ему,  держа
наготове автомат.  Прошло  три  минуты;  мужчина  оставался  неподвижен,
только колыхался на  слабеющих  волнах,  поднятых  "Лорейн".  Содержимое
курьерской сумки  разлетелось,  бумаги  висели  на  верхушках  деревьев,
лежали на отмелях, тонули  в  главной  протоке.  Я  и  сам  не  смог  бы
придумать лучшего способа избавиться от них. Подплыв к мужчине вплотную,
я заметил  белую  кость  позвоночника,  торчащую  из-под  лохмотьев  его
рубашки и растерзанной плоти.
   Я положил автомат на сиденье, взял багор,  подтянул  к  себе  труп  и
повернул его лицом вверх.
   Лицо почти не пострадало, и только рот был широко распахнут, словно в
искреннем изумлении. Впрочем, то же самое можно было сказать  почти  обо
всех нас. Я нагнулся, ухватил его за волосы и рубашку и втащил на  борт.
Вода, смешанная с кровью,  потекла  по  палубе  и  зажурчала  в  сточных
желобах.
   Я не знал этого человека. У него было худое, бледное,  чуть  заросшее
лицо; короткие волнистые волосы; его  ярко-голубые  глаза  уже  начинали
стекленеть. Очередь "томпсона" попала ему в грудь и пах.  На  внутренней
поверхности  левого  предплечья  остался  легкий  шрам  от  первой  пули
"ремингтона", а более широкое входное отверстие в боку  указывало,  куда
угодил второй выстрел, сбивший его с ног. Во время столкновения катера с
берегом ему почти оторвало правую руку.
   Я обыскал его. К моему удивлению, бумажник не выпал  из  кармана.  На
маленькой промокшей карточке без фотографии было  указано  имя  -  майор
Курт Фридрих Дауфельдт, офицер управления имперской безопасности, СД АМТ
IV. На отдельном листке  бумаги  под  двойной  эсэсовской  молнией  было
напечатано, что майор СС Дауфельдт выполняет важное задание командования
Третьего Рейха, и все  служащие  вооруженных  сил,  разведки  и  органов
безопасности обязаны оказывать ему посильное содействие.  Хайль  Гитлер!
Ниже стояли подписи рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, Рейнхарда  Гейдриха
и майора Вальтера Шелленберга, главы РСХА VI.
   Вот оно как. Я положил промокший листок в карман и всмотрелся в  лицо
трупа.
   - Привет, Колумбия, - сказал я. Я сомневался, что  на  Кубе  найдутся
другие агенты столь высокого ранга, с письмом от трех высших  чинов  СД.
Один  из  них  был  убит  в  Чехословакии,  однако  письмо   по-прежнему
свидетельствовало о  том,  какая  власть  была  вверена  человеку,  тело
которого лежало передо мной. В чем бы ни заключалась  операция  "Ворон",
она имела огромное значение и проводилась  с  ведома  верхов  нацистской
иерархии. Вряд ли Дауфельдт  носил  при  себе  письмо  и  удостоверение,
выполняя  свое  секретное  задание,  но,  вероятно,   сегодня   вечером,
разделавшись с Хемингуэем, он намеревался бежать и захватил с собой свои
верительные грамоты. - Прощай, Колумбия, - добавил я. -  Прощайте,  герр
майор Дауфельдт. Aufwiedersehen.
   Труп ничего не сказал.  Дождь  почти  прекратился,  но  мелкие  капли
продолжали падать на его запрокинутое лицо.
   Я заглушил двигатель и осмотрел "Крис-Крафт" в поисках повреждений. В
пятидесятигаллоновой бочке было три отверстия, и  повсюду  расплескалось
горючее. Я недовольно покачал  головой.  Только  по  чистой  случайности
топливо не воспламенилось от пуль или разогретой  машины,  установленной
чуть впереди кормовой рубки. На катере был маленький шкафчик, я  обыскал
его и нашел там ветошь, небольшое ведро и рулончик липкой ленты. Я,  как
мог, залепил ею пробоины, перекатил  бочку  отверстиями  вверх  и  вновь
закрепил ее на месте.
   Потом я вытер тряпками горючее и выбросил их за борт.  Сняв  с  трупа
рубашку, я как можно тщательнее собрал ею остатки разбрызганного топлива
и, зачерпывая  ведром  морскую  воду,  несколько  раз  окатил  палубу  и
сиденья, пока запах солярки не ослаб. Я осмотрел днище, решил, что  туда
просочилось совсем немного топлива и его пары не представляют опасности.
   Лотом я включил маленькую помпу, чтобы откачать горючее.
   Катер не взорвался.
   "Быстрее! - торопило меня подсознание. - Может быть, Хемингуэй  ранен
и умирает". Но если бы я взлетел с катером на воздух в  сотне  ярдов  от
"Пилар", это вряд ли помогло бы ему.
   Когда днище было осушено и остатки топлива испарились,  я  перебрался
на нос, протащил труп через машинное отделение и уложил его на палубу  в
кормовой рубке под бочкой.
   Потом я отмыл от крови палубу носовой рубки.
   Пустившись в обратный путь, я следил за "Пилар"  в  двенадцатикратный
бинокль, по-прежнему не замечая там никакого движения. С другой стороны,
его не было и перед тем, как  майор  Дауфельдт  попытался  прорваться  к
морю.
   Я свернул к западу и  медленно  подплыл  к  корме  яхты  Хемингуэя  с
"магнумом" в руке, старательно держась подальше  от  илистого  берега  и
песчаных отмелей. Отсюда я мог заглянуть в рубку и темный вход в носовые
каюты. Ничего Приблизившись на шесть метров и вытянувшись во весь  рост,
я увидел палубу каюты почти до кормовой банки.
   Там  лицом  вниз  лежало  тело.  Я  увидел  шорты,  раскинутые  ноги,
массивный торс в свитере с обрезанными  рукавами,  бычью  шею,  короткие
волосы и бороду. Это был Хемингуэй.
   Его затылок и виски были покрыты кровью. Волны покачивали "Пилар"  из
стороны в сторону, и  тягучая  жидкость  лениво  переливалась  Казалось,
Хемингуэй не дышит.
   - Проклятие, - прошептал  я  "Крис-Крафт"  подплыл  к  правому  борту
"Пилар" и уткнулся в него. Из носового отсека  не  слышалось  ни  звука.
Боковое стекло слева  от  штурвала  было  разбито.  Должно  быть,  когда
раздался выстрел, Хемингуэй управлял яхтой. Но ведь  кто-то  должен  был
бросить кормовой якорь!
   Колумбия,   он   же   Дауфельдт,   застрелил   писателя   с   берега,
расположившись неподалеку от пирса, потом приплыл  сюда  на  "Лорейн"  и
поставил "Пилар" на якорь А может быть, и нет. Я привязал катер к  крюку
на правом борту у кормы, там, где прежде стоял "Лорейн", и, когда  волны
одновременно подбросили оба судна, перепрыгнул на  борт  яхты,  держа  в
правой руке "магнум", в левой -  гранату  и  следя  за  трапом  носового
отсека и люком ходовой рубки над разбитым стеклом. Тишина и спокойствие.
Я слышал только плеск волн.
   Наконец я отважился посмотреть на Хемингуэя. Было много крови,  и  по
меньшей мере в одном месте с его черепа была содрана кожа - чуть выше  и
позади уха. Колыхание яхты мешало мне определить, дышит ли он.  Кровь  с
его  головы  натекла  на  ухо,  пострадавшее  от   моего   кулака.   При
воспоминании о нашей драке меня вновь охватил стыд.
   Я повернулся к спуску в каюту, и в тот же миг из люка показалось дуло
револьвера. Я вскинул "магнум", но слишком поздно Раздались три коротких
резких выстрела, я почувствовал два сильных удара в грудь  Я  завертелся
волчком, пытаясь удержать "магнум". Послышался еще один хлесткий звук, и
в моем левом боку что-то взорвалось.
   Я выронил пистолет и гранату, упал на кормовую  банку  и  перевалился
через задний борт, срезанный ниже обычного по  заказу  Хемингуэя,  чтобы
было легче втаскивать крупную рыбу.
   Упав в воду, я услышал отдаленный всплеск. В моих глазах потемнело  -
то ли из-за того, что меня  покинуло  сознание,  то  ли  потому,  что  я
окунулся в черную жижу и пошел к илистому дну.

Глава 29

   - Будь ты проклят, Лукас, не вздумай умереть!
   Кто-то бил меня по лицу. Бил крепко. Боль от ударов не шла ни в какое
сравнение с чувством, будто бы в моей  груди  и  правой  руке  шевелятся
горячие сверла, и казалась совершенным  пустяком  на  фоне  мучительного
жжения в левом боку, однако пощечины удерживали меня от падения в уютную
темноту воды и смерти. Я собрался с силами и открыл глаза.
   Дельгадо с улыбкой отодвинулся от меня и сел.
   - Вот и славно, - сказал он. - Ты можешь умереть в любую  минуту,  но
прежде я хотел бы получить ответы  на  пару  вопросов.  -  Он  сидел  на
складном стульчике без спинки, установленном  в  центре  рубки  "Пилар".
Тело Хемингуэя все еще лежало на палубе слева от нас, уткнувшись лицом в
лужу крови.
   К этому времени лужа растеклась еще шире. На  Дельгадо  были  грязные
белые брюки, матросские туфли и его обычная майка. У него были загорелые
мускулистые  плечи.  Он  держал  в  руке  спортивный   шестимиллиметрвый
револьвер Хемингуэя  и  постукивал  его  стволом  по  своему  колену.  Я
приподнял голову и сосредоточил на нем взгляд.
   Я качнулся к нему,  стараясь  схватить  его,  прежде  чем  он  поднял
пистолет.  Меня  охватила  боль,  голова  закружилась,  в   глазах   все
расплылось. Мои руки были скованы за  спиной,  металл  впивался  в  кожу
запястий. Я понял, что сижу  на  банке  вдоль  правого  борта  рубки,  и
Дельгадо приковал меня  к  короткому  отрезку  декоративного  бронзового
поручня под планширом. Вода пропитала мою одежду и хлюпала  в  обуви.  Я
взирал  на  стекавшие  с  меня  струи  с  тупым  интересом,  который  не
обострился и тогда, когда я заметил, что они в основном состоят из  алой
жидкости. Я буквально истекал кровью. Вероятно, Дельгадо выудил меня  из
воды и привел в чувство сразу после стрельбы.
   Он вновь ударил меня, на сей раз дулом пистолета в висок.
   Я старался сфокусировать взгляд, не обращая внимания на  то,  что  он
говорит.
   - ..документы, Лукас? Документы Абвера?  Скажи  мне,  где  они,  и  я
оставлю тебя в покое, обещаю.
   Я попытался заговорить. Должно быть, при падении я ударился  лицом  о
корму, потому что мои губы  были  рассечены  и  вспухли.  Либо  Дельгадо
трудился надо мной дольше, чем я полагал.
   - ..в.., бухте... - с трудом выдавил я. - Они.., у Дауфельдта.
   Дельгадо усмехнулся.
   - Нет, Лукас, документы не у Дауфельдта. Дауфельдт - это я. Я вытащил
тебя из воды только потому, что мне потребовались вот эти бумажки. -  Он
вытащил из кармана брюк промокшее эсэсовское удостоверение и письмо. - А
теперь мне нужны документы Абвера. Где их прячет Хемингуэй?
   Я покачал головой. От этого движения по моей правой руке и левом боку
разлилась боль и перед глазами вновь заплясали черные точки.
   - В бухте.., и на берегу. Там.., где разбился "Лорейн".
   Дельгадо ударил меня ладонью.
   - Сосредоточься, Лукас. Курьерская сумка оказалась У Хемингуэя, иначе
я бы его не убил. Но вместо абверовских документов там  лежала  какая-то
дурацкая рукопись. Когда Крюгер попытался бежать, у него не было с собой
документов.
   Где они?
   Мне потребовались все силы, чтобы приподнять голову и  посмотреть  на
Дельгадо.
   - Кто.., такой... Крюгер?
   Дельгадо искривил губы.
   - Сержант СС Крюгер. Мой бесценный верный радист с  "Южного  креста".
Ты только что выловил его из воды, Лукас.
   А теперь говори, куда Хемингуэй спрятал эти чертовы документы?
   Я покачал головой и уронил ее.
   - Это майор Дауфельдт.., так написано в удостоверении.
   Дельгадо приподнял мою голову за волосы и наклонился к моему лицу.
   - Ты слышал, Лукас? Майор Дауфельдт - это я. Когда ты появился здесь,
я уговорил трусливого бедолагу Крюгера  взять  "шмайссер"  и  попытаться
удрать на "Лорейн". Как я и рассчитывал, ты прикончил его. Удостоверение
и письмо принадлежат мне. Но где документы?
   - Хемингуэй.., жив? - с трудом произнес я.
   Дельгадо мельком оглянулся через плечо. Над головой Хемингуэя и лужей
крови, которая уже растеклась до его плеч, роились мухи.
   - Не знаю, - сказал Дельгадо. - Мне это безразлично.
   Если он еще жив, то скоро умрет. -  Он  вновь  посмотрел  на  меня  и
улыбнулся. - Хемингуэй погиб от несчастного  случая  на  воде.  Ударился
головой, когда "Пилар" наткнулась на песчаную отмель.  Я  воспользовался
багром, но это мот быть любой острый угол в  рубке.  Я  очищу  багор  от
волос и крови и выброшу его за борт. Потом я загоню яхту на мель.  После
того как труп несколько часов пролежит в воде,  никто  не  сможет  точно
определить происхождение раны.
   Я уселся как можно прямее и попытался пошевелить руками в наручниках.
Дельгадо затянул  их  очень  туго,  прекратив  циркуляцию  крови.  Я  не
чувствовал свои пальцы и не мог ими  двигать.  А  может  быть,  причиной
онемения была кровопотеря. Кровь пропитала мою рубашку, брюки,  туфли  и
кожу сиденья.  Я  старался  сосредоточиться  -  не  на  Дельгадо,  а  на
собственном самочувствии. Я запомнил три удара пуль: один в руку, другой
- в верхнюю правую часть груди либо в плечо, и третий, самый опасный,  в
левый бок. Я посмотрел вниз. Разорванная мокрая  рубашка,  много  крови.
Это  почти  ничего   не   говорило   мне.   Но   Дельгадо   стрелял   из
мелкокалиберного револьвера, и это внушало определенные надежды.  Однако
кровотечение и прогрессирующая слабость были дурным знаком.
   Одна или две маленькие пули задели жизненно важные органы.
   - Ты слушаешь меня, Лукас?
   Я вновь сфокусировал взгляд:
   - Как это произошло?
   - Что именно?
   - Как вы расправились с Хемингуэем?
   Дельгадо вздохнул.
   - Что это - кульминационный эпизод киноленты, в котором я рассказываю
тебе обо всем, прежде чем ты умрешь?
   Или, еще нелепее, - сбежишь?
   Я чувствовал, как наручники впиваются мне в запястья, и понимал,  что
о бегстве не может быть и речи. Даже если я высвобожу руки, даже если  к
ним вернутся ощущения, я  слишком  ослаб,  чтобы  действовать  ими.  Мне
пришла мысль попробовать бороться с Дельгадо при помощи ног, но, сдвинув
их на несколько  сантиметров,  понял,  что  они  практически  бессильны.
Вероятно, мне удалось бы  схватить  его  ногами  за  пояс  и  удерживать
несколько секунд, но я не смог бы его повалить, а  ему  было  достаточно
выстрелить в меня из револьвера. Я решил сберечь  остатки  сил  и  ждать
удобного момента. "Удобного для чего, Джо?" Мой внутренний голос  звучал
устало и  язвительно.  Я  смотрел  на  Дельгадо,  стараясь  не  потерять
сознания.
   - Что ж, - заговорил  он,  -  я  объясню,  как  заманил  Хемингуэя  в
ловушку, а ты расскажешь, где он мог спрятать документы. Идет?
   Я кивнул, хотя все козыри были у Дельгадо, он  знал  об  этом  и  мог
ничего мне не рассказывать. В  моем  неповоротливом  мозгу  шевельнулась
мысль о том, что заносчивость Дельгадо - моя последняя надежда. Несмотря
на сарказм, с которым он упомянул об "эпизоде,  в  котором  рассказывает
мне обо всем", я чувствовал, что,  подобно  большинству  киногероев,  он
жаждет именно этого. Может  быть,  убежденность  Хемингуэя  в  том,  что
вымысел - даже кинематографический -  правдивее  самой  жизни,  в  конце
концов окажется истиной.
   - Мы предоставили "Лорейн" воле течений, и он  сам  подплыл  к  этому
островку,  -  заговорил  Дельгадо,  по-прежнему  кривя  губы   в   своей
вызывающей ухмылке. - Сержант Крюгер лежал в  рубке  лицом  вниз,  якобы
раненый и без сознания.
   Тогда на нем была твоя зеленая рубашка, Лукас.
   Должно быть, в моих глазах  что-то  мелькнуло,  потому  что  Дельгадо
фыркнул.
   - Эльза украла ее для нас.
   - Эльза?
   Дельгадо покачал головой, словно взрослый,  который  разговаривает  с
тупым ребенком.
   - Мария. Впрочем, это неважно. Может быть, потом ты  расскажешь,  как
ее убил, но сейчас это не имеет значения. Ты ведь  хочешь  дослушать  до
конца сказочку на сон грядущий?
   Я промолчал.
   - Итак, пока писатель окликал тебя по имени  и  привязывал  катер,  -
продолжал Дельгадо, - я вплавь добрался до яхты с островка  и  встал  за
его спиной со "шмайссером", ожидая, что он схватится за свой  игрушечный
револьвер. - Дельгадо вновь покачал головой. - Но  этот  болван  вздумал
затеять драку. Попытался отнять у меня  "шмайссер".  Разумеется,  я  мог
пристрелить Хемингуэя или убить голыми руками, в этом и заключался  план
номер один - представить дело так, будто бы его прикончил ты,  -  но  до
тех пор, пока Мальдонадо не доставил твой труп на Нуэвитос, мы вынуждены
были создавать видимость несчастного случая. Итак, пока сержант  боролся
с Хемингуэем, я хватил его по затылку багром. Видишь ли, мы  заметили  в
рубке курьерскую сумку и решили,  что  абверовские  документы  находятся
там. Но в  сумке  оказалась  дурацкая  рукопись  о  парочке  влюбленных,
которые трахаются во Франции. Тогда я  велел  Крюгеру  присматривать  за
твоим дружком, который валялся на палубе и истекал кровью, а сам обыскал
яхту. Потом ты подоспел на выручку Хемингуэю, и я отважился на геройский
поступок, отпустив беднягу  Крюгера  со  своим  автоматом  и  затаившись
здесь, не имея под рукой ничего, кроме  маленького  пугача  писателя.  Я
собирался ранить тебя тремя  выстрелами,  чтобы  получить  обратно  свое
удостоверение и выяснить, где находятся  бумаги,  однако  одна  из  пуль
оказалась смертельной - я понял это по тому, как  ты  извивался,  прежде
чем упасть. Мне очень жаль. Конец фильма.
   Где документы?
   Я покачал головой. Мне казалось, что поднявшийся ветер шуршит кронами
пальм на соседнем островке, но потом я понял, что это шум крови  в  моих
ушах.
   - Объясните.., остальное... - слабым голосом попросил я.  -  Я  не..,
понимаю. Документы. Бекер. Трупы немецких солдат.  Зачем?  Что  все  это
значит? Не понимаю.
   Дельгадо учтиво кивнул.
   - Ты и не должен был понять, Лукас. Тебя выбрали именно  поэтому.  Ты
умен.., но не слишком. Но, боюсь, нашу беседу пора заканчивать,  и  даже
если бы у нас было больше  свободного  времени,  я  ничего  бы  тебе  не
сказал. -  Он  поднял  пистолет  и  навел  его  меж  моих  глаз.  -  Где
абверовские документы?
   - Пошел ты... - произнес я и умолк, ожидая выстрела.
   Дельгадо чуть заметно искривил губы.
   - Крутой парень, - сказал он и пожал плечами. - Не хотелось  бы  тебя
расстраивать, Джо, но эти документы мне  в  общем-то  ни  к  чему.  Там,
откуда они взялись, найдутся еще.
   Наши партнеры полагают, что  передача  состоялась,  и  теперь,  когда
канал  налажен,  я  могу  в  любое  время  подбросить  очередную  порцию
абверовских документов. После событий на Пойнт Рома нам доверяют,  и  мы
сделаем все, чтобы они и впредь пребывали в добром настроении.
   -  В  добром  настроении..,  кто?  -  тупо  спросил  я,   лихорадочно
размышляя. "Ноги еще достаточно сильны, чтобы  один  раз  пустить  их  в
ход.., сейчас самый удобный момент". Но Дельгадо  отодвинул  брезентовый
стульчик на метр и оказался в недосягаемости.
   Он покачал головой:
   - Извини, Лукас. Время вышло. Прощай, малыш.
   Черное отверстие пистолетного дула почти без  остатка  поглотило  мое
внимание, однако краем глаза я уловил движение.
   Хемингуэй встал на колени и застонал, пытаясь подняться на ноги.
   Дельгадо опустил пистолет и повернулся на пол-оборота.
   - О господи, - устало произнес он и, встав,  терпеливо  воззрился  на
Хемингуэя, который наконец поднялся  и  покачивался,  будто  пьяный,  на
залитой кровью палубе своей любимой "Пилар". Лицо писателя  было  белым,
как одинокое облачко, плывшее в небе за его  спиной.  Дельгадо  смотрел,
как встает  Хемингуэй,  и  у  меня  опять  мелькнула  надежда,  что  его
самонадеянность окажется сильнее инстинктивного порыва немедленно нажать
спусковой крючок.
   - Поздравляю, - сказал Дельгадо, отступая на шаг от  своего  бледного
противника. - Ты крепкий сукин сын. Мало кому удалось  бы  выжить  после
такого удара.
   Хемингуэй покачнулся и согнул руки, явно пытаясь сосредоточить взгляд
на мне и Дельгадо.
   "Он стоит слишком далеко", - подумал я. Мое сердце забилось  с  такой
силой, что я испугался истечь кровью  до  смерти  гораздо  быстрее,  чем
рассчитывал. "Он слишком далеко, но это и  неважно,  поскольку  Дельгадо
без труда прикончил  бы  Хемингуэя  голыми  руками,  даже  если  бы  тот
находился в наилучшей форме". Дельгадо вздохнул.
   - Похоже, придется вернуться к плану  номер  один.  Бездыханное  тело
писателя найдено рядом с трупом двойного агента, который его  застрелил.
- Он поднял пистолет и навел его в широкую грудь Хемингуэя.
   Я откинулся назад, не обращая внимания на пронзившую меня мучительную
боль, и что было сил ударил ногами в поясницу Дельгадо. Он,  спотыкаясь,
шагнул вперед