цин и начал громить
жителей  за  их  греховность  и  за  сношения с дьяволами, ведьмами и феями,
особенно  же - с гарцским лешим. Учение Лютера уже начинало распространяться
среди  крестьян  -  ибо этот случай относят к царствованию Карла Пятого, - и
они   посмеивались   над   тем   усердием,   с   которым   почтенный   монах
разглагольствовал   на  избранную  им  тему.  Его  страстность  росла  с  их
упорством.  Жителям  не нравилось, что их старого, смирного духа, обитавшего
столько  веков  на Брокене, сваливают в одну кучу с Ваалом, Астаротом и даже
самим  Вельзевулом,  безвозвратно  низвергая  его  в  бездну  Тофета.  К  их
патриотической  заинтересованности в его судьбе присоединялись опасения, как
бы  дух  не  отомстил  за  то,  что они слушают такие беспощадные обвинения.
Бродячий  монах,  говорили  они,  который  нынче здесь, а завтра - бог весть
где,  может  говорить  что ему угодно. А мы, исконные и постоянные обитатели
этих  мест, останемся на милость оскорбленного духа и, конечно, должны будем
за   все   расплачиваться.   Возбужденные   этими   мыслями,   крестьяне  от
неодобрительных  слов  перешли  к  камням  и,  хорошенько побив ими пастыря,
выгнали его из прихода - пусть проповедует против духов в других местах!
     Трое   молодых   людей,  которые  присутствовали  при  этом  событии  и
принимали  в  нем  участие,  возвращались  в свою хижину, где они занимались
трудным  и  малопочетным  делом  выжигания  древесного  угля  для плавильных
печей.  В  пути  разговор,  естественно,  зашел  о  духе Гарца и о поучениях
капуцина.  Два  старших  Вальдека,  Макс и Георг, признавая, что речи монаха
были  неразумны  и заслуживали порицания, так как он не мог судить о природе
и  судьбе  их  духа,  все  же считали чрезвычайно опасным принимать от этого
духа  подарки  и  поддерживать  с  ним  какое  бы  то  ни  было  общение. Он
могуществен  -  это  они  признавали, - но своенравен и проказлив, и те, кто
имел  с  ним  дело,  часто  плохо  кончали. Не он ли подарил храброму рыцарю
Экберту  фон  Рабенвальду  знаменитого  черного  коня, на котором тот одолел
всех  противников  на  большом  турнире  в  Бремене? И не этот ли самый конь
потом  бросился  со  своим  всадником в пропасть, такую глубокую и страшную,
что  ни  коня,  ни  человека никто больше не видел? Не он ли научил Гертруду
Тродден  заклинанию,  помогавшему  мгновенно сбивать масло, и не была ли она
сожжена,  как  ведьма,  по  приговору главного судьи курфюршества за то, что
воспользовалась  этим  подарком? Однако и эти и многие другие приводимые ими
примеры  печальной  участи  людей,  принявших благодеяния гарцского духа, не
произвели никакого впечатления на младшего брата - Мартина.
     Мартин  Вальдек был юн, горяч и порывист. Он отличался во всех забавах,
обычных  для  горцев,  и  был  неустрашим,  так как свыкся с опасностями. Он
посмеялся над робостью братьев.
     - Не  говорите  при  мне  таких  глупостей,  -  сказал он. - Этот дух -
добрый.  Он  живет  среди  нас,  словно  и он простой крестьянин, и посещает
уединенные  утесы  и  горные  пещеры, как охотник или козий пастух. Он любит
леса  Гарца и их дикие чащи и не может быть равнодушен к судьбе трудолюбивых
детей  здешней  земли.  Если бы дух был так коварен, как вы его изображаете,
мог  ли  бы  он  приобретать власть над смертными, которые просто пользуются
его  дарами  и  не  связывают  себя  никакими  обязательствами  угождать его
прихотям?  Когда  вы  приносите уголь к плавильной печи и деньги выплачивает
вам  этот  богохульник и нечестивец, старый мастер Блазиус, разве его деньги
хуже  тех,  которые  вы  могли  бы  получить  от  самого священника? Значит,
опасность  грозит  вам  не  от  даров  лесного  духа,  а  от того, как вы их
употребите.  И  если  бы  дух в эту самую минуту явился мне и указал золотую
или  серебряную  жилу,  я  принялся  бы  копать  раньше,  чем  он  успел  бы
повернуться  ко  мне  спиной,  и  притом считал бы себя под покровительством
высшего  существа,  лишь  бы  только  я  употребил открытое мне богатство на
добрые дела.
     На  это  старший  брат  ответил,  что  богатство,  дурно нажитое, редко
тратится  достойным  образом,  а Мартин самоуверенно возразил, что обладание
всеми  сокровищами Гарца нисколько не изменило бы его привычек, нравственных
правил и душевных качеств.
     Брат  стал  упрашивать  Мартина  не говорить об этом так безрассудно и,
чтобы  отвлечь  его  внимание,  начал  обсуждать  с ним предстоящую охоту на
кабана.  Беседуя, они дошли до своей хижины, жалкого шалаша на склоне дикой,
узкой  и  живописной  лощины в дебрях Брокена. Они сменили сестру, следившую
за  обугливанием  дров.  Эта работа требует неослабного внимания, и они, как
обычно,  поделили  ее  между  собой:  один  брат  должен был сторожить, пока
остальные спали.
     Первые  два часа ночи на страже оставался Макс Вальдек, старший брат, и
был  немало  встревожен,  когда  на  противоположном  склоне  лощины  увидел
огромный  костер и вокруг него какие-то фигуры, казалось, водившие хоровод и
делавшие  странные телодвижения. Сначала Макс хотел позвать братьев. Однако,
вспомнив  о  безрассудной  смелости  младшего  и  не  решаясь будить другого
брата,  чтобы  не потревожить и Мартина, подумав также, что видимое им всего
лишь  наваждение,  посланное  духом,  может  быть,  из-за сказанных Максом в
минувший  вечер  неосторожных  слов,  -  он  решил искать защиты в молитвах,
которые  начал  бормотать про себя, с ужасом и негодованием наблюдая в то же
время  за  странным  и  жутким  видением.  Огонь некоторое время ярко пылал,
потом  начал  гаснуть, уступая место мраку, и остальная часть ночи для Макса
не была нарушена ничем, кроме воспоминаний о пережитом страхе.
     Потом  он  пошел  спать,  и  его  место  занял Георг. Видение огромного
пылающего  костра  на  противоположном  склоне  лощины  представилось  и его
глазам.  Костер,  как  и прежде, был окружен фигурами, которые выделялись на
фоне  яркого  красного  огня  и двигались вокруг него, как бы совершая некую
таинственную церемонию.
     Георг,  столь  же  осторожный, как и старший брат, был посмелее его. Он
решил  исследовать  поближе  предмет своего недоумения. Для этого он перешел
через  ручей  на  дне  лощины,  взобрался  на  другой  берег  и  подошел  на
расстояние  полета  стрелы  к огню, который, казалось, пылал так же яростно,
как и тогда, когда Георг впервые увидел его.
     Внешний  вид  тех,  кто  окружал  костер, напоминал видения тревожного,
лихорадочного  сна  и  сразу  же  подтвердил  предположение, с самого начала
возникшее  у  Георга,  что  эти существа - не из мира живых. Среди странных,
призрачных   фигур   Георг   Вальдек  заметил  гиганта  с  волосатым  телом,
державшего  в  руке  вырванную  с  корнями  сосну и как будто ворошившего ею
время  от  времени  пылавшие  бревна.  На  нем не было ничего, кроме венка и
пояса  из  дубовых  листьев.  У Георга упало сердце, так как он узнал хорошо
всем  известного гарцского духа, которого ему часто описывали старые пастухи
и  охотники,  видевшие,  как  он  шагал  по горам. Георг повернулся, готовый
бежать.  Но,  подумав, побранил себя за трусость и стал мысленно читать стих
псалмопевца  "Хвалите  господа  все  ангелы  его",  считавшийся  в этом краю
могущественным  заклинанием. При этом он снова двинулся в сторону, где перед
ним сверкало пламя. Однако костер исчез.
     Только  бледный  месяц  освещал  склон лощины. Пот выступил у Георга на
лбу,  и волосы встали дыбом под его шапкой угольщика, когда неверными шагами
он  приблизился к месту, где только что пылал костер и которое можно было бы
узнать  по  старому,  уродливому  дубу,  но  не нашел там ни малейших следов
виденного.  Мох  и  дикие  цветы  не были опалены, и ветви дуба, так недавно
казавшиеся  окутанными  пламенем  и  клубами дыма, были влажны от полуночной
росы.
     Георг  нетвердой  походкой  вернулся  в хижину и, рассуждая так же, как
старший  брат,  решил  молчать  о  том, что он испытал, чтобы не пробудить в
Мартине  то  безудержное  любопытство,  которое,  казалось  ему, граничило с
нечестивостью.
     Теперь  настал  черед  Мартина  сторожить.  Петух уже огласил лес своим
первым  кличем,  и  ночь  была  почти  на  исходе.  Осмотрев печь, в которую
закладывали  дрова для обугливания, Мартин с удивлением обнаружил, что в ней
поддерживался   недостаточный   огонь.  Из-за  предпринятой  прогулки  и  ее
последствий  Георг  забыл о своей главной задаче. Первой мыслью Мартина было
поднять  братьев.  Но,  заметив, что оба они спят особенно глубоко и тяжело,
он  не  стал нарушать их покой и сам без их помощи начал подбрасывать в печь
топливо.  Однако  дрова,  которые  он  клал,  видимо, были сырые и негодные,
потому  что  пламя  не  только  не  разгоралось, а, напротив, стало чахнуть.
Тогда  Мартин  пошел  взять  из запаса сучья, тщательно нарезанные и нарочно
высушенные  для  такого  случая,  но  когда он возвратился, огонь уже совсем
погас.  Это  была  большая  беда,  которая  грозила свести на нет их труд за
несколько  дней.  Обозленный  и  огорченный,  страж принялся высекать огонь,
чтобы  снова  растопить  печь,  но  трут оказался влажным, и здесь у Мартина
тоже  ничего  не  вышло. Он уже собирался разбудить братьев, потому что дело
не  терпело отлагательства, как вдруг заметил вспышки света, замелькавшие не
только  в  окне,  но  и  сквозь  все  щели  грубо  сколоченной хижины, и ему
представилось  то же видение, которое раньше испугало сперва одного, а затем
и  другого  брата.  Прежде  всего парню пришло в голову, что к ним забрались
Мюллергаузеры,  их соперники по ремеслу, с которыми у них было много стычек,
и  хотят  украсть  их  дрова.  Он  решил разбудить братьев и наказать наглых
грабителей.  Но, подумав и присмотревшись к движениям и повадкам пришельцев,
словно  сновавших  в  огне,  он  отказался  от  своей  догадки  и,  хотя был
маловером  в таких делах, заключил, что пред ним сверхъестественное явление.
"Ладно,  -  сказал  себе  неустрашимый  житель лесов, - люди это или дьяволы
предаются  там  таким  странным  обрядам, а я пойду и попрошу у них огонька,
чтобы  снова  растопить  нашу  печь".  От  мысли  разбудить  братьев он тоже
отказался.  Существовало  поверье,  что такие приключения, как то, в которое
он  собирался  пуститься,  бывают успешны только в том случае, когда человек
один.  К  тому же он боялся, что братья с их мелочной осторожностью помешают
ему  заняться  расследованием,  на  которое  он решился. Итак, взяв со стены
рогатину,  с которой они ходили на кабана, храбрый Мартин Вальдек отправился
один.
     С  таким  же успехом, как его брат Георг, но с гораздо большей отвагой,
Мартин   перешел  ручей,  поднялся  по  откосу  и  настолько  приблизился  к
призрачному  обществу,  что  мог  распознать  в  главной  фигуре духа Гарца.
Впервые  в  жизни  Мартина  прошиб  озноб.  Но  воспоминание  о  том, что на
расстоянии  он  храбрился  и  даже  мечтал  о  встрече, которая теперь могла
состояться,  укрепило  в  нем  пошатнувшуюся  смелость,  а гордость заменила
недостаток  решимости,  и  он  довольно твердым шагом направился к костру. И
чем   ближе   он   подходил   к   сборищу  вокруг  огня,  тем  более  диким,
фантастическим  и сверхъестественным оно ему представлялось. Он был встречен
громким  взрывом  хохота  и  нестройных  выкриков,  которые  оглушили  его и
показались  ему жутким сочетанием самых мрачных и унылых звуков, какие можно
было вообразить.
     - Кто  ты?  -  спросил  гигант, придавая своим диким и уродливым чертам
торжественный  вид,  хотя они то и дело подергивались судорогой подавляемого
смеха.
     - Мартин  Вальдек,  житель  этого  леса, - ответил смелый юноша. - А вы
кто?
     - Король  лесных чащ и копей, - ответил дух. - Как ты смеешь соваться в
мои тайны?
     - Я  пришел  попросить  огня,  чтобы  разжечь  у  себя потухшую печь, -
храбро  ответил  Мартин,  а  затем  с  решительным  видом,  в  свою очередь,
спросил: - Что это у вас за тайное празднество?
     - Мы  справляем  свадьбу  Гермеса  с Черным Драконом, - вежливо сообщил
дух.  -  Однако  возьми  огня, за которым пришел, и уходи: смертный, который
долго смотрит на нас, не остается в живых.
     Молодой  угольщик  воткнул  конец  рогатины в большую пылающую головню,
которую  с  трудом  поднял. Затем он повернул в сторону своей хижины. Взрывы
хохота  за  его  спиной возобновились с утроенной силой и далеко разносились
по  узкой  долине.  Когда  Мартин  вернулся домой, то, как ни был он изумлен
всем  виденным,  первой  его  заботой  было  положить  головню среди прочего
топлива,  чтобы получше разжечь огонь в печи. Но после долгих усилий и возни
с  мехами  и кочергой головня, принесенная из костра духов, совсем потухла и
не  разожгла  других.  Молодой  угольщик  повернулся  и увидел, что огонь на
холме  все  еще  горит,  но  духи,  прежде суетившиеся вокруг него, исчезли.
Поняв,  что дух подшутил над ним, Мартин дал волю своему необузданному нраву
и,  решив  довести  приключение  до конца, снова отправился в путь к костру,
откуда  без  помехи со стороны демона принес таким же способом новую горящую
головню.  И опять ему не удалось разжечь огонь. Безнаказанность подстрекнула
его  отважиться  на  третью  попытку,  и  он  так  же успешно, как и раньше,
добрался  до  костра. Но когда он опять завладел горящей головней и собрался
уходить,  то  услышал  суровый  нечеловеческий голос, уже говоривший с ним и
произнесший теперь слова:
     - Не смей возвращаться сюда в четвертый раз!
     Попытка  разжечь  огонь  от  этой  последней  головни окончилась так же
неудачно,  как  и предыдущие. Тогда Мартин отказался от безнадежных усилий и
опустился  на  постель из листьев, решив лишь утром сообщить братьям о своем
сверхъестественном  приключении.  От  усталости  и  возбуждения  он  забылся
тяжелым  сном  и  был  разбужен громкими возгласами изумления и радости. Его
братья,   проснувшись,   крайне   удивились,   что  огонь  потух,  и  начали
перекладывать  топливо, чтобы снова растопить печь, как вдруг увидели в золе
три  огромных  слитка металла, в котором, будучи, как и большинство крестьян
Гарца, неплохими минералогами, тотчас распознали чистое золото.
     Их  взаимные радостные поздравления несколько охладил рассказ Мартина о
том,  как  ему  досталось  сокровище; собственные ночные впечатления братьев
заставили  их  полностью  поверить  ему.  Но  они  не  могли  устоять против
искушения  разделить с братом его богатство. Действуя теперь как глава рода,
Мартин  Вальдек  начал  скупать  земли и леса, построил замок, раздобыл себе
дворянскую  грамоту  и,  к  великому  негодованию древней аристократии края,
утвердился  во  всех правах человека знатного рода. Его храбрость на войне и
в   частных  распрях,  а  также  многочисленность  находившейся  у  него  на
жалованье  челяди  некоторое время помогали ему поддерживать свое положение,
несмотря  на  вражду, возбужденную его внезапным возвышением и непомерностью
его притязаний.
     А  потом  судьба Мартина Вальдека, как и многих других, показала, сколь
трудно  смертным  предвидеть  воздействие мгновенного обогащения на их душу.
Дурные  наклонности  в  его  натуре,  сдерживаемые  и подавляемые бедностью,
теперь,  когда появились всякие соблазны и возможности им предаться, созрели
и  принесли  свои  ядовитые  плоды. Грех один не ходит. Поэтому одна страсть
побуждала   в   Мартине  другую.  Скупость  вела  за  собой  высокомерие,  а
высокомерие  приводило  к  жестокости  и  властолюбию. Нрав Вальдека, всегда
дерзкий  и  смелый,  а после обогащения ставший особенно резким и надменным,
скоро  сделал  его  ненавистным не только дворянам, но и людям более низкого
звания,  которые с двойной неприязнью смотрели, как обременительными для них
правами,  принадлежащими  имперской феодальной знати, безжалостно пользуется
человек,  поднявшийся из самых низов народа. О пережитом им приключении, как
тщательно  он  его  ни  скрывал,  поползли слухи, и духовенство не замедлило
заклеймить   его  как  колдуна  и  приспешника  дьявола,  негодяя,  который,
приобретя  таким  странным  способом  огромный клад, не счел нужным освятить
его,  отдав  значительную  часть на нужды церкви. Окруженный враждебными ему
людьми   и   общественными  силами,  измученный  бесконечными  междоусобными
стычками  и находящийся под угрозой отлучения от церкви, Мартин Вальдек, или
барон  фон  Вальдек, как мы теперь должны его называть, часто горько жалел о
трудах  и  радостях тех лет, когда он был беден и никто не завидовал ему. Но
при  всем  этом храбрость его не изменяла ему и даже как будто возрастала по
мере  того,  как  вокруг него сгущались опасные тучи, пока случай не ускорил
его падения.
     Владетельный   герцог  Брауншвейгский  велел  объявить,  что  состоится
торжественный   турнир,   на  который  приглашаются  все  немецкие  дворяне,
происходящие   от   свободных   и   достойных  предков,  и  Мартин  Вальдек,
великолепно  вооруженный,  в  сопровождении  обоих  братьев,  а  также пышно
разодетой   свиты,  имел  наглость  появиться  среди  местного  рыцарства  и
потребовать,  чтобы  его занесли в списки участников. Но все сочли, что этим
он переполнил меру дерзости. Тысячи голосов закричали:
     - Мы  не  желаем,  чтобы  безродный  угольщик  вмешивался в игры нашего
рыцарства!
     Разъяренный  до  исступления,  Мартин  выхватил  меч и насмерть зарубил
герольда,  который,  согласно  единодушной  воле  собравшихся, воспротивился
занесению   его  в  списки.  Сотни  мечей  обнажились,  чтобы  отомстить  за
преступление,  которое  в те дни считалось самым тяжким после святотатства и
цареубийства.  Вальдек  оборонялся  как  лев, ко его схватили и подвергли на
месте  суду  турнирных  судей.  Как  нарушителя мира в землях его государя и
убийцу  неприкосновенной  особы герольда, его приговорили к отсечению правой
руки,  позорному  лишению  дворянского  звания, которого он был недостоин, и
изгнанию  из  города.  После  того  как  с его одежды сорвали геральдические
знаки,  а  самого  изувечили,  как  предписывал суровый приговор, несчастная
жертва   честолюбия   была   отдана   на   милость  черни,  которая  сначала
преследовала  Мартина  угрозами  и  бранью,  обзывая  его  чернокнижником  и
насильником,  а  затем  начала  избивать  его. Братья (вся их свита бежала и
рассеялась)  с  трудом отняли его у толпы, которая, насытившись жестокостью,
оставила  его,  полумертвого  от потери крови и перенесенных надругательств.
Враги  в  своем озлоблении были так изобретательны, что не позволили братьям
увезти  Мартина  иначе  как на такой же тачке, какой они раньше пользовались
как  угольщики.  Братья  уложили  в  нее Мартина на охапку соломы и почти не
надеялись  достигнуть  какого-либо убежища раньше, чем смерть избавит его от
страданий.
     Когда  Вальдеки  в  таком  жалком  виде  добрались до родных мест и шли
ложбиной  меж двух гор, они увидели двигавшуюся им навстречу фигуру, которую
с  первого  взгляда  приняли  за  старика. Но по мере приближения незнакомец
стал  увеличиваться  в  размерах,  плащ  спал  с  его  плеч, посох странника
превратился  в вырванную с корнями сосну, и гигантская фигура гарцского духа
прошла  мимо  них  во  всем  своем ужасном величии. Поравнявшись с тачкой, в
которой  лежал  несчастный Мартин, дух усмехнулся с невыразимым презрением и
злобой и спросил страдальца:
     - Как тебе нравится огонь, разожженный моими углями?
     Неукротимая  смелость, казалось, вернула Мартину способность двигаться,
которой  страх  лишил  его братьев. Поднявшись в тачке, он нахмурил брови и,
сжав  кулак,  погрозил призраку с выражением яростной ненависти и гнева. Дух
исчез  с  обычным  оглушительным  и  раскатистым  хохотом  и оставил Мартина
Вальдека в изнеможении от исчерпавшего его силы порыва.
     Охваченные   ужасом,   братья   свернули  со  св