м  и  густым подлеском, частью поросшими лиловым
вереском,  а  частью  - на каменной крутизне - покрытыми пятнами лишайника и
тех  выносливых  растений,  что  пускают корни в самых бесплодных расселинах
утесов.
     - Здесь  было  пристанище  учености в дни мрака, мистер Ловел, - сказал
Олдбок,  вокруг  которого  теперь  собралось  все общество, любуясь внезапно
открывшейся  и  столь  романтической  панорамой.  -  Здесь отдыхали мудрецы,
уставшие  от  мирской  суеты  и  посвятившие  себя  либо размышлениям о мире
грядущем,  либо службе поколениям, которые должны были наследовать им в мире
сем.  Я  сейчас  покажу  вам  библиотеку.  Вы  видите  этот  участок стены с
прямоугольными  окнами,  разделенными  надвое  небольшими колоннами? Вот там
она  и  помещалась,  и  в  ней,  как  уверяет  принадлежащая  мне  старинная
рукопись,  было  пять  тысяч  томов.  Здесь  я  смело  могу присоединиться к
горьким   жалобам   высокоученого   Лиленда,   который,  сожалея  об  упадке
монастырских   библиотек,   восклицает,   как   Рахиль,   оплакивающая  свое
бесплодие,  что,  если  бы  из наших библиотек выпрыгнули в руки зеленщиков,
свечников,  мыловаров  и  прочих  дельцов и торгашей папские буллы, декреты,
декреталии,  конституции  и  прочая  дьявольская  стряпня,  а  также софизмы
Хейтсбурга,  универсалы  Порфирия,  логика  Аристотеля,  богословие  Дунса и
всякое  такое  шулерство  (прошу  прощения, мисс Уордор) и все тому подобные
плоды  преисподней,  -  мы могли бы с этим примириться. Но то, что мы отдали
наши  древние  летописи,  сборники  наших  благородных преданий, наши ученые
комментарии,  наши  народные  хартии на самое презренное употребление, легло
позором  на  нашу  нацию  и  обесчестило  нас  перед потомством до скончания
времен. О, пренебрежение, столь неуважительное, к нашей родине!
     - О,  Джон  Нокс!  - вздохнул баронет. - Джон Нокс, под чьим влиянием и
покровительством была проделана эта патриотическая работа!
     Антикварий,  оказавшийся  в  положении птицелова, попавшегося в свой же
силок, быстро отвернулся и закашлялся, чтобы скрыть легкую краску смущения.
     - Что касается этого апостола шотландской Реформации... - начал он.
     Но тут вмешалась мисс Уордор, чтобы прервать опасный разговор:
     - Скажите, какого автора вы цитировали, мистер Олдбок?
     - Высокоученого  Лиленда,  мисс  Уордор, который упал без чувств, когда
своими глазами увидел уничтожение монастырских библиотек в Англии.
     - А  я думаю, - сказала на это молодая леди, - что его несчастье, может
быть,  спасло  разум  кое-кому из современных антиквариев, которых, наверно,
затопило   бы  такое  огромное  море  учености,  если  бы  не  было  принято
осушительных мер.
     - Благодарение  небу, такой опасности теперь нет. Учености нам оставили
с наперсток, а в нем не утонешь.
     Сказав  это,  Олдбок повел собравшихся вниз, на берег, по крутой, но не
опасной  тропинке,  и  они  вскоре  оказались  на  зеленеющем  лугу, посреди
которого были расположены руины.
     - Здесь  эти  люди  жили,  -  продолжал антикварий, - и единственным их
занятием  было  изучать далекую старину, переписывать манускрипты и сочинять
новые произведения в назидание потомству.
     - А  также,  -  добавил  баронет,  -  выполнять  благочестивые обряды с
блеском и церемониалом, достойными их духовного сана.
     - И  если  мне  разрешит  заметить  фисокородный  сэр Артур, - с низким
поклоном  произнес  немец,  - монахи происфодили в своих лабораториях весьма
любопитные опиты в опласти химии, а также magia naturalis*.
     ______________
     * Натуральной магии (лат.).

     - Мне  кажется,  -  сказал  пастор,  -  им  хватало  работы по взиманию
десятины в пользу священников и викариев в трех обширных приходах.
     - И  все  это,  -  добавила  мисс  Уордор,  наклонив  голову  в сторону
антиквария, - без всяких помех со стороны женщин!
     - Верно,  мой  прекрасный враг, - отозвался Олдбок. - Это был рай, куда
не  допускалась  Ева,  и  можно  только дивиться, как добрые отцы умудрились
потерять его.
     Высказывая  подобные  критические замечания по поводу занятий тех, кому
некогда  принадлежали  нынешние руины, посетители некоторое время переходили
от  одной  замшелой  гробницы  к  другой  под  руководством  Олдбока, весьма
убедительно  объяснявшего  план  строения  и  читавшего,  с соответствующими
пояснениями,  полуистершиеся  надписи,  которые еще можно было разглядеть на
могилах мертвых и в пустых нишах для статуй святых.
     - Почему,  -  наконец  спросила  мисс  Уордор  антиквария,  -  предание
сохранило  нам  такие  скудные  сведения  об  обитателях этих величественных
зданий,  возведенных с такой затратой труда и таким вкусом во времена, когда
их   хозяева  были  людьми  чрезвычайно  важными  и  могущественными?  Самой
невзрачной  башне разбойного барона или эсквайра, жившего силой своего копья
и  меча,  посвящена  особая  легенда, и пастух подробнейшим образом поведает
вам  имена и подвиги обитателей этой башни. Но попробуйте расспросить любого
сельского  жителя  об  этих  великолепных  и  внушительных  руинах - об этих
башнях,  этих  арках,  этих  контрфорсах  и  окнах  с  колоннами, так дорого
стоивших,   -  его  ответ  будет  односложен:  "Это  давным-давно  построили
монахи".
     Вопрос  был  довольно  трудный.  Сэр  Артур  возвел  очи к небу, как бы
ожидая  оттуда  вдохновения.  Олдбок  сдвинул  парик  на  затылок. По мнению
пастора,    его   прихожане   были   слишком   преданны   истинному   учению
пресвитерианской     церкви,     чтобы    сохранять    записи,    касавшиеся
притеснителей-папистов,  этих  побегов большого и мрачного древа беззакония,
чьи  корни  уходят  в недра семи холмов мерзостного нечестия. Ловел находил,
что  для  решения  вопроса  лучше  всего  рассмотреть,  какие события вообще
оставляют наиболее глубокое впечатление в умах простых людей.
     - Эти  события,  -  утверждал он, - были похожи не на спокойное течение
оплодотворяющей  землю  реки,  а  на бешеный, стремительный бег разъяренного
потока.  Те  эры, от которых простой народ исчисляет время, всегда связаны с
каким-либо  периодом  страха  и  бедствий  -  с ураганом, землетрясением или
вспышкой   гражданской  смуты.  А  раз  именно  такие  факты  наиболее  живо
сохраняются  в  памяти народа, мы не должны удивляться, - заключил он, - что
свирепого воина помнят, а мирных аббатов предают полному забвению.
     - Если  разрешат  тшентльмены  и  леди  и если мне простят сэр Артур, и
мисс  Уордор,  и  почтенный  пастор,  и  мой  допрый друг мистер Олденбок, с
которым  мы  земляки,  и  любезный мистер Лофел, я думаю, что все это делает
рука славы.
     - Какая рука? - удивился Олдбок.
     - Рука  славы, мой допрый мистер Олденбок. Это великая и ушасная тайна,
которой   пользофались  монахи,  чтоби  скрыть  свои  сокровища,  когда  так
назыфаемая Реформация изгоняла их из монастырей.
     - А,  вот  как!  Расскажите нам об этом, - сказал Олдбок. - Такие тайны
полезно знать.
     - Что  ви,  мой допрый мистер Олденбок! Ви только посмеетесь надо мной.
Но  рука  славы  хорошо  известна в странах, где шили ваши почтенные предки.
Это  рука,  отрезанная  от  трупа  челофека,  пофешенного  за  убийство.  Ее
хорошенько   высушивают   в   дыму  мошшевельника,  и  если  ви  добавите  к
мошшевельнику  немного  тиса, то лучше не будет... Я хотел сказать - хуше не
будет.  Потом  надо  взять  немного медфешьего шира, и немного барсучьего, и
немного  кабаньего,  и  немного - от младенца, только некрещеного (это очень
вашно!),  и слепить из этого шира свечу, и влошить ее в нушный час и минуту,
с  нушными церемониями в руку славы, и тот, кто ищет клад, никогда ничего не
найдет.
     - Клянусь   головой,   что   это  заключение  правильно!  -  воскликнул
антикварий.  -  И  вы  говорите,  мистер  Дюстерзивель, что в Вестфалии было
принято пользоваться такими изящными канделябрами?
     - Постоянно,  мистер  Олденбок,  когда  ви  не хотели, чтобы кто-нибудь
софал  нос  в ваши дела. И монахи тоше - когда прятали свои церковные блюда,
и чаши, и перстни с драгоценными камнями.
     - Но  вы, рыцари ордена розенкрейцеров, все же, несомненно, знаете, как
разрушать чары и находить то, что бедные монахи прятали с таким трудом?
     - Ах,  допрый  мистер  Олденбок,  -  ответил  мудрец,  загадочно  качая
головой,  -  вам  трудно  этому  поферить.  Но если бы ви, сэр Артур, видели
огромные,  массивные, тончайшей работы предметы церковной утвари, а ви, мисс
Уордор,  -  тот  серебряный  крест,  что ми со Шрепфером нашли для господина
фрейграфа  -  его  точнее зофут барон фон Бландерхауз, - я уферен, что ви бы
тогда больше не сомнефались.
     - Увидеть  -  это,  конечно,  значит  поверить.  Но в чем состояло ваше
искусство, ваша тайна, мистер Дюстерзивель?
     - О,  мистер  Олденбок, это мой маленький секрет, допрый сэр! Ви долшны
простить  мне, если я его не открою. Но я скажу вам, что есть разные пути...
да  вот  хотя  бы  сон,  который  снится  вам  три  раза,  это очень хороший
способ...
     - Очень  рад  это  слышать,  -  сказал Олдбок. - У меня есть счастливый
друг,  - при этом он покосился на Ловела, - которого часто посещает королева
Мэб.
     - Кроме  того,  бивают  симпатии  и  антипатии и удивительные природные
свойства различных трав, а такше магического жезла.
     - Я  предпочла  бы  посмотреть  на  эти  чудеса,  а не слушать о них, -
сказала мисс Уордор.
     - Ах,  моя  высокочтимая молодая леди, сейчас не время, чтобы сотворить
большое  чудо  и  найти  все  церковные сосуды и монеты. Но, чтобы достафить
удофольствие  вам, и моему покрофителю сэру Артуру, и преподобному господину
пастору,   и  допрому  мистеру  Олденбоку,  и  мистеру  Лофелу,  тоже  очень
приятному  молодому  тшентльмену, я покашу вам, что мошно, очень даже мошно,
открыть  источник,  маленький  водяной  ключ,  скрытый в земле. Для этого не
нушно ни мотыги, ни лопаты и вовсе незачем копать.
     - Гм!  - проворчал антикварий. - Я слыхал об этой загадке. Но от такого
умения  в  нашей  стране  мало проку. Вам следовало бы отправиться в Испанию
или Португалию и там с пользой употребить его.
     - Ах,  мой допрый мистер Олденбок, там инквизиция и аутодафе. Там меня,
простого философа, объявили бы великим колдуном и сошгли.
     - Они  зря  истратили бы уголь, - заметил Олдбок. - Однако, - продолжал
он  шепотом,  обращаясь  к  Ловелу,  - если бы они выставили его у позорного
столба,  как  одного  из  самых  наглых  мошенников и болтунов, каких только
видел  свет, воздаяние более точно соответствовало бы его заслугам. Впрочем,
поглядим: он, кажется, хочет показать нам какой-то фокус.
     И  действительно, немец теперь подошел к рощице на некотором расстоянии
от  руин  и  сделал  вид,  будто  усердно  разыскивает  прут, годный для его
волшебных  целей.  Срезав,  осмотрев  и отбросив несколько веток, он наконец
выбрал  небольшой  побег  орешника  с раздвоенным концом и объявил, что этот
прут  обладает всеми свойствами, нужными для его опыта. Держа концы развилки
так,  что  прут  торчал прямо вверх, Дюстерзивель начал обходить разрушенные
нефы и аркады, а остальные с удивлением вереницей следовали за ним.
     - Я  думаю,  здесь не было воды, - сказал он, обойдя несколько зданий и
не  находя  якобы  ожидаемых им признаков. - Я думаю, эти шотландские монахи
находили  воду  слишком  холодной  для  климата и всегда пили допрый вкусный
рейнвейн...  Что это? Ага! - При этом восклицании его спутники заметили, что
прут  принял  наклонное  положение,  хотя немец как будто по-прежнему крепко
сжимал  его  пальцами. - Да, разумеется, здесь есть вода, - добавил немец и,
поворачиваясь  из  стороны  в сторону, смотря по тому, куда отклонялся прут,
добрался  наконец  до  пустого  помещения без крыши, в котором когда-то была
монастырская  кухня.  Едва он вошел туда, как прут повернулся у него в руках
и  застыл  концом вниз. - Да, это здесь! - продолжал чудотворец. - И если ви
не найдете воды, то мошете назвать меня дерзким обманщиком!
     - Я  воспользуюсь  этим  разрешением,  -  шепнул  антикварий  Ловелу, -
найдет он воду или нет.
     Слугу,  явившегося с корзиной холодных закусок, послали в расположенную
неподалеку  хижину  лесника  за  киркой  и  топором. После того как с места,
указанного  немцем,  удалили  камни  и  мусор,  показались  стенки  обычного
колодца.  Когда при содействии лесника и его сыновей был убран слой щебня, в
колодце  начала быстро подниматься вода - к удовольствию философа, удивлению
дам,  мистера  Блеттергаула  и  сэра  Артура,  недоумению  Ловела и смущению
недоверчивого  антиквария.  Впрочем,  он не преминул снова заявить Ловелу на
ухо свой протест против такого чуда.
     - Это  просто  трюк,  -  сказал  он.  -  Прежде  чем  проделывать  свои
таинственные  махинации,  мошенник так или иначе узнал о существовании этого
старинного  колодца.  Обратите  внимание  на то, что он сейчас скажет. Или я
сильно  ошибаюсь,  или  все  это  лишь  прелюдия  к более серьезному обману.
Смотрите,  как  он  пыжится и важничает после своего успеха и как бедный сэр
Артур  восхищается  этим  потоком  чепухи,  который тот изливает на него под
видом основ оккультной науки!
     - Ви  видите,  мой  допрый  покрофитель, ви видите, моя допрая леди, ви
видите,  почтенный  доктор  Блеттергаул,  и ви такше, мистер Лофел, и мистер
Олденбок,  мошете  видеть,  если  соблаговолите,  что  наука не имеет других
врагов,   кроме   нефешества.  Взгляните  на  эту  малую  веточку  орешника.
Единственно,  на  что  она  годна,  это посечь ребенка. ("Для тебя я взял бы
девятихвостую  кошку!"  -  шепнул  Олдбок в пространство.) Влошите ее в руки
философа  -  пиф-паф!  -  и  она делает великое откритие. Но это пустяк, сэр
Артур,  сущий пустяк, почтенный доктор Блеттергаул, пустяк, милые леди, юный
мистер  Лофел  и  допрый  мистер  Олденбок,  по  сравнению  с тем, что мошет
сделать  наука! Ах, если б нашелся челофек, у которого хватило бы смелости и
ума,  я  показал  бы  ему  кое-что  получше  колодца с водой... Я показал бы
ему...
     - Для  этого потребовалось бы также немного денег, не так ли? - спросил
антикварий.
     - Э, самая малость, о которой не стоит и говорить! - ответил мудрец.
     - Я  так  и  думал,  -  сухо  заметил  антикварий.  - А я пока что, без
всякого  магического жезла, покажу вам превосходный паштет из дичи и бутылку
лондонской  мадеры  особой  марки,  и  думаю, что эти блага не уступят всему
тому, что может явить нам наука мистера Дюстерзивеля.
     Пиршественные  яства  были  расставлены,  как  выражался Олдбок, fronde
super  viridi,  под  огромным старым деревом, называвшимся "дубом приора", и
общество, расположившееся в его тени, отдало должное содержимому корзины.


                                Глава XVIII

                                          И как грифон крылатый, над лесами,
                                          Над степью и болотами летя,
                                          За аримаспом гонится, который
                                          Хранимое им золото похитил, -
                                          Так в исступленье гнева сатана...

                                                            "Потерянный рай"

     Когда  легкий  завтрак  был  окончен,  сэр  Артур возобновил разговор о
тайнах   магического   жезла,   о   которых   он   уже  раньше  беседовал  с
Дюстерзивелем.
     - Мой  друг  мистер Олдбок теперь будет с большим уважением слушать ваш
рассказ   о   новейших   открытиях,  сделанных  в  Германии  членами  вашего
сообщества.
     - Ах,   сэр   Артур,   не  следовало  касаться  таких  фещей  при  этих
тшентльменах.  Именно  недостаток  доферия,  или,  как  ви говорите, веры, и
портит подобные великие дела.
     - Позвольте  по крайней мере моей дочери прочесть записанный ею рассказ
про Мартина Вальдека.
     - О,  это  очень правдифый история. Но мисс Уордор такая лофкая и такая
умница,  что  сделала  из  нее  настоящий роман. Гете и Виланд не сделали бы
лучше, честное слово.
     - По  правде говоря, мистер Дюстерзивель, - промолвила мисс Уордор, - в
этой  легенде  романтическое  настолько  преобладало над правдоподобным, что
мне,  влюбленной  в  царство  сказок, просто невозможно было удержаться и не
внести  несколько  штрихов, чтобы сделать это произведение более совершенным
в  своем  роде.  Однако  вот  оно,  и  если вы не склонны покинуть эту тень,
прежде  чем  немного  спадет  дневная  жара, и будете снисходительны к моему
неумелому  изложению,  то,  может  быть, сэр Артур или мистер Олдбок прочтут
его нам.
     - Только не я, - заявил сэр Артур. - Я никогда не любил читать вслух.
     - И  не  я,  -  сказал  Олдбок,  -  ибо забыл дома очки. Но ведь с нами
Ловел,  у  него  острое  зрение  и  приятный  голос.  Что  касается  мистера
Блеттергаула,  то,  насколько  мне  известно, он ничего не читает, опасаясь,
что его заподозрят в чтении своих же проповедей.
     Таким  образом,  чтение  рукописи было возложено на Ловела, и он не без
трепета  принял  переданные  ему  смущенной  мисс  Уордор листы со строками,
начертанными  той  прекрасной  рукой,  обладание  которой  он счел бы высшим
блаженством,  какого  только мог ожидать на земле. Но сейчас необходимо было
подавить  свои  чувства. И, бегло проглядев рукопись, как бы для того, чтобы
лучше  ознакомиться с ее характером, он преодолел волнение и прочел обществу
следующий рассказ.


                          СУДЬБА МАРТИНА ВАЛЬДЕКА*

     ______________
     *  Общее  содержание  этой истории заимствовано из немецких источников.
Но  автор  в  настоящее  время  не  может сказать, в каком из многочисленных
сборников легенд на этом языке можно найти оригинал. (Прим. автора.)

     Пустынные  дебри Гарцского леса в Германии, и особенно гора, называемая
Блоксберг,  или,  точнее,  Брокен,  служат  излюбленным  местом  действия  в
рассказах  о ведьмах, леших и призраках. Сам род занятий жителей - рудокопов
и  лесорубов  -  развивает  в  них  особую  склонность к суеверию, и явления
природы,  которые  они  наблюдают,  работая  в  лесной глуши или под землей,
часто  приписываются ими вмешательству духов или волшебных сил. Среди многих
легенд   в   этом   пустынном   краю   особенно   распространена  одна,  где
рассказывается  о  некоем  диком  духе,  принявшем  образ человека огромного
роста,  который  сторожит  леса Гарца. Этот великан ходит в венке и поясе из
дубовых  листьев и носит в руке вырванную с корнем сосну. Многие утверждают,
что  видели  гигантскую фигуру, шагавшую в том же направлении, что и они, по
горному  хребту,  отдаленному  от  них  узкой  лощиной.  Подлинность  такого
видения  настолько  общепризнанна,  что современному скептицизму не остается
ничего иного, как объяснять его законами оптики*.
     ______________
     *  Предполагается,  что  видение возникает вследствие отбрасывания тени
человека,  видящего его, на слой тумана, подобно изображению, отбрасываемому
волшебным фонарем на белую стену. (Прим. автора.)

     В  старину  дух часто запросто общался с местными жителями; по гарцским
преданиям,  он,  как почти все духи земли, был своенравен и по своей прихоти
вмешивался  в дела смертных - иногда на пользу им, а иногда во вред. Но было
замечено,  что  даже  его  дары часто со временем оказывались гибельными для
тех,   кого   он  ими  наделял.  Нередко  священники,  пекущиеся  о  пастве,
произносили  длинные  проповеди,  суть  которых  сводилась  к  увещеванию не
вступать  ни  в  какое  общение,  прямое  или  косвенное, с демоном Гарца. И
старые  люди  часто  приводили  историю  Мартина  Вальдека в пример ветреным
детям, когда те смеялись над опасностью, казавшейся им воображаемой.
     Однажды  в  деревушке  под  названием  Моргенбродт,  в  Гарце, кафедрой
церковки  с соломенной крышей завладел странствующий капу