,  прежде  чем  вы  двинетесь  с  места,  или  я  заставлю  вас
признаться  в  обмане. А не то, даю слово, я проткну вас этим мечом, хотя бы
вокруг нас поднялись все духи загробного мира!
     - Ради  милости  неба,  будьте  терпеливи, мой уважаемый покрофитель, и
вам  достанутся  все сокровища, которые мне известны. Вот увидите, только не
говорите о духах - это их сердит.
     Тут  Эди  Охилтри  приготовился издать новый вой, но его удержал Ловел,
который  начал  следить  за  происходившим  с  большим  вниманием,  так  как
заметил,  каким  отчаянным  гневом обуян сэр Артур. Дюстерзивель, в жестоком
страхе  перед  неистовым духам и перед разъяренным сэром Артуром, играл роль
заклинателя  из  рук  вон  плохо.  Он боялся придать себе самоуверенный вид,
необходимый,  чтобы обмануть баронета, так как опасался рассердить невидимый
источник  своей  тревоги.  Закатывая  глаза,  он бормотал и лепетал немецкие
заклинания,  гримасничая  и  извиваясь  всем  телом  -  больше под действием
ужаса,  чем в целях обмана, и наконец направился в один из углов здания, где
на   земле  лежал  плоский  камень  с  высеченным  барельефом,  изображавшим
простертого воина.
     - Мой  покрофитель,  -  пробормотал  он, обращаясь к сэру Артуру, - это
здесь. Помилуй нас боше!
     Сэр  Артур,  который  после  первой минуты суеверного страха, казалось,
собрал  всю  свою  решимость, чтобы довести приключение до конца, помог магу
перевернуть  камень.  С  помощью  принесенного  немцем  лома они совместными
усилиями   справились,  хотя  и  не  без  труда,  с  этой  задачей.  Никакой
сверхъестественный  свет  не  брызнул  из  глубины,  чтобы указать подземное
сокровище,  и  никакой  дух  -  ни земной, ни адский - не появился. Но после
того,  как  Дюстерзивель  с  великим  трепетом несколько раз ударил киркой и
торопливо  выбросил  наверх  одну  или  две  лопаты  земли  (они с баронетом
захватили  с  собой  необходимые землекопные орудия), внизу что-то звякнуло,
словно  упало что-то металлическое, и Дюстерзивель поспешно схватил предмет,
который произвел этот звук и который его лопата выбросила вместе с землей.
     - Даю  вам  честное  слово,  мой  покрофитель,  это  все, больше ничего
нет... Я хочу сказать, это все, что ми сегодня могли сделать.
     Он  боязливо  огляделся  кругом,  будто  стараясь разглядеть, из какого
угла появится мститель, чтобы наказать его за обман.
     - Покажите!  -  сказал сэр Артур и затем повторил еще более сурово: - Я
хочу удостовериться. Я поверю только своим глазам.
     Он  поднес  находку  к  свету фонаря. Это был небольшой сосуд. Ловел на
расстоянии  не  мог  ясно  различить  его  форму,  но,  судя  по восклицанию
баронета, который сейчас же раскрыл его, он был полон монет.
     - Эге,  -  обрадовался  баронет, - нам таки повезло! И если эта находка
предвещает  соответственный  успех  при  большем размахе работ, этим следует
заняться.  Уже  истраченные  шестьсот  золотых,  если их присчитать к прочим
срочным  обязательствам,  были  бы  для  меня  верным  разорением.  Если  вы
думаете,  что  мы  можем  отвес