ситету,  вероятно,  помнят
худую,  изможденную  фигуру  почтенного  старого  нищего,  который  стоял  у
снесенных  теперь уже ворот в переулке Поттера и, ни слова не говоря, слегка
кланялся  и  протягивал  -  нисколько не назойливо - шляпу в сторону каждого
пешехода.  Этот человек благодаря своей молчаливости и бледному, истощенному
виду  паломника  из  дальних  стран  собирал  такую  же  дань,  какую  Эндрю
Джеммелзу  приносили  его  насмешки и величественная осанка. Говорили, что у
него   хватает   средств,   чтобы  содержать  сына,  студента  богословского
факультета,   у  ворот  которого  просил  милостыню  отец.  Молодой  человек
отличался  скромностью  и прилежно учился, поэтому какой-то его однокурсник,
чьи  родители  принадлежали  к  не  особенно  высокому  кругу, пожалел его и
пытался  утешить,  любезно  с  ним  разговаривая,  когда  увидел, что другие
студенты,  заподозрив  тайну  его рождения, совершенно от него отстранились.
Старый  нищий  проникся  благодарностью  за такое внимание к сыну и однажды,
когда  приветливый  студент  проходил  мимо,  шагнул  вперед,  словно  желая
преградить  ему  путь.  Студент  вынул  полпенни,  думая,  что  дело  идет о
подаянии,  но,  к  своему  удивлению, выслушал изъявления признательности за
проявленную  к  Джемми  доброту,  а  затем - сердечное приглашение на обед в
ближайшую  субботу.  "Подкрепимся  бараньей лопаткой с картофелем, - сообщил
нищий  и  добавил:  -  Наденьте  чистую рубашку - у меня будут еще гости". У
студента  было  сильное  искушение  принять столь сердечное предложение, как
многие  в  подобном  случае,  вероятно,  и сделали бы. Но так как его мотивы
могли  быть  неверно  истолкованы, он все же счел более осторожным, учитывая
общественное положение старика, отклонить приглашение.
     Таковы  особенности  нищенства  в  Шотландии,  о  которых мы сообщили в
пояснение  к  роману,  где  представитель этой профессии играет значительную
роль.  Мы  полагаем, что доказали право Эди Охилтри на отведенное ему видное
место,  ибо  знавали  нищего,  который  играл  в  карты  с  важной особой, и
другого, который давал званые обеды.
     Не  знаю,  стоит  ли упоминать, что "Антикварий" при его первоначальном
выходе  в  свет был принят менее благосклонно, чем его предшественники, но с
течением  времени  снискал  равную,  а  в  глазах некоторых читателей - даже
большую популярность.


                                  Глава I

                                  Карету кликните! Карету кликнуть!
                                  И пусть, кто кличет, кличет во весь голос!
                                  И пусть карету только кличет он!
                                  Что дал бы за карету я! О боги!

                                                      "Chrononhotonthologos"

     Прекрасным  летним  утром  -  это  было  в  конце восемнадцатого века -
молодой  человек  благородной  наружности, направлявшийся в северо-восточную
часть  Шотландии, запасся билетом для проезда в одном из тех дилижансов, что
ходят  между  Эдинбургом  и  Куинсферри, где, как показывает само название и
как  хорошо  известно всем моим северным читателям, существует перевоз через
залив  Ферт-оф-Форт.  Карета  рассчитана на шесть пассажиров, не считая тех,
которых  кучеру  случается  подсадить  в  пути,  стеснив этим людей, законно
занимающих  места.  Билеты  на  проезд  в этом малоудобном экипаже продавала
пожилая  особа  с  пронзительным  взором  и  с  очками на очень тонком носу,
занимавшая  на  Хай-стрит  подвал, куда вела крутая лестница в один пролет и
где  она  предлагала  тесемки,  нитки, иголки, мотки шерстяной пряжи, грубое
полотно  и  другие  предметы женского обихода тем, у кого хватало смелости и
умения  спуститься  в  глубины  ее  жилища, не полетев вверх тормашками и не
свалив  многочисленные  товары,  которые  были  нагромождены  по обе стороны
этого  крутого  спуска  и  своим видом указывали на характер производившейся
внизу торговли.
     Объявление,  написанное  от  руки  и наклеенное на выступавшую из стены
доску,  гласило,  что  дилижанс  на  Куинсферри,  иначе - "Хоузская карета",
отходит  во  вторник  пятнадцатого  июля 17** года ровно в двенадцать часов,
дабы   пассажиры   успели   воспользоваться  приливом  для  переправы  через
Ферт-оф-Форт.  Объявление  в  данном  случае  лгало,  как  обычно  лгут  все
официальные  объявления, ибо на колокольне Сент-Джайлза, а затем на Тронской
церкви  уже  отзвонили  этот час, а экипаж все еще не появлялся на указанной
стоянке.  Правда,  было  взято  всего лишь два билета; возможно также, что у
леди  из подземного обиталища было соглашение с ее автомедоном, чтобы он при
таких  обстоятельствах  немного  запаздывал,  - глядишь, кто-нибудь и займет
свободные  места!  Может  быть  также,  что  означенному автомедону пришлось
участвовать  в  похоронах и он задержался, снимая со своей колымаги траурные
украшения;  может  быть,  он  замешкался,  распивая  со своим другом конюхом
лишнюю  четверть  шотландской  пинты;  может  быть...  Короче  говоря, он не
появлялся.
     К   молодому   человеку,   уже   начинавшему  терять  терпение,  теперь
присоединился  товарищ  по несчастью - много бывает таких мелких несчастий в
человеческой  жизни!  Это  был  обладатель второго билета. Человека, который
вознамерился  отправиться  в  путешествие,  обычно  легко  отличить  от  его
сограждан.  Сапоги,  длинное  пальто, зонтик, небольшой пакет в руке, шляпа,
надвинутая  на  сурово  насупленные  брови,  решительная  и  важная походка,
краткие  ответы  на  приветствия  никуда  не торопящихся знакомых, - все это
признаки,  по  которым  опытный пассажир почтовой кареты или дилижанса может
даже  издали  узнать  будущего  спутника, приближающегося к месту встречи. И
тогда  умудренный  опытом  первый  пассажир  спешит  обеспечить  себе лучшее
сиденье  и  как  можно  удобнее пристроить свой багаж до прибытия соперника.
Однако  наш  молодой  человек, не отличавшийся особой предусмотрительностью,
да  и вообще, за отсутствием дилижанса, лишенный возможности воспользоваться
своим   правом  преимущественного  выбора,  развлекался  тем,  что  старался
угадать  род  занятий  и  звание  того  лица,  которое теперь приближалось к
конторе дилижансов.
     Это  был  благообразный  человек  лет  шестидесяти  или даже больше, но
отличный  цвет  лица  и  твердый  шаг  свидетельствовали  о том, что годы не
нанесли  ущерба  его здоровью и силам. Лицо его с несколько жесткими чертами
и  умными,  проницательными глазами было явно выраженного шотландского типа;
обычно  серьезное,  оно  оживлялось  еле  уловимым выражением насмешливости.
Сюртук  и  панталоны  были у него одного цвета и гармонировали с возрастом и
внушительным  видом  их  владельца,  а  хорошо взбитый и напудренный парик и
шляпа  с широкими опущенными полями, казалось, говорили о принадлежности его
к  ученому  сословию. Он мог быть священником, однако производил впечатление
скорее  светского  человека,  чем представителя шотландской церкви, а первые
же  сказанные  им  вслух  слова  устранили  всякие сомнения на этот счет. Он
приблизился  торопливым  шагом  и,  бросив  тревожный  взгляд  на  циферблат
церковных   часов,  а  затем  туда,  где  должен  был  находиться  дилижанс,
воскликнул:
     - Черт возьми, я все-таки опоздал!
     Молодой  человек  успокоил  его,  сказав,  что  дилижанс еще не прибыл.
Старый  джентльмен,  должно  быть,  сознавая,  что сам был не слишком точен,
сначала  не находил в себе смелости бранить за то же возницу. Он взял пакет,
по-видимому  содержавший  книгу  большого  формата,  из рук пришедшего с ним
мальчугана  и,  погладив  его  по голове, велел идти назад и сказать мистеру
Б*,  что  если  бы  он  знал,  как много у него останется времени, он бы еще
поторговался.  Потом  он  добавил,  чтобы  паренек  побольше  думал  о своем
ремесле,  и тогда из него выйдет самый преуспевающий юноша, какой когда-либо
сметал  пыль  с  фолиантов.  Мальчуган медлил - вероятно, в надежде на пенни
для  покупки  игральных  шариков.  Но  он  ничего  не  дождался.  Джентльмен
прислонил  пакет  к  одному из столбиков у начала лестницы и, повернувшись к
первому   путешественнику,  минут  пять  молча  ждал  прибытия  запоздавшего
дилижанса.
     Наконец,  раза  два  нетерпеливо  взглянув на минутную стрелку башенных
часов,  сверив  их  со  своими  -  огромной,  старинной  золотой луковицей с
репетицией  -  и  скривив  физиономию,  а  затем  сердито и многозначительно
фыркнув, он окликнул старую пещерную даму:
     - Хозяйка!.. Как, черт возьми, ее зовут?.. Миссис Мак-Люхар!
     Миссис  Мак-Люхар, понимая, что в предстоящей стычке ей придется играть
роль  обороняющейся  стороны,  не  торопилась  открывать  диспут и медлила с
ответом.
     - Миссис  Мак-Люхар!  Хозяйка!  -  повысил голос джентльмен и продолжал
уже  в  сторону:  -  Глупая  старая  карга  -  да  она  глуха  как колода!..
Послушайте, миссис Мак-Люхар!
     - Я  сейчас  обслуживаю  покупательницу... Право же, милочка, я не могу
уступить ни гроша!
     - Эй  вы!  -  не унимался пассажир. - По-вашему, мы так и будем торчать
здесь  весь  день,  пока  вы  не  вытянете  из  бедной  девчонки половину ее
годового жалованья, да еще вместе с праздничными подарками?
     - Вытяну?!  -  подхватила миссис Мак-Люхар, готовая начать спор с более
выгодных  позиций.  -  Я  возмущена  вашими  словами, сэр! Вы невежа, и я не
желаю, чтобы вы стояли тут и поносили меня на моем собственном пороге!
     - Эта   женщина,   -  сказал  старый  джентльмен,  лукаво  взглянув  на
посланного  ему  судьбой  попутчика,  -  не  понимает  делового  языка.  Эй,
послушайте,  - снова обратился он в сторону подвала, - я и не думаю порочить
вашу честь, но я желаю знать, куда делся дилижанс.
     - Чего  вам  нужно?  -  отозвалась  миссис  Мак-Люхар,  снова  впадая в
глухоту.
     - Мы,  сударыня,  -  сказал  молодой  незнакомец, - взяли билеты, чтобы
ехать в Куинсферри с вашим дилижансом...
     - ...который  должен  был быть уже на полпути туда, - продолжал старший
и  более  нетерпеливый путешественник, распаляясь все более. - Теперь мы, по
всей  видимости,  упустим прилив, а у меня важные дела на той стороне, и ваш
проклятый дилижанс...
     - Дилижанс?..  Господи  помилуй! Неужто его еще нет? - удивилась старая
леди,  и  ее  резкий,  негодующий тон перешел в виноватое хныканье. - Так вы
ждете дилижанса?
     - А  чего  ради  мы  стали  бы  жариться  на  солнце возле этой канавы,
бессовестная вы женщина!
     Теперь  миссис  Мак-Люхар  поднялась  по  своему  трапу  (ибо  хотя эта
лестница  и  была  каменной,  она скорее походила на трап) настолько, что ее
нос   пришелся  вровень  с  мостовой.  Затем,  протерев  очки,  чтобы  лучше
рассмотреть  то,  чего,  как  она  отлично знала, вовсе нельзя было увидеть,
старуха воскликнула с хорошо разыгранным удивлением:
     - Господи помилуй! Видано ли что-нибудь подобное?
     - Да,  мерзавка! - загремел путешественник. - Многие видели подобное, и
все  будут  видеть  подобное,  кому  придется  иметь  дело с вашим пакостным
полом.
     Он  яростно  зашагал  взад и вперед, и каждый раз, проходя мимо входа в
лавку,  подобно  кораблю,  который, поравнявшись с неприятельской крепостью,
дает  по  ней  всем  бортом  залп,  палил  жалобами,  угрозами  и упреками в
ошеломленную  миссис  Мак-Люхар.  Он  возьмет  почтовую  карету;  он кликнет
наемный  экипаж;  он  добудет  четверку  лошадей. Ему необходимо, совершенно
необходимо  быть  сегодня  же  на  Северной  стороне,  и  все расходы по его
поездке,  включая  убытки,  прямые и косвенные, возникшие от задержки, падут
на злополучную голову миссис Мак-Люхар.
     Его   брюзгливое   негодование  было  настолько  комично,  что  младший
путешественник,  который  не так спешил с отъездом, невольно забавлялся этой
сценой,  особенно  тем,  что  старый джентльмен, при всем своем раздражении,
сам  порою не мог удержаться и смеялся над своей горячностью. Впрочем, когда
миссис  Мак-Люхар,  глядя  на  него, тоже начала хихикать, он быстро положил
конец ее неуместному веселью.
     - Эй  ты,  это  твое  объявление? - спросил он, доставая клочок измятой
бумаги  с печатным текстом. - Разве здесь не сказано, что, с божьей помощью,
как  ты  лицемерно  выражаешься, "Хоузская карета", иными словами - дилижанс
на  Куинсферри,  отойдет  сегодня  в двенадцать часов? И разве, мошенница из
мошенниц,  теперь  не четверть первого? А ведь никакого дилижанса или кареты
и  в  помине  нет.  А  знаешь ли ты, что бывает с теми, кто соблазняет людей
ложными  посулами?  Знаешь  ли ты, что это может быть подведено под статью о
преднамеренном  обмане?  Отвечай,  и  пусть  хоть  раз  за  всю твою долгую,
бесполезную  и  дурную  жизнь  твои  слова будут правдивы и искренни: есть у
тебя  такой  дилижанс?  Существует  ли  он  in rerum natura*, или это подлое
извещение  составлено  с  единственной  целью  надуть  неосторожных  людей и
отнять  у  них  время,  терпение  в  три шиллинга полновесной монетой нашего
королевства? Есть у тебя, повторяю, такой дилижанс? Да или нет?
     ______________
     * В природе вещей (лат.).

     - Ах,  господи,  ну  конечно, сэр! Соседи хорошо знают мой дилижанс. Он
зеленый с красным, и у него три желтых колеса и одно черное.
     - Слушай,  женщина,  твое подробное описание ничего не стоит. Оно может
быть всего только ловкой ложью.
     - Что  вы,  сэр?  - воскликнула подавленная миссис Мак-Люхар, изнемогая
под  столь  продолжительным  потоком  риторики.  -  Возьмите  назад свои три
шиллинга и оставьте меня в покое!
     - Нет,  погоди,  погоди!  Разве три шиллинга доставят меня в Куинсферри
по  твоему  предательскому расписанию? Разве они возместят убытки, которые я
могу  потерпеть,  не уладив своих дел? Разве они покроют неизбежные расходы,
если  мне  придется  проторчать  сутки  на Южной стороне, дожидаясь прилива?
Смогу  ли я нанять на них хотя бы лодку, которая одна только обойдется мне в
пять шиллингов?
     Здесь   его   речь   была   прервана  глухим  громыханием,  возвещавшим
приближение  давно  ожидаемого  экипажа, который двигался со всей скоростью,
на  какую  только были способны тащившие его заезженные клячи. С неслыханной
радостью  миссис  Мак-Люхар  следила,  как ее мучитель усаживался на кожаном
сиденье.  Но  и тогда, когда рыдван уже тронулся, старый джентльмен, высунув
голову  в  окно,  продолжал  напоминать ей - хотя слова его тонули в грохоте
колес,  -  что,  если  дилижанс  не достигнет места назначения вовремя, она,
миссис Мак-Люхар, будет нести ответственность за все возможные последствия.
     Дилижанс  проехал  уже  милю  или  две,  а незнакомец все еще не вполне
восстановил  свое  душевное равновесие, и это время от времени проявлялось в
горестных  восклицаниях,  что-де  он  и его спутник, по всей вероятности или
даже  несомненно,  упустят прилив. Все же постепенно гнев его начал утихать.
Он  вытер  лоб, перестал хмуриться и, развязав пакет, который держал в руке,
вынул  оттуда  фолиант  и  стал  его разглядывать с уверенным видом знатока,
любуясь  его  внушительными  размерами  и  сохранностью и тщательно проверяя
листы,  чтобы  убедиться,  что они целы и все налицо от титульного до самого
последнего.  Попутчик  старого  джентльмена  отважился  задать  ему вопрос о
предмете  его  занятий.  Старик  поднял  глаза,  и в них промелькнула легкая
усмешка,  словно он сомневался, поймет ли любознательный молодой человек его
ответ  и  удовлетворится  ли  им. Затем он объяснил, что книга, "Itinerarium
Septentrionale"*   Сэнди   Гордона,   представляет  собой  описание  римских
древностей  в  Шотландии.  Молодой  человек,  не  убоявшись  такого  ученого
заглавия,  задал  еще  несколько вопросов, свидетельствовавших о том, что он
получил  хорошее  образование,  которое  притом  пошло ему впрок. Не обладая
подробными  сведениями о памятниках старины, он все же был достаточно знаком
с  классиками,  чтобы  с интересом и пониманием следить за словами спутника.
Старший  путешественник,  которому  было приятно, что его случайный попутчик
вникает  в  его  слова  и  отвечает  ему,  охотно  пустился  в  целый  океан
подробностей,  касавшихся  урн,  ваз, жертвенников, римских лагерей и правил
их устройства.
     ______________
     * "Северный путеводитель" (лат.).

     Этот  приятный  разговор  возымел  такое  умиротворяющее действие, что,
несмотря  на  две задержки в пути, гораздо более длительные, чем та, которая
навлекла   на  злосчастную  миссис  Мак-Люхар  гнев  нашего  антиквария,  он
удостоил  эти  задержки  лишь  отдельными  "фу"  и  "ну",  казалось,  скорее
относившимися к чинимым его красноречию помехам, чем к промедлению в пути.
     Первая  из  этих  задержек  была  вызвана поломкой рессоры, исправление
которой  отняло  не  менее  получаса. Второй способствовал, а пожалуй, и был
главной  ее  причиной, сам антикварий, так как, заметив, что одна из лошадей
потеряла переднюю подкову, он указал кучеру на этот существенный недочет.
     - Лошадей  нам  дает  по  контракту  Джейми  Мартингейл,  он  и  должен
смотреть  за  ними, - заявил Джон, - а я не обязан останавливаться и терпеть
убыток из-за таких неполадок.
     - А  когда ты отправишься к... я хочу сказать - в то место, которого ты
заслуживаешь,  негодяй,  кто,  по-твоему, должен будет по контракту смотреть
за  тобой?  Если  ты  не остановишься и не отведешь бедную клячу в ближайшую
кузницу,  я  добьюсь того, чтобы тебя наказали, если только найдется мировой
судья в Мид-Лотиане.
     И,  открыв  дверцу  кареты,  он  спрыгнул на землю, а кучер приступил к
выполнению  его  приказания,  бормоча,  что ежели джентльмены теперь упустят
прилив, пусть пеняют только на себя, потому что он-то хотел ехать дальше.
     Я  так  не  люблю  анализировать сложные причины, определяющие поступки
людей,  что  не  стану  углубляться  в  вопрос  о том, не подкреплялось ли в
некоторой  мере сострадание антиквария к бедному животному желанием показать
спутнику  становище  пиктов,  или, по-местному, "загон". Как раз эту тему он
только  что  подробно  развивал,  а  иллюстрация к ней, "весьма любопытная и
поистине  совершенная",  случайно находилась всего в ста шагах от места, где
произошла   задержка.   Однако,   если  бы  я  был  вынужден  разобраться  в
побуждениях  моего  достойного  друга (ибо именно таковым и был джентльмен в
скромном  платье,  пудреном парике и широкополой мягкой шляпе), я сказал бы,
что,  хотя  он, безусловно, не позволил бы кучеру ехать дальше на лошади, не
способной  передвигаться,  и,  равным  образом,  не  потерпел  бы, чтобы его
самого  торопили,  все  же  мастер  кнута,  наверно,  избежал многих суровых
замечаний   и  упреков  благодаря  приятному  времяпрепровождению,  которому
предавались путешественники во время остановок.
     Эти  перерывы  в  путешествии  отняли  много  времени, и когда дилижанс
спустился  с холма, возвышавшегося над гостиницей Хоуз, к югу от Куинсферри,
опытный  глаз  антиквария  -  по ширине полосы влажного песка и по множеству
видневшихся  вдоль  берега  черных  камней  и  покрытых водорослями утесов -
усмотрел,  что  час  прилива  уже  миновал.  Молодой  человек  ожидал взрыва
негодования.  Но потому ли, что наш герой, как говорит Крокер в "Добродушном
человеке",  заранее  негодуя на возможные бедствия, настолько исчерпал силы,
что  уже  не  был в состоянии почувствовать эти бедствия, когда они настали,
или  же потому, что нашел общество, в котором он оказался, слишком приятным,
чтобы   роптать   на  какие-либо  задержки  в  пути,  -  во  всяком  случае,
несомненно, что он покорился судьбе с большим смирением.
     - Черт  бы  побрал  этот  дилижанс  и  старую ведьму, его хозяйку! Да и
какой  это  дилижанс? Это же черепаха. Он ползет, как муха в горшке с клеем,
по  ирландскому  присловью.  Так или иначе, время и прилив никого н